ить.
     - Отоприте дверь, Кларисса, и  взгляните,  все  ли  они  собрались  в
холле.
     - О да, мадам!
     Приподняв свое платье двумя руками,  я  вышла  в  коридор.  Взглянула
вниз, увидела, что действительно все стоят  и  ждут  меня:  Жиль  в  белом
костюме шейха показывал всем свой кинжал на боку: Беатриса  была  одета  в
какое-то чудное зеленое платье, на шее у  нее  висели  разноцветные  бусы.
Рядом Френк, выглядевший довольно нелепо  в  своей  матросской  тельняшке.
Единственных среди них - Максим,  высокий  и  стройный  в  своем  вечернем
костюме - выглядел нормально.
     - Не знаю, что она там делает: она одевается уже больше часа.  Боюсь,
что мы не успеем и оглянуться,  как  съедутся  гости  к  обеду,  -  сказал
Максим.
     Оркестр был уже на галерее, скрипач настраивал свою  скрипку.  Я  еще
раз взглянула на портрет Каролины и убедилась, что туалет, вплоть до шляпы
с широкими полями, которую я держала в руке, скопирован абсолютно точно.
     Я сделала знак рукой скрипачу, и он замолк.
     - Дайте, пожалуйста, барабанный бой, а после объявите о прибытии мисс
Каролины де Винтер.
     Раздалась барабанная дробь,  и  вся  группа  стоящих  в  холле  людей
подняла головы в изумлении.
     - Мисс Каролина де  Винтер,  -  объявил  барабанщик,  и  я  выступила
вперед, придерживая юбку обеими руками. Я стояла наверху, в точности  так,
как девушка на портрете, а потом медленно двинулась по  лестнице,  держась
рукой за перила.
     Я  ожидала,  что  раздастся  гром  аплодисментов  и  хохот.  Но  меня
встретили гробовым молчанием. Только Беатриса слегка вскрикнула и  тут  же
закрыла рот рукой.
     - Добрый вечер, мистер де Винтер, - сказал я.
     Максим не шевельнулся и во все глаза смотрел на  меня,  бледный,  как
смерть.
     Френк хотел подойти к нему, но Максим нетерпеливо отстранил его?
     ...Они не  поняли  меня.  Случилось  какое-то  недоразумение.  Почему
Максим смотрел на меня так? Почему они все выглядели, как манекены или как
люди в трансе?
     Максим сделал шаг вперед и сказал:
     - Что вы, собственно, говоря, изобразили? Для чего вы это сделали?
     Его глаза горели злобой, а лицо по-прежнему  оставалось  бледным  как
луна.
     - Я скопировала портрет, висящий у нас в галерее, - дрожащим  голосом
ответила я, загипнотизированная его злым взглядом и резким голосом.
     Воцарилось всеобщее молчание.
     - В чем дело? Что я такое сделала? - бормотала я испуганно.
     - Идите и переоденьтесь.  Неважно,  что  именно  вы  наденете.  Любое
платье подойдет. И поскорее,  пока  еще  нет  гостей,  -  ледяным  голосом
приказал Максим. На лице, безжизненном, как маска, горели только глаза.  Я
оцепенела.
     - Чего вы ждете, разве вы не слышали, что я сказал?
     Я повернулась и бросилась бежать как слепая, наступая на  край  юбки,
спотыкаясь. Я не могла понять, что случилось. Слезы выступили  у  меня  на
глазах.
     Дверь,  ведущая  в  западное  крыло,  открылась:  там  стояла  миссис
Денверс. У нее было лицо торжествующего Мефистофеля. Она стояла и злорадно
улыбалась мне.



                                    17

     Кларисса ждала меня в спальне, бледная и расстроенная.  Увидев  меня,
она разразилась слезами. Не промолвив  ни  слова,  я  начала  расстегивать
крючки на платье. В нетерпении я никак не  могла  расстегнуть  застежку  и
рвала тонкую ткань.
     - Отстегните крючок на спине и второй, немного пониже.
     - А что же вы теперь наденете, мадам?
     - Не знаю, не знаю. - Я, наконец, освободилась от белого платья. -  Я
хотела бы побыть одна. Идите, Кларисса, и не обижайтесь. Прошу вас  никому
не рассказывать, что произошло. Хорошо, Кларисса?
     - Ну конечно, я буду молчать, - и она залилась слезами.
     Раздался стук в дверь, и в комнату вошла Беатриса. Странная фигура  в
каком-то диком платье со звенящими браслетами на руках.
     Я почувствовала вдруг страшную усталость, села на кровать  и  стащила
парик с головы.
