ладно. И - никого, кроме уборщицы и секре-
тарши... А может, бухгалтерша или делопроизводитель, пожилая такая  жен-
щина... А писателей этих самых и духу нет, ни начальников,  ни  рядовых.
Во работенка!.. Я в девять заявился, а они только к двенадцати появляют-
ся. Да и то не каждый день, как я понял эту...
   - Саврасов! - в голосе Анны пробилось раздражение. - По делу!
   - По делу. Ходоров в Союзе писателей  не  появлялся,  считай,  месяца
три–четыре.
   Взял у этой служительницы его адреса - домашний и рабочий, он в изда-
тельстве что–то там редактирует. Но в Дом печати я позже съездил, снача-
ла - домой. Как раз жену застал, хотела уже уходить. И  дочку,  лет  так
двадцати. И еще мужичок один там был...
   Саврасов недобро рассмеялся.
   - Я так понял, что нашему писателю делать там нечего.  Кажись,  место
его занято. Мужик–то солидный, начальственного вида. Как дома себя  дер-
жит, вышел голый по пояс, в шлепанцах. "Родственник вы, что ли? -  спра-
шиваю. А он с женой писательской переглянулся, ручищи на груди скрестил.
"Ну, можете считать, родственник. Это, что, важно?" А я...
   - Слушай, Виктор Иванович, - сухо перебила Ларина. - Давай–ка я лучше
твою писанину просмотрю. Что будет неясно, спрошу.
   - Ладно, Анечка, все, все, не буду...
   Саврасову ужасно не хотелось уходить, это чувствовалось. Приятно ощу-
щать рядышком женщину, которая тебе желанна, пусть "рядом" -  это  всего
лишь локоть о локоть за казенным столом. Да еще при  свидетеле,  который
только делает вид, что углубился в бумажки, - косится рыжий  гад,  инте-
ресно ему, как же... Не само дело, конечно, а Витины подходцы...
   Поняв, что рассердить сейчас Анну - это значит надолго  оборвать  ни-
точку интимной доверительности, оперуполномоченный Саврасов сменил тон и
предельно лаконично, без лишних подробностей  и  отступлений  рассказал,
вернее даже - доложил о результатах своих третьегодняшней и  позавчераш-
ней поездок в областной центр и вчерашней - в  Тургаевку.  В  результате
получасовой беседы с женой и дочерью Ходорова, в которой живо участвовал
и некто Николай Петрович, представившийся как "друг семьи и сосед по да-
че", выяснилось, что Феликс Михайлович Ходоров  не  собирался  куда–либо
уезжать за пределы области, на это не было и намека.  Его  отсутствие  в
течение нескольких дней домашних ничуть не обеспокоило -  он  и  раньше,
бывало, снимал летом на месяц–полтора комнату или домик  в  какой–нибудь
деревне, чтобы, не отвлекаясь, работать над новой книгой.
   Правда, так было, когда его издавали, в последние два года он предпо-
читал уединяться на даче в Советах, от города час на  электричке.  Из–за
хронического безденежья, только поэтому, ибо к своей даче  он  безразли-
чен, хотя под нажимом жены иногда и делает там кое–что, в основном поли-
вает. Однако "сосед по даче", который через день ездит в Советы - разгар
огородной страды как–никак! - утверждает, что в течение  последних  двух
недель Ходоров там не появлялся. Жена и дочь Ходорова на дачу не  ездили
давненько, как они выразились, "сейчас не до того". Так  что  сказать  с
определенностью, где сейчас Ходоров, они не могут, хотя, если судить  по
отсутствию пишущей машинки, рабочего кейса, дорожной сумки и зубной щет-
ки, можно с уверенностью предположить, что он что–то где–то пишет,  ско-
рее всего в деревне, хотя не исключено, что временно поселился у  друзей
в пустующей квартире или на даче. Но далеко уехать не мог - единственный
его брат не так давно умер в Санкт–Петербурге, с другими  родственниками
отношений практически не поддерживает, даже не переписывается.
   - Я так понял, что для этой семейки он был отрезанный ломоть, - резю-
мировал Саврасов. - Видела бы ты, какую рожу  скорчила  дочка,  когда  я
спросил, были ли у него крупные суммы, которые он мог бы взять с  собой.
