вчивый человек постоянно
сопровождал Виктора Дельо в Санте и благодаря своему умению
помог добиться от узника кое-каких существенных показаний.
   Быстро скользнув взглядом по аудитории, в основном
состоявшей из элегантно одетых праздных женщин, Даниелла
остановилась на сопернике защиты - мэтре Вуарене. Он был -
почему бы не признаться - весьма импозантен, не то что
скромный, незаметный Дельо. Мэтра окружал целый сонм
помощников. В противоположность Виктору Дельо он
снисходительно поглядывал на публику. Чувствовалось, что
мэтр готовится к очередному триумфу.
   Наконец в зал суда ввели подсудимого, и при виде его у
впечатлительной Даниеллы перехватило дыхание. Она даже не
представляла себе, что на свете может быть подобное существо
человеческой породы... Чудовищная косматая голова,
посаженная на туловище атлета, зверское лицо с бульдожьей
челюстью - таков был устрашающий облик гиганта, выросшего у
скамьи подсудимых. Стоявшие по бокам жандармы в сравнении с
ним выглядели просто недомерками. Девушка инстинктивно
вжалась в спинку кресла: представшее перед ней страшилище
никак не могло быть тем несчастным, о котором с такой
теплотой отзывался Виктор Дельо. Стоило лишь взглянуть на
обвиняемого, чтобы почувствовать в нем зверя, монстра, какие
редко встречаются на земле. Даниеллу объял ужас. Одна
мысль о том, что ее покровителю предстоит защищать такое
чудовище, причиняла боль.
   Она поспешила перевести взгляд на кучку присяжных,
которые в ожидании начала процесса молча рассматривали
странного подсудимого, чье неподвижное, будто одеревенелое
лицо не выдавало ни малейшего чувства. Понимал ли Жак
Вотье, отрезанный от внешнего мира своей тройной
ущербностью, какая трагедия разыграется здесь, осознавал ли,
что в этой трагедии ему уготована роль жертвы? Окаменевший
слепоглухонемой производил на присутствующих поистине
угнетающее впечатление.
   Но вот в зал вошли члены высокого суда и отвлекли девушку
от печальных размышлений. Все находившиеся в зале
поднялись, председатель суда Легри и асессоры (2) заняли
свои места. Государственное обвинение поддерживал прокурор
Бертье, вызывавший у Дельо гораздо более серьезные опасения,
нежели Вуарен. Назначенный на этот высокий пост совсем
недавно, прокурор, похоже, считал вопросом чести отправить
на гильотину каждого, кто имел несчастье попасть в его руки.
   Секретарь суда монотонным голосом зачитал обвинительный
акт, после чего началась процедура установления личности
подсудимого, которая отличалась от обычной только тем, что
вопросы председателя суда Легри доводились до
слепоглухонемого через переводчика, воспроизводившего их с
помощью дактилологической азбуки на пальцах Жака Вотье. Во
избежание даже малейшей ошибки, которая могла бы возникнуть
при подобном способе общения, суд обязал подсудимого
пользоваться для ответа пуансоном и трафаретом по системе
Брайля. Как только он давал ответ проколами на специальной
бумаге, второй переводчик, хорошо владеющий этим письмом
слепых, оглашал его ответ суду.
   Ваше имя?
   Жак Вотье.
   Дата и место рождения?
   Пятое марта 1923 года, Париж, улица Кардине.
   Имя вашего отца?
   Поль Вотье, скончался двадцать третьего сентября 1941
года.
   Имя вашей матери?
   Симона Вотье, урожденная Арну.
   Есть ли у вас братья и сестры?
   Одна сестра, Регина.
   Из ответов подсудимого присяжные узнали, что Жак Вотье,
родившийся слепоглухонемым в Париже, в доме номер
шестнадцать по улице Кардине, под родительским кровом,
провел первые десять лет жизни - точнее, существования, -
окруженный близкими и находясь на особом попечении совсем
юной, лишь тремя годами старше его самого, служанки, Соланж
Дюваль, чья мать, Мелани, также была в услужении у семьи
Вотье. Единственной обязанностью юной Соланж был уход за
несчастным мальчиком, чья беспомощность требовала ее
постоянного присутствия. Отчаявшись своими силами дать ему
образование, родители Жака, люди состоятельные, стали
обращаться в различные специализированные заведения с
просьбой принять несчастного ребенка. В конце концов
Региональный институт Санака в департаменте Верхняя Вьенна,
основанный братьями ордена святого Гавриила, - в этом
заведении успешно обучался не один слепоглухонемой ребенок -
согласился взять последнего отпрыска семейства Вотье на свое
попечение. Забирал мальчика из отчего дома на улице Кардине
сам глава института, брат Ивон Роделек. Следующие
двенадцать лет жизни Жак Вотье провел в Санаке, где
благодаря незаурядному уму быстро достиг значительных
успехов.
