Эдуард Кондратов
   Покушение на зеркало
 
   Роман
 
   СОДЕРЖАНИЕ
 
 
   + Убийца. Происшествие в Тургаевке . . . . . . . . . . .1
 
   + Жертва. Глава 1. Похищение Бонвивана . . . . . . . . .8
 
   + Глава 2. Марьяна . . . . . . . . . . . . . . . . . . .17
 
   + Глава 3. Дело спасения утопающих . . . . . . . . . . .21
 
   + Убийца. Опровергнутое алиби . . . . . . . . . . . .1
 
   + Жертва. (из записок Ходорова).Глава 4 . . . . . . .3
 
   + Глава 5. Павлиний хвост . . . . . . . . . . . . . .4
 
 
   Убийца
 
   Происшествие в Тургаевке Летнее деревенское утро...  Уже  не  раннее,
еще не позднее. Впрочем, это для кого как.  Горожанам,  дачникам,  можно
еще и поспать. У тех, у кого корова, утро началось давно.
   Тихонько звякает щеколда, скрипит калитка... Топ–топ, топ–топ - груз-
ная старушечья перевалочка по дощатой дорожке от ворот,  через  двор,  к
крыльцу.
   Выцветший голубой платок с почти неприметным горошком, бордовая  три-
котажная кофтенка, двухлитровая банка с парным молоком  зажата  ладонями
снизу–сверху.
   И вдруг словно спотыкается шустрая старушка у порога.
   - Господи!.. Чтой–то?!
   Чуть было банку не выпустила из рук, хотя, впрочем,  выронила  бы  ее
навряд ли - сохранный крестьянский инстинкт держит нервы в узде. Но явно
и не на шутку перепугало Евдокию Игнатьевну Сазонову темно–красно–корич-
невое пятно, размазанное на ступеньках. Это кровь!  Кровь,  а  никак  не
глинистая грязь и не краска. Не обознаешься, как–никак за жизнь  столько
петухов да свинок перерезано было в этом дворе.
   Постояв, она все–таки решается подняться  по  ступенькам  и  надавить
локтем на дверь.
   Не заперта!
   Придержав дверь полуоткрытой, она просовывает голову в сенки  и  нег-
ромко зовет:
   - Хвеликс Михалыч!
   В доме тихо.
   - Хвеликс Михалыч, никак спишь?
   Молчание...
   Все же в храбрости бабке Сазонихе не откажешь. Она прижимает банку  к
груди, медленно отворяет настежь дверь и входит. В кухне, она же  перед-
няя комната, никого. И ничего такого, чего не было  бы  вчера–позавчера.
Бабка вбирает голову в плечи, прислушивается: не храпит ли квартирант  в
спальне? Не слышно. С опаской приотворяет дверь, заглядывает...
   - Ой, мамочки мои!
   Банка скользит из рук и чуть ли не грохается на пол. Но - чуть. Евдо-
кия Игнатьевна опрометью бежит на крыльцо, тяжелой рысцой  трусит  через
двор.
   - Женечка! - задышливо зовет она, выпадая на улицу из калитки.
   - Чего, баб Дуся? - откликается, тормозя  и  останавливая  велосипед,
белоголовый подросток в безрукавой тельняшке и шортах.
   - Женечка! - голос Сазоновой срывается на тонкий  умоляющий  крик.  -
Ехай скорей к Степанычевым!.. У них зять с Самары приехал... С  телефон-
ной трубкой... В милицию, скажи, чтоб звонили!.. Никак жильца моего  за-
резали, все в кровище...
   Господи, помилуй! Ой да скорей же ты, милый!
   - Во–о как?! - изумляется Женечка, скорей обрадованно, чем испуганно.
- Я щас, щас!
   Евдокия Игнатьевна тяжело ковыляет к лавочке. Всего десяток шагов,  а
ведь еле–еле... Садится, ставит банку рядом с собой и только сейчас ощу-
щает, как злобно ноют ее больные ноги.
 