А жена аж зашипела, рукой рубанула: "Да какие там суммы!..  Сума!..".  И
вот что, Анечка, самое любопытное: ни жена, ни дочь даже не  поинтересо-
вались, с какой стати я расспрашиваю их о Ходорове. Не то что не  забес-
покоились, э–ле–мен–тарного любопытства - и того не проявили!.. Я усек и
спрашиваю: а не опасался ли он кого–то, не спрятался ли где? Не в  курсе
ли они, может, Ходорова кто преследовал, угрожал ему? Или какие подозри-
тельные люди на горизонте появлялись? Мать с дочкой переглянулась,  губу
закусила и не сразу так головой покачала: нет, мол... А девица не  смол-
чала все же, не выдержала. Видела, мол, отца в ресторане с бабенкой, где
он бабки взял на угощение - непонятно... Тут "сосед по  даче"  ввязался:
да скажите, говорит, про бандитов, которые приходили и его спрашивали...
Тут я уцепился. Но так ничего и не  прояснил:  описать  они  этих  самых
"бандитов" толком не смогли - видели мельком,  качки  и  качки,  никаких
примет... Я показал им фото нашего Иванова–Сидорова. Вглядывались,  пле-
чами пожимали - нет, совсем не похож на тех... Но знаешь, Анна Сергевна,
у жены что–то глазки забегали–забегали и задышала чаще. Нет, протокольно
подтвердили, что нашего бомжа знать не знали, видеть не видели.  Подроб-
ности потом прочитаешь...
   - А что на работе?
   Саврасов пренебрежительно покрутил в воздухе пальцами.
   - Тем он тоже до лампочки... Или вроде того. Директор издательства  в
отпуске, говорил с главным редактором. Нормальный такой  мужик,  видать,
из бывших военных. Сказал, что Ходоров взял большую работу  -  переделы-
вать какой–то роман заграничный, договорились с ним, что может не прихо-
дить на службу - лишь бы в срок все сделал. Аванса не  получал,  хотя  и
просил. Но на счету ихнего "Парфенона" сейчас шиш без масла, хотя  Ходо-
рову хотели найти, прижало его, кажется, крепко... Но он не  идет  поче-
му–то, ну и никто его, понятно, не ищет... А по договору получит  непло-
хо. Но это мне было уже как–то ни к чему.
   Потом он направил меня к одному шустренькому еврею -  Зиновию...  Как
его там?
   Ага, Краснопольскому. Ходоровский закадычный корешок, там же, в  Доме
печати, работает... Вот он–то единственный, кто  забеспокоился.  По  его
словам, нервничал его дружок в последнее время крепко, не  только  из–за
безденежья, а еще в неприятность чуть не влип с одной бабенкой. Не хотел
говорить, с какой, мямлил, но я поднажал. С секретаршей районного проку-
рора, как оказалось. Да если б она была для того  только  секретаршей!..
Короче, по пьянке она как–то повисла на этом писателе, а прокурор психа-
нул...
   - Ты с ним говорил?
   - С прокурором? Нет, а зачем? Я с ней говорил. Бабеночка еще  та,  но
говорит, что только раз и видела Ходорова на вечеринке. Ничего не знает,
где он и что.
   Утверждает, что и в ресторане никогда не бывала. И Сидорова  на  фото
не признала, как и этот, который Зиновий... Да, он тоже подтвердил,  что
Ходоров, похоже, собирался над рукописью засесть, но не дома  у  себя  -
там ему вроде бы совсем отбой дали. Предположил, что куда–то  в  деревню
смылся поработать. Или на дачу. Но на дачу я в конце дня съездил,  опро-
сил соседей. Не появлялся, говорят, давно. Вот все. То есть ничего инте-
ресного. Разве что баба в ресторане и эти самые "бандиты".  Но  это  уже
дохлый номер - искать их, не зная примет. Так что, Анюта, версию "уехал"
отбрось. В Тургаевке его прирезали, это верняк. Раскручивай своего Сидо-
рова. Кстати, в Тургаевке я вчера наскреб кое–что  полюбопытнее,  чем  в
городе.
   - А именно?
   - В кустах, метрах в тридцати от старицы, наткнулся на следы недавне-
го костра.
   Кто–то что–то жег.
   - Жег? Ну и что?
   - А то! - Саврасов выудил из кармана форменной рубашки две черные  от
копоти металлические заклепки. - Джинсовые! От штанов. А  Ходоров  носил
джинсы. Я давай копать угольки. И нашел то, что надо - молнию,  или  как
его там - зиппер.
   А еще пошукал - и на золе обнаружил следы тех же кедов, что у Сидоро-
ва.
   - Странно... - Анна усмехнулась. - Он что  же,  снял  с  него  штаны,
прежде чем утопить? А потом их сжег? Зачем?
   - А ты вот и спроси у него сегодня, зачем.