   Блестяще сдав оба экзамена на степень бакалавра, он, по
совету Ивона Роделека, угадавшего в нем склонность к
литературной деятельности, начал писать роман, который вышел
тремя годами позже под названием "Один в целом свете" и
произвел сенсацию. Начинающему писателю помогала в работе
его бывшая служанка, Соланж Дюваль, которой Ивон Роделек
тоже дал основательное образование.
   Спустя полгода после выхода в свет "Одного в целом свете"
Жак Вотье и Соланж Дюваль обвенчались в Санаке. В то время
Жаку было двадцать три года, а его невесте - двадцать шесть.
Несколько недель спустя молодая чета отправилась в
Соединенные Штаты. Жак Вотье, получивший приглашение одного
американского научного общества, на протяжении пяти лет
успешно выступал в городах США с лекциями и докладами, целью
которых было ознакомить американцев с замечательными
достижениями Франции в области воспитания и обучения
слепоглухонемых от рождения. Все это время Соланж Вотье
была помощницей и переводчицей мужа. По возвращении из
этого длительного путешествия на борту теплохода "Де Грасс"
и разыгралась ужасная драма...
   Первым свидетелем обвинения оказался скромно одетый
молодой человек, высокий и стройный блондин, чье открытое
лицо не могло не вызвать симпатии: на нем буквально отдыхал
взгляд после вынужденного созерцания отталкивающей внешности
подсудимого. Даниелла, не желая себе в этом признаваться,
почувствовала, что свидетель, о котором она еще ничего не
знала, успел понравиться ей... А раз он понравился
Даниелле, у которой под строгой мантией билось сердце истой
парижанки, готовое растаять под первыми же лучами солнца, не
было решительно никаких оснований полагать, что он не
понравится большинству из присутствующих дам.
   - Ваше имя?
   - Анри Тераль, - раздался несколько смущенный голос.
   - Дата и место рождения?
   - Десятое июля 1915 года, Париж.
   - Национальность?
   - Француз.
   - Кем вы работаете?
   - Стюардом на теплоходе "Де Грасс" Всеобщей
трансатлантической компании.
   - Поклянитесь говорить правду, одну только правду,
ничего, кроме правды...
   - Клянусь!
   - Господин Тераль, в числе кают-люкс, что вы обслуживали
на борту "Де Грасса", была и каюта, которую занимал господин
Джон Белл. Расскажите суду, при каких обстоятельствах вы
обнаружили убитого.
   - Господин председатель суда, обходить каюты в
послеобеденный час, когда не принято тревожить отдыхающих
пассажиров, я начал в тот день, пятого мая, только потому,
что так распорядился судовой комиссар, господин Бертен. Это
он дал указание всей команде искать исчезнувшего пассажира,
господина Вотье. Все мы знали, по крайней мере в лицо,
этого слепоглухонемого, который время от времени
прогуливался по палубе под руку с супругой. В силу своей
ущербности он не мог остаться на борту теплохода
незамеченным, и потому поиски обещали быть недолгими.
Открыв с помощью универсального ключа, который я всегда ношу
с собой по служебной необходимости, несколько кают-люкс и
извинившись перед разбуженными пассажирами, я с удивлением
обнаружил, что дверь в каюту господина Джона Белла
приоткрыта... Я толкнул ее, но она поддалась только при
некотором усилии, будто что-то было прислонено к ней
изнутри. Войдя в каюту, я сразу понял причину странного
сопротивления: дверную ручку сжимал в руках господин Джон
Белл, стоявший почему-то на коленях. С первого же взгляда
мне стало ясно, что передо мной - еще не остывший труп...

                  2. СВИДЕТЕЛИ ОБВИНЕНИЯ

   - Господина Белла, - продолжал стюард, - убили только
что. На этот счет невозможно было ошибиться: кровь,
вытекшая из горла на пижаму и дальше на ковер, только начала
сворачиваться.
