не   спеша
приложился к приобретению, надеясь, что расстройство желудка
не воспоследует.
     Вскоре объявился незнакомец. Он прошагал мимо, не глядя
ни влево, ни вправо.
      Человек  выглядел безобиднейшим обитателем гости-вилы.
Безвреднейшим  туристом.  Только  я  позволил  себе  немного
усомниться   в  этом,  ибо  внешность  мужчины   точнехонько
соответствовала  полученному недавно по  телефону  описанию.
Пять  футов  одиннадцать дюймов от  макушки  до  пят,  около
тридцати  пяти лет от роду, темные вьющиеся волосы, тронутые
на   висках  сединою,  правильные,  медальные  черты   лица.
Опрятные  маленькие усы. Их в описании не значилось,  однако
усы обладают свойством отрастать.
      Я  проследил,  как  он пересек автомобильную  стоянку.
Обернувшись,  мужчина увидал бы меня во всей любопытствующей
красе,   да   только   Ганс  Рюйтер   справедливо   считался
профессионалом.  Не  лучшим,  правда,  -  и  все  же  вполне
приличным. И не собирался украдкой глазеть через плечо  -  в
особенности если подозревал за собою слежку.
        Он   остановился   подле   автомобиля.   Столь    же
респектабельного  и  безукоризненного,  сколь  и   владелец.
Большой  мерседес  кофейного  цвета.  Калифорнийский  номер.
Ежели  хочешь  ненадежнее  затеряться  в  потоке  автомашин,
подвесь  калифорнийские знаки. Не думаю, что хоть кто-нибудь
из  обитателей упомянутого штата хоть когда-нибудь  остается
дома на два дня кряду.
      Я  следил за Рюйтером, отъезжавшим в роскошном рыдване
заокеанской выделки. Немецкой, между прочим.
      Преследовать, сами понимаете, не пытался. VW стоял  на
расстоянии  двух кварталов, да и незачем Дэйву  Клевенджеру,
частному   детективу  из  Колорадо,  обращать  на  господина
Рюйтера  внимание,  а тем паче, виснуть у  того  на  хвосте,
подобно репейнику. Опять же: Мэтту Хелму, правительственному
агенту,  истребителю  и  лазутчику,  строжайше  было  ведено
содействовать, а не препятствовать эволюциям Ганса Рюйтера.
      Заставив себя спокойно прикончить канадское  пойло,  я
возвратился к четырнадцатому домику. Постучался,  не  ожидая
ответа.  Чересчур  уж беззаботно, слишком беспечно  удалялся
Рюйтер.  Словно человек, знающий, что вскоре за  его  спиною
сорвутся   с  цепей  все  дьяволы  преисподней,  и  спешащий
незаметно убраться поскорей и подальше.
     Ответа не замечалось. Я опять пустил в ход целлулоидную
карточку,  невольно  припомнив,  при  каких  обстоятельствах
пользовался  ею  накануне  и что  сыскал  за  распахнувшейся
дверью.
     Входил я с превеликой осторожностью. Рюйтер убрался, но
из  этого  отрадного  факта  еще  не  следовало,  что  домик
необитаем.  А  револьвер остался в машине и,  дабы  отыскать
его,  любознательной полиции довелось  бы  разбирать  VW  по
частям.   Насчитав  на  шоссе  несколько  сотен  законников,
ловящих  беглую  преступную шваль, и миновав  пару  дорожных
'  a+.-.",  я почел за благо припрятать нелегально ввезенный
ствол  получше и подальше. А вот ножик оставался при  мне  -
складной и с виду безобидный...
     Ничего не случилось. Я замкнул за собою дверь, привычно
исследовал  ванную,  спрятал  стальное  лезвие  в   рукоять.
Подошел к двуспальной кровати.