   Дверь скрипнула, открывая просунувшуюся в кабинет загорелую  физионо-
мию немолодого щекастого блондина со звездочками старшего лейтенанта ми-
лиции.
   - Соколов?! - Ларина приветливо закивала. - Здравствуй, Семен Семено-
вич!
   Привез?
   - Так точно! Ничего, что чуть раньше?
   - Нормально, Семен Семенович! Сейчас Виктор Иваныч с  вами  займется,
подберет подходящих мужичков.
   - Опознание? - Саврасов кивнул. - На какой час?
   - Давай через полчасика, ладно? Бабульку–то чайком угостите,  у  меня
здесь печенье, возьми... А я покопаюсь в твоих бумажках. Да  и  подумать
надо...
   - Я про Тургаевку тебе не все успел...
   - Потом доскажешь, в бумажках твоих есть? Вот и славно... Иди!
   Когда дверь за капитаном закрылась, Анна оглянулась на рыженького ви-
зави и улыбнулась ему. Почти по–матерински.
   - Так–то, Сережа... Ты извини, но я хочу допросить своего бомжа  один
на один.
   Часок у тебя еще есть, посиди, а там... Есть ведь куда сходить,  вер-
но?
   - Найду... Да я и сам собирался...
   - Вот и славно... Не нравится мне что–то этот Сидоров–Иванов.
   - А кому нравятся бомжи?! - ухмыльнулся  молоденький  следователь.  -
Одно слово
   - отбросы...
   $PAGE * * * Несмотря на порывистость  и  кажущуюся  непредсказуемость
поступков, следователь Анна Ларина слыла среди своих занудой и  крючкот-
вором. Ни дефицит времени - а у следователей, волочащих порой по десятку
дел, он постоянен, - ни "абсолютная ясность" дела, по мнению коллег, са-
мого заурядного, вроде бытовой драки, ни даже нажим или прямое  указание
руководства не влияли на дотошность, с какой старший  лейтенант  милиции
Ларина обмозговывала, обсасывала, обнюхивала каждую самую невинную  про-
галинку, оставленную оперативниками в фактуре  их  рапортов,  донесений,
справок, служебных записок и протоколов - неважно, обыска ли, опроса или
осмотра места происшествия. Порой она доводила  их  до  белого  каления,
отправляя заниматься и во второй, и в третий раз тем же самым. И  только
потому, что была упущена какая–нибудь абсолютно  несущественная  мелочь,
казалось бы, не имеющая никакого отношения к существу дела. Поэтому  са-
моуверенность капитана Саврасова была чисто показной, и  факт,  что  он,
вернувшись из областного центра, по своей инициативе, не отдохнув, снова
отправился в Тургаевку, говорил о том, что в глубине души он  был  убеж-
ден, что Ларина найдет в его действиях не один огрех. Теперь он подстра-
ховался, но полного спокойствия все–таки не ощущал. А портить  отношения
с Анечкой ему было ну никак нельзя, Виктор уже настроился на их развитие
в менее официальном аспекте.
   Очистив стол от всего лишнего, Анна разложила слева  от  себя  свежие
бумажки Саврасова, чтобы иметь в поле зрения сразу все, и заставила себя
вчитаться заново, как будто впервые, в документы, уже подшитые  в  дело.
Их было совсем немного, но Ларина знала, что любая  тощенькая  картонная
папочка может разбухнуть при случае в толстенные тома. Однако, если  ве-
рить первому впечатлению, вряд ли дело об исчезновении Ходорова поставит
перед следствием тьму сложных задач.
   Но это лишь первое впечатление... Каким будет второе,  третье?..  Она
быстро пробежала глазами протокол осмотра места происшествия, потом  пе-
речитала снова, внимательнее, останавливаясь на отдельных строчках.  Да,
обилие крови на простыне и крае подушки, лужица возле кровати близ изго-
ловья и редкие брызги чуть подальше на полу - все говорит, что нападение
было совершено на лежащего в постели человека, возможно,  спящего.  Вряд
ли он успел подняться со своего последнего ложа: следы  крови  в  других
концах комнаты не обнаружены. Только размазанный кровавый след волокнис-
того мешка с грузом от кровати до двери и дальше, за порог. Вывод:  соп-
ротивление жертва не оказала, каких–либо следов схватки нет. Ничего  но-
вого, не придерешься. Обо что же вытирал руки убийца?