 
   2
 
 
   * * * Вот беглый пересказ официальных документов, зафиксировавших со-
бытия, связанные с чрезвычайным происшествием в селе Тургаевка.
   23 июля, в 9 часов  20  минут  утра,  участковый  уполномоченный  Ки-
нельского РОВД старший лейтенант Соколов принял  по  телефону  сообщение
жительницы села Тургаевка Евдокии Игнатьевны Сазоновой  об  исчезновении
жильца, снявшего до конца лета комнату в принадлежащем ей доме по  улице
Советская, дом 22-а.
   Поскольку, по ее словам, в доме "все перемазано кровищей", с  жильцом
случилась какая–то беда. Участковый Соколов немедленно выехал по адресу.
Ожидавшая его у ворот пенсионерка Сазонова тут же рассказала, как полча-
са назад, придя от дочери с банкой молока, которое покупал у нее  жилец,
обнаружила, что входная дверь не заперта, а порожек и ступеньки измазаны
кровью. Испугавшись и все же рискнув войти, Евдокия Игнатьевна увидела в
комнате жильца "полный раскардаш"
   - разбросанные по полу бумаги и книги, опрокинутый стул,  разобранную
постель с пятнами крови. Самого жильца в комнате не было. Ни к  чему  не
притронувшись, Сазонова велела оказавшемуся поблизости  мальчику  поспе-
шить к соседям, у которых есть телефон, чтобы поставить в известность  о
происшедшем милицию.
   Участковый Соколов, поверхностно осмотрев помещение и двор,  вернулся
к себе в оперпункт и передал соответствующее сообщение в райотдел  мили-
ции. Примерно через два часа в Тургаевку выехала оперативная группа уго-
ловного розыска. Она констатировала произошедший нынешней ночью факт на-
силия, сопряженный, судя по пятнам крови, с нанесением телесных  повреж-
дений. Не исключено и убийство. У Сазоновой было уточнено, что исчезнув-
ший, а возможно похищенный или убитый, жилец проживал в Тургаевке  около
двух недель. Снял он комнату, по словам  Сазоновой,  чтобы  в  спокойной
обстановке писать какую–то книгу. Привела его на постой Ирина Скобелева,
двоюродная племянница Сазоновой, проживающая через два дома - на Советс-
кой, 28. По словам тут же допрошенной Ирины, этим постояльцем был  писа-
тель Феликс Михайлович Ходоров, житель Самары, с которым она примерно  с
месяц назад случайно познакомилась на вокзале, дав ему свой адрес в Тур-
гаевке. Ходоров намеревался работать над книгой до конца августа, деньги
уплатил вперед.
   В тот же день, 23 июля, следователем Кинельского РОВД Анной  Сергеев-
ной Лариной по заявлению Е. И. Сазоновой было возбуждено уголовное  дело
по факту исчезновения  гр–на  Ходорова  Ф.  М.  Первые  же  следственные
действия убедили Ларину, что налицо - тяжкое уголовное преступление, од-
нако передавать дело в прокуратуру веских поводов у нее  пока  не  было.
Несмотря на признаки кровавого насилия, отсутствие трупа и подозреваемых
лиц не давало ей правовых оснований квалифицировать произошедшее в  доме
на улице Советской как убийство. Впрочем, искать было кого: из показаний
пенсионерки Викуловой, соседки Сазоновой, стало известно,  что  накануне
исчезновения Ходорова, а точнее - между двадцатью двумя и двадцатью тре-
мя часами 22 июля - ею был замечен неизвестный мужчина в темной  сатино-
вой куртке, спортивных штанах с полосками и глубоко надвинутой на  глаза
фуражке, шедший по двору Сазоновой от дома к будочке уборной.  Задержав-
шись на крыльце, Викулова проследила и его обратный путь к дому,  причем
обратила внимание, что неизвестный оба раза шагал очень торопливо. Когда
он открыл дверь в освещенные электрической лампочкой  сени,  она  успела
разглядеть его лицо, которое могла бы опознать при встрече.
   Словесное описание неизвестного и карандашный  портрет,  сделанный  в
присутствии Викуловой, был размножен  и  распространен  в  течение  двух
дней. И уже на третий день пришли сообщения о бомже,  очень  похожем  на
того самого неизвестного, дважды замеченного милицейскими постами, -  на
перроне пригородной электрички в Новокуйбышевске и в лесополосе на южной
окраине Чапаевска. Оба раза ему удалось скрыться, хотя, судя по  донесе-
ниям, преследовать его не  особенно–то  и  старались.  Он  был  задержан
только через две с половиной недели, а именно - вечером  11  августа,  в
продовольственном магазине города Жигулевска.
   Сопротивления при задержании не оказал. Никаких документов при нем не
обнаружено, себя назвал Иваном Петровичем Сидоровым, на все другие  воп-
росы не отвечал, явно симулируя потерю памяти. Утром следующего дня  за-
держанный был этапирован электропоездом в Кинель и помещен там под стра-
жу.
 