   - Господин председатель суда, - произнес Виктор Дельо,
поднимаясь, - разрешите задать свидетелю вопрос... Скажите
нам, господин Тераль, где находился Жак Вотье, когда вы
вошли в каюту?
   - Господин Вотье сидел на койке... Он выглядел
оцепеневшим и безразличным ко всему. Больше всего поразили
меня его руки, которые он вытянул перед собой, растопырив
пальцы, и, казалось, с отвращением разглядывал, хотя и не
мог их видеть. Руки были в крови.
   - И из этого вы заключили, - продолжил Виктор Дельо, -
что убийца он?
   - Я из этого ничего не заключил, - спокойно возразил
стюард. - Передо мной находились двое: один - мертвый,
другой - живой... Оба были залиты кровью. И вообще, кровь
была везде: на ковре, на перине и даже на подушке...
Неописуемый беспорядок в каюте говорил о том, что тут
происходила жестокая схватка. Жертва защищалась, но убийца
оказался сильнее. Присутствующие здесь могут убедиться:
господин Вотье сложен, как атлет.
   - Что вы сделали дальше? - спросил председатель суда.
   - Выбежал из каюты и позвал на помощь одного из
товарищей. Оставив его дежурить у дверей каюты, я побежал
за комиссаром Бертеном. Я быстро разыскал его, и мы втроем
вошли в каюту. Вотье не двинулся с места: он по-прежнему в
оцепенении сидел на койке... Нам с товарищем оставалось
лишь выполнять распоряжения господина Бертена...
   - Какие именно распоряжения?
   - Осторожно подойдя к Вотье, мы убедились, что оружия при
нем нет. Возле трупа оружия тоже не оказалось. Господин
комиссар сразу обратил на это внимание. Я хорошо помню его
слова: "Любопытно! Судя по ране, тут явно воспользовались
кинжалом. Где же он может быть? У Вотье, который,
очевидно, один это знает, не спросишь, - ведь он нас не
слышит и не может ответить! Ну, ладно, с этим разберемся
потом... Сейчас главное - заняться этим парнем: уж очень
похоже, что убил он. На всякий случай его надо сейчас же
упрятать в судовой карцер... Вот только даст ли он себя
туда отвести?" Вопреки нашим опасениям Вотье не оказал ни
малейшего сопротивления. Он словно смирился со своей
судьбой, совершив убийство, и даже нарочно остался сидеть на
койке своей жертвы, чтобы ни у кого не возникло сомнений в
его виновности! Он, как дитя, покорно дал нам отвести себя
в карцер. Мой товарищ остался сторожить каюту. Сам я встал
на часы у обитой железом двери карцера и стоял там с
полчаса, пока меня не сменил один из членов команды,
назначенный капитаном.
   - После этого вы вернулись к каюте, где произошло
убийство?
   - Да, но у двери я увидел, что капитан теплохода,
господин Шардо, уже опечатал каюту своей печатью.
   - Суд благодарит вас, господин Тераль. Вы можете идти...
Пригласите очередного свидетеля...
   Показания судового комиссара Бертена соответствовали
рассказанному стюардом.

   - Господин председатель, - начал третий свидетель
обвинения, капитан "Де Грасса" Шардо, - о преступлении я
узнал от старшего комиссара Бертена, который перед этим из
соображений предосторожности запер подозреваемого в судовой
карцер. Он спросил у меня дальнейших указаний. Хотя никто
из пассажиров и команды не может быть арестован без моего
личного распоряжения, я одобрил решение комиссара Бертена,
действовавшего так исключительно во избежание огласки этого
прискорбного происшествия. Вместе с комиссаром и судовым
врачом, доктором Ланглуа, мы спустились в каюту-люкс,
которую занимал господин Джон Белл. Вход в нее охранял
стюард. В помощь ему я выделил матроса. Убедившись в том,
что в каюте ничего не изменилось, я опечатал дверь. Передо
мной стояла теперь только одна проблема: до Гавра
оставалось еще семь суток ходу, так что труп нельзя было
оставить в каюте из-за неминуемого разложения. После того
как доктор Ланглуа самым тщательным образом, насколько это
было возможно, произвел медицинскую экспертизу, я принял
решение с наступлением ночи, когда все пассажиры заснут,
перенести тело в ледник, имеющийся на судне: там оно хорошо
сохранится до прибытия в Гавр. Затем мы с комиссаром
Бертеном прошли в его канцелярию, где госпожа Вотье с
тревогой ожидала известий об исчезнувшем супруге.