       Не   скажу,   будто  зрелище  оставило  меня   вполне
равнодушным. Повидав Рюйтера, я ожидал беды и  уже  не  имел
никакого   профессионального  права  застывать,   сглатывать
подкативший к самому горлу комок, ошеломленно смаргивать. Но
как   раз   этим-то  и  ванимался  я  несколько  последующих
мгновений.
      В  сущности,  все  было весьма опрятно.  Обошлось  без
кислот.     Рука    Элен    стискивала    двадцатикалиберный
пистолетишко,  листа фанеры при выстреле в упор  неспособный
прошибить. А на виске темнело круглое отверстие. Вот и  все.
Наличествовали,  конечно, пороховые  ожоги  да  крови  чуток
вытекло  - но череп не разлетелся вдребезги, как бывает  при
ударе тяжелой, могучей пули.
      Если  бы не восковая бледность, не рана и не пистолет,
можно было бы счесть женщину спящей.
      В  углу,  на  столике,  виднелась  переносная  пишущая
машинка,  наверняка принадлежавшая Элен. В машинке  виднелся
наполовину  высунувшийся бумажный лист. На  листе  виднелось
напечатанное прописными буквами:
       ПРОСТИТЕ  НЕ  СОЗНАВАЛА  ЧТО  ДЕЛАЮ  БОЛЬШЕ  НЕ  МОГУ
ПРОЩАЙТЕ.
      Подле  машинки  являлась  всеобщему  обозрению  пустая
бутылочка  с  притертой  стеклянной  пробкой.  Полусъеденная
потеками едкой жидкости наклейка возвещала: "... ота серн...
концентр...  "  Рядом  валялся маленький  шприц,  в  котором
виднелся   некий  осадок.  Предусмотрительно   и   заботливо
оставленный  -  дабы  совпасть с  формулой  отравы,  которая
прикончила бедного Грегори.
      Картина даже у тупейшего из полицейских не вызвала  бы
сомнения.   Убийца  не  вынесла  поединка  с  чувствительной
совестью, отпечатала записку, прилегла поудобней и  пальнула
себе в висок... Со стороны Рюйтера - весьма оправданный ход.
Я и сам немного подозревал Элен.
      Что  ж,  когда работа закончится, можно будет заказать
огромный  стакан виски либо джина и вместо содовой разбавить
напиток    собственными   слезами.   А   сейчас    надлежало
действовать. И проворно.
      Я  извлек  из  кармана попорченную кислотой  перчатку,
натянул  на правую руку Элен, еще не успевшую, окоченеть.  И
наделась,  и  снялась  перчатка  без  малейшего  труда,  ибо
чересчур  велика была. Последовательность событий, заодно  с
причинами, становилась более-менее понятна.
      Обронив  перчатку в комнате Грегори, Женевьева  Дрелль
вовремя  всполошилась,  незаметно уведомила  об  этом  Ганса
Рюйтера,   а  немец,  наверняка  задав  растеряхе   нагоняй,
согласился замести следы. Снабдить полицию столь несомненной
разгадкой,  что  канадцы лишь порадуются  и  постараются  не
заметить  легкого расхождения в размерах. Да и нельзя  разве
/.+l'."  blao  перчаткой  большой и  свободной?  От  кислоты
надежней защитит...
      И  Гансу, и Женевьеве, конечно же, невдомек было,  что
перчатка  у меня. Знай милая парочка об этом обстоятельстве,
Элен,  пожалуй, не убили бы. Не убили бы ее,  пожалуй,  и  в
иное время - девочка получила предупреждение касаемо дверей,
но Элен ждала меня и беспечно открыла Рюйтеру...
      Существуют  любители возлагать на  плечи  всю  мировую
скорбь  и  чувствовать себя в ответе за все. Это их  частное
дело.  Я  же  не  имел ни желания, ни времени  облачаться  в
рубище  и  посыпать  главу пеплом.  Я  просто  направился  к
выходу.
     Но тут затрезвонил телефон.
      Чуток  поколебавшись,  я  все-таки  решился  и  поднял
трубку,   предварительно  кинув  поверх  пластмассы  носовой
платок:  Разумнее  казалось  узнать:  кто  именно  вызывает.
