ане.  Я
услышал, как за стеной она поет ребенку колыбельную.
     - Я рада любой маленькой передышке. Устаю от ребенка, - сказала  старая
женщина. - Ваша знакомая, как я погляжу, умеет хорошо  ладить  с  детьми.  А
свои дети у нее есть?
     - Мисс Париш не замужем, насколько мне известно.
     - Это плохо. Сама я пробыла замужем почти сорок лет, но у меня тоже  не
было детей.  Не  посчастливилось.  Жизнь  прошла  впустую.  -  В  ней  вновь
всколыхнулась волна негодования. - А те, у которых они есть, могли бы  лучше
заботиться о своей кровиночке.
     Я сел на стул возле окна, откуда мог наблюдать за  автомобилем.  Миссис
Хатчинсон расположилась напротив.
     - Она там?
     - Я хочу понаблюдать за ее машиной.
     - Что вы имели в  виду,  когда  спросили,  говорил  ли  что-нибудь  д-р
Грантленд?
     - Как он вел себя по отношению к Зинни?
     - Как всегда. Играл свою обычную роль,  будто  не  интересуется  ею,  а
лишь выполняет свой врачебный долг. Как будто я ни о чем не  догадываюсь,  а
я давно все знаю про них. Мне кажется, он  думает,  что  я  старая  и  плохо
соображаю, но у меня есть глаза и хорошие уши. Стоило умереть сенатору,  как
она стала приманивать его, словно большую глупую рыбу, я-то  все  видела.  И
она его поймает, а он ведет себя, будто благодарен ей за острогу, которая  в
него вонзится. Я считала его умнее, не думала, что он позарится  на  женщину
только из-за того, что ей досталась куча денег.
     Глядя на красный автомобиль, в котором  лежало  тело  Зинни,  я  ощутил
смутную потребность заступиться за нее.
     - Она не производила на меня впечатления дурной женщины.
     - Вы  говорите  о  ней  так,  словно  она  умерла,  -  сказала   миссис
Хатчинсон. - Естественно, вам не дано видеть ее насквозь, вы - мужчина. А  я
часто наблюдала за ней, как за мухами на стене. Она родом  из  ниоткуда,  вы
это знали? М-р Джерри подцепил ее в ночном клубе  в  Лос-Анджелесе,  так  он
сказал однажды во время ссоры. Они  часто  ссорились.  У  нее  были  большие
амбиции,  подавай  ей  то  и  это.  А  когда  получала,  всегда   оставалась
недовольной. Недовольная  жена  -  ужасная  вещь  в  жизни.  После  рождения
ребенка она стала враждебной к мужу  и  потом  поступила  на  работу,  чтобы
настроить против него ребенка. У нее  даже  хватило  наглости  просить  меня
стать ее свидетелем на бракоразводном процессе, чтобы Марту оставили с  ней.
Она хотела, чтобы я сказала, что муж жестоко с ней обращается. Но это  ложь,
я так ей и заявила. Действительно, они не ладили, но он никогда не  поднимал
на нее руку. Он страдал молча. И молча пошел на смерть.
     - Когда она просила вас стать свидетелем?
     - Три-четыре месяца назад, когда решила, что ей необходимо развестись.
     - Чтобы выйти замуж за Грантленда?
     - Прямо она не  говорила,  но  смысл  был  такой.  К  моему  удивлению,
удивлению и стыду, он на нее клюнул, клюнул на ее потасканные прелести.  Зря
я только переживала. Они одного поля  ягода.  Он  ничуть  не  лучше  ее.  А,
может, гораздо хуже.
     - Почему вы так решили?
     - Мне бы не хотелось об этом. Я помню его с тех пор, как он  приехал  в
город. Подающий надежды молодой врач. Ради  своих  пациентов  он  был  готов
отдать все. Однажды он сказал мне, что стать врачом было  для  него  великой
мечтой. Его семья разорилась во время экономической депрессии,  и  он  пошел
работать механиком в  гараж,  чтобы  получить  медицинское  образование.  Он
прошел тяжелую школу жизни, закончил медицинский колледж, и это научило  его
кое-чему. В то время, лет шесть-восемь тому назад, когда родители  не  могли
его содержать, он не прекращал заботиться о них. Это было  до  того,  как  у
него возникли большие замыслы.
     - Что же произошло, - он почувствовал вкус к деньгам?
