яются.
     - Разве  отец не понимал, что радиация опасна? Мог бы и не
лезть.
     - Там беда была в том, что рабочие тоже понимали, что  это
смертельно,  а  он  ведь  никогда  никого  заставить  не мог. А
спрашивалось-то с него, вот сам в самую  грязь  всегда  и  лез.
Выбора  не  было.  Был  в  то  время  случай.  Инженер отправил
рабочего какой-то  болт  завернуть,  а  сам  не  захотел  лезть
проверять. В результате - суточная наработка раствора оказалась
вся на полу. Разбираться не стали. Инженера, насколько я помню,
в  лагеря,  там  след  его  и затерялся. А рабочего заключенные
насмерть  забили...  Так  что  права  на  ошибку  не  было.   И
халатность каралась жестоко.
     - Слушай,  я  не  понял,  а  почему папа опять просился на
завод?
     - Там зарплата выше. А  сейчас  и  условия  работы  вполне
безопасные. Ладно, сынище, пошли спать, утро вечера мудренее.
     - Еще скажи: перемелется - мука будет.
     - Будет,  будет.  Скоро  рассвет  будет,  балаболка ты моя
любимая.
     Чернильная синь на востоке уже была  готова  расступиться,
сплошной  звездчатый  ночной  полог уже начинал приподниматься,
готовя    выход    отдохнувшему    за    ночь,    свежевымытому
божественноликому   светилу.   А   когда  ослепительно  сияющий
древнейший и могущественнейший  из  богов  наконец  появился  в
своей  огненной  колеснице, запряженной горячими неудержимыми в
бешеном беге конями, Сан  Саныч  уже  спал  крепким,  спокойным
сном.

     Над пучиной в полуденный час
     Пляшут искры, и солнце лучится,
     И рыдает молчанием глаз
     Далеко залетевшая птица.
     Заманила зеленая сеть
     И окутала взоры туманом,
     Ей осталось лететь и лететь
     До конца над немым океаном...
                  (Николай Гумилев)

     Времена  изменились,  реакторы позакрывали, заводы встали.
Без  работы  остались  специалисты-ядерщики.   Теперь   Америка
боится,  что  они побегут в Среднюю Азию, создавать новую волну
Великого Противостояния. Однако город продолжает жить. Странный
город. Красивый город. Город на бочке с порохом. И все  так  же
живут  в нем люди, добрые приветливые люди, невольные заложники
Ядерного принца. Один из одноклассников затащил  Сан  Саныча  в
гости,  где  в  очередной  раз  с  Сан Санычем начало твориться
что-то непонятное, немыслимое.
     Как  водится  в  России,  праздник  начался  с   обильного
застолья.
     - Я  вас  умоляю:  ни слова о политике, - весело дребезжал
голосок  хозяйки   дома.   -   Между   прочим,   погода   нынче
замечательная,  не  правда  ли? Мы с утра в сад ездили, там уже
огурцы первую завязь дали, а у помидоров каемочка коричневая на
листочках образовалась. Сырость, видите ли,  гниль.  А  вот  за
Вишневыми  горами  уже,  говорят,  чернику  берут,  правда, там
дороги развезло.
     Сан Саныч наелся до того, что стало трудно дышать. Да и не
мудрено  -  стол  был  накрыт   на   славу.   Взять   хотя   бы
здоровеннейшую  рыбину с длинным ухмыляющимся рылом, обложенную
зеленью  и  дольками  лимона,  возлежавшую  посередине.  Вокруг
рыбьей головы, вылезающей за край блюда, как, впрочем, и вокруг
свешивающегося  хвоста,  среди салатов и закусок, в хрустальных
разноцветных графинчиках стояло  множество  наливок  и  настоек
домашнего приготовления.
     Хозяйка  развлекала  гостей, читая сказочку, сочиненную ее
умненькой дочуркой:
     - А  когда  нападали  враги,  он  грозно  стучал  о  землю
тяжелыми  челюстями  и  первый  кидался в бой. Это был свирепый
муравей-воин. Основным его сообщником в любого рода делах  была
улитка-беспощадная...