Зазвучал  молодой,  знакомый мужской  голос,  уже  слышанный
ночью в лесных дебрях:
      - Элен? Из Денвера сообщают: этот гусь, Клевенджер,  -
действительно  частный  детектив.  Безобиден.  Принимай   на
здоровье и не тревожься... Элен?.. Эй, Элен! Это ты?
      Решиться  было несложно. Я, разумеется,  мог  положить
трубку,   предоставив  Ларри  Фентону  и  Маркусу  Джонстону
теряться в догадках, но коль скоро Элен уведомила их о нашей
встрече,  значит  ребятки  трудились  втроем.  На  один   из
вопросов,  не решенных Маком, сыскался ответ. А поскольку  и
Фентон,  и  Джонстон обязательно и непременно  ринутся  меня
допрашивать, лучше было сыграть в мальчишескую наивность.
      -  Это гусь по имени Клевенджер, - ответствовал  я.  -
Если ты гусь по имени Фентон, прекращай гоготать и стремглав
лети  сюда.  В  клюве  принеси  лопату  -  кой-кого  надобно
похоронить.  Потребуюсь  после -  отыщешь  в  кемпинге.  Уже
полагается знать мою стоянку.
      - Не смей уходить! Подожди в доми... Я опустил трубку.
Поглядел  на  кровать. Увы, нам платят за плащ и  кинжал,  а
вовсе не за карающий меч.
     Обещать убитой, что отплачу сполна, изрекать напыщенные
драматические   фразы  означало  бы  завести   бессмысленный
монолог, бесцельно бормотать наедине с собою. Людей, которые
склонны к подобному, определяют в сумасшедший дом.
      Я  не мстить явился. Напротив, получил недвусмысленный
приказ: пособить убийцам избежать любой и всяческой кары.

                           Глава 9

      Когда  я вышел из домика номер четырнадцать, на западе
гасли  последние розовые проблески зари. До машины  добрался
благополучно  и  отъехал  без  приключений,  и   несколькими
кварталами  далее остановился у заправочной станции.  Покуда
служащий  наполнял  бак VW, я ускользнул  в  уборную,  вынул
изгаженную  лайковую  перчатку,  раскрыл  нож  и   тщательно
искромсал   несчастную  улику  на  мелкие   кусочки.   Затем
понемногу, чтобы стока не забить, побросал кожаные клочья  в
унитаз,  не забывая пускать вослед обильные водяные  потоки.
Oускай думают, что у меня желудок раскапризничался...
      Сообразно  приказу, тюрьма числилась предпоследним  из
подходящих  Женевьеве  Дрелль  мест  пребывания.   Последним
считался  электрический  стул... Ее поручили  моим  заботам,
смазливую,   высокую,  кислотно-щелочную,  цианисто-калиевую
особу.  И  Ганса Рюйтера, специалиста по выведению в  расход
ничего  не подозревающих девиц, доверили моему же попечению.
Долг  велел  оберегать  обе  хитроумные,  злобные,  красивые
головы  и  не  дозволять ни единому лишнему волоску  выпасть
вон.
      Вдобавок,  сказал  я  себе,  дергая  цепочку  сызнова,
перчатка могла навлечь неприятности на меня самого.  Там,  в
кемпинге... Куда я добирался неспешно, предоставляя  Фентону
и  Джонстону  побольше  времени,  дабы  учинить  правильную,
положенную по наставлениям засаду...
       Увидеть  их  тотчас  я,  конечно  же,  не  смог,  ибо
расположился  на отшибе, по соседству с лесной опушкой,  где
кустарник  рос вольготно и густо. Потом увидел. Младшего.  И
подумал,  что  уж  с  этим парнем охотиться  из  засадки  на
водоплавающую  или  пролетную дичь  не  отправлюсь  никогда.