   3
 
 
   * * * ...Обитатель одиночной камеры номер семнадцать  изолятора  вре-
менного содержания, он же - бомж, арестованный по подозрению в  умышлен-
ном убийстве, он же - человек без паспорта, назвавшийся  при  задержании
Сидоровым, лежал на железной койке с открытыми глазами, вытянув  ноги  в
грязных кроссовках без шнурков поверх вытертого серого одеяла, и  думал.
Мысли ходили по кругу, и он снова и  снова  перематывал  их  кассету.  И
опять говорил себе: нет, не то... Не с того началось!
   А с чего все–таки, с чего? Какую точку отсчета выбрать?
   Может, со знакомства Ходорова с Марьяной?
   Нет, это был всего лишь толчок. Да ведь и любовь у них  была  настоя-
щая, вот что! Все в ней было, и радости, и пакости, и страсти, все.  Мо-
жет, и стоит рассказать о ней когда–нибудь потом? Если будет оно вообще,
это "потом".
   Он скрипнул зубами и закинул руки за голову.
   Эх, Марьянка, Марьяночка... Синяя птица, которую Ходоров  так  стара-
тельно подсинивал. "Ты любовь моя последняя, боль моя..."  Кажется,  так
мурлыкалось тому лет двадцать, а то и тридцать в  каком–то  слащавеньком
фильме?
   А ведь глаза у нее были сучьи... Он усмехнулся: вот оно, точное слово
- именно сучьи! Ласковые, преданные до пресмыкания, но с затаенной опас-
кой.В них была всегдашняя готовность лизнуть и укусить. Влажненькие  та-
кие были глаза. Были и, конечно, есть. Где–то. Только меня, вдруг  поду-
мал он, это больше не касается.
   Настоящее потеряло реальность, а будущего нет. Сейчас он вполне обхо-
дится прошлым и, между прочим, возни с ним невпроворот. Так что глаза  у
нее были сучьи. Да ведь Ходоров подмечал это - чего уж тут кривить! Дру-
гое дело, что не хотелось ему даже мысленно произносить столь мерзостное
слово. Тем паче сочиняя песенки о "чудесной стране Марьянии".  Какие  уж
тут "сучьи"!..
   Да, конечно, Ходоров не мог не видеть, что она вовсе не хороша. Прав-
да, когда хотела, Марьяна могла казаться так...  ничего  себе  дамочкой.
Брючки - на попке в обтяжку, а ниже колен непременно широкие, дабы спря-
тать кривоватую тонковатость ножек. Вкупе с каблучками они обманчиво уд-
линяли фигуру, что и требовалось. Опять же грим, матовая бледность,  мо-
лодежная стрижка... Нет, нет, порой она бывала  просто  хороша.  Мужикам
такие нравятся, хотя и в очень определенном смысле - взгляд–то у нее был
всегда и всем обещающий. Такие, как Марьяна, на каждого не инвалида и не
урода смотрят с потаенным "вот бы...".
   Эдакая любвеобильная синяя птичка, совсем как юная таитянка, для  ко-
торой "играть" и "любить" - синонимы. Правда, на русском это звучит куда
грубее.
   Впрочем, что–что, а грубость Марьяну не коробила ничуть.
   Если бы этот злосчастный Ходоров не встретил ее тогда!..
   Нет, все же не с того закрутилось, не с того... Началось с  катастро-
фы. Или, как это официально? - с наезда... Значит, так: половина  перво-
го, июль, очень жарко. Ходоров выбегает из  ворот  телестудии,  идет  по
тротуару. Вот он сходит на мостовую, пытается быстренько пересечь свеже-
политую улицу... И тут - темно–красная "ауди". Не  метнись  он  назад  к
обочине, просто остановился бы - машина вильнула бы и проскочила... Слу-
чайность? Черта с два! Эта "аудишка" - она ведь как тот самый булгаковс-
кий трамвай и разлитое Аннушкой масло - были уготованы ему  все  тем  же
Воландом, который свел в тот жаркий день Марьяну с Ходоровым, чтобы  пе-
рекроить его судьбу, а потом и самого уничтожить.
   Банальнейший наезд - это глава первая состряпанной дьяволом детектив-
ной истории, которая, вопреки законам жанра, не начинается, а  кончается
убийством.
   Ходоров подсознательно сунулся под колеса. И очень  закономерно,  что
случилось такое не потому, что он был погружен в глубокую задумчивость -
это было слишком бы пресно, да и в самом деле  случайностью.  И  не  под
гнетом тяжелого стресса, что тоже было бы простительно.  А  в  состоянии
эйфории, вызванной очередным приступом самолюбования... Сказать бы  "Бог
наказал", но разве Господь был в тот день судьей бородатому ничтожеству,
которое было фатально обречено на исчезновение из этого бренного мира?
   Он тихо рассмеялся. Нет уж, не Бог был  судьей  писателю  Ходорову...
Судьей был он, человек, валяющийся на тюремной койке в одиночной  камере
номер семнадцать.
   Судьей. Прокурором. Свидетелем. И, наконец, исполнившим приговор  па-
лачом.
 
