анчоусов.
   Просто они - сложившаяся  супружеская  пара  и,  судя  по  всему,  не
намерены расставаться. Была семейная ссора,  измена,  но  теперь  все  в
прошлом, как в прошлом и мужчина, с которым она пережила свое  маленькое
и неглубокое одиночество. Я имею в виду тебя, Илья... Возможно, короткая
жизнь  с  тобой  кое-чему  научила  ее,  заставила  иначе  взглянуть  на
некоторые вещи... Словом, она повзрослела и приняла решение вернуться  к
мужу. Это во-первых. - Она даже не дала ему вставить слово. - Во-вторых,
хочу сразу предупредить тебя, что  я  не  намерена  жить  с  тобой,  как
прежде...
   Она говорила долго, вдохновенно, чувствуя произносимые ею  слова  как
нечто материальное, гладкое и твердое, словно морские камушки -  точные,
солоноватые на вкус, которые  проглотить  невозможно...  Но  он  глотал,
кивал головой и глотал эти  камни,  этот  Илья,  этот  убитый  известием
горе-любовник, так до конца и не  успевший  насладиться  своей  изменой,
своей решительностью, своим безумием,  своим  цинизмом  по  отношению  к
Вере... Нового качества мужчины не получилось, как не получилось и новой
семьи. И теперь он сидел на обломках старого союза двух одиноких людей и
пил горький кофе, как горькую чашу, чашу, полную собственного же яда,  и
должен был выпить ее непременно до дна...
   То,  что  произошло  в  следующую  минуту,  шокировало  ее,   вызвало
истерический  смех.  Илья,  до  этого  сидевший  с  поникшим   видом   и
выглядевший просто раздавленным, униженным, вдруг  накинулся  на  нее  и
принялся задирать на ней юбку. Грубо, как никогда бы  не  позволил  себе
прежде. Это был не Илья, а еще один прохожий, возжелавший ее внезапно.
   - Илья, что ты такое делаешь? Уймись!
   Это же просто смешно! Я понимаю, сейчас утро, это твое время,  но  ты
смешон!
   Я ненавижу тебя! Тебя ударить? Или убить?
   Убери руки!..
   Она едва вырвалась из его сильных и цепких рук и еще  какое-то  время
продолжала судорожно смеяться, находясь на грани истерики. Она не  могла
найти объяснение этому странному поступку Ильи.
   После того как он был отвергнут и с позором  изгнан  из  кухни,  Вера
выкурила сигарету и взглянула на часы. Искушение появиться в парке в три
часа, чтобы снова, закрыв глаза и не думая ни о чем, окунуться в райское
наслаждение, было слишком велико. Тем более сейчас, когда она знала, что
ее любовником стал не психотерапевт Ренат Нагаев,  а  вообще  неизвестно
кто! Мысль о том, что она вступила в  связь  с  мужчиной,  случайно,  по
иронии судьбы, занявшим именно ту скамейку,  где  должен  был  ждать  ее
доктор Нагаев,  вместо  того  чтобы  как-то  насторожить  ее,  испугать,
заставить ее даже раскаиваться в случившемся, напротив, возбуждала ее  и
требовала новых впечатлений. Новых встреч.
   Но до трех было еще далеко,  а  пока  надо  было  налаживать  обычную
жизнь, заполнять ее предельно делами, хлопотами, связанными  с  поисками
квартиры для Ани Чаплиной. А почему бы и нет?
   Вера вымыла чашки, вытерла стол  и  удалилась  в  свою  комнату.  Она
боялась признаться себе, что больше всего ей сейчас хочется хотя бы пару
минут постоять перед зеркалом, чтобы понять, что же такого видят  в  ней
последнее время мужчины  и  почему  вдруг  у  них  при  взгляде  на  нее
возникает желание?  Ведь  ничего  же  ровным  счетом  не  произошло.  Ей
казалось, что внешне она совершенно не изменилась. Волосы - ее гордость,
всегда были густыми и блестящими и на солнце горели,  как  расплавленное
золото. Кожа? Светлая матовая. Когда она  выходила  замуж  за  Илью,  он
говорил ей, что ее кожа,  ее  тело  мерцают  в  темноте  теплым,  лунным
светом. Он любил ее тогда. И она его тоже...
   Или это  была  только  страсть?  Сейчас,  когда  все  было  разрушено
временем и предательством, все это уже не имело значения.