     Сан  Саныч  поймал  себя  на  мысли,  что  в  этом городе,
странном и каком-то совсем не российском городе, жизнь идет  по
каким-то  никем  не  писанным своим законам, и все семьи чем-то
похожи одна на другую. Здесь считается неприличным в 26 лет  не
иметь  машину,  считается  ненормальным отсутствие дачи. Люди в
большинстве своем одеваются либо в  джинсово-кожаную  униформу,
либо   поражают   уникальной   изысканностью,   соответствующей
последнему писку модных журналов. Во всем, абсолютно во всем  в
городе  чувствуется  достаток  и  комфорт.  Раньше,  когда  еще
искренне верилось в сказки о грядущем светлом завтра, казалось,
что этот город  -  прообраз  города  будущего,  единственный  в
стране  образец  коммунистического  города,  в котором все люди
довольны и счастливы и  им  на  блюдечке  с  голубой  каемочкой
подносится  все, что только они могут пожелать... Тогда мы даже
не догадывались о цене этих жизненных благ...
     Утопая в плюшевых подушках дивана, заедая гуся  в  яблоках
конфетами  с  птичьим молоком, Сан Саныч вдруг подумал, что, не
вернувшись на родину после института, он что-то потерял. Что-то
надежное, стабильное и прочное, подобное гарайтийному талону на
благополучие. Затем подумалось, что  это  все  чушь,  эфемерный
дым.  Дело  не в благополучии, и чувство потери чего-то гораздо
более существенного,  близкого  и  родного  опять  резануло  по
сердцу. Сан Саныч вышел на кухню перекурить. Огонек папиросы не
хотел  разгораться  и предательски дрожал в его пальцах. Следом
вышел хозяин:
     - Ну что, старик, говорят тяжко у вас? - участливо спросил
он.
     - Говорят. Но ничего, главное  -  мы  живы  пока  что,  мы
встретились, и у вас все так замечательно. Ты не представляешь,
как  это здорово. У нас тоже иногда праздники бывают. Под новый
год дома на елке  шишка  с  хвостом  выросла.  А  сын  какой-то
недоверчивый  стал.  В  то,  что Дед Мороз в форточку залетает,
больше не верит, а пару лет назад еще  верил.  И  про  шишку  с
хвостом  мне  битый  час  доказывал,  что  это ананас. Будто бы
ананасы каждый день ест.  А  однажды  кокос  купили  в  финском
магазине,  так веришь ли, не смогли придумать, как его вскрыть,
а потом вкус его оказался, как у дешевой парфюмерии...
     Сан Саныч нес всякую  чушь,  болтал,  боясь  остановиться,
словно   стремился   словесным   потоком   загасить  начинающий
разгораться  пожар  беды,   заставить   нечто   жгущее   внутри
замолчать, хоть на время уйти в забвенье.
     Хозяин  еще  что-то  спрашивал,  Сан Саныч что-то отвечал,
пока хозяйка не заставила их вернуться к гостям.
     - Гитару сюда, гитару! Сашка, сыграй...  Просим...  Ну  не
упрямьтесь, как копеечный пряник, ну пожалуйста!
     Гитара  каким-то  чудом оказалась в руках Сан Саныча, и он
начал  откровенно  хулиганить:   пел   песни   с   сомнительным
подтекстом,  в упор глядя в чьи-то восхищенные глаза, дурачился
и откалывал номера, вызывая бурю восторгов,  развлекал  всех  и
вся  и  пытался,  опять  пытался  обрести  то  шаткое  душевное
равновесие,  которое  гарантирует  спокойствие.  Но  все   было
тщетно.
     В разгар всеобщего веселья в комнате вдруг появился крайне
странный  человек.  Его  лицо  было тщательно забинтовано, лишь
оставлена узенькая прорезь для глаз.  Сан  Саныч  с  удивлением
отметил,  что  кроме  него  никто  на  забинтованного  никак не
прореагировал. Спросить, что  все  это  значит,  Сан  Саныч  не
решился  и  воспринял  все  как  должное.  Беситься надоело, он
вернулся  за  уставленный  именинными  свечами  стол,  где  ему
услужливо налили рюмку амаретто. Застолье продолжалось.
     - Я  в  командировке  в  Челябинске  на днях был. - сказал
хозяин. - Там нам  рассказали,  что  лет  двадцать  назад  одна
актриса,  неплохая актриса, умерла после гастролей в Сороковку.
Я всю обратную дорогу думал, как это могло произойти, и вот  до
чего додумался. Слушайте. Мне видится это дело так...