 
   4
 
 
   * * * ...Лязгнула дверь.
   - Сидоров! Давай выходи!
   На допрос? Наконец–то! Вот и дождался.
   - Ну, быстро, быстро на выход!
   Перебьешься, комарик, ядовито подумал он, обождешь. С тобой–то  можно
без церемоний. Хотя нет, опасно, надо, чтоб все–все тип–топ,  чтоб  чис-
тенько и в мелочах.
   - Нога... - хрипит Сидоров. - Не сымацца с койки...
   - Какая еще нога?
   Не один ли тебе хрен, какая? Он натужно кашляет. Уж это Сидоров  уме-
ет, умеет.
   Тренирован прямо–таки замечательно. Виснет на железной  спинке,  хри-
пит, захлебывается кашлем. Но правую ногу с  одеяла  не  снимает.  Краем
глаза следит за конвоиром - не шарахнул бы кованым  своим  ботинищем.  А
что? Может.
   Сопливенький еще мальчишка, тощенький, угреватый. Небось  первогодок.
Да ведь и такому хочется выглядеть хоть кого–то сильнее. Хотя бы такого,
как он, бомжа вонючего. Три недели он не видел себя в зеркале,  образину
свою сейчасную знает только на ощупь. Бугристый череп с плешинкой -  вы-
лезла, подлая, после "нулевки". Узкие скулы, обтянутые нездоровой кожей,
скелетистые впадины на щеках. И щетина мерзопакостная, уже  не  колючая,
правда, помягчевшая, цветом наверняка пегая. А уши, уши!.. Вот не думал,
что после стрижки наголо они так забавно  раскрылатятся.  Подзабыл,  что
стеснялся в детстве своей лопоухости.
   - Кончай ты! - уже не приказывает, а просит конвоир.
   Погоди, говорит ему мысленно он, вот захочу - и перестану, а пока  не
хочу.
   Сидоров снова кашляет - с глухим хрипом, изображая муки адовы, с кле-
котом бьется хребтом о спинку койки, раскачивается, как правоверный  ев-
рей на молитве. А парень, бедняга,  мельком  замечает  он,  перепугался,
совсем новичок, видно, в охране... Ведь с сочувствием  смотрит,  даже  с
испугом, вон как губы дрожат...
   Усмехнувшись, Сидоров с неожиданной легкостью сбрасывает ногу с койки
на пол, рывком встает и корчит брезгливую гримасу. И мысленно  представ-
ляет, насколько омерзительной смотрится сейчас его рожа.
   - Ладно, гражданин начальник, так и быть, потопали.
   Конвоир розовеет от злости, но Сидоров уже и не глядит на него, надо-
ел.
   Заложив руки за спину, идет к двери и выходит из камеры...
 