Особи  вроде  Ларри  Фентона  просто  не  умеют  замирать  и
неслышно  караулить. Ларри зашелестел ветвями  и  выпрямился
чуть ли не прежде, чем объект покинул автомобиль.
     Включенные фары светили вовсю, пока разгорался походный
керосиновый  фонарь.  Потом я определил  фонарь  на  столик,
сунул  руку  в  кабину,  придавил кнопку.  Фары  погасли.  А
Джонстон  выступил из-за ближайшего дерева, держа  револьвер
наизготовку.  Я вежливо поднял обе руки. Тогда Ларри  Фентон
выскочил сбоку, приблизился и стукнул вашего покорного слугу
в челюсть.
     Наверное, слово "стукнул" звучит излишне сильно: просто
смазал  по физиономии. Но я исполнительно шлепнулся  наземь,
потому  что  в  похожих переплетах вернее  всего  прекратить
потасовку  еще  до  ее  начала. Частный детектив  Клевенджер
слишком  разумен  и  осторожен, чтобы  связываться  с  двумя
вооруженными людьми из Федерального Бюро. Вдобавок, не люблю
драться  кулаками:  кровавишь  себе  суставы,  а  итог  едва
оправдывает потраченные усилия. Да еще и сдачи получаешь той
же  монетой.  Лупить  человека - так наповал.  Иначе  вообще
надлежит всемерно воздерживаться от лупцевания.
     - Ты убил ее! - зарычал Фентон. - Убил ее, скотина!
     Пинка по ребрам даже разумный мистер Клевенджер не смог
бы   вынести   невозмутимо.   Я   скосился   на   Джонстона,
державшегося поодаль с револьвером в руке. Опытный, надежный
профессионал,  отозвался о Джонстоне Мак. На  первый  взгляд
мужчина впечатления не производил. Никакого. Повстречаешь  в
толпе - взглядом не удостоишь.
      Невысокий  пухлый очкарик. Одутловатое, бледное  лицо,
редеющие   каштановые  волосы  гладко  зачесаны  к  затылку.
Джонстон   казался  коммивояжером  или  страховым   агентом,
который  любит,  вернувшись домой - к  пухлой  жене  и  двум
пухлым розовощеким отпрыскам, вяло пялиться в экран, цинично
и справедливо именуемый "кретиноскопом".
      По  более  пристальном рассмотрении за стеклами  очков
.!-  `c&(" +(al холодные голубые глаза, и вы подмечали,  что
рука,  сжимающая  револьвер,  целится  неколеблемо...   Этот
человек  не действует сломя голову, подобно своему  зеленому
напарнику.  И  не  проделает  во  мне  дырку  при   малейшем
неосторожном движении. Можно было и сдерзить капельку.
      Отведя  взор  от  метавшего громы и  молнии  Ларри,  я
обратился к Маркусу:
      -  Обуздайте-ка животное. Лягнет еще хоть раз - отрежу
копыто.   Клянусь  античными  богами,  а  также   языческими
идолами!
      -  Полегче,  Клевенджер, - ответил Джонстон.  -  Легче
легкого... Понял?
     - Заткнись, - ответил я, запуская предерзостную десницу
в  карман. Выстрела не последовало. Я вынул заветный нож и с
нарочитой  неспешностью  щелкнул  складным  лезвием.   Ларри
замахнулся  было,  но  Джонстон укротил  его,  подняв  левую
ладонь.
     Я любезно уточнил:
      -  Отрежу  посередине щиколотки. Еще один  пинок  -  и
Фентона  будут  звать Ларри-Костяная Нога...  А  ты,  пончик
недопеченный, прекрати пушкой размахивать! Нажмешь на  курок
посреди кемпинга - с местной полицией объяснишься. И  весьма
подробно.
     Джонстон и бровью не повел:
      -  Больно  ты  бойкий  малый  для  паршивого  частного
детектива.
     Я отпарировал:
     - Больно ты бойкий малый для вшивого шпионишки! Небось,
орудуете в дружественной стране безо всякого разрешения, а?