     - Вы очень бледны. Вам нехорошо? Подождите, я дам вам стакан воды.
     Она принесла мне воды из ванной комнаты, и  я  из  вежливости  выпила
немного.
     - Конечно, я сразу поняла,  что  это  просто  недоразумение,  ошибка!
Откуда и каким образом вы могли бы узнать?
     -  Ваш  туалет,  платье,  которое  вы  скопировали  с  портрета  мисс
Каролины. Точно такое платье  было  на  Ребекке,  когда  она  давала  свой
последний бал-маскарад. Когда вы стояли на верхней площадке лестницы, то и
я в какой-то момент вообразила... Бедная моя девочка,  какая  неудача!  Вы
ведь не могли об этом знать.
     -  Мне  следовало  знать  об  этом,  следовало!..   -   повторяла   я
бессмысленно.
     - Чепуха! Вы никак не могли этого знать. Но для нас всех это было так
неожиданно, это было шоком... Никто этого не ожидал. И Максим тоже.
     - Максим?
     - Он думает, что вы это сделали  сознательно.  У  вас  было  какое-то
дурацкое пари, и вы сказали ему, что поразите его до глубины души.  Я  ему
уже сказала, что вы никак не могли знать того, что знали мы.
     - Это моя вина. Я должна была знать, - твердила я.
     - О нет, не огорчайтесь. А  теперь  давайте  одеваться.  Прибыли  уже
гости. Я поручила Френку и Жилю объяснить, что вам  доставили  испорченное
платье, и что вы очень огорчены.
     Она подошла к гардеробу и вынула мое голубое платье.
     - Вот это, например, очень красиво. Почему  бы  вам  не  надеть  его?
Одевайтесь скорее и войдем вниз. Никто ничего не узнает.
     - О нет, я не пойду вниз.
     - Вы должны, дорогая. Невозможно, чтобы вы не вышли к гостям.
     - Нет, Беатриса, я не пойду. В конце концов, меня никто не  знает,  и
мое отсутствие останется незамеченным.
     - Но, моя дорогая, и Френк, и Жиль все прекрасно  поняли,  и  Максим,
когда оправится от шока, тоже все поймет. Возьмите себя в  руки,  дорогая,
сделайте над собой усилие, - увещевала она, поглаживая меня по руке. -  Вы
должны спуститься вниз - ради Максима.
     Снова раздался стук в дверь. Боже, кто это еще ломится сюда?
     За дверью стоял Жиль.
     - Максим прислал меня узнать, что случилось с вами обеими?
     - Она говорит, что не выйдет к гостям.
     - Что же нам теперь делать? Что я скажу Максиму? - спросил Жиль.
     - Скажи, что она чувствует себя неважно  и  спуститься  вниз  немного
позднее. Пусть они не ждут и садятся обедать. Я присоединюсь к  вам  через
минуту.
     - Не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
     - Нет, - сказала Беатриса, - иди вниз, я иду следом за тобой.
     - Не хотите ли выпить немного бренди? - спросила Беатриса. - Конечно,
оно только ненадолго повышает настроение, но иногда именно это и нужно.
     - Нет, спасибо, мне ничего не нужно.
     - Ну хорошо. Тогда я иду вниз. Вы уверены, что не нуждаетесь во мне?
     - Нет, благодарю вас, Беатриса.
     - Боже, какой у меня дикий вид в этом костюме  с  чадрой!  -  сказала
она, быстро взглянув на себя в зеркало. - Но ничего не поделаешь, - и  она
ушла.
     Она совершенно не поняла меня. Она принадлежала к другой породе людей
- получивших настоящее воспитание и имеющих выдержку. Будь на  моем  месте
Беатриса, она спокойно надела бы другое платье и спустилась бы  вниз,  как
ни в чем ни бывало.
     А я не могла: видела перед собой глаза Максима, горевшие на мертвенно
бледном лице, вспомнила, как окаменела вся группа глядевших на меня  снизу
людей.
     Я поднялась с кровати и подошла к окну. Садовники уже начали зажигать
лампочки в саду и на террасе.
     Мне казалось, что я  слышу  пересуды  в  публике:  "В  чем  дело?"  -
"Хозяйка дома, говорят, так и не появилась". - "Говорят, что ей  испортили
платье". - "Это неслыханно!" - "Как неудобно для мистера де Винтера!"
     А в другой группе говорят, что дело вовсе не в туалете. - "Просто они
ужасно поссорились, и она отказалась выйти к гостям." - "Кстати, и у  него
мрачный вид". - "Говорят, что этот брак очень неудачен, и  он  уже  понял,
что сделал большую  ошибку,  женившись  на  ней".  -  "Она  вообще  полное
ничтожество. Он подобрал ее где-то на Юге Франции, где она служила  чем-то
вроде компаньонки".