     Во  время  гастролей  вышеупомянутой актрисы один шофер из
местных  получил  разнарядку  на  вывоз  рыбы.  Рыба  эта  была
отловлена  в озере Кызылташ. Озеро в меру "грязное" и, конечно,
не столь скандально  знаменито,  как  Карачай,  куда  сливались
радиоактивные  отходы реакторов начиная с 1951 года и который и
сейчас содержит 120  млн.  кюри  бета-активных  изотопов.  Весь
Чернобыль,  если  вы  помните,  50  млн.  кюри.  Воды Кызылташа
использовались для охлаждения реакторов, поэтому на  протяжении
десятилетий  это  озеро не замерзало даже в суровые зимы, когда
бывали морозы и за  тридцать  градусов.  Рыба  в  теплых  водах
развелась  невиданных  размеров.  И  вот  умные  головы  решили
использовать эту рыбу для выведения  рыбной  молоди.  Жалко  же
смотреть,  как  добро  без  дела пропадает. Построили где-то за
городом рыбзаводик, стали отлавливать в  Кызылташе  неимоверных
размеров рыбу, из ее икры в артезианской воде разводить мальков
и  выпускать  на  вырост  в  чистые  озера.  Хоть  сама  рыба и
радиоактивная, но из икринки в чистой  воде  получается  вполне
нормальный  малек  -  лучше  и  придумать нельзя... Так и стали
делать. Родительскую же, донорскую  рыбу  из  Кызылташа,  после
нереста распорядились свозить в отвалы и там закапывать. Короче
говоря - выбрасывать. Все предусмотрели, обо всем подумали, вот
только  на  автоматчиках  -  конвойных сэкономили. Не учли, что
советского человека жизнь приучила не проезжать мимо того,  что
плохо  лежит,  и  тем  более  не упускать того, что само в руки
плывет.
     И вот представьте,  едет  шофер,  хозяйственный  советский
человек,  с  полным  кузовом  свежей  рыбы огромадных размеров,
мозолистой руками вертит баранку, и думает, думает,  думает.  В
конце-концов  он  понимает, что категорически не согласен везти
рыбу в отвал. "Разве ж дело  такую  рыбу  выбрасывать?  За  всю
жизнь  такой  здоровенной  не  видывал. И что значит "грязная"?
Зараза какая, что ли, к ней сверху прилипла или наглоталась она
чего? Вон корова у сеструхи  как  чего-то  нажралась,  так  две
недели  маялась,  пока  не  забили.  Здесь  же  видно, что рыба
здоровая: хвостами лупит - аж  борта  трещат...  Темнят  что-то
городские, рыбу для народа жалеют... К сестре, что ли, заехать,
пусть рыбу поросятам скормит, раз людям нельзя. Чего ж добру-то
пропадать."
     Заехал,  добрая  душа, к сестре, сгрузил ей полтонны рыбы,
остальное повез в отвал, авось не заметят. Наказал рыбу не есть
и чтоб детям ни-ни, уж  больно  городские  сурово  убеждали.  А
сестре  его  наказ  еще более чудным кажется. Рыба-то на диво и
огромна, и жирна. Свеженькая, на солнышке чешуей  играет,  сама
на  сковородку  просится.  Свинюшки с радостью сожрали, пятачки
из-за загородки выставили - еще хотят, взвизгивают, ошалели  от
одного только рыбьего духа.
     - И  куда  я  эту  рыбу  уберу?  Ведь  сколько  наворотил.
Протухнет. Надо бы  в  подпол  перетаскать,  -  решает  сестра.
Сложила сколько рыбы влезло в тазик и пошла.
     А  тут,  как  на  грех,  заезжие  гастролеры  из  Зоны  на
автобусике  катят.  Отоспались   до   полудня   после   удачных
концертов,  собрались,  да  и  отправились восвояси. Глядь, а у
забора на зелененькой травке да рыба чуть  ли  не  полуметровая
лежит. Вот это да!
     - Эй, Семен, тормози. Рыбки с собой возьмем.
     Высыпали из автобуса, на рыбу любуются.
     - Где хозяин? - орут. - Почем рыба?
     Хозяйка тут выходит с тазиком:
     - Брат, мол, не велел рыбу продавать, сказал, свиньям...
     - Как  так,  такую  отборную  рыбу  - и свиньям. Да это же
произвол. Да такую рыбу только на царский стол. Да не бойся, не
обидим, заплатим... - И  деньги  из  кошельков  вдруг  полезли.
Видно, неплохие дал концерт сборы.
     А  хозяйка-то  всю  жизнь  в  деревне  прожила  и, что ли,
сробела пред такой шумной труппой или небо в червонцах увидела,
кто знает, только продала она эту рыбу залетным гастролерам...
     Результат оказался трагичным. Поклонники долго еще  носили
цветы к ранней могилке актрисы, ушедшей в самом расцвете своего
таланта.  И  долго  бродил  по театру злой слушок, что отравили
радость нашу, гордость нашу злопыхатели...
     Этот рассказ навеял на всех невеселые воспоминания.