     - Откуда узнал? И, кстати, откуда имя Ларри выудил?
      - У вас, голубчиков, - ухмыльнулся я. - Ты сам окликал
его   ночью,   в  зарослях,  под  обломным  ливнем.   Сопляк
заблудился и взывал о помощи. Не забыл?
     Пухлый федеральный агент огорчился:
     - Подсматривал? Тоже?
      -  Конечно, подсматривал. И подслушивал. Только, не  в
пример  некоторым,  я  старый  лесной  бродяга.  Извини   за
похвальбу.
     - Как пронюхал о наших занятиях?
      -  Изначально сказали: в деле участвует ФБР. А прошлой
ночью,  в  Регине, девушка пыталась выудить у меня требуемые
сведения и заявила: работаю на Дядю Сэма. В "Лосиной Голове"
я  снимаю трубку - и слышу милый знакомый голосок. Два  плюс
один  равняется  трем.  В  школе это  зовут  арифметикой.  В
сыскном  деле - дедукцией... А на поддержку из Вашингтона  и
рассчитывать  не  моги! Если полиция  узнает  о  федеральных
ослах,    учинивших    посреди    Канады    покушение     на
соотечественника, Эдгар Гувер открестится от  вас  и  громко
скажет "сгиньте, окаянные".
      -  На  соотечественника? На  убийцу,  так  вернее.  Не
удостоив Джонстона ответом, едким и немедленным, я поднялся.
Ларри  шагнул  было  вперед, но замер, остановленный  жестом
командира. Я закрыл нож и убрал его с глаз долой.
     - Убийцу?
      -  Ведь  Ларри  уже  пояснил.  Мы  считаем,  что  Элен
застрелил ты.
      - Ох, оставьте! Милая старая песенка! Налететь с пеной
у  рта, обрызгать слюной, застращать, застигнуть врасплох...
Этого  Hombre,  - я указал на себя, - врасплох  не  застают.
Поговорим рассудительно. Элен застрелилась. Ясно, как  Божий
день. И причина столь же ясна... Пистолет, между прочим,  ее
собственный.
      Говорил  я  наугад  и наверняка -  одновременно.  Ганс
Рюйтер   мог   использовать  лишь   оружие   самой   жертвы.
Собеседники переглянулись и промолчали.
      -  А  теперь  вопрос: дело замнется  или  вы  намерены
сделать меня козлом отпущения?
     - Чего ради?
      -  Страховые агенты, чиновники, полицейские  и  прочая
подобная  шушера очень дорожат незапятнанной честью  ремесла
или  мундира. А потому и стремятся выгораживать  сотоварищей
любыми средствами. Кстати, надоедливый Клевенджер уберется с
дороги, мешать не станет...
      - Козел отпущения... - задумчиво повторил Джонстон.  -
Весьма привлекательная мысль...
     - Дурацкая мысль. Оставьте все как есть - и делу конец.
В  Брэндоне.  А  начало было в Регине,  Ларри  уставился  на
Джонстона с недоумением и гневом.
      -  Неужели ты слушаешь его, Маркус? Да Элен вовеки  не
застрелилась  бы!  И  не  прикончила  бы  человека  флаконом
кислоты, знаешь сам! Убийца - здесь! Вот он!
     Я укоризненно покачал головой:
      -  Где откопали этого мыслителя? Думаешь, он сам верит
галиматье, которую изрыгает? Полагаю, нет.
      -  Верю!  -  прошипел Фентон. -  Ты  убил  ее,  и  сам
сознаешься...
      - Разумеется. Убил. А потом поднял трубку и расписался
в злодеянии. Правда, гениальный ход?