     - Не только. Оглядываясь назад, я думаю, что перелом наступил года  три
тому назад. Было заметно, что он теряет  интерес  к  врачебной  практике.  Я
видела, как то же самое происходит и с некоторыми другими врачами, что-то  в
них  иссякает,  появляются  новые  интересы,  и  они  начинают  гоняться  за
деньгами. В один прекрасный день им уже нет дела до  пациентов,  прописывают
им таблетки и - "кто следующий?", а некоторые из врачей сами живут на  своих
же таблетках.
     - Что произошло с д-ром Грантлендом три года назад?
     - Точно не знаю. Но могу сказать, что это случилось не с ним одним.  Со
мной тоже что-то случилось, если хотите знать правду.
     - Именно правду я и хочу знать. Мне думается, что вы солгали.
     Ее голова дернулась, словно я натянул  петлю.  Она  сузила  глаза.  Они
наблюдали за мной с потаенной хитрецой. Я сказал:
     - Если вы знаете нечто важное о смерти  Алисии  Холлман,  то  ваш  долг
рассказать об этом.
     - У меня также долг перед самой собой. То, что я  хранила  на  замке  в
своей душе, меня не красит.
     - Будете смотреться еще хуже, если допустите, чтобы невиновный  человек
принял вину за убийство. Те люди, что проходили мимо по улице,  охотятся  за
ним. Если вы собираетесь молчать, пока они не найдут его и не застрелят,  то
будет слишком поздно. Слишком поздно для Карла  Холлмана  и  слишком  поздно
для вас.
     Ее взгляд последовал за моим и выглянул на улицу. За  исключением  моей
машины и автомобиля Зинни  там  было  по-прежнему  пустынно.  В  потемневших
глазах миссис Хатчинсон появились далекие  огоньки,  словно  отражая  улицу.
Она открыла рот и сжала его в упрямую полоску.
     - Как вы можете рассиживать и скрывать правду в  то  время,  как  целая
семья умирает или погибает от руки убийцы. Вы считаете себя  добропорядочной
женщиной...
     - Уже нет, не считаю.
     Миссис Хатчинсон опустила голову  и  уставилась  на  руки,  лежащие  на
коленях. Под кожей проступала сеть синих вен.  Когда  она  стиснула  руки  в
кулаки, вены набухли.  Миссис  Хатчинсон  заговорила  задыхающимся  голосом,
словно угрызения совести сдавили ей горло петлей:
     - Я гадкая женщина. Я и вправду солгала насчет  этого  револьвера.  Д-р
Грантленд говорил о нем со мной по пути в город. И  вечером  опять  говорил,
когда она была с ребенком.
     - И что он вам сказал?
     - Сказал, что если меня кто-нибудь спросит о револьвере,  то  я  должна
придерживаться   первоначальной   версии.   Иначе   у   меня   будет   масса
неприятностей. Так оно и оказалось.
     - Теперь  у  вас  меньше  неприятностей,  чем   минуту   назад.   Какая
первоначальная версия?
     - Та, которую он велел мне рассказывать. Что у нее  не  было  оружия  в
тот вечер, когда она умерла. Что я его не видела  по  крайней  мере  неделю,
как и коробку с патронами.
     - А с патронами что стало?
     - Он их взял. Мне было велено говорить,  что  револьвер  и  патроны  он
отобрал у нее для ее же безопасности.
     - Когда он выдал эту версию?
     - В ту же ночь, когда приехал на ранчо.
     - Версию выдумал он. Почему же вы с ней согласились?
     - Я испугалась, - сказала  она.  -  В  тот  вечер,  когда  она  все  не
возвращалась и не возвращалась домой, я  испугалась,  что  она  сотворила  с
собой что-нибудь, и меня станут винить.
     - Кто стал бы вас винить?
     - Да все. Сказали бы, что я слишком стара, чтобы годиться в сиделки.  -
Ладони с синими венами разжались и вновь сжались. - Я сама себя  винила.  Не
доглядела. Мне не следовало оставлять ее одну ни  на  минуту,  не  следовало
отпускать ее из дома.  Накануне  вечером  ей  позвонили  из  Беркли,  что-то
насчет сына, и она весь день проходила  расстроенная.  Твердила,  что  убьет
себя, потому что семья бросила ее, и никто ее не любит.  Во  всем  этом  она
винила Обрекающих.
     - Кого?
     - Обрекающих. Рок. Она вечно говорила  об  эти  своих  Обрекающих.  Она
верила, что ее жизнью управляют некие злые духи, и в  тот  день,  когда  она
родилась, они уничтожили всю любовь в мире. Мне кажется, в  каком-то  смысле
это была правда. Ее  действительно  никто  не  любил.  Она  и  мне  порядком
надоела. Иногда я думала, что если бы она и впрямь умерла, это  принесло  бы
облегчение ей самой, да и все бы вздохнули свободнее. Я взяла на  свою  душу
грех, допустив подобные мысли.