     Я вернулась к своей кровати, подняла с пола и убрала в коробку  белое
платье и серебристый парик. Затем извлекла  из  ящика  маленький  дорожный
утюжок. Медленно и методично, как обычно делала это для миссис ван Хоппер,
начала разглаживать свое голубое платье.
     Затем вымыла лицо и руки и надела платье. Достала подходящие  к  нему
туфли. Открыла дверь своей комнаты и вышла в коридор. Везде  было  тихо  и
пусто. Приглушенный шум слышался только из столовой, где еще обедали.
     Музыкантов тоже не было  на  месте.  Очевидно,  и  они  в  это  время
обедали.
     С места, где я находилась, был виден портрет Каролины де Винтер, и  я
вдруг вспомнила рассказ жены епископа, когда  я  была  у  нее  с  визитом:
Ребекка стояла вся в белом и лишь ее тонкое красивое  лицо  было  в  рамке
густых черных волос.
     Обед, видимо, закончился. Роберт стоял в дверях,  а  гости  понемногу
спускались в холл.  Я  тихо  спустилась  по  лестнице  и  встала  рядом  с
Максимом.
     Не помню отдельных деталей этого вечера. Помню лишь,  что  бесконечно
обменивалась рукопожатиями с запоздавшими гостями, в то время как по  залу
в вихре вальса кружились пары. Казалось, что все связаны одной веревочкой,
которая  заставляет  их  непрерывно  кружиться.  У  всех  на  губах   была
одинаковая застывшая улыбка.
     Запомнила какую-то даму, в оранжевом, цвета  семги,  платье,  которая
все время приветственно кивала и улыбалась мне. Позднее  я  видела  ее  за
ужином, когда она жадно набросилась  на  блюдо  с  семгой  и  на  омара  с
майонезом.
     Леди   Кроуан   в   кричаще-красном   платье   изображала    не    то
Марию-Антуанетту, не то Нелл Гвин. Она говорила еще громче, чем обычно,  и
все о том же: "За этот великолепный праздник вы должны благодарить меня, а
вовсе не де Винтера".
     Роберт был совершенно растерян, и лишь я, еще более  несчастная,  чем
он, сочувствовала ему, когда Фритс  бросал  на  него  уничтожающие  взоры.
Помню, как Жиль  увлек  меня  танцевать  и  шепотом  уверял  меня:  "Какое
красивое на вас платье и какими  идиотами  выглядят  все  прочие  рядом  с
вами".
     Френк принес мне тарелку с ветчиной и другую, с цыпленком,  но  я  не
могла есть.  Тогда  он  принес  шампанского,  и  я  выпила  глоток,  чтобы
доставить ему удовольствие.
     Он выглядел старше, чем обычно, и я  впервые  заметила  на  его  лице
морщины. Он был все время среди гостей, следя за тем, чтобы им было хорошо
и удобно, чтобы всем подавали еду и вино.
     Бедный Френк, я никогда не спрашивала и так и не узнала, чего  стоило
ему устроить этот последний бал в Мандерли.
     Я стояла на своем месте, как манекен, и фигура Максима рядом со  мной
выглядела столь же окаменевшей. Лицо как маска, улыбка была  совсем  иной,
чем обычно. Глаза были тоже чужие. Это был  не  тот  человек,  которого  я
знала и любила. Холодные и невыразительные  глаза  смотрели  сквозь  меня,
видя какое-то свое горе, свою боль и муку...
     Он ни разу не обратился ко мне, ни разу  не  прикоснулся.  Мы  стояли
рядом как хозяин и хозяйка, но мы вовсе  не  были  вместе.  Он  был  очень
внимателен к гостям: одному улыбался, другому бросал приветствие, третьего
трогал за плечо, но все это автоматически  как  машина,  а  не  как  живой
человек.
     - Я слышал, что вашей жене не доставили вовремя костюм, - сказал  ему
кто-то. - Возмутительно, я бы привлек их к ответственности за это.
     - Да, это была большая неудача.
     - А вам, - обратился он ко мне, - следует  назвать  себя  незабудкой.
Цвет вашего платья дает для этого полное основание.
     Затем снова появился Френк и предложил мне лимонад.
     - Нет, Френк, благодарю вас, у меня нет жажды.
     - Пойдемте, посидим немного, вы отдохнете на террасе.
     - Нет, не хочу, для меня лучше постоять.
