ет мне  на
нервы.
     Я не поняла, в чем он обвиняет сестру, но предпочла промолчать. Может
быть, он до сих пор не может простить ей разговор  о  его  здоровье  перед
ленчем?
     - Ну, а ты какого о ней мнения?
     - Мне она понравилась... Со мной она очень приветлива.
     - О чем вы беседовали в саду после ленча?
     - Право, не помню. В основном, говорила я: рассказывала ей  о  миссис
ван Хоппер и о том, как мы с  тобой  познакомились.  Она  сказала.  что  я
совсем не похожа на то, что она ожидала.
     - Чего, собственно, она могла ожидать?
     - Насколько я поняла, легкомысленную разряженную куколку.
     - Беатриса иногда бывает ужасно глупой, -  проворчал  он,  -  немного
помолчав.
     Мы поднялись на холм, возвышавшийся над  лужайкой,  и  вошли  в  лес,
густой и темный. Под ногами хрустели сучья и шуршала прошлогодняя  листва.
Джаспер уже утомился и медленно шагал рядом с нами, принюхиваясь к земле.
     - Нравятся тебе мои волосы? - спросила я.
     Он удивленно взглянул на меня.
     - Смешной вопрос... Конечно, нравятся. Чего ради  ты  спрашиваешь  об
этом?
     Мы  вышли  на  открытое  место.  Тропинка  раздвоилась.  Джаспер  без
колебаний повернул направо.
     - Джаспер? - окликнул его Максим. - Не туда.
     Пес вилял хвостом, но не шел за нами.
     - Почему он хочет идти в ту сторону? - спросила я.
     - Вероятно, привычка. Тропинка ведет к бухте, где мы  прежде  держали
лодку. - И он повернул налево.
     Пес последовал за нами.
     - Эта тропинка приведет нас в долину. Я тебе о ней  рассказывал.  Там
полно азалий. Не обращай внимания на дождь, он усилит аромат цветов.
     Он снова стал спокойным, веселым Максимом, какого я знала  и  любила.
Он рассказывал о мистере Кроули, какой это хороший и преданный  человек  и
как он любит Мандерли. "Вот  сейчас  хорошо,  совсем,  как  в  Италии?"  -
подумала я, крепко прижимая к себе его руку.
     Меня продолжали волновать его отношения  с  сестрой.  Почему  он  так
выходил из себя в ее присутствии и как понимать ее слова, что рассерженный
Максим становится  опасным?  Я  знала  совсем  другого  Максима:  пусть  с
изменчивыми настроениями, иногда рассерженного, но всегда сговорчивого. Не
злого и не вспыльчивого. Может быть, она преувеличивала?
     - Мы пришли. Взгляни.
     Мы стояли на вершине  холма.  Тропинка  вела  в  долину,  по  которой
протекал веселый ручеек, на его берегах росли азалии и рододендроны, но не
пурпурные, как на въездной  аллее,  а  белые,  розовые  и  золотистые;  не
самодовольные великаны, а скромные, благоухающие. Здесь было  очень  тихо,
слышны были лишь журчанье ручейка и шум дождя.
     - Мы называли это  место  "Счастливой  долиной",  -  произнес  Максим
низким приглушенным голосом.
     И вдруг мы услышали птичьи голоса: сперва один, потом  другой  и  вот
зазвучал целый хор.
     Так вот оно какое, это таинственное Мандерли!
     Я забыла мрачную въездную аллею, пустынный дом  и  эхо,  недружелюбно
отзывавшееся  на  мои  шаги,  таинственные  запахи  теперь  уже   нежилого
западного крыла, его зачехленную мебель и пугавшее меня прошлое.
     Мы  спустились  по  тропинке,  вошли  под  цветочную  арку  и,  тесно
прижавшись друг к другу, прошли под ее сводами. И когда мы наконец  смогли
выпрямиться, я стряхнула с себя капли дождя и увидела, что мы в  маленькой
бухте, а под нами с шумом разбиваются о берег морские волны.
     - Ну, как  тебе  понравилось  внезапное  появление  моря?  -  спросил
Максим. - Для всех это бывает неожиданным. - Он  поднял  с  земли  камень,
швырнул его в море и приказал Джасперу принести.
     Тот радостно помчался,  и  уши  его  развевались  от  ветра.  Прилив,
видимо, закончился, но кое-где крупные  каменные  глыбы  не  были  покрыты
водой.
     Мы спустились к самому берегу и  принялись  бросать  в  море  плоские
камешки. Джаспер не возвращался, хотя мы  ему  и  свистели.  Я  с  опаской
посмотрела на скалы, торчащие среди волн.
