й и  выставлять мне  оценки по
двенадцатибалльной системе,  но,  вероятно,  именно в борьбе с монстрами и
создается  литератор.   Считать,   что  путь  к  успеху  выложен  розовыми
лепестками,  -  пустое дело.  Да и потом,  порою мне, неудачнику, начинает
казаться, что литература - тот же бизнес, и та же конкуренция царит в ней,
потому что победитель,  пробившийся к читателю, имеет деньги, а тысячи его
коллег,  считающих себя такими же талантами,  как и он, жуют корку хлеба и
алчно одалживают доллары на  то,  чтобы пересылать из редакции в  редакцию
свои произведения.
     Только вот что стало меня тревожить,  дорогой Ли... Даже не знаю, как
это  точнее сказать...  Мне подчас делается очень страшно за  наших детей,
оттого что  рассказы и  романы,  которым дают  жизнь старенькие эссеисты и
юные литературные критики (или, наоборот, баррикадируют их), совершенно не
есть то,  чего так ждут читатели.  Поверь,  в  данном случае я говорю не о
себе,  эссеисты меня не сломят, единственное, что может подкосить, так это
виски, будь оно неладно.
     Когда Эдисон приносит свое изобретение боссу,  тот сразу же понимает,
какую это даст выгоду обществу.
     Когда Полина Виардо впервые спела в  Париже свою арию,  все  осознали
без спора: явилось Чудо.
     Но сколько  же  мук  приходится преодолевать литератору!  Отчего так?
Видимо, оттого, что далеко не каждый имеет абсолютный слух и пристрастие к
диковинной формуле, зато каждый владеет словом, ибо грамоте учат в школах,
любой может сложить  слова  в  фразу,  поэтому  всякое  н о в о е  видится
обывателю искусственным и вызывающим.
     Мне  кажется,  что  истинная  литература -  это  обязательно мечта  о
прекрасном, и чем активнее писатель навязывает эту мечту людям, тем больше
у него может быть последователей в мире. А разве много мечтателей живет на
земле? Все больше трезвомыслящие.
     Мне  все  чаще и  чаще хочется сесть на  корабль (а  это  здесь можно
сделать, нанявшись палубным матросом) и да исчезнуть куда-нибудь подальше,
честное слово!  Хотя при этом я отдаю себе отчет в том,  что хорошо бывает
только там,  где нас нет.  И  еще:  человек всегда несет кару за  перемену
места.  Кто-то хорошо сказал: "Все наши беды происходят из-за того, что мы
не  сумели остаться в  своей комнате".  Все верно,  лучше не напишешь,  но
желание переменить комнату во мне крепнет день ото дня.  И  я  по-прежнему
чувствую на своем затылке чужие взгляды. И самое страшное заключено в том,
что  скорее всего мне  это кажется,  ибо я  живу в  выдуманном самим собою
мире.
     Обнимаю.
                                                                    Билл".


                                    35

     "Уважаемый мистер Тимоти-Аустин!
     Мы узнали, что Вы проявляете интерес не только к серебряным копям, но
и  ко  вновь открытым залежам медной руды.  Поскольку наши представители в
Хьюстоне сообщили нам  о  том,  как хорошо пошли дела "Силвер филдз" после
того,  как Вы выбросили на рынок акции этой начинающей компании, мы готовы
предложить Вам  приобрести за  100  тысяч  долларов вновь открытые копи  в
Чинагата-Сити,  что  позволит Вам  выбросить на  биржу  акции этого нового
предприятия по крайней мере за 145 тысяч долларов.
     В  случае,  если  Вы  заинтересуетесь нашим предложением,  просим Вас
обратиться к  нашему представителю в  "Чейз  Манхэттэн" в  Нью-Йорке  м-ру
Кларку, который пришлет Вам всю необходимую документацию.
     Естественно,  в случае,  если Вы решите заключить такого рода сделку,
мы предоставим гарантии через "Чейз Манхэттэн".
     Примите, мистер Тимоти, уверения в нашем глубоком уважении,

                                      Роберт Мак-Гиви и Фрэнклин А. Розен,
                       гарантированное оформление купчих на недвижимость".