     - Может быть, принести вам сэндвич или персик?
     - Спасибо, нет.
     Вальсы  "Судьба",  "Голубой  Дунай",  "Веселая  вдова",  раз-два-три,
раз-два-три, кругом и кругом.  Леди  в  оранжевом,  другая  -  в  зеленом,
Беатриса, откинувшая, наконец, свою чадру. Женщина в  костюме  из  черного
бархата времен Тюдоров подошла ко мне и спросила:
     - Когда вы приедете навестить нас?
     - В ближайшие дни непременно.
     - О, какой великолепный праздник! Мы  все  очень  благодарны  вам  за
него. Я слышала, что вам прислали испорченное платье? Как  это  неприятно!
Все эти мастера одинаковы, совершенно  безответственны.  Но  вы  выглядите
великолепно в вашем голубом платье. К тому же вы не страдаете от жары, как
я, в этом глупом бархате. Так не забудьте же, вы должны приехать к  нам  к
обеду.
     И лишь много времени спустя, в какую-то бессонную ночь  я  вспомнила,
что это была жена епископа, которая так любила пешие прогулки.
     Беатриса шепнула мне на ухо:
     - Почему вы не сядете? Вы бледны, как смерть!
     - О нет, я в полном порядке.
     Жиль потащил меня на террасу поглядеть на фейерверк.
     - О, как прелестно - эта взлетит выше всех!
     Оранжевая леди восторгалась больше всех: "О, какая красота! Взгляните
на эти разноцветные звезды!"
     Даже отшельники, игравшие в бридж в библиотеке, не выдержали и  вышли
на  воздух.  В  этом  волшебном  освещении  дом  выглядел  как   настоящий
заколдованный замок. Все окна были освещены, и на серых стенах  отражались
разноцветные огни фейерверка.
     Когда  взлетела  последняя  ракета,  мы  заметили,  что  небо  начало
светлеть, и уже наступало утро.
     Я  услышала  шум  мотора  и  подумала:  слава  богу,   они   начинают
разъезжаться. Френк подал  знак  оркестру,  и  музыка  заиграла  старинную
народную песню "Добрые старые времена".
     После этого барабанщик забарабанил неизбежную прелюдию к гимну "Боже,
храни короля".  Все  замолчали  и  вытянулись  в  струнку.  Веселье  сразу
оборвалось. Гости начали прощаться. Максим оказался на другом конце  зала,
далеко от меня. Я без конца обменивалась одинаковыми стандартными  фразами
со  всеми  этими  малознакомыми  людьми.  Беатриса  тоже   была   окружена
прощающимися гостями. Френк ушел к подъезду и распоряжался там машинами.
     Зал понемногу пустел и  уже  приобретал  неряшливый  вид  неубранного
помещения.
     Максим вышел вслед за Френком, чтобы помочь разъезду.
     Ко мне подошла Беатриса, стаскивая на ходу свои браслеты:
     - Я больше ни одной минуты не могу носить эти побрякушки. И вообще, я
смертельно устала. Кажется, не пропустила ни одного танца.  Но  все  сошло
просто великолепно.
     - Вы думаете? - спросила я.
     - Конечно, но вам следует сейчас же пойти и лечь в постель.  Вы  ведь
простояли на ногах весь вечер,  не  так  ли?  Хочу  выпить  чашку  кофе  и
что-нибудь перекусить, - сказала Беатриса, - а вы как?
     - Нет, Беатриса, я ничего не хочу.
     - Вы выглядели прелестно в вашем голубом - это общее мнение. Так  что
вам вовсе незачем вспоминать о неудаче с белым платьем. Завтра вам следует
полежать в постели подольше и не вставать к завтраку. Я скажу Максиму, что
вы ушли к себе, хорошо?
     - Да, пожалуйста.
     - Ну, моя дорогая, желаю вам хорошо выспаться,  -  и  она  поцеловала
меня на прощанье.
     Оркестранты ушли с галереи и, вероятно, тоже приступили к  ужину.  На
полу кое-где лежали ноты, один стул был  перевернут.  В  пепельницах  было
полно пепла и окурков.
     Я медленно поднялась наверх и разделась не  зажигая  света,  так  как
было уже светло.
     Затянула занавеси, чтобы стало темнее и с удовольствием вытянулась  в
своей удобной прохладной постели.
     Но почему Максим не идет так долго?  Птицы  уже  запели  свои  ранние
песни, начали пробиваться первые лучи солнца, но Максим так и не пришел.



                                    18

     Заснула я лишь в восьмом часу, когда день был в разгаре.  Я  слышала,
что рабочие внизу уже убирали сад и приводили в порядок розарий.