     - Упасть в море он не мог, - сказал Максим,  -  мы  бы  увидели  его.
Джаспер! Дурак! Куда же ты делся?
     - Может быть, он вернулся в Счастливую долину?
     - Джаспер! Джаспер? - продолжал звать Максим.
     И вдруг мы услышали короткий и отрывистый лай справа от нас.
     - Слышишь? - спросил меня Максим.
     Я начала карабкаться на скалу по направлению  к  морю,  где  слышался
собачий лай.
     - Вернись, - предложил Максим,  -  мы  пойдем  другой  дорогой.  Этот
глупый пес сам о себе позаботится.
     "А может быть, он упал и расшибся?" - подумала я.
     - Позволь мне слазить за ним. Это же  не  опасно?  Он  там  не  может
утонуть?
     - Оставь его в покое. Он отлично знает дорогу домой. Я  сделала  вид,
что не слышу, и продолжала карабкаться на скалу. "Бессердечно так  бросить
собаку на произвол судьбы", - возражала я про себя Максиму.
     Наконец я влезла на скалу и глянула  вниз.  Там  была  другая  бухта,
более широкая. В море вдавался небольшой каменный волнорез, и был  устроен
причал. Но лодки не было. На берегу стояло низкое и длинное здание, не  то
коттедж, не то лодочная станция. На песке сидел какой-то рыбак, а  Джаспер
носился вдруг него, отчаянно лаял и хватал его за ноги.
     - Джаспер? - крикнула я. - Иди сюда!
     Но он только махнул хвостом. Мужчина обернулся. У него были крохотные
бессмысленные глазки идиота и мягкий красный рот.
     - Здравствуйте, - сказал он. - Грязно сегодня.
     - Здравствуйте. Погода действительно неважная.
     - Вы пришли ловить креветок? - он рассматривал меня с интересом. -  А
их здесь совсем нет.
     - Иди сюда, Джаспер! Уже поздно.
     Но на пса нашел дух противоречия. Возможно, на него так  подействовал
свежий морской ветер. Он и не собирался следовать за мной.
     - Нет ли у вас веревки? - спросила я.
     - Э?
     - Нет ли веревки? - повторила я.
     - Креветок совсем нет, хоть я и сижу с самого утра.
     - Мне нужна веревка, чтобы привязать собаку.
     - Этого пса я знаю. Он пришел из господского дома.
     - Собака принадлежит мистеру де Винтеру, я хочу отвести ее домой.
     - Она не ваша.
     - Она принадлежит мистеру де Винтеру.
     Я пошла в дом, надеясь найти какую-нибудь  веревку.  Дверь  оказалась
незапертой. Я ожидала увидеть там канаты, якоря, весла, а  увидела  хорошо
обставленную жилую комнату. Большой диван, стол, несколько стульев,  полка
с посудой, книжная полка. Но все покрыто толстым слоем пыли,  запущено.  В
углах паутина, на стенах плесень. Обивка на диване и  стульях  порвана.  В
другом конце комнаты дверь. За ней я и  нашла  то,  что  ожидала:  паруса,
весла, якоря.
     На полке лежал большой моток веревки и рядом - нож. Я отрезала нужный
мне кусок и вышла из дома. Рыбак молча наблюдал за мной, а  Джаспер  сидел
рядом с ним.
     - Иди ко мне, Джаспер! Иди, мой хороший песик!
     На этот раз он позволил мне привязать веревку к ошейнику.
     - Я нашла веревку в коттедже, - сказала я рыбаку. - До свидания.
     - Я видел, что вы входили в дом.
     - Все в порядке. Мистер де Винтер не будет возражать.
     - А она больше не приходит сюда.
     - Да, да, не приходит.
     - Она уплыла в море и больше не вернется.
     - Не вернется.
     - Я ведь никому не рассказывал об этом.
     - Да, да, конечно. Не беспокойтесь об этом.  Я  направилась  обратно.
Максим стоял на скале, засунув руки в карманы.
     - Прости меня, что я заставила тебя ждать, - сказала я. - Но  Джаспер
никак не желал идти домой. Мне пришлось поискать веревку.
     Он круто повернулся на каблуках и пошел к лесу.
     - А нам не надо спускаться по скале в ту бухту? - спросила я.
     - В этом нет смысла, раз уж мы пришли сюда.
     - Джаспер все кидался на того человека. Кто это?
     - Бен. Безвредный бедный идиот. Его отец был сторожем  в  этом  доме.
Теперь сторожа живут неподалеку от фермы. Где ты взяла эту веревку?
     - В доме, на берегу.