     - У Мишки вот тоже сестра недавно умерла, да, так  вот,  -
сказал  один  из  гостей,  -  еще  сорока ей не было. И где что
подцепила?
     - Да, у нас здесь  немудрено  напороться...  -  согласился
второй.
     - Помните?    Верину    дочку?    Трехлетняя   умерла   от
белокровия... - добавила  гостья.  -  Говорят,  последние  дни,
такая  кроха,  поняла, что умирает, и все твердила: "Мама, я не
хочу. Мама, я не хочу..." И все ручонки к матери протягивала.
     - Все мы под богом ходим. Анне вот тоже уже лет пять назад
поставили диагноз. Предрекали - года не проживет.  Слава  богу,
пока нормально, - сказал хозяин.
     - Только  давайте  не  будем  об этом, - прервала грустную
тему хозяйка. - Живым - жить и веселиться...
     Забинтованный покружился, покружился  по  комнате,  и  Сан
Саныч  не  очень-то удивился, увидев, что он пристроился рядом.
Как  только  забинтованный  сел,  хозяева  и  гости,  почему-то
взявшись  за  руки,  как в хороводе, цепочкой вышли из комнаты.
Сан Саныч попытался встать и последовать за ними,  но  какая-то
сила  властно  удерживала  его.  В  это  время  человек в маске
наливал себе бокал. Руки у него тоже были  забинтованы,  причем
каждый  палец  отдельно,  и  в  одном  месте  между  бинтов  на
мгновение показалось что-то темное.
     - Они  пошли  смотреть  новую  компьютерную   игрушку,   -
каким-то  знакомым,  успокаивающим  голосом  произнес человек в
бинтах. - Она есть на твоем компьютере. Твое здоровье, - сказал
он, приподняв бокал и кивнув Сан Санычу. Не дожидаясь ответного
жеста, понес бокал к забинтованному рту. "Интересно, и  как  он
будет  пить через бинты,"- подумал Сан Саныч. Однако незнакомец
как ни в чем не бывало немного отпил  и  продолжил:  -  Там,  в
компьютерной  игрушке, еще есть такой ублюдочный убийца. У него
пистолет, ружье, лазерная пушка. Бегают быкоподобные и летающие
монстры всякие и горы трупов валяются. Мерзопакостное  зрелище,
смею заметить.
     Голос  забинтованного  не  понравился  Сан  Санычу  сразу.
Вернее не сам голос, а манера говорить. Сан  Саныч  терпеть  не
мог  этого  слегка развязного тона, будто бы говорящий считает,
что он знает все и что на все вопросы в мире существует  только
одна  единственно  верная  точка зрения. При этом забинтованный
почему-то еще и говорил голосом  уставшего  человека,  которому
надоело  произносить прописные истины. "Самоуверенный болван,"-
подумал Сан Саныч, однако, возможно,  что  произнес  эти  слова
вслух,  поскольку  незнакомец повернул к нему прорезь для глаз.
Из-за темноты глаз видно  не  было,  и  Сан  Санычу  почудилась
вместо  них зияющая пустота. Комната освещалась неровным светом
только одной свечи, которая  горела  на  противоположном  конце
стола. Забинтованный как раз и располагался между Сан Санычем и
светом. Сан Санычу почему-то стало зябко. Незнакомец отвернулся
и снова отхлебнул из бокала.
     - Зря  ты так, - наконец нарушил он затянувшееся молчание:
- Я же ради тебя пришел. Объясни мне, пожалуйста, если сможешь,
- последние слова прозвучали с издевкой. -  Что  ты  делаешь  в
этой великолепно скучной компании добропорядочных граждан? Даже
слепой увидит, как тебе тошно.
     - Мне вообще тошно жить, - как-то невольно вырвалось у Сан
Саныча.  -  Перед  отъездом  сюда  видел  на  Невском  у  метро
воззвание белых братьев, предвещавшее скорый конец света,  так,
веришь ли, обрадовался - недолго мучиться осталось.
     - Ну  и  дурак...  Прости, я не хотел тебя обидеть. А если
вдруг смерть не конец, и если снова воскрешение,  и  ты  опять,
беспомощный и глупый, как свеженародившийся младенец, наделаешь
в  жизни миллион ошибок, не отдавая себе в этом отчета, и шишки
снова посыплются на тебя?
     Сан Саныч удивленно таращился  в  сторону  забинтованного.
Вероятно,  вид  у  него действительно был глуп, как у младенца,
поскольку  Сан   Санычу   почудилась   усмешка   под   бинтами.
