впечатление, будто вы счастливы, Соланж. Вы даже написали
об этом Ивону Роделеку, единственному вашему наперснику. Но
однажды в Кливленде на вашем жизненном пути повстречался
Джон Белл...
   Интерес, якобы проявленный молодым американцем к
экстраординарному случаю Жака Вотье, слепоглухонемого от
рождения французского романиста, оказался лишь ширмой для
прикрытия его вожделений, средством добиться той, кого он
страстно возжаждал с первой же минуты встречи. Его
ухаживания становились все более настойчивыми. Он катал вас
одну в своей машине, против чего Жак нисколько не возражал:
он не допускал и мысли, что вы можете его обмануть... И
неизбежное случилось - спустя несколько месяцев после этой
встречи в Кливленде светившиеся обожанием глаза неотразимого
янки утонули в ваших глазах. Его губы лихорадочно шептали
долгожданные слова любви. Вы наконец познали полноценного
мужчину!
   Молодая женщина смертельно побледнела. Ее несчастный муж
испустил протяжный хриплый крик и попытался преодолеть
ограждение, однако стражи удержали его.
   - Я знаю, что заставляю своего подзащитного невыносимо
страдать! - продолжал адвокат. - Будь это в его власти, он
убил бы меня... Посмотрите на него, господа присяжные: вот
он, подлинный Жак Вотье, который и впрямь становится
чудовищем, но только тогда, когда встает вопрос о защите
его, как он считает, безраздельной собственности: своей
жены... А теперь взгляните на нее: она не в состоянии
опровергнуть выдвинутое против нее серьезное обвинение в
неверности. Что она может сказать в свое оправдание? Что
поддалась на настойчивые уговоры молодого американца, потому
что не могла смириться с мыслью всецело принадлежать
мужчине, который даже не может ее увидеть?.. В этом
трагедия стоящей перед вами молодой женщины. Только не
подумайте, господа присяжные, будто Соланж была хоть немного
влюблена в Джона Белла. Очень скоро отношения с молодым
американцем, неотступно следовавшим за ней из одного города
в другой, начали внушать ей ужас.
   Мучаясь угрызениями совести, вы, Соланж Вотье, сделали
все возможное и невозможное, чтобы порвать со своим,
случайным любовником. Но тот и слышать ничего не хотел: он
уже не мог обходиться без вас! К разрыву отношений вы
стремились еще и потому, что боялись. Действительно, у Жака
уже зародились смутные подозрения по отношению к Джону
Беллу. К счастью, он и представить себе не мог, что вы ему
неверны.
   Чтобы избавиться от опасного любовника, вы уговорили мужа
вернуться во Францию. Но вы не могли предвидеть того, что и
на теплоходе встретите Джона Белла, который будет продолжать
вас преследовать! Вы с мужем столкнулись с ним на палубе.
Джон Белл объяснил, что едет во Францию с миссией помощи
Европе! Право, весьма своеобразная помощь!..
   Не желая встречаться с американцем, вы убедили мужа, что
питаться лучше в каюте, и с тех пор выходили оттуда крайне
редко. Однако уже назавтра Джону Беллу удалось подкараулить
вас в коридоре, когда вокруг никого не было. Он умолял,
грозил, требовал свидания. Вы в панике бежали. На какое-то
время вам даже пришла в голову мысль о самоубийстве, но вы
отогнали ее, подумав, что Жак не переживет вашу гибель.
Ведь Жак не может жить без вас! Не лучше ли уничтожить
Джона Белла? Мысль об искупительном убийстве крепко запала
вам в душу. Невозможно себе представить, господа присяжные,
на что может решиться честная женщина, которая раскаивается
в допущенной ошибке!
   Тем временем Джон Белл продолжал осаду. Стоило вам
только открыть дверь каюты - и он тут как тут. Ваш муж
благодаря великолепно развитому обонянию быстро обнаружил,
что американец крутится возле вас - ведь его запах постоянно
примешивался к вашему, - и вы в ужасе ожидали взрыва,
который должен был прогреметь с минуты на минуту. Отчаяние
толкнуло вас на решительную встречу с бывшим любовником.