   5
 
 
   * * *
   - Садитесь!
   Ларина кивком отпустила конвоира. Придвинула поближе бланк  протокола
допроса подозреваемого, попробовала на откидном календаре, хорошо ли хо-
дит шарик в авторучке, и только потом уже  подняла  глаза  на  человека,
мешком плюхнувшегося на табуретку напротив нее.
   Нет, не самого приятного собеседника заполучила она на этот  раз.  Он
не произнес еще и слова, а следователь уже знала, интуитивно поняла, что
разговор предстоит непростой. Взгляд - острый, лишь на мгновенье  полых-
нувший откровенной неприязнью и тотчас угасший, словно выключенная  лам-
почка фонарика, ставший стеклянно безразличным, - такой  взгляд  был  ей
хорошо знаком. Этот человек лишь прикидывается опустившимся,  обезличив-
шимся бомжем, сказала она себе. Он умеет владеть собой, он  настроен  на
жестокую борьбу. Значит, и мне надо быть готовой к тому, что передо мной
вероятный преступник, быть может, изворотливый,  многоопытный  и  умный.
Как ни старается он сейчас натянуть на физиономию маску  дебила,  первый
же взгляд выдал его с головой. Но пусть он не догадывается об этом.  По-
ка.
   Ларина быстро, крупным, размашистым почерком заполнила первые  строки
протокола, касающиеся ее самой, даты и места допроса, и  оторвала  ручку
от бумаги.
   - Фамилия, имя, отчество?
   - Мое?
   - Ваше, разумеется. Меня зовут Ларина Анна Сергеевна. А вас?
   - Ну, Иванов... Петр... Сидорович.
   Так, сказала себе Анна, понятно: настроился играть в комедийном  клю-
че. Она обежала равнодушным взглядом лицо бомжа, исхудавшее, с  выпираю-
щими скулами, без какого–либо следа бровей, напоминающее детский рисунок
- точка, точка, два крючочка... Темная, чуть извилистая  прорезь  рта  с
потрескавшимися губами, черные точки ноздрей, обритая голова с  грязными
оттопыренными ушами, утолщенный кончик носа, почти кругляш,  безвольный,
чуть загнутый подбородок...
   И запрятанные под голыми надбровьями синие глаза - сейчас они  непод-
вижные, тупые, похоже, он нарочно выпучивает их, чтобы выглядеть  закон-
ченным придурком. Не поймай она тот взгляд...
   - При задержании вы назвали себя Сидоровым. Как понимать?
   - Да хоть как... Один леший.
   - И все–таки? Ваша настоящая фамилия?
   - Пиши Сидоров, если больше нравится.
   - Хорошо, Сидоров так Сидоров. Дата, место рождения?
   - Мое?
   Анна стиснула губы. Нет, не разозлишь, не старайся.
   - Ваше. Перестаньте прикидываться дурачком, Сидоров. Не поможет.
   - А я и есть дурачок. Это ты умная.
   - Повторяю: год, число, место рождения?
   Он задумался. Отквасил губы, поднял глаза на  потолок,  словно  бы  с
трудом вспоминая.
   - Эта... Как ее? Магаданская область, поселок Барачный... В пятьдесят
вроде первом году... Ага, восьмого марта!.. Или нет?
   - Вы что, не помните точно?
   - Не–а... А чо помнить–то?.. Старый - и все тут.