   Мы осторожно обрисовали ей разыгравшуюся трагедию, в
которой ее муж был, по- видимому, самым серьезным образом
замешан.
   - Какова же была реакция госпожи Вотье? - спросил Виктор
Дельо.
   - Госпожа Вотье упала в обморок. Только час спустя нам
удалось уговорить ее пойти вместе с нами в карцер, куда был
заключен ее муж.
   - Как повели себя супруги в первый момент встречи? -
вновь задал вопрос защитник Жака Вотье.
   - Сцена была душераздирающей. Госпожа Вотье бросилась к
мужу, и тот сжал ее в объятиях. В отчаянии она громко
повторяла: "Ведь ты не делал этого, Жак? Это невозможно,
любимый мой! Почему?"
   - Считаю своим долгом напомнить господам присяжным, -
сказал Виктор Дельо, - что Жак Вотье не мог ни слышать, ни
понимать горестных восклицаний своей супруги. Позволю себе
задать свидетелю последний вопрос: держала ли при этом
госпожа Вотье своего мужа за руки?
   - За руки? - удивленно переспросил капитан "Де Грасса".
- Точно не помню... Кажется, да...
   - Припомните хорошенько, это очень важно! - настаивал
Дельо.
   - Суд да разрешит мне высказать свое удивление, -
язвительно вмешался мэтр Вуарен, - той настойчивостью, с
которой защита пытается набросить тень на показания
свидетеля, чья добросовестность не может быть поставлена под
сомнение...
   - Не о добросовестности сейчас идет речь, дорогой
коллега, - воскликнул Виктор Дельо, - а о человеке,
рискующем головой! Здесь все имеет значение, малейшая
деталь! И если я настаиваю на этой подробности, то лишь по
той простой причине, что супруги, держа друг друга за руки,
имели возможность поговорить между собой на пальцах - причем
так, что для капитана Шардо и комиссара Бертена это осталось
бы незамеченным.
   - Ну и что из того, - заметил прокурор Бертье. - Даже
если предположить, что супруги Вотье поговорили таким
способом между собой без ведома остальных, что это может
изменить в существе дела?
   - Это может все изменить, господин прокурор! И в ходе
дальнейшего разбирательства я берусь это доказать, сейчас же
хочу только обратить внимание господ присяжных на эту
деталь.
   С этими словами Виктор Дельо сел на место.
   - Что произошло в карцере потом, - спросил следователь
суда, - когда излияния супругов закончились?
   - Я тотчас приступил к допросу Жака Вотье, который по
настоянию комиссара Бертена велся письменно. Госпожа Вотье
переводила мои вопросы супругу, а Жак Вотье отвечал,
используя пуансон, трафарет и плотную бумагу - эти
принадлежности для письма по методу Брайля его жена всегда
носила при себе, в сумочке. Ответы, собственноручно
написанные Жаком Вотье, затем тщательно собрал комиссар
Бертен.
   - Все эти документы находятся в распоряжении суда, -
объявил прокурор Бертье.
   - Какие вопросы вы задали Жаку Вотье, господин капитан?
- спросил председатель суда.
   - Мой первый вопрос был таков: "Признаете ли вы себя
виновным в убийстве Джона Белла?" Ответ: "Этого человека
убил я. Я признаю это категорически и ни в чем не
раскаиваюсь". Второй вопрос: "Чем вы его убили?". Ответ:
"Ножом для разрезания бумаги". Третий вопрос: "Каким
именно ножом?" Ответ: "Тем, который был на ночном столике и
который компания предоставляет в распоряжение пассажиров в
каждой каюте. У меня в каюте есть точно такой же".
Четвертый вопрос: "Что вы сделали дальше с этим ножом -
ведь в каюте его не оказалось?" Ответ: "Я избавился от
него, выкинув в море через открытый иллюминатор". Пятый
вопрос: "Зачем же вы выбросили его в море, раз уж все равно
не собирались отрицать свою виновность в преступлении? Этот
поступок был совершенно бесполезен!" Ответ: "Нож внушал мне
ужас". Шестой вопрос: "Знали ли вы до этого свою жертву?"