   Ваш муж, мадам, по своему обыкновению отдыхает на койке
после обеда. Вы выходите на палубу подышать свежим
воздухом. Быть может, вы положили в сумочку револьвер,
который, как признались мне, всегда носите при себе в целях
самозащиты. Направляетесь в каюту Джона Белла. План ваш
прост: постучите в дверь - он с радостью откроет,
попытаетесь убедить его в грозящей вам обоим опасности,
будете умолять его оставить вас в покое и, быть может,
уговорите - ведь осталось же у него в душе что-то
человеческое. Иначе... Иначе - револьвер под рукой, в
сумочке. Выстрелить, чтобы освободиться от кошмара раз и
навсегда. Затем выбросить револьвер в иллюминатор, спокойно
пройтись по верхней палубе, чтобы вольный ветер развеял
запах Джона Белла, и вернуться в свою каюту, к супругу.
   Увы, события развивались отнюдь не по вашему сценарию.
Дверь в каюту Джона Белла была приоткрыта. Недоумевая, вы
осторожно толкнули ее и окаменели при виде кошмарного
зрелища: ваш любовник был распростерт на своей койке с
перерезанным горлом. Объятая ужасом, вы, конечно, не
обратили внимания на лежавший на столике у изголовья зеленый
шелковый шарфик, как две капли воды похожий на ваш, который
так любил гладить пальцами ваш муж... В безумном страхе вы
кинулись прочь.
   Прохладный воздух океана постепенно привел ваши мысли в
порядок. Вы начали осознавать, что убийца вашего любовника
опередил вас на считанные минуты, быть может на мгновение.
Джона Белла, без сомнения, убили только что. Но кто?
Неужели Жак? Но нет, это невозможно: оставив спящего мужа,
вы направились кратчайшим путем прямо в каюту Джона Белла.
Жак просто физически не мог опередить вас.
   Кто же в таком случае зарезал американца? Впрочем, какая
разница? Главное, что некто оказал вам неоценимую услугу,
избавив от опостылевшего любовника, который неотступно
преследовал вас своими ухаживаниями и угрозами...
Успокоившись, вы вернулись в свою каюту. Но там подстерегал
еще один сюрприз: в ней никого не было! Куда делся Жак?
Почему он покинул каюту один, без вас, - ведь со времени
отплытия из Нью-Йорка этого ни разу не случалось?
   Минут двадцать спустя ваша озабоченность переросла в
тревогу: что может делать Жак так долго? Где он? После
напрасных поисков вы возвратились в каюту в надежде, что Жак
уже вернулся. Но его там не было. Отчаявшись, вы начали
опасаться самого худшего: не произошло ли несчастье? Вдруг
Жак упал за борт? В сильном волнении вы побежали к судовому
комиссару. Остальное нам известно.
   В ходе расследования вы были вынуждены умолчать о
происшедшем: рассказать о своем ужасном открытии означало
бы признаться, что вы были в каюте американца! На вас могли
пасть подозрения: быть может, вам это было безразлично, но
вы не без основания опасались, как бы ваше признание о
посещении Джона не открыло глаза Жаку на связь с
американцем. А уж этого вы старались избежать любой ценой!
Наконец, вы были сбиты с толку подробностями, сообщенными
теми, кто начал расследование, а более того - странным
заявлением Жака. Вы не могли понять смысла его слов: "Не
тревожься!
   Я отвечу за все... Ты правильно сделала, что убила
его... Я люблю тебя".
   Если позволите, господа присяжные, мы вновь мысленно
возвратимся к преступлению - на этот раз к той минуте, когда
Соланж Вотье закрыла за собой дверь каюты, оставив мужа
спящим на койке.
   В тот день ее муж не спал. Он на приличном расстоянии,
чтобы не привлечь внимания, последовал за ней, догадываясь,
что она отправилась к американцу. Каким же образом он,
слепой, пробирался за ней сквозь лабиринт лестниц и
коридоров огромного корабля? Благодаря обонянию - чувству,
обостренному у него до предела. Его жена пользовалась
одними и теми же духами, запах которых он любил, - как и все
слепые, он обожает духи. Для него было детской забавой идти
"по запаху" по бесчисленным коридорам.
   Впечатляющее, должно быть, зрелище: слепоглухонемой
ощупью бредет по коридорам, взбирается и спускается по
лестницам, а ноздри его раздуваются, безошибочно улавливая
ведущий его запах! Дрожь пробирает, когда подумаешь, какие
чувства обуревали Вотье во время его перехода по кораблю!