     - Дверь была открыта?
     -  Да.  Но  веревку  я  нашла  в   другой   комнате,   где   лодочные
принадлежности.
     - Я полагал, что там  все  заперто.  Туда  не  надо  заходить.  Я  не
ответила. Меня это не касалось.
     - Это Бен сказал, что дверь открыта? - спросил он.
     - Да нет. Он вообще, видимо, не понял, о чем я его спрашивала.
     - Он притворяется большим идиотом, чем это есть  в  действительности.
Вероятнее всего, он постоянно ходит в этот домик, но не  хочет,  чтобы  об
этом знали.
     - Не думаю, - возразила я. - Там все так, будто давно никто не входил
туда. Никаких следов, кроме крысиных; диван  они  уже  изгрызли.  А  книги
сгниют.
     Максим ничего не ответил. Мы шли по тропинке, ничем  не  напоминающей
Счастливую долину. Деревья обступали ее плотной стеной,  создавая  сумрак.
Дождь все еще продолжался, просачиваясь мне за воротник, и вода  текла  по
телу. Ноги у меня  ныли  от  непривычного  лазания  по  складам.  Джаспер,
утомленный бессмысленной беготней, еле тащился сзади, высунув язык.
     - Иди же, Джаспер? -  крикнул  ему  Максим.  -  Беатриса  права:  пес
слишком зажирел.
     - А ты не шагай так быстро, - возразила  я.  -  Мы  с  Джаспером  еле
поспеваем за тобой.
     - Надо было слушаться меня. Если бы ты не полезла на скалы, мы  давно
были бы дома. Джаспер прекрасно нашел бы обратную дорогу. Не надо  было  и
лазить за ним.
     - Я боялась, что он там упадет и разобьется. А кроме того, я  боялась
прилива.
     - Неужели ты подумала, что я брошу собаку, когда  ей  грозит  прилив?
Просто я был против твоего лазанья на скалы, а вот теперь ты ворчишь,  что
устала.
     - Я не ворчу. Любой на моем месте устал бы. Вот уж не думала, что  ты
представишь мне одной карабкаться на скалу. Я ждала,  что  ты  пойдешь  за
мной.
     - Чего ради изводить себя из-за этого дурного пса.
     - А ты так говоришь, потому что не можешь придумать ничего другого  в
свое оправдание.
     - Оправдание? Почему я должен оправдываться? Что я сделал?
     - Конечно, ты должен извиниться за то, что не пошел со мной в  другую
бухту...
     - А как ты думаешь, почему я не пошел за тобой?
     - Ну, я не умею читать чужие мысли. Просто видела, что ты  не  хочешь
идти со мной. Это было видно по твоему лицу.
     - А что ты еще прочла на моем лице?
     - Я уже сказала, и давай закончим этот разговор. Я устала от него.
     - Все женщины говорят так, когда им больше нечего сказать. Ну хорошо,
я действительно не хотел идти в ту бухту. И никогда не приближаюсь к этому
богом проклятому месту. Если бы у тебя были такие же воспоминания об  этом
коттедже, как у меня, ты тоже не захотела бы подходить туда. Даже говорить
или вспоминать об этом месте. Теперь,  надеюсь,  ты  удовлетворена,  и  мы
действительно  прекратим  этот  разговор.  -  Он  побледнел,   глаза   его
помрачнели, и в них было то же отчаянье, как в дни нашего знакомства.
     - Максим, пожалуйста...
     - В чем дело? Что ты хочешь?
     - Я не могу, чтобы ты так смотрел на меня, мне  это  слишком  больно.
Давай забудем весь этот разговор. Пусть опять все идет по-хорошему.
     - Нам следовало остаться в Италии и не возвращаться в Мандерли. Каким
я был дураком, что вернулся сюда.
     Он устремился вперед еще быстрее, и мне пришлось бежать за ним,  таща
за собой несчастного Джаспера. Наконец мы дошли до поляны с  развилкой  на
тропинке. Это было именно то место, где Джаспер хотел идти  налево,  когда
мы повернули направо. Очевидно,  он  привык  ходить  по  этой  тропинке  к
коттеджу на берегу.
     Мы молча вошли в дом. Максим  прошел  через  холл  в  библиотеку,  не
взглянув на меня.
     - Подайте мне чай, и поскорее, -  сказал  он  Фритсу,  проходя  через
холл.
     Я постараюсь сдержать слезы: Фритс не должен был их видеть.  Ведь  он
тотчас же рассказал бы прислуге: "Миссис де Винтер только  что  плакала  в
холле. Очевидно, они плохо ладят друг с другом". Когда он подошел ко  мне,
чтобы снять дождевик, я отвернулась.