   Вера постояла еще несколько секунд перед зеркалом, приводя в  порядок
выбившиеся из прически волосы, подкрасила губы,  неторопливым  движением
поправила резинки на чулках, одернула юбку, взяла  сумочку  и  вышла  из
своей комнаты, исполненная решимости прямо сейчас, не откладывая  больше
ни  на  минуту,  заняться  "делом  Чаплиной".  Она   пока   еще   смутно
представляла себе, с чего начать. Но, выйдя из квартиры и спустившись во
двор, свернула в арку и, оказавшись на шумной, по-весеннему солнечной  и
теплой улице, закипающей  светло-зеленой  пеной  распускающейся  листвы,
дошла  до  палатки  с  газетами  и  скупила  все  издания,  связанные  с
недвижимостью. Там  же,  в  двух  шагах  От  палатки,  в  киоске  купила
маленький толстый блокнот, куда она будет записывать все, что связано  с
"делом Чаплиной".  Вернувшись  домой,  просмотрела  газеты,  подчеркнула
некоторые заинтересовавшие  ее  объявления,  где  говорилось  о  продаже
дорогих "сталинок", и решила позвонить своей бывшей однокласснице,  Юлии
Савельевой, настоящей банкирше, с которой ее когда-то давно, в  детстве,
связывала нежная девичья дружба. Юля и  тогда  отличалась  от  остальных
девочек в классе какой-то внутренней силой,  скрытностью  и  волей,  что
помогло ей, вероятно, в дальнейшем забраться так высоко.
   Но с Верой она всегда была открыта, делилась с ней самым сокровенным.
Они время от времени перезванивались, назначали встречи, но так ни  разу
и  не  встретились,  словно  небогатый   запас   новостей   исчерпывался
телефонным разговором.
   Сейчас Вера хотела поговорить с ней о кредите,  объяснить,  зачем  ей
нужны деньги и в  какой  безнадежной  ситуации  она  оказалась.  Поэтому
первой   записью   в   ее   блокноте   оказалась   строка,   заполненная
многочисленными номерами телефонов Савельевой. Но дальше мысли ее плавно
перетекли в детство, и перед глазами возникло  тонкое  и  одухотворенное
девичье лицо с пунцовыми щеками  и  голубыми  миндалевидными  глазами...
Рита Крепе.
   У нее была самая длинная коса,  самые  розовые  щеки,  самые  голубые
глаза и самый мелодичный голос  в  классе.  Хорошая  спокойная  девочка,
миролюбивая, неконфликтная. Учителя ее просто обожали.
   Особенно преподавательница географии Валентина  Александровна.  В  ее
классе все стены сплошь были увешаны, как  и  положено,  географическими
картами. На столе спал, ел и вообще жил толстый белый кот, фантастически
пушистый  и  невообразимо  породистый.   Это   была   отрада   Валентины
Александровны. Опрашивая класс или рассказывая новый материал, она  (все
знали, что учительница одинока до неприличия) то и дело  запускала  свою
маленькую красную ручку в пушистые недра кота, и он урчал почти на  весь
класс... Но иногда кота  ей  заменяла  как  раз  Рита  Крепе.  Валентина
Александровна, мурлыча в тон  коту  что-то  про  Африку  или  Австралию,
подходила к Рите сзади, усаживалась на свободное место и запускала  свою
неспокойную, требующую ласки  руку  с  еще  более  неспокойными  тонкими
пальцами теперь уже в Ритину косу. Однажды Валентина Александровна  даже
не заметила, как распустила косу и заплела ее опять. Находясь в каком-то
сомнамбулическом состоянии, несчастная одинокая женщина даже не услышала
звонка...
   Рита же  Крепе  после  окончания  школы  поступила  в  художественное
училище, где  показала  себя  очень  одаренным,  талантливым  человеком.
Закончила его с блеском, но стала простым оформителем.
   На Пасху расписывала яйца на продажу, а основным  ремеслом  ее  стали
сдельные работы  по  оформлению  витрин  магазинов,  офисов,  театров  и
клубов. Ее постоянно тянуло в католицизм.  Она  одна  из  первых  начала
посещать католические собрания, на которых постоянно велись разговоры  о
строительстве в их городе католического храма. Вскормленная  на  романах
Вальтера Скотта, Шарля Нодье, Проспера Мериме, Дюма,  впечатлительная  и
погруженная  в  свои  фантазии  Рита  водила   знакомство   с   польским
священником Яцеком, красивым молодым человеком,  окружившим  себя  своей
паствой и приручившим немало красивых молодых девушек.  Ее  родители  по
еврейской линии эмигрировали в Мюнхен  и  звали  ее  к  себе,  в  чистый
немецкий рай. Но Рите было хорошо и дома. Оставшись одна, она, казалось,
только теперь зажила полной  жизнью.  У  нее  появились  мужчины,  много
мужчин, и когда Вера последний раз навещала ее, то даже испугалась тому,
как запросто Рита рассказывает ей  о  своих  многочисленных  любовниках.