Мысль об убийстве, вне всякого сомнения, возникла в его
мозгу. Он понятия не имел, навстречу какой опасности бежит.
Он еще не терял надежды, что жена сохранила ему верность, но
сомнения его удесятерились... Как совершенно справедливо
заключил господин прокурор, в сознании Жака Вотье во время
этой безмолвной погони хищника, учуявшего близкую добычу,
происходило чудовищное пробуждение. Самые низменные
инстинкты, подавленные годами облагораживающего влияния
Ивона Роделека, выползали наружу подобно омерзительным
гадам... Вотье был готов на все, даже на убийство. Кого?
Это пока было ему неведомо... Его или ее? Без сомнения,
первого, кто попадет в его карающие руки... быть может,
обоих! Так, увлекаемый запахом, шел он навстречу своей
судьбе.
   Добравшись до каюты Джона Белла, он в нерешительности
остановился: как ни странно, запах духов отчетливо вел и в
каюту, и дальше по коридору. Это сбило его с толку. Какой
след вернее? Войти в каюту или продолжать путь по коридору?
Наконец он толкнул приоткрытую дверь...
   Проследуем теперь за ним в каюту. Два запаха, смешиваясь
столь интимно, неопровержимо доказывали виновность обоих.
Они тут... Они не уйдут от него. Уверенный в своей
геркулесовой силе, Вотье даже не помышляет о том, чтобы
использовать какое-либо орудие для убийства. Он задушит
презренных!
   Я настаиваю, господа присяжные, что следствие допустило
серьезную психологическую ошибку при восстановлении картины
преступления. Если бы убийство совершил Вотье, он проделал
бы это отнюдь не ножом для разрезания бумаги, а собственными
руками, могучими и ловкими! При проведении следственного
эксперимента инспектор Мервель и его сотрудники должны были
насторожиться: жест, воспроизведенный слепоглухонемым с
точностью профессионального убийцы, оказался слишком
совершенен. Удар явно был отработан, заранее отрепетирован
за те полчаса, в течение которых Вотье оставался наедине с
мертвецом. Вотье прекрасно знал, что дальнейшее будет в
большой степени зависеть от того, насколько точно он
"воспроизведет" смертельный удар. Нужно было внушить
следователю уверенность в том, что он, Вотье, способен без
труда воспользоваться ножом и, несмотря на слепоту, с первой
же попытки нанести точный удар!
   Вот когда следствие пошло по ложному пути... Однако
вернемся к тому моменту, когда слепоглухонемой медленно
входит в каюту, угрожающе раскинув руки в стороны...
Вначале он натыкается на койку, теряет равновесие...
рефлекторно выброшенными вперед руками упирается в
распростертое тело, узнает его ненавистный запах, к
которому, однако, примешивается, кроме витающего в каюте
аромата духов Соланж, другой, куда более терпкий, - запах
крови.
   Вотье отшатывается, затем вновь протягивает руки к
лежащему американцу... Его пальцы ощупывают грудь и
медленно продвигаются вверх, к голове. На горле они
замирают, окунувшись в теплую, вязкую жидкость- кровь!
Пальцы ощупывают края зияющей раны на горле... Сомнений
нет: это сделано ножом. Пальцы спускаются на грудь
лежащего и замирают на сердце, словно прислушиваясь.
Осязание не может обмануть: сердце не бьется. Американец
мертв!.. Пальцы принимаются лихорадочно обшаривать койку
возле трупа в поисках орудия убийства. И вот рука
наталкивается на него. Вотье сразу же узнает нож для бумаги
- таким он в собственной каюте разрезал листы в книгах,
которые Соланж собиралась ему прочесть.
   Но пальцы не успокаиваются: Вотье продолжает обшаривать
все вокруг в надежде найти что-нибудь, что может послужить
объяснением случившемуся. И обнаруживает на ночном столике
нечто такое, от чего вмиг холодеет. Всего лишь шелковый
шарфик, но он хорошо знаком его пальцам и пропитан запахом
духов Соланж... Прямоугольник из шелка, который Вотье
привык называть "зеленым шарфом", принадлежит его жене!