Забинтованный  допил  свой  бокал  и  добавил  глухим серьезным
голосом:
     - Ты можешь, если захочешь, воскреснуть сам и  сейчас,  ты
уже  достаточно мудр и осторожен, и судьба будет благосклонна к
тебе. Однако ты  сам  уже  предостаточно  навредил  себе.  Враг
человека  -  только сам человек. Уже полгода ты, своими мыслями
методически убиваешь в тебе жизнь.  Ты  сейчас  как  улитка  на
склоне.  Может  быть,  выкарабкаешься  из ямы наверх к солнцу и
травке, а может быть, и скатишься на дно в вечный мрак.  Однако
я прошу, выкарабкайся. Я столько времени убил на тебя и мне так
не хочется все начинать заново. Ты еще не прошел свой путь. Еще
не сделал главного.
     Он опять "смотрел" на Сан Саныча, и указательный палец его
правой руки был характерным жестом поднят вверх.
     - Кто  ты?  - В Сан Саныче зародилась смутная надежда, что
вот, наконец, у него появился шанс  разрешить  нелепую  загадку
бытия,  которой  он  мучился  всю  свою  жизнь. Решить проблему
одинокого странника, блуждающего по миру в поисках его  смысла.
Однако  незнакомец  резко встал и стремительно покинул комнату.
Сан Саныч же сидел, словно пригвожденный к месту,  и  только  и
мог повторять:
     - Кто ты? Кто ты? Кто ты?
     - Самоуверенный болван, - донесся шепот в ответ.

     Глава 4

            ...И так прозрачна огней бесконечность,
            И так доступна вся бездна эфира,
            Что прямо смотрю я из времени в вечность
            И пламя твое узнаю, солнце мира.
            И неподвижно на огненных розах
            Живой алтарь мирозданья курится,
            В его дыму, как в творческих грезах,
            Вся сила дрожит и вся вечность снится...
                         (Афанасий Фет )

     Конференция,   организованная   аризонским  университетом,
успешно  близилась  к  своему  завершению.  Ученое   сообщество
бурлило  и  гудело, как растревоженный пчелиный улей. Сан Саныч
утонул в  море  докладов,  запутался  в  невероятном  множестве
произношений   одних  и  тех  же  слов  с  японским,  немецким,
китайским  и   всеми   остальными   акцентами,   во   множестве
американских  говоров,  которые  столь же напоминают английский
наших учебных пластинок, как  ишак  -  арабского  скакуна.  Ему
безоговорочно  удавалось  понимать  английский только в русском
варианте, а доклад Алисовского просто привел в восторг. Энгельс
Иванович  не  утруждал  себя  нюансами  произношения,   поэтому
"кривая" в его интерпретации звучала как "курва", а "рисунок" -
как  "фига",  и  изобилующий "курвами" и "фигами" доклад вызвал
веселье у всей русскоязычной части  аудитории.  Для  солидности
Алисовский,    как   заправский   американец,   после   каждого
предложения произносил О'кей, то ли уговаривая  себя,  что  все
замечательно,   то   ли   окружающих.   Вообще   "ОК"  -  самое
распространенное  слово,  употребляемое   в   Америке,   причем
удивительно  заразное. Хватает недели пребывания в этой стране,
как ты замечаешь, что по делу и не по делу, и в английском и  в
русском разговоре, и даже в телефонном звонке родителям из тебя
так и прет это несносное ОК. Может, поэтому у них все и ОК, что
они только и говорят ОК?
     Сан  Саныч  много общался с коллегами. Как ни странно, ему
удавалось находить с ними общий язык. Обнаружилась удивительная
закономерность. Оказалось, что свобода  общения  на  английском
языке   у  Сан  Саныча  возрастает  пропорционально  количеству
выпитого спиртного.  После  банки  пива  он  сходу  в  самолете
по-английски  написал  свой  доклад,  а после бутылки водки был
готов общаться хоть с королевой Англии.
     Чернильным южным вечером американский профессор Дон собрал
под пальмой в  уютном  дворике  своего  дома  интернациональную
компанию.  Одинокая  лампа,  свешивающаяся,  как удав с пальмы,
создавала над столами узкий конус света, в  котором  сверкающим
роем   порхали  мотыльки.  На  столах  было  пиво  в  небольших
бутылочках, бокалы с вином и  чипсы  цветом  от  золотистых  до
фиолетовых.  Славик  утверждал, что фиолетовые чипсы сделаны из
мякоти кактусов, но остальные, скорее по привычке,  ему  как-то
не   верили.  Вокруг  столов  за  плотными  кронами  цитрусовых
деревьев стояла ночь