Мужчины на время вытеснили из ее жизни католицизм и  превратили  Риту  в
настоящую блудницу. Она  ходила  на  свидания,  даже  не  вымыв  голову.
Однажды, когда Вера зашла к ней, Рита,  уже  одетая,  стояла  в  дверях,
готовая к выходу.
   На ней  был  красный  берет,  черное  длинное  пальто,  перехваченное
широким поясом. Лицо бледное,  глаза  горящие,  рот  полуоткрыт  и  ярко
накрашен. А из-под берета выбиваются  грязноватые,  в  перхоти,  волосы.
Вера спросила ее тогда, куда это она собралась  в  таком  виде.  И  Рита
сказала ей, что идет на свидание.  "Что  же  ты  голову-то  не  вымоешь?
Придешь, снимешь берет, а там.., грязные волосы. Ты что,  Ритка,  с  ума
сошла?"  На  это  Рита  лишь  посмотрела  на   Веру   своими   красивыми
миндалевидными глазами и спокойно объяснила ей, что берет снимать она не
намерена, как и обувь. "Я лягу прямо так, лишь сниму пальто. И берет мне
не помешает... На это не уходит много  времени..."  -  туманно  заметила
она, и тогда  Вера  подумала,  что  ее  школьная  подружка  идет  не  на
свидание, а на случку и что, возможно, ей за это соитие заплатят деньги.
На эти деньги Рита купит себе краски, бумагу или холст,  а  то  и  вовсе
приобретет дорогущий художественный альбом  или  какую-нибудь  старинную
эмалевую брошку. В этом была вся Рита...  После  той  памятной  встречи,
которая оставила в душе  у  Веры  довольно  неприятный  осадок,  они  не
встречались и даже не перезванивались.
   А полгода тому назад ей кто-то сказал,  что  у  Риты  "крыша  поехала
капитально", что она теперь "никому дверь не  открывает,  на  звонки  не
отвечает", "помешалась на религии", "ударилась в рыцарство"...
   Вера вспомнила о ней потому, что  Рита  Крепе  жила  именно  в  такой
квартире, о которой мечтала Аня Чаплина.  И  это  обстоятельство  сейчас
могло в корне изменить как жизнь самой Риты Крепе, так  и  Веры.  Зачем,
спрашивается, одинокой молодой женщине такая огромная "сталинка"? Продав
свои хоромы и купив скромное жилье, пусть даже и в своем любимом центре,
она получит огромную сумму денег - разницу в стоимости квартир, и сможет
накупить себе тысячу альбомов, тонны масляных красок  и  гору  бумаги  и
холста, не говоря уже о других милых сердцу  женских  вещицах.  И  Вера,
прикинув, сколько же может стоить квартира Риты Крепе, записала в  своем
блокноте теперь уже ее номер телефона и адрес  на  тот  случай,  если  в
ближайшее время соберется навестить  ее  и  затеять  с  ней  разговор  о
продаже квартиры. Затем Вера обложилась газетами и стала  изучать  рынок
недвижимости.
   Она слышала, как по квартире ходит,  гремя  кастрюлями,  Илья.  Затем
потянуло запахом жареного лука, и Вера поняла, что ее бывший муж немного
поостыл  и  принялся  готовить  себе  нехитрый  обед.  Она   оглянулась,
посмотрела на дверь, за которой жил теперь своей новой, страшной  жизнью
брошенного мужчины Илья, и тут взгляд ее упал на комод. Яркий  солнечный
луч выхватил запылившуюся хрустальную пудреницу, служившую вот уже много
лет шкатулкой для украшений. Вера встала, подошла и открыла ее. Кольцо с
большим изумрудом. Бабушкина реликвия,  доставшаяся  ей  от  ее  матери.
Интересно, сколько оно может стоить? Изумруд ведь дорогой...
   Она, даже не дотронувшись до кольца, вернулась на  место  и  дописала
третьим пунктом в блокноте: "Скупка. Антиквары.
   Позвонить Марине". У Марины водятся большие деньги, почему бы  ей  не
предложить это кольцо? Лишняя тысяча долларов не помешает...
   И тут вдруг  стало  пасмурно.  За  каких-то  несколько  минут  солнце
погасло, его заслонили облака или тучи, и комната сразу стала серой, еще
более пыльной, неуютной. Вера вдруг подумала,  что  затея,  связанная  с
Чаплиной, - полный идиотизм. Чушь собачья. Как  я  могла  додуматься  до
такого ? Да где я возьму столько денег, чтобы выкупить квартиру, а потом
продать ее? Кто мне даст денег? Савельева?