     Глаза  миссис  Хатчинсон  казались  обращенными   внутрь,   на   образ,
вызванный памятью. Она заморгала, словно этот  образ  излучал  ослепительный
свет.
     - Я хорошо помню минуту, когда меня посетили эти мысли, и  я  поставила
на ней крест. Я вошла к ней в комнату с обедом  на  подносе,  а  она  стояла
перед большим зеркалом, одетая в норковое манто. Она  заряжала  револьвер  и
разговаривала сама с собой о том, как ее бросил отец - но он не  бросал,  он
просто умер, но она воспринимала это болезненно - и о том, как  ее  покинули
дети. Она наставила на зеркало оружие, и я помню, как подумала,  что  ей  бы
повернуть его и распрощаться с жизнью, вместо того чтобы болтать об этом.  Я
не винила ее сына за бегство. Она была тяжким бременем для него и  для  всей
семьи.
     - Я знаю, что мне нет оправдания, - добавила она  каменным  голосом.  -
Дурная мысль - это дурной поступок, и она ведет к  дурным  поступкам.  Через
несколько минут я услышала, как она прокралась на улицу, я как раз  была  на
кухне, варила для нее кофе. Я слышала, как подъехала машина, и слышала,  как
она отъехала. Я и пальцем не пошевелила, чтобы остановить миссис Холлман.  Я
просто дала ей уйти и осталась на кухне пить кофе, затаив  в  сердце  дурное
желание.
     - Кто вел машину?
     - Сэм Йоган. Я не видела, как он отлучился, но не прошло  и  часа,  как
он вернулся. Он сказал, что высадил ее возле  причала,  куда  она  попросила
подвезти. Но даже и тогда я не позвонила в полицию.
     - Йоган часто возил ее в город?
     - Она не очень часто выезжала, но всегда с Сэмом. Он хороший  шофер,  и
он ей нравился. Чуть ли  не  единственный  человек,  который  когда-либо  ей
нравился. Так или иначе, а в тот вечер он  был  единственным,  кто  оказался
под рукой.
     - А где находились другие члены семьи?
     - Разъехались. Сенатор и  Джерри  уехали  в  Беркли,  чтобы  попытаться
разузнать, где Карл. Зинни отправилась сюда  в  город  погостить  у  друзей.
Марте в то время было всего несколько месяцев...
     - А где был Карл?
     - Никто не знал. Он вроде исчез на некоторое  время.  Позже  оказалось,
что он все это время пробыл в пустыне, в Долине Смерти.  Во  всяком  случае,
по его словам.
     - А, может, не в пустыне, а здесь, в городе?
     - Может быть, откуда я  знаю.  Он  мне  не  докладывал,  как,  впрочем,
никому другому. Карл не показывался до тех пор, пока не нашли  тело  матери,
потом только объявился.
     - И когда ее нашли?
     - На следующий день.
     - Грантленд приходил к вам до того, как нашли ее тело?
     - Задолго до того. Он приехал на ранчо приблизительно в полночь. Я  еще
не спала, мне не спалось.
     - А миссис Холлман ушла из дома примерно в обеденное время?
     - Да, около семи. Она всегда обедала в семь часов. Но в тот вечер  ушла
без обеда.
     - Встречался ли с ней Грантленд между семью и полуночью?
     - Насколько мне известно, нет. Я считала само собой  разумеющимся,  что
он разыскивает ее. Я была поглощена собственными  переживаниями  и  чувством
вины. Вот я и выболтала все о ней, о револьвере, о  том,  как  позволила  ей
без разрешения уйти, и о своих дурных мыслях. Д-р Грантленд  сказал,  что  я
переутомилась и слишком сильно виню себя.  Она,  дескать,  рано  или  поздно
объявится. Но если не объявится, то  я  должна  говорить,  что  ни  о  каком
револьвере ничего не знаю. Что она просто незаметно выскользнула из дома,  и
я, естественно, решила, что она отправилась в город по  какому-нибудь  делу,
может навестить внучку, не знаю. Он также велел мне не говорить никому,  что
приезжал на ранчо. Тогда  более  вероятно,  что  мне  поверят.  В  общем,  я
сделала, как велел д-р Грантленд. Он - врач. Я же всего-навсего  сиделка  по
вызову. Не мне умничать.
     Выговорившись,  миссис  Хатчинсон  расслабилась,  и  ее  лицо  ушло   в
мешковатые   глупые   складки,   словно   она   пыталась   снять   с    себя
ответственность. Она была старой женщиной, измученной  угрызениями  совести,
и к тому же час был уже поздний.