Ответ: "Нет". Седьмой вопрос: "Тогда почему же вы его
убили?" Жак Вотье не ответил. "С целью ограбления?" Ответ:
"Нет". Восьмой вопрос: "Не потому ли, что Джон Белл
причинил вам вред или нанес серьезный ущерб?" Жак Вотье не
ответил и на этот раз. С этой минуты он вообще перестал
отвечать на мои вопросы. Нам с комиссаром Бертеном
оставалось лишь покинуть карцер, что мы и сделали, попросив
госпожу Вотье выйти вместе с нами. Обняв напоследок мужа,
она безропотно выполнила нашу просьбу.
   - Разрешали ли вы госпоже Вотье видеться с мужем на
протяжении оставшегося пути? - спросил председатель суда.
   - Она виделась с ним ежедневно в моем и комиссара Бертена
присутствии. Мы нуждались в ней как в переводчице,
поскольку на борту теплохода она была единственной, кто знал
азбуку глухонемых и письмо слепых по Брайлю... При этом я
счел благоразумным последовать совету доктора Ланглуа и не
оставлять госпожу Вотье наедине с мужем. Хотя, по мнению
доктора, Жак Вотье и не обнаруживал никаких симптомов
умственного расстройства, возможность того, что убийство он
совершил в припадке внезапного безумия, не исключалась.
Никто не рискнул бы поручиться, что подобный приступ не
повторится и жертвой не станет на этот раз его собственная
жена.
   - Как проходили эти встречи?
   - Госпожу Вотье охватывало все большее отчаяние. Я
пытался задавать ее мужу вопросы, но он на них не отвечал.
Напрасно жена умоляла его чуть ли не на коленях, пытаясь
объяснить, что не в его интересах молчать, что мы с
комиссаром не судим его, а желаем ему добра... Все было
впустую. Последняя их встреча состоялась за три часа до
прибытия в Гавр. Я как сейчас слышу молящий голос госпожи
Вотье: "Ты слышишь, Жак, ведь тебя приговорят! Ты же не
убивал, я знаю!" Вот в тот день, как я сейчас вспоминаю,
пальцы госпожи Вотье действительно лихорадочно постукивали
по пальцам мужа. Однако тот продолжал хранить упорное
молчание. Более того, он решительно высвободил руки и сунул
их в карманы, всем своим видом показывая, что он сказал уже
все, а последствия его мало трогают. Три часа спустя я
самолично передал арестованного в руки инспектора Марвеля и
жандармов, которые взошли на борт одновременно с лоцманом...
   - Суд благодарит вас, капитан. Вы можете идти...
   После того как суд заслушал четвертого свидетеля, доктора
Ланглуа, старшего судового врача "Де Грасса", который
рассказал о результатах медицинского обследования трупа
Джона Белла, в зал был приглашен следующий: старший
инспектор Мервель.
   - Изложите нам, инспектор, ваши наблюдения и выводы,
сделанные на борту "Де Грасса" в гаврском порту, - предложил
председатель суда.
   - После участия в осмотре тела, находившегося в леднике
"Де Грасса", я прошел в каюту, где произошло убийство.
Отпечатки пальцев я обнаружил там почти повсюду, особенно
много их было на перине, простыне и подушке, запятнанных
кровью.
   Сняв отпечатки, я провел следственный эксперимент, для
чего распорядился привести Жака Вотье из судового карцера в
каюту. Оказавшись перед дверью каюты, он издал рычание и
попытался убежать. Жандармы силой удержали его и вынудили
войти в каюту, где на койке уже лежал один из моих
подчиненных, одетый в такую же пижаму, что была на убитом.
Я стал понемногу подталкивать Вотье ближе к койке и к
ночному столику, на который до этого положил нож. Когда
руки Вотье ощутили распростертое тело моего помощника, он
вновь испустил хриплый рев и отступил назад. Тогда я взял
его правую руку и заставил его дотронуться до ножа. Вотье
вздрогнул, но затем овладел собой: он спокойно взял нож в
правую руку и занес его над головой. Сам склонился над
лежавшим инспектором, который играл роль спящего Джона
Белла, а левой рукой уперся ему в грудь, прижимая к койке и
тем самым не давая возможности двигаться. Я вовремя
перехватил его руку, иначе Вотье повторил бы свое
преступление!
   Больше всего в э