   И его осеняет... Да, теперь все становится на свои
места. Под каким-нибудь благовидным предлогом американцу
удалось заманить Соланж в свою каюту, но когда он обнаружил
свои истинные намерения, она стала сопротивляться... и, не
желая уступать негодяю, нанесла ему удар первым, что
попалось под руку: ножом для разрезания бумаги, который,
наверное, лежал на ночном столике...
   К несчастью, в пылу схватки Соланж потеряла свой зеленый
шарф - он, незамеченный, спланировал на ночной столик.
Теперь Жак Вотье понял, почему запах духов вел дальше по
коридору: убив американца, Соланж в панике убежала на
палубу, даже не подумав - до того ли ей было! - захлопнуть
за собой дверь каюты, которая так и осталась приоткрытой.
Теперь, когда мерзавец получил по заслугам, главное - любой
ценой отвести от Соланж подозрение в убийстве! Нельзя
терять ни секунды: того и гляди кто-нибудь объявится
раньше, чем Жак успеет придать картине преступления
надлежащий вид. Самый простой и самый надежный способ
спасти Соланж от обвинения в убийстве - выставить
преступником себя самого. Ведь он рискует самое большее
несколькими годами тюрьмы... У кого хватит духу приговорить
слепоглухонемого от рождения к смертной казни? К кому, если
не к нему, применять суду магическую формулу: "Учитывая
смягчающие обстоятельства..."? Да и метод защиты он изберет
самый простой: упорное молчание, которое должно пронять
судей и заронить в них сомнение. Приговор навряд ли будет
чересчур суровым... Ну, а потом, выйдя из заключения, он
вновь обретет свою верную подругу, с которой заживет
счастливо и безмятежно, не опасаясь более никакого
соперника...
   Примерно такие мысли вихрем пронеслись в его
взбудораженном мозгу. Не прошло и нескольких секунд, как он
принялся за работу. Первым делом следовало избавиться от
двух улик: от ножа, на котором наверняка остались отпечатки
пальцев Соланж, и от ее зеленого шарфика. Шарфик он тут же
выбросил в иллюминатор. Однако, когда очередь дошла до
ножа, Вотье призадумался... После ареста у него обязательно
спросят, как он, слепой, сумел им воспользоваться. Надо
отрепетировать удар. Пальцы его стиснули ручку ножа, и рука
рассекла воздух раз, другой, третий, погружая лезвие в уже
распоротое горло... Вот теперь можно отправить нож вслед за
шарфом Соланж: в безбрежный океан...
   Оставалось "подписать" преступление собственными
отпечатками пальцев, для чего он приложил свои перепачканные
кровью пальцы везде, где только мог... Чтобы создать
видимость ожесточенной схватки, он поднял мертвеца с койки и
дотащил его до двери, умышленно опрокинув по пути пару
стульев. Потом приоткрыл дверь, чтобы первый же, кто
пройдет по коридору, обнаружил убийство и самозваного
убийцу. Ожидание оказалось долгим, но он нашел в нем особый
вкус: смаковал "свое" преступление, упивался торжеством...
Я уже говорил вам, господа судьи, что только один раз в
своей жизни Жак Вотье оказался подлинным чудовищем, и
произошло это как раз во время ожидания. Он с пронзительной
ясностью пережил в памяти все детали убийства, которого не
совершал. Мысленным взором с ликованием созерцал, как его
карающая длань обрушивается на подлого американца... Жак
Вотье ни в чем не раскаивался: морально он тоже был убийцей
Джона Белла...
   Вот в чем состоит его преступление, господа присяжные!
Бесспорно, тяжесть его велика, но судить за него Жака - не в
ваших полномочиях.
   Последние слова адвоката вызвали ропот у присутствующих.
Даниелла была потрясена. Мысль о том, что человек столь
выдающегося ума может обратиться в чудовище, способное убить
во имя любви, ее странным образом взволновала. И робкое
чувство восхищения, которое девушка понемногу начала
испытывать к подсудимому, необычайно усилилось: какая
женщина останется равнодушной при виде мужчины, подобного
Жаку Вотье?
   Виктор Дельо переждал, пока утихнет многоголосый гул, и с
присущим ему спокойствием продолжил свою речь:
   - Прошу вас, господа присяжные, взгляните на подсудимого!
Как неузнаваемо изменилось его доселе бесстрастное лицо! На
этот раз он не играет: его отчаяние неподдельно,
безысходно. Только что вдребезги разбилась его мечта о
неземной любви... К тому же он узнал, что Соланж не убивала
своего любовника. Отныне ему нет никакой надобности
взваливать на себя ответственность за чужое преступление...