   Ведь он не мог не перемазаться в крови, когда запихивал труп в мешок,
а скорее всего - в мягкий баул, поскольку полоса волочения  имеет  четко
обозначенные границы. Видимо, вытирал их об одежду или вторую  простыню,
которой укрывался спящий и которую потом преступник сжег  или  утопил  в
той же таре... Так, так...
   Список вещей Ходорова, обнаруженных в шкафу и возле кровати. Рубашки,
бельишко, кроссовки, летние брюки и летние же туфли...  Нет,  интересней
другой список - тот, что составлен со  слов  хозяйки...  Сопоставим  еще
раз: не хватает пишущей машинки, синей сумки... "Жынцов" - так она,  ка-
жется, сказала? Джинсов и джинсовой куртки, фирму, понятно, она не  зна-
ет. Нет ни денег, ни документов, ни вообще каких бы то ни было  бумаг...
Вот это как раз очень странно: по словам Сазоновой,  ее  жилец  "дотемна
стрекотал на машинке". Показания Ирины Скобелевой: поселился в  Тургаев-
ке, чтобы писать новую книгу... Где  же  рукопись,  хотя  бы  сколько–то
страничек? Что, сжег ее, как Гоголь? В этот же день? Если раньше, то че-
го же тогда не уехал, продолжал торчать в сонной глуши? Неужели  предпо-
лагаемый убийца покусился на его сочинения? Тем более, этот  бомж  Сидо-
ров?.. Анна усмехнулась: в кино, в романах Хмелевской такое возможно. Но
в жизни?.. В задрипанном Кинеле совершено убийство с целью похищения та-
инственной рукописи?.. Бред.
   Ларина быстро просмотрела бумаги, составленные для нее Саврасовым,  и
отложила в сторону стопочкой те, что касались  непосредственно  писателя
Феликса Ходорова. Ими она займется позже - сейчас надо думать  только  о
предстоящем допросе подозреваемого Сидорова. С ним пока  что  далеко  не
все ясно. Саврасов проследил его путь в ночь на 23-е июля от дома  Сазо-
новой до станции Кротовка.
   Но так и не выяснил, как, когда и откуда он прибыл в Тургаевку?  Ведь
ни одна живая душа не заметила его в тот день! А может, он жил в  Турга-
евке уже несколько дней? Может, прятался, а 22-го выполз? Узнал о  писа-
теле, решил, что тот, конечно, при деньгах -  пи–са–тель  же!..  Пришел,
убил, упаковал - и на лодочке по старице, до быстрой Кинельки. Бултых  -
и концы в воду!..
   Это Сидоров–то? - скептически одернула себя Анна. - Вытер  отпечатки,
сжег запачканные кровью джинсы и ненужную рукопись, утопил  тело?  Зачем
понадобились такие сложности ему, этому  пещерному  бомжу?..  Хотя  нас-
только ли он и примитивен, каким хочет казаться? Что он никакой не Сидо-
ров, ясно и козе, отрицательный ответ из Магадана на запрос можно  прог-
нозировать стопроцентно.
   "Иван Петрович Сидоров"... Никакой фантазии,  набившая  оскомину  во-
ровская издевка над "ментами". Нет уж, не так он и прост.  Тот  быстрый,
мимолетный, но предельно выразительный взгляд, который он бросил на  нее
на первом допросе, Анна не забыла. Зря она церемонилась с  ним.  Нажать!
Такие считаются только с силой, вежливость следователя  расценивают  как
неуверенность, профессиональную слабость... Сейчас отпирается  от  всего
на свете, а вот как поведет себя, если его опознает Викулова?..
   Ларина достала из стола бланк протокола опознания и подняла глаза  на
Жуколева.
   - Сережа, не в службу, а в дружбу... Узнай, как там они, готовы?
   - Опознание? - встрепенулся Жуколев и тряхнул медным  ежиком.  -  Сей
минут!..
   Не прошло и минуты, как он заглянул в кабинет:
   - Ждут, Анна Сергеевна! Я сказал, чтобы привели бомжа...
 
   * * * Августовское предполуденное  солнце  беспощадно  пробивает  ры-
женькие, такие совсем–совсем домашние тюлевые занавески, рисуя на  лино-
леуме пола неясный орнамент. В кабинете следователей светло,  душновато.
Трех внесенных сюда стульев оказалось достаточно, чтобы ощутить в полной
мере убогую тесноту казенного помещения, где долгими часами два человека
визави ведут вязкую, изнуряющую словесную борьбу, победа и  поражение  в
которой определяют для одного из них - свободу, а то и жизнь, а для дру-
гого - всего лишь служебный, порой почти никем и не замеченный успех.