                                 Глава XXIX

     В комнату неслышно вошла Роуз  Париш.  Она  выглядела  сияющей  и  чуть
помятой.
     - Наконец-то она у  меня  заснула.  О  Господи,  уже  двенадцатый  час.
Простите, что заставила вас так долго ждать.
     - Ничего. Вы не заставили ждать.
     Большую  часть  своего  рабочего  времени  я  проводил  в  ожидании,  в
разговорах и ожидании. В разговорах с обычными людьми из обычных районов  об
обычных вещах, ожидая, когда на поверхность всплывет правда.  Только  что  я
увидел правду краешком глаза, и, должно быть, она отразилась на моем лице.
     Роуз перевела взгляд на миссис Хатчинсон. - Что-нибудь случилось?
     - Я его окончательно заговорила,  вот  что  случилось.  -  Лицо  старой
женщины вновь приобрело характерное  замкнутое  выражение.  -  Спасибо,  что
помогли мне с ребенком. Вам бы своих завести  и  заботиться  о  них,  у  вас
хорошо получается.
     От удовольствия Роуз вспыхнула, затем  резко  покачала  головой,  будто
наказывая себя за столь крамольную мысль. - Если бы пришлось выбирать, я  бы
не задумываясь выбрала Марту. Она - маленький ангелочек.
     - Иногда, - сказала миссис Хатчинсон.
     С  улицы  послышался  шум,  вновь  приковавший  мое  внимание  к  окну.
Съехавший с магистрали старый  "пикап"  серого  цвета  затормозил,  проезжая
мимо дома, и остановился на одной прямой  с  автомобилем  Зинни.  Из  правой
дверцы машины выбралась худенькая гибкая фигура  и,  обойдя  "пикап"  сзади,
подошла к автомобилю. По быстрым неторопливым движениям я узнал  в  человеке
Сэма Йогана.
     К тому моменту, как я  подоспел  к  автомобилю  Зинни,  "пикап"  уже  с
грохотом мчался по Элмвуд. Сэм Йоган сидел за рулем  хозяйского  автомобиля,
безуспешно пытаясь его завести.
     - Вы куда собрались, Сэм?
     Он  поднял  глаза  и,  увидев  меня,  улыбнулся.  -  Назад,  на  ранчо.
Здравствуйте.
     Он вновь повернул ключ зажигания, но искры  не  было.  Судя  по  звуку,
кончился бензин.
     - Бросьте, Сэм. Бросьте это и вылезайте.
     Улыбка его стала широкой и упрямой. - Нет, сэр. Миссис  Холлман  велела
пригнать автомобиль на ранчо.
     - Она сама вам велела?
     - Нет, сэр. Механик из гаража позвонил Джуану, а Джуан передал мне.
     - Механик?
     - Да, сэр. Он сказал, что миссис Холлман приказала приехать за  машиной
на Чеснат-стрит.
     - Как давно он звонил?
     - Не так давно. Механик сказал, что нужно спешить.  Джуан  сразу  же  и
привез меня сюда.
     Он вновь попытался включить двигатель, но безуспешно.  Я  перегнулся  и
вынул из зажигания ключ.
     - Вылезайте, зря стараетесь. Видимо, бензопровод перерезан.
     Он вышел из автомобиля и направился к капоту. - Сейчас исправлю, а?
     - Нет. Идите сюда.
     Я  открыл  заднюю  дверь  и  показал  ему  Зинни  Холлман,  внимательно
наблюдая за его лицом. В нем не  было  ничего,  кроме  невозмутимой  скорби.
Если он что и знал, то это было вне пределов моей досягаемости.  Впрочем,  я
не думал, чтобы он что-либо знал.
     - Вам известно, кто ее убил?
     Черные глаза взглянули на меня из-под гофрированного лба. - Нет, сэр.
     - Выглядит так, что тот, кто это сделал, попытался  навлечь  подозрение
на вас. Разве вас это не злит?
     - Нет, сэр.
     - И у вас нет никакого представления о том, кто это может быть?
     - Нет, сэр.
     - Вы хорошо помните ту ночь, когда умерла старая миссис Холлман?
     Он кивнул.
     - Вы, как я понял, высадили ее возле пристани.
     - На улице перед пристанью.
     - Что она там делала?
     - Сказала, что должна с кем-то встретиться.
     - А с кем - сказала?
     - Нет, сэр. Сказала,  чтобы  я  уезжал,  не  дожидаясь  ее.  Может,  не
хотела, чтобы я что-нибудь увидел.