Господин переводчик, прошу вас, задайте подсудимому
следующий вопрос: "Жак Вотье, правильно ли я описал
обнаруженную вами картину преступления и ваши дальнейшие
действия?"
   Переводчик передал слепоглухонемому вопрос адвоката. Тот
выпрямился во весь свой исполинский рост и принялся делать
пальцами знаки, хорошо видимые всем присутствующим.
Переводчик громко объявил его ответ:
   - Совершенно правильно.
   - В таком случае, - продолжал адвокат, - задайте ему
последний вопрос, после чего мы оставим его в покое: "Жак
Вотье, продолжаете ли вы настаивать на том, что пятого мая
сего года на борту теплохода "Де Грасс" вы убили Джона
Белла?"
   Жак Вотье ответил тем же способом:
   - Я солгал, чтобы спасти жену. Я не убивал Джона Белла!
Раздавленный душевным страданием, он рухнул на скамью.
   Адвокат же заговорил вновь:
   - Теперь мне остается задать несколько вопросов госпоже
Соланж Вотье. Ответьте, был ли Джон Белл вашим любовником?
   Женщине стоило огромного труда еле слышно выговорить:
   - Да, это правда...
   - Приходили ли вы к нему в каюту пятого мая сего года
примерно в два часа пополудни?
   Несколько оправившись, Соланж ответила:
   - Да... Я хотела добиться от Джона обещания, что он
никогда больше не будет искать встречи со мной. Если бы он
отказался, я бы, наверное, убила его. Но когда я вошла в
каюту, Джон был уже мертв...
   - Не припомните ли вы, лежал ли где-нибудь в каюте
зеленый шелковый шарф?
   - Не помню. Я была слишком потрясена видом убитого
Джона, чтобы обращать внимание на такие мелочи...
   Соланж спрятала лицо в руках, как бы пытаясь изгнать
страшное видение; ее сотрясали рыдания.
   Виктор Дельо вполголоса задал еще один вопрос:
   - Вы не обнаружили пропажи своего шарфа перед тем, как
было совершено убийство?
   - Да, он исчез. Я точно помню, что в день отплытия из
Нью-Йорка шарф был на мне. Но в тот же вечер он куда-то
запропастился. Это меня расстроило. Жаку я ничего не
сказала, ему нравился этот шарф... Ну, а потом мне было уже
не до него...
   - Итак, мадам, ваш зеленый шарф был украден у вас
настоящим убийцей за три дня до преступления, чтобы, оставив
рядом с трупом Джона Белла принадлежащую вам вещь,
переложить ответственность за убийство на ваши плечи...
   Долгими бессонными ночами я искал мотив этого столь
тщательно подготовленного преступления, второй жертвой
которого чуть не стали вы, мадам. Если бы ваш муж не
выбросил в море зеленый шарф и не оставил в каюте отпечатков
пальцев, вместо него на скамье подсудимых оказались бы вы!
   Итак, кто-то желал погибели вам и молодому американцу.
Но кто же? Кто-то, кому вы или Джон причинили зло...
Преступником или подстрекателем преступления - а я настаиваю
именно на втором из этих определений - мог быть либо
отвергнутый вами, госпожа Вотье, любовник, либо бывшая
возлюбленная Джона Белла, чье место вы заняли в его сердце.
   Первое предположение я отбросил не сразу, хоть и был
уверен, что ваша связь с молодым американцем вызвана
минутной слабостью и является единственной в своем роде. И
все же, признаться, одно время я спрашивал себя, не замешан
ли в преступлении Жан Дони, с которым в Институте святого
Иосифа вам довелось иметь малоприятное столкновение. Однако
я установил, что в то время, когда на борту "Де Грасса" было
совершено убийство, Жан Дони безотлучно исполнял свои
обязанности органиста в соборе Альби. Методом исключения
следовало остановиться на предположении о наличии соперницы.
Когда я принял его в качестве рабочей гипотезы, все
оказалось на удивление простым...
   Пылкие чувства американца к прелестнице Филис Брукс
заметно ослабли с того дня, как сей предприимчивый молодой
человек свел знакомство с очаровательной француженкой.
Филис, которая рассчитывала безраздельно в