      Оставалось  лишь  дивиться, каким  образом  Женевьева,
обретавшаяся  под  неусыпным наблюдением,  сумела  уведомить
Рюйтера.  Должно  быть, остановилась  у  бензоколонки,  дала
незаметно   следовавшему  по  пятам  немцу  условный   знак,
удалилась  в  уборную.  Рюйтер,  в  свою  очередь,   пожелал
облегчить  желудок и отправился на мужскую половину.  Дальше
разговаривали  через  тонкую  стенку.  По  крайности,  я  не
додумался  ни до чего иного. А выдавать любимого и лелеемого
Ганса федеральной парочке не помышлял. И угрюмо уставился на
Ларри.
      Парень  был  еще  молод: примерно  двадцать  пять  или
двадцать  шесть,  но  случайный  наблюдатель  мог   дать   и
побольше, ибо Фентон - то ли преждевременно лысея, то ли Юлу
Бриннеру  подражая, брил голову наголо. Тощий,  бледноликий.
Измученный.   Пожалуй,  недавно  вышел  из   больницы.   Или
госпиталя...  Следовало  относиться к  Фентону  милосерднее.
Возможно,  и  агент неплохой, только пережил нечто  ужасное,
получил серьезную рану или тяжелую травму. Не наберется  ума
-  рано  или  поздно заработает новую. И  не  исключаю,  что
причиной тому буду самолично.
      Еще несколько минут мы переругивались весьма оживленно
и  ядовито. Многоопытный Джонстон удостоверился, наконец,  в
невиновности Дэйва Клевенджера, дозволил напарнику быстро  и
небрежно обыскать нахальную ищейку из Колорадо, потом вернул
револьвер  в  наплечную  кобуру. И взялся  склонять  меня  к
сотрудничеству.  И  принялся пояснять возможные  последствия
отказа:
      -  Вообще-то  в подобных операциях частному  сыску  не
место... Но коль скоро вы уже здесь... И ежели откажетесь...
Тогда вас попросту... Вы обязаны...
      -  Конечно, - сказал я. - Только не мешайте  работать.
Узнаю любопытное - сообщу немедленно.
     - Сделайте милость. Ларри, пойдем.
      Оба  растаяли в темноте. Я потер, наконец,  ушибленную
челюсть,  скривился,  прошагал  в  палатку,  разжег  примус,
водрузил  на  него сковороду, изжарил купленный  в  Брэндоне
бифштекс. Жилистый, жесткий и невкусный.
      Что ж, от Ганса Рюйтера их удалось на время отвести. А
большего покуда и не требовалось.
       Серебряный   трейлер  сиял  освещенными   окнами.   Я
постучался  в  дверь.  Та немного приотворилась.  Высунулась
Пенни.
     - Можно побеседовать с матушкой?
      Маленькое личико выглядело осунувшимся и перепуганным.
Помедлив, Пенни обернулась:
      - Мама, опять явился этот частный детектив. Поговорить
хочет...
     - И не просто поговорить, а про убийство, - прибавил я.
      Воцарилось молчание. Женевьева, еще незримая для меня,
поднялась,   приблизилась,   оттолкнула   дочь   в   глубины
передвижного домика, явила собственный лик.
     - Про какое убийство, мистер Прескотт?
     - Разрешите войти?
       Женевьева  скосилась  через  плечо,  замялась,  точно
безмолвно просила совета, и отрезала:
     - Нет. Нельзя.
      Жаль,  подумал  я,  надо  же было  объявиться  так  не
вовремя! В трейлере, безусловно, затаился посторонний. А его
присутствие следовало скрывать ото всех - и в первую очередь
от Фентона с Джонстоном.
     Я изобразил усталый, обреченный вздох и произнес:
      -  Хорошо,  сударыня.  Могу и  снаружи  постоять.  Но,
думается,   вам   небезынтересно   услышать:   Майка   Грина
действительно  убили.  А женщина, совершившая  преступление,
покончила  с  собою часа два назад, в одной  из  Брэндонских
гостиниц. Любопытно, да?
      Стоявшая  полутора  ярдами  выше  миссис  Дрелль  сухо
молвила:
      - Не понимаю, что вы тут находите любопытного. Гнусная
гибель Майка Грин