     - У нее был с собой револьвер?
     - Не знаю.
     - Она что-нибудь говорила о д-ре Грантленде?
     - Вроде нет.
     - А сам д-р Грантленд, он когда-нибудь расспрашивал вас о той ночи?
     - Нет, сэр.
     - Или подучивал, что вам следует говорить?
     - Нет, сэр. - Он неловким жестом показал в сторону тела.  -  Мы  должны
сообщить в полицию.
     - Вы правы. Идите и сообщите им, Сэм.
     Он серьезно кивнул. Я вручил ему ключ от автомобиля  Зинни  и  показал,
где найти людей сержанта. Когда я стал заводить свою машину, из  дома  вышла
Роуз и забралась в кабину рядом со мной. Я  вывернул  на  Элмвуд,  проскочил
через мост и нажал на акселератор. Смыкающиеся в вышине деревья  проносились
над нами со свистом, словно гигантские темные птицы.
     - Вы ужасно торопитесь, - сказала она. - Или вы всегда так водите?
     - Только когда огорчен.
     - Боюсь, что здесь я вам не могу помочь. Вы не в  духе,  потому  что  я
что-то не так сделала?
     - Нет.
     - Но ведь случилось же что-то, не правда ли?
     - Пока нет, но в скором времени случится. Где вы хотите,  чтобы  я  вас
высадил?
     - Вообще не хочу.
     - Могут быть неприятности. Это я обещаю.
     - Я  приехала  в  Пуриссиму   не   для   того,   чтобы   прятаться   от
неприятностей.  Но  и  не  для  того,  чтобы   погибнуть   в   автомобильной
катастрофе.
     На перекрестке в светофоре зажегся красный цвет.  Я  резко  затормозил.
Роуз Париш не  вписывалась  в  то  настроение,  в  котором  я  находился.  -
Выходите.
     - Не выйду.
     - Тогда перестаньте  задавать  вопросы.  -  Я  свернул  на  восток,  по
направлению к холмам.
     - Не перестану. Что-нибудь, связанное с Карлом?
     - Да. И больше об этом ни слова.
     В городе рано ложились спать. Автомобильного  движения  практически  не
было. На мостовой перед барами слонялись и ссорились несколько  пьяных.  Две
ночные красотки не первой молодости целеустремленно семенили  в  сторону  им
одним известной  цели.  Забравшийся  на  стремянку  молодой  человек  снимал
вывеску над входом в убогий мексиканский кинотеатр.  Оставалось  лишь  слово
"Amor". Очередь дошла и до него.
     Впереди на главной улице вообще не  было  ни  души.  Единственный,  кто
попался на глаза,  был  работник  круглосуточной  бензоколонки.  Я  подогнал
машину  к  обочине  прямо  у  приемной  д-ра  Грантленда.   Внутри,   сквозь
стеклянные кирпичи виднелся тусклый свет. Я начал выбираться из  машины.  Из
кустов появилось какое-то существо и поползло по тротуару в мою сторону.
     Это  было  существо  человеческого  рода,  -  мужчина,  двигавшийся  на
четвереньках. Его руки оставляли за собой кровавые следы черного цвета,  как
потеки бензина под фарами моей машины.  Его  руки  подкосились,  и  он  упал
набок. Лицо его выглядело грязно-серым, как тротуар. Снова Рика.
     Роуз опустилась рядом с ним на колени, обхватила его голову и  плечи  и
притянула к себе.
     - Вызовите скорую. Мне кажется, он вскрыл себе вены.
     Рика слабо отбивался. - Черта с два вскрыл. Думаете, я  один  из  ваших
шизиков?
     Отбиваясь, он ударил ее красными руками. Лицо мисс Париш  и  пальто  на
груди перепачкались кровью. Не выпуская его из рук,  она  заговорила  мягким
голосом, которым разговаривала с Мартой.
     - Бедняга, вам больно. Как вы поранились?
     - В оконном стекле была проволока. Не стоило разбивать его руками.
     - Почему вы хотели разбить окно?
     - Я не хотел. Он вынудил меня. Сделал мне укол и сказал,  что  вернется
через минуту. Но так и не вернулся. Он запер меня на ключ.
     Я подсел к нему на корточки. - Грантленд запер?
     - Ага, и этот подонок еще поплатится. - Его вращающиеся глаза,  тяжелые
и темные, словно посыпанные графитом шарики в подшипниках, двинулись  в  мою
сторону. - Я его засажу в камеру смертников в Сан Квентине.
     - И как ты собираешься это сделать?
     - Он убил старую леди, и я свидетель. Я на любом  суде  готов  показать