   У стены, в шаге от дверей, перешептываются понятые  -  молодая  пара,
взятая из очереди в паспортном столе. С любопытством и потаенной опаской
они поглядывают то на симпатичную блондинку в серенькой рубашке с  пого-
нами, приготовившуюся заполнять протокол, то на четверых мужчин, которые
сидят рядком на стульях.
   Четвертый стул им уступил рыженький парень, сидевший за столом напро-
тив и тотчас ушедший, когда в комнату ввели и усадили этих четверых. По-
нятые - это видно по глазам - силятся догадаться, кто же из них преступ-
ник, которого сейчас будут опознавать? Двое молоденьких парней,  коротко
постриженных, очень похожих на новобранцев, мужчина постарше, с пробива-
ющейся сединой в крутых кудрях, и четвертый, еще старше, лопоухий, наго-
ло стриженный, без бровей и ресниц. Он вызывает наименьшую  симпатию,  и
не внешностью, а беспокойным выражением исхудалого лица. Тонкие его губы
беззвучно шевелятся, в отличие от своих соседей  он  не  поглядывает  по
сторонам, а уставился в пол у своих  ног,  словно  старается  разглядеть
что–то в узорах светотени. "Этот, наверняка этот!"
   - шепчет на ухо мужу скуластенькая толстушка и смущенно отворачивает-
ся под строгим взглядом следователя.
   - Можно приступать? - отворяя дверь, спрашивает Саврасов.
   На пороге появляется Марья Ефимовна Викулова. Пенсионерка явно  робе-
ет, но по всему видно, что довольна значительностью  момента.  Потому  и
принарядилась.
   Марья Ефимовна внимательно, с видимым  напряжением  выслушивает  все,
что говорит ей следователь Ларина, кивает: да,  да,  да...  22-го  июля,
около одиннадцати вечера... Да, да, да, она видела во дворе Сазоновой...
Кого? Нет ли среди этих четверых того самого или похожего на него  чело-
века?.. Она скажет, а ежели он за это ее прибьет?..  Не  отпустят?  Тог-
да...
   Восемь пар глаз смотрят на взволнованную старушку из Тургаевки.  Даже
тот неприятный поднял подбородок, правда, после того лишь, как  Саврасов
тихо, но грозно бормотнул: "Головы вверх!..".  Викулова,  втянув  плечи,
бегает взглядом туда–сюда по лицам четверых, но Ларина уже  поняла,  что
свидетельница опознала, причем опознала сразу увиденного ею у соседки во
дворе человека, и сейчас тянет время то ли от неиспарившегося еще  испу-
га, то ли из чувства приличия:
   нельзя ж так сразу, с бухты–барахты... А может, актриса в душе,  нас-
лаждается драматичностью роли?
   - Вот он... этот! - Викулова оглядывается на следователя, на Саврасо-
ва, на понятых и опять тычет почему–то не пальцем, а щепотью  в  сторону
Сидорова. - Он и есть, ей–ей, он...
   - Вы хотите сказать, что именно этот человек похож на незнакомца, ко-
торого вы видели во дворе Сазоновой в тот вечер?
   - Какое там похож! - Викулова стискивает сухие, в пигментных  пятныш-
ках пальцы.
   - Он и есть! Он!
   Понятой обрадованно толкает локтем жену в мягкий бок: ай да мы!..
   Ларина исподлобья пристально наблюдает за реакцией Сидорова...
   Саврасов поправляет обеими руками поясной ремень, по его лицу  замет-
но, что он удовлетворен произошедшим безмерно: поймал, кого надо...
   Трое на стульях переглядываются, уже равнодушно - пора и уходить...
   Сидоров опять опускает глаза долу, голова его  склоняется  еще  ниже,
чем раньше, зеркалом блестит на солнце проплешинка на макушке...
   Но Ларина успевает поймать взглядом то первое, самое  важное  мгнове-
ние, когда в его тусклом, нарочито  сонно–равнодушном  лице  промелькну-
ло... Что? Что именно?
   Как точнее определить это странное выражение запавших глаз, явно неа-
декватное, как сказал бы психиатр, происходящему, поскольку  не  отрази-
лось в них ничего естественно ожидаемого - ни страха, ни злости, ни  от-
чаяния, ни возмущения...
   Напротив, Анне почудилось, что в них плеснулась радость...  Или  нет,
облегчение
   - как раз такое, какое должно было  охватить  подозреваемого,  но  не
опознанного свидетелями преступника. "Что за мазохизм? - промелькнуло  в
голове у Анны. - Не отправить ли его на судмедэкспертизу?.. Д