   Да она скорее застрелится, чем  поверит  мне,  что  я  ей  верну  эти
бешеные деньги. Да и зачем ей это? Больше того, она сама  пронюхает  про
эту квартиру Крепе и наложит  на  нее  лапу...  Да  и  сама  Рита  с  ее
надвигающимся психическим заболеванием не вправе будет оформлять сделку.
У нее наверняка имеются опекуны в лице родителей...
   Вера захлопнула и отодвинула от себя блокнот, встала, подошла к окну.
Поднялся ветер. Теперь он гнал пыль по улице, стучался в окна. Что  это,
тоже знак ?  Но  ух  слишком  зловещим  показался  ей  этот  знак,  этот
внезапный ветер.
   Она легла на кровать и закрыла глаза.
   Ей вдруг стало смертельно жаль Илью, который там, на кухне, в  полной
тишине и одиночестве жарил картошку с луком.
   Она хотела подняться, выйти из комнаты и напроситься к нему на  обед.
Но не успела. Раздался звонок в дверь. Настойчивый,  хамоватый,  громкий
как никогда.
   Она вздрогнула. Августа? Нет, она  бы  так  не  звонила...  Может,  я
оставила воду включенной в ванне, и это  разъяренные  соседи  с  нижнего
этажа требуют, чтобы им скорее открыли?..
   Вера слышала, как Илья бросился к двери. Вероятно, он еще находился в
ожидании чуда и верил, что Марина одумается и вернется. Бедолага.
   Она замерла, прислушиваясь к звукам.
   И вдруг лицо ее просияло. Она представила себе, что это пришли к ней.
Что пришел тот мужчина, имени которого она  не  знает.  Он  нашел  ее  и
теперь спрашивает у Ильи, проживает ли по этому адресу женщина по  имени
Вера. Ну да, он же прекрасно  знает  ее  имя.  А  что  еще?  Да  ничего.
Абсолютно ничего. Разве что он может помнить, что она "от Августы", а  у
Августы много знакомых в городе, да и город небольшой...
   Она подскочила к  зеркалу,  поправила  волосы  и  усмехнулась  своему
отражению.
   Затем открыла дверь и вышла из комнаты.
   Сначала она не видела  человека,  который  уже  вошел  в  квартиру  и
разговаривал с Ильей за углом, в передней. Илья блеял:
   "Да,  проживает..."  Вера  напряглась,  и  сердце  ее   заколотилось,
забухало в груди. "А вы ей кем приходитесь?" - "Мужем".
   И тут она не выдержала, бросилась навстречу тому невероятному, о  чем
она даже и не мечтала. Но, зацепившись  рукой  за  косяк,  остановилась,
переводя дух. Тело ее еще продолжало лететь вперед, в  черноту  мрачной,
неосвещенной передней, где  толпились  какие-то  люди,  и  ей  с  трудом
удалось притормозить. Она видела неясные лица и спину Ильи.
   - Вам кого? - спросила она звонко и  раздраженно,  потому  как  сразу
поняла, что эти люди с бледными каменными лицами не имеют ничего  общего
с ее любовником, которого уже успело нарисовать ее воображение.
   - Вы Вера Борисовна Боровская? -  в  темноте  обозначилось  вытянутое
синее лицо. Это обои синие. Не переживай. Это рефлекс.
   Мужчина, отодвинув Илью, вышел на светлую площадку  передней,  достал
какую-то красную книжечку и представился. Но Вера не  услышала  его.  Ее
мозг не зафиксировал ни имени, ни фамилии этого человека.  Она  услышала
только слово "прокуратура", и ей стало как-то сразу нехорошо.
   Слова посыпались на ее голову словно удары, причиняя ей боль.
   "...мы должны вас задержать.., вы подозреваетесь  в  убийстве  Рената
Нагаева, доктора-психотерапевта.., возьмите необходимое, теплые  вещи..,
в камере будет прохладно.., мыло..." Она так и не  поняла  -  эти  слова
были  произнесены  с  заботой  или  с  издевкой.  Она   была   оглушена,
раздавлена, ее не было вовсе!..
   - Илья, - она повернулась к нему, бледному, ошарашенному,  и  сказала
так, словно наказывала  ему  самое  важное,  от  чего  сейчас  полностью
зависела ее жизнь:
   - Я прошу тебя, Илья, поливай цветы...