                                    36

     "Уважаемый мистер Кларк!
     Прошу  Вас  срочно  выслать  документацию на  залежи  медной  руды  в
Чинагата-Сити,    а    также    оформленные   у    нотариуса   данные   по
кредитоспособности м-ра Р. Мак-Гиви и м-ра Ф. А. Розена.

                                     С уважением, Филипп С. Тимоти-Аустин,
                                                               финансист".


                                    37

     "Дорогой Боб!
     Судя по всему, рыбка заглотнула крючок! Однако максимум осторожности!
Филипп такой парень, что может не ограничиться свидетельством нотариуса, а
самолично прикатить в Нью-Йорк, как-никак сто тысяч баков, такие деньги не
валяются на дороге.
     Поэтому срочно  дай  Кларку деньги за  аренду Бюро  (внеси за  месяц,
потом слиняем) в здании,  примыкающем к "Чейз Манхэттэн" и открой шикарную
нотариальную контору в том же районе.  При том,  что он парень шустрый,  в
Нью-Йорке никогда не  был,  город его ошеломит,  а  ты еще найми Крисчена,
который  умеет  изображать миллиардера,  арендуй ему  авто,  двух  лакеев,
шофера и познакомь его с этим гадом, когда он туда пожалует.
     Держи меня постоянно в  курсе дела,  оно того стоит.  Я на пяток дней
отъеду в  Нью-Орлеан,  там  вроде бы  летал "остинский голубь",  недурно б
поймать!

     P. S.  Продолжай смотреть за Филиппом,  за его контактами, поездками,
письмами, это очень важно!
                                                       Твой Бенджамин Во".


                                    38

     "Уважаемый мистер Коулз!
     Пересылаю Вам копию письма м-ра Во, адресованное им Бобу Имзу.

                                                               С уважением
                                                                 Нигольс".


                                    39

     "Дорогой Эдвардс!
     Покажи    Камингсу    письмо,    полученное   адвокатской   конторой,
обслуживающей  мои  интересы  в   горнорудном  деле,   от   доверительного
информатора  по   почте,   перехватывающего  корреспонденцию  для   нашего
ознакомления.
                                                        Твой Питер Коулз".


                                    40

     "Мой дорогой мистер Камингс!
     Пересылая  переписку,  связанную  с  "серебряным бизнесом",  еще  раз
благодарю за тот совет,  что Вы дали мне пару месяцев назад.  Убежден, что
м-р Во работает на совесть,  причем он никогда не сможет нащупать ту цепь,
которая связывает нас с Вами в надежнейшее содружество.
     Если дела идут так,  как  он  пишет Бобу (этот человек нанят третьими
лицами по поручению моего Питера и  сведен с ним),  тогда можно надеяться,
что "Силвер филдз" перейдет под наш контроль.
     Привет тем, кому Вы сочтете нужным его передать!
                                                             Ваш Эдвардс".


                                    41

     "Уважаемый мистер Сидней!
     Литературное  агентство  "Бель   летр   лимитэд"   передало  мне   на
рассмотрение присланные Вами рассказы.
     Я  внимательно с ними ознакомилась.  Я не решилась рекомендовать их к
распространению в газеты по целому ряду причин,  но самые главные сводятся
к  тому,  что Ваши герои в  массе своей являются отбросами общества,  а мы
живем  в  такое  время,  когда  потребны Добрые  Символы,  которым  должно
поклоняться.  А литература обязана приближаться к проповеди.  Мне кажется,
что Ваши герои словно бы  постоянно боятся,  как бы  им  не стали задавать
вопросы об их жизни.  Они подобны разбитым колоколам, которые тем не менее
страстно желают возвещать миру свой голос.
     Мы  все жаждем нового и  чистого,  но  разве Ваши "герои" -  бродяги,
игроки,  воры -  могут быть примером,  чтобы следовать им  в  каждодневной
жизни?!  А  порою вы  излишне "щедры",  но ведь этого делать нельзя" Разве
можно  всегда  писать "хорошие концы"?  Как  Господь готовил нас