     - Я повешу ваш плащ в оранжерее, миледи.
     - Спасибо, Фритс.
     - Неудачный день для прогулки, миледи.
     - Да, вы правы.
     - Ваш носовой платок, миледи.
     - Благодарю вас, - и я спрятала поданный Фритсом платок.
     Я не знала,  идти  ли  мне  за  Максимом  или  к  себе,  и  стояла  в
нерешительности, кусая ногти. Фритс, вернувшись  из  оранжереи,  удивился,
заставив меня на том же самом месте.
     - Миледи, - сказал он, - в библиотеке разведен огонь.
     - Спасибо.
     Я медленно прошла через холл и вошла в  библиотеку.  Максим  сидел  в
кресле. Газета лежала рядом. Я подошла, наклонилась и прислонилась щекой к
его щеке.
     - Не сердись на меня больше, - прошептала я.
     Он взял мое лицо в ладони и посмотрел на меня в упор.
     - Я не сержусь.
     - Я чувствую себя такой несчастной, когда вижу тебя  огорченным.  Мне
кажется, что вся душа у тебя изранена и избита. И мне это очень больно.  Я
ведь так сильно люблю тебя...
     - В самом деле? Ты в этом уверена?
     - В чем дело, дорогой? Почему ты так недоверчиво глядишь на меня?
     Не успел он ответить мне,  как  открылась  дверь  и  началась  чайная
церемония. На столе появилась белоснежная скатерть,  уставленная  кексами,
пирожными, сандвичами, а на маленькой спиртовке кипел  серебряный  чайник.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мы снова оказались наедине.
     За это время на его лице снова появилась краска, а  из  глаз  исчезло
отчаянье. Он спокойно взял сандвич и приступил к чаепитию.
     - Все это случилось из-за неожиданных гостей, - сказал о? -  Беатриса
каждый раз умудряется погладить меня против шерсти.  В  детстве  мы  с  не
каждый день дрались. Я очень люблю ее, но рад, что живем мы далеко друг от
друга...  Кстати,  о  родственниках.  Нам  придется  как-нибудь  на   днях
навестить мою бабушку... Налей-ка мне еще чаю, дорогая, и  прости,  что  я
был так резок с тобой.
     Инцидент был исчерпан, и можно было больше не возвращаться к нему. Он
улыбнулся мне, и эта улыбка была мне наградой, как мое поглаживание ушей у
Джаспера: о, мой хороший песик, лежи спокойно и  не  расстраивай  меня.  Я
вернулась в прежнее свое положение, то  есть  снова  стала  Джаспером  для
Максима.
     Я взяла со стола кусок пирога и поделила его  между  двумя  собаками.
Почувствовав, что пальцы стали  жирными,  я  достала  из  кармана  носовой
платок и изумленно уставилась на него. Крохотный кусочек батиста,  обшитый
кружевами. Это был не мой платок. Я вспомнила.  что  Фритс  поднял  его  с
пола,  когда  я  снимала  плащ.   В   углу   платочка   монограмма:   "Р",
переплетенного с "д" и "В". Очевидно, платочек лежал в плаще очень  давно,
и никто не  надевал  этот  плащ.  Его  когда-то  носила  женщина  с  более
широкими, чем у меня, плечами. Рукава плаща были так длинны, что закрывали
мне кисти  рук.  Несколько  пуговиц  оторвано.  Очевидно,  Ребекка  просто
накидывала его на плечи. На  платочке  сохранился  след  губной  помады  и
слабый аромат. Очень знакомый запах. Только позднее я вспомнила,  что  так
пахли азалии в Счастливой долине.



                                    11

     Целую неделю стояла дождливая холодная погода, и мы не  спускались  к
морю. Я видела его только с террасы или с лужайки, и выглядело оно  весьма
неприветливо. Шум его не утихал, и волны бесконечно разбивались о берег. Я
радовалась, что живу в восточном крыле с видом на розарий,  а  не  на  это
суровое и угрожающее море. Иной раз ночью, когда не спалось, я садилась  у
открытого окна, наслаждаясь тишиной и благоуханием сада.
     Я не хотела вспоминать море и заброшенный коттедж, и все же постоянно
думала об этом.
     Не могла я забыть и отчаянье в глазах  Максима,  когда  он  стоял  на
тропинке, ведущей к коттеджу. Вспоминала его слова: "Какой же я был дурак,
что вернулся в Мандерли". Я винила себя  в  происшедшем:  я  спустилась  к
коттеджу и нечаянно коснулась  его  незаживающей  душевной  раны.  И  хотя
Максим был таким же спокойным, как до того вечера, я все  же  чувствовала,
что между нами встала какая-то глухая стена.  Я  нервничала  и  все  время
боялась, как бы нечаянно в разговоре не коснуться его больного места.