 
Глава 8 
 
У АВГУСТЫ 
 
   Мещанинов долго придумывал,  как  бы  ему  поскорее  узнать  от  этой
странной особы Августы хотя бы фамилию  Веры,  чтобы  потом  уже  своими
силами попытаться разыскать ее адрес или телефон, но  так  ничего  и  не
придумал. Поэтому позвонил ей еще раз, назвался Александром и напросился
в гости. Собственно, и  напрашиваться-то  было  нечего  -  Августа  сама
пригласила его "на холодную водку". Все было  просто  до  неприличия.  А
ведь они были знакомы лишь по телефону.
   И вот он уже у  Августы.  Высокая,  худая  женщина  с  выразительными
темными глазами, внушительного вида острым  и  тонким  носом  и  облаком
взбитых рыжеватых волос. Она встретила Александра улыбкой, словно  желая
продемонстрировать ему свои ослепительно  белые  здоровые  зубы.  Однако
голос выдавал в ней курящую женщину.
   - Вот и вы... А ничего!.. Можно даже сказать, красавчик... Проходите.
Я - женщина одинокая, но контактная.  Картошка  у  меня  уже  сварилась,
осталось  только  добавить  в  селедку  уксусу,  и  ужин  готов!  -  она
обращалась с ним так, словно они были знакомы сто лет.
   Похлопывая его по плечу, Августа приняла из его рук цветы, о  которых
он уже успел забыть и держал  в  опущенной  руке,  как  веник,  и  почти
втолкнула свою потенциальную жертву в комнату. При этом  она  словно  бы
нечаянно прикоснулась рукой пониже спины. Александр отметил, как смело и
нахраписто действует эта "одинокая" женщина: то ли еще будет?
   - За цветы спасибо. Проходите, садитесь вон в то  кресло,  оно  самое
удобное...
   Кресло, на которое указала  Августа.  действительно  оказалось  очень
удобным.
   Оно стояло в самом углу комнаты, откуда просматривалась  чуть  ли  не
вся квартира.
   Добротная немецкая мебель советских времен, толстые ковры под ногами,
за стеклом горки мерцает хрусталь, на журнальном столике ваза  с  водой.
Откуда ей было известно, что я приду с цветами ?
   - У вас здесь хорошо...  Уютно,  Августа...  Знаете,  я  до  сих  пор
нахожусь под впечатлением от вашего имени. Августа...
   Август. Золотые краски осени. Виноград, персики...  Море...  Здесь  у
вас тихо...
   Он понимал, что несет чушь, что повторяется  (снова  про  виноград  и
персики, идиот!), что смотрится смешно, но отступать было уже поздно. Он
должен провести этот вечер с  грымзой-Августой,  чтобы  выпытать  у  нее
каким-нибудь волшебным образом фамилию женщины по имени Вера, которой та
организовала в парке свидание с психотерапевтом.
   В  центре  комнаты  стоял  небольшой  круглый  стол,  накрытый  белой
кружевной скатертью, где вечно голодный Мещанинов с  радостью  для  себя
обнаружил два прибора, селедку, грибы,  салаты,  графин  с  компотом,  в
котором плавали оранжевые ломтики апельсинов.
   Когда же на столе появилась горячая картошка, он понял, что  еда  для
мужчины составляет одну из основных радостей жизни, и слегка сомлел  при
виде аппетитной закуски.
   - Итак... Чем мы занимаемся? - спросила Августа,  завершая  колдовать
над и без того прекрасно смотрящимся  столом  и  затейливо  и  церемонно
поправляя на тарелках зелень. - Вы где-нибудь преподаете?
   - Почему вы так решили?
   - Нехорошо отвечать вопросом на  вопрос,  -  лукаво  пожурила  она  и
жестом пригласила Александра к столу.  -  Так  кто  вы,  Александр?  Это
тайна?
   В  каждом  ее  слове  он  чувствовал   фальшь.   Причем   такого   же
низкопробного толка, как и та, что  привела  его  к  этой  непонятной  и
вульгарной женщине.
   - Не буду лгать, потому как вы все равно все узнаете... Я -  адвокат,
- он решил не  лгать  хотя  бы  в  этом,  интуитивно  чувствуя,  что  за
общительностью Августы могут - при ее желании -  выстроиться  в  очередь
жаждущие обратиться к адвокату Мещанинову клиенты. Ведь познакомилась же
с ним с ее легкой руки таинственная Вера, женщина,  заполнившая  сегодня
все его мысли и даже сердце. У него дыхание перехватывало при мысли, что
ему удастся через день-два все же разыскать свою молчаливую любовницу  и
предстать перед  ней  неожиданно,