   - Ладно. Запишем пока это. Проверим. Но,  Сидоров,  учтите:  за  дачу
ложных сведений вы несете ответственность перед Законом.
   Ах, как это страшно, подумал он, разглядывая склонившуюся над  прото-
колом молодую женщину. Надо же - от–вет–ствен–ность!..  Тебе,  законница
ты моя белокурая, наверняка кажется, что нет в  жизни  страшнее  жупела,
чем дышло ваших замечательных Кодексов, на которые чихать хотели все,  у
кого в кармане густо, а уж бомжи и подавно... Сколько ж тебе годков, ми-
лая, небось лет пять всего как с институтской скамьи? Интересно, замужем
ты или еще в девицах? Вот и занятие у меня теперь есть на  время  допро-
сов: попробую–ка раскусить тебя самое, как ты меня  пытаешься.  У  тебя,
бедняжки, вряд ли что путное выйдет, а я–то тебя так и сяк пощупаю.  Как
и положено мужику с вашей сестрой.
   - Да, ознакомьтесь с вашими правами, - Ларина  протянула  через  стол
бланк протокола. - Вот с этим пунктом. Возьмите же!
   - Не–а, - Сидоров мотнул головой, заслоняя глаза ладонью. - Не  пойму
я, сама прочитай, слышь?
   - Обращайтесь ко мне на "вы", Сидоров, - В голосе Анны Лариной  впер-
вые промелькнуло раздражение. - Хорошо, слушайте. - Она медленно, акцен-
тируя каждое слово, прочитала ссылку на статью 51-ю Конституции Российс-
кой Федерации, оставляющую за допрашиваемым право не  давать  показаний,
которые могут быть использованы ему во вред. По лицу Сидорова нельзя бы-
ло определить, понял ли он услышанное. Округлив глаза, он невидяще смот-
рел на шевелящиеся губы следователя и молчал.
   - Поняли? Нет? Тогда скажу проще: вы можете не говорить  о  том,  что
вам, как вы считаете, может повредить.
   Шелушащиеся губы Сидорова растянулись в длинной ухмылке.
   - Ух ты!.. Зачем мне вредить? Не буду!.. Что я, чокнутый, что ль?
   "Слава, трижды слава демократии! - злорадно подумал он.  -  Попляшешь
ты у меня, девонька, с этой идиотской статьей Конституции".
   - Продолжим, - сказала Ларина, расправляя листок протокола. - Сообщи-
те о своем постоянном местожительстве...
   Сидоров весело хрюкнул и даже зажмурился от удовольствия.
   - Третья помойка слева от пятого чердака... Я  путешествовать  люблю,
гражданин следовательница... Не задерживаюсь нигде.
   - Семейное положение?
   Какая невозмутимость, смотри–ка!.. Ну и нервы у барышни!  Надобно  бы
ее расшевелить.
   - Холостяшничаю... Где–то детки, может, плачут по мне, а жен своих  я
успел в дым позабыть. У вас–то, небось, муженек  начальник,  любит  вас,
красавицу такую, а я вот один–одинешенек...
   Он с удовлетворением отметил, как  досадливо  порозовели  напрягшиеся
скулы, как нервозно дернулась авторучка в пальцах. Попал! И  кажется,  в
больное место.
   Разведена? Брошена? По крайней мере, матримониальная тема  ей  небез-
различна.
   - Отвечайте на вопр