     Даже Фрэнк Кроули напугал меня  однажды,  заговорив  за  завтраком  о
парусных состязаниях в соседнем городке. Тема показалась мне опасной, и  я
вскочила из-за стола, подошла к серванту, чтобы взять себе сыру,  которого
мне вовсе не хотелось. Но Максим никак не реагировал на сообщение  Фрэнка,
и мирная беседа продолжалась. Мне явно не хватало выдержки и  спокойствия.
Робость и неловкость  моя  усилились.  Когда  к  нам  приезжали  гости,  я
терялась и молчала, пока  не  подходил  Максим.  А  в  его  присутствие  я
боялась, что кто-нибудь неловким словом заденет его, и мне опять  было  не
по себе.
     В этот первый период  нашей  жизни  в  Мандерли  нас  часто  посещали
соседи: делали  визиты  новобрачным.  Из-за  робости  я  произносила  лишь
односложные фразы из ученического лексикона,  и  тогда  они  беседовали  с
Максимом о людях, которых я не знала, и о местах, где я не  была.  Я  себе
ясно представляла, что  на  обратном  пути  визитеры,  наверное,  говорят:
"Боже, как она глупа, разительный контраст с Ребеккой!"
     Максим настаивал, чтобы я делала ответные визиты. Иной раз он не  мог
сопровождать меня, и мне приходилось переносить пытку одной.
     - Будете ли вы устраивать в Мандерли  большие  приемы?  -  спрашивали
меня.
     - Право, не знаю. Максим ничего не говорил мне об этом.
     - В прежние времена Мандерли посещало множество гостей.
     - Да, я слышала об этом.
     Наступала пауза, я бросала взгляд на часы.
     - К  сожалению,  я  должна  расстаться  с  вами.  Я  обещала  Максиму
вернуться к четырем.
     - Может быть, останетесь на  чай?  Мы  всегда  пьем  чай  в  четверть
пятого.
     - Благодарю вас, но, право, не могу.
     И с чувством облегчения я возвращалась в ожидавшую меня машину.
     Во время визита к жене епископа она спросила меня:
     - Думаете ли вы возобновить маскарадные была? Они были так  прекрасны
у вас, что я до сих пор забыть не могу.
     Я улыбнулась так, будто все знала об этих балах.
     - Мы еще не решили. До сих пор было так много неотложных дел...
     - Понимаю, понимаю... Надеюсь,  вы  обсудите  этот  вопрос.  Мандерли
словно создано именно для таких балов. Оркестр играл на галерее, а в холле
танцевали. Я помню один  из  приемов  в  Мандерли  в  разгар  лета,  когда
распустились все  цветы.  Чай  подавали  гостям  в  розарии  на  маленьких
столиках. Это было очаровательно! Ребекка умела все прекрасно устроить...
     - Да, да, она была, по-видимому, выдающейся женщиной: красива,  умна,
очаровательна и к тому же еще спортсменка.
     - Да, она была прелестна и  очень  жизнерадостна.  Безусловно,  очень
одаренная женщина.
     - Она ведь сама  управляла  хозяйством  в  Мандерли.  Это,  вероятно,
отнимало у нее массу времени. Я-то предоставила экономке вести хозяйство.
     - Ну, нельзя же все делать самой. К тому  же  вы  еще  очень  молоды.
Кроме того, у вас же есть свое  маленькое  хобби.  Я  слышала,  вы  хорошо
рисуете?
     - О, не слишком хорошо.
     - Но все-таки приятно иметь такую способность.  Далеко  не  все  люди
умеют рисовать. К тому же в Мандерли много очаровательных уголков, которые
стоит зарисовать... Ну, а еще что  вы  любите:  теннис,  еще  какая-нибудь
игра? Верховая езда? Охота?
     - Нет, нет. Я ничего этого не умею. Люблю пешие прогулки...
     - Это самый лучший вид спорта! Мы  с  епископом  тоже  любим  дальние
прогулки. Несколько лет назад мы  жили  в  Пеннинских  горах  и  частенько
проходили по двадцать миль в день...
     - Очень рада, что застала вас дома, - я поднялась, чтобы попрощаться.
- Надеюсь, вы навестите нас.
     - Не забудьте напомнить вашему мужу о маскараде!
     - Да, да, обязательно!
     По  дороге  домой  я  себе  представила  Максима  рядом   с   высокой
бледнолицей