     Проснулась в двенадцатом часу и, судя по тому, что у меня на  столике
стояла чашка совершенно холодного чая, я не слышала, как входила Кларисса.
Моя одежда уже была убрана на место, и все приведено в порядок.
     Меня мучила мысль: заметила ли  Кларисса  пустую  кровать  Максима  и
рассказала ли об этом другим слугам? Сплетни меня страшили.  Именно  из-за
этого я спустилась вчера в холл и принимала гостей. Не  ради  Максима,  не
ради Беатрисы или их обожаемого Мандерли, а из-за боязни, что люди  станут
говорить о нашей ссоре с Максимом: "Я слышала, что они плохо  ладят  между
собой, и он чувствует себя несчастным".
     Я почувствовала, что согласилась бы жить здесь,  в  Мандерли,  совсем
изолированно, не видеть его и не говорить с ним - лишь бы посторонние люди
ничего не знали об  этом.  Мне  нужно  было,  чтобы  мы  разыгрывали  роли
благополучных супругов перед Беатрисой и нашим домашним  штатом.  На  этих
условиях я согласилась бы жить совсем отдельно от него. Мне казалось,  что
на свете нет ничего более позорного и унизительного, чем  неудачный  брак,
распавшийся через три месяца  после  свадьбы.  А  наш  брак  действительно
оказался неудачным.
     Я была для него неподходящей  женой.  Слишком  молодая,  неопытная  и
принадлежала к другому слою общества.
     А то, что я безумно, отчаянно любила его, как ребенок или собака, это
не имело значения. Ему нужна была совсем другая любовь. А то, что ему было
нужно, я ему дать не могла. Бросившись очертя голову в это  замужество,  я
надеялась, что он будет счастлив со мной. А он, оказывается, был  счастлив
раньше со своей первой женой, а вовсе не  со  мной.  Пошлая  и  вульгарная
миссис ван Хоппер понимала, что я делаю ошибку и предупреждала  меня:  "Вы
еще пожалеете об этом". Я приписала это ее грубости и  жестокости.  Но  ее
слова я помнила очень точно: "Надеюсь, вы не льстите себя мыслью,  что  он
влюблен в вас. Ему просто опротивело жить одному в огромном и пустом  доме
и быть одиноким". Максим не был влюблен: в сущности, он никогда  не  любил
меня. Наш медовый месяц в Италии для него ровно ничего не значил.  Он  был
еще  молодым  мужчиной,  который  охотно  проводил  время  с   молодой   и
привлекательной женщиной. Он никогда не принадлежал  мне,  он  принадлежал
только Ребекке. И он не любил меня  именно  из-за  нее.  Она  до  сих  пор
заполняла собою весь дом, сад и леса вокруг.
     В ее спальне была постелена ее постель, на туалете были  приготовлены
ее щетки, на стуле висел халат, а на полу стаяли ее туфли.
     Ребекка была до сих пор хозяйкой Мандерли,  а  я,  дурочка,  пыталась
сесть на уже занятое место.
     Бедная слепая старая бабушка Максима кричала: "Где  Ребекка?  Я  хочу
видеть Ребекку, куда вы ее дели?" Она не хотела видеть  меня.  Да  и  чего
ради? "Вы так сильно отличаетесь  от  Ребекки",  -  сказала  Беатриса  при
первом знакомстве. А Френк, которого я забросала вопросами, на которые  он
вовсе не хотел отвечать, в конце концов, правдиво ответил  мне:  "Да,  она
была самой красивой женщиной, которую я видела когда-либо".
     Я представляла ее достаточно четко:  высокая,  стройная,  с  длинными
ногами и маленькими, узкими ступнями. Довольно  широкие  (по  сравнению  с
моими) плечи и красивые ловкие руки,  которые  умели  управлять  парусами,
править лошадьми и составлять прекрасные букеты из срезанных цветов.
     Быть может, я так же мешала ей, как она мешала мне. Быть  может,  она
видела меня сидящей в ее будуаре, за ее письменным столом. Может быть, она
хотела бы, чтобы Максим оставался одиноким и жил  один  в  этом  громадном
доме.
     Я не могла бороться с мертвой Ребеккой. Она была сильнее  меня.  Если
бы Максим любил какую-нибудь живую женщину, ездил бы к  ней  в  гости  или
обедать, иногда оставался бы у нее ночевать,  я  могла  бы  бороться.  Эта
женщина могла состариться, надоесть ему, стать безразличной, и  тогда  моя
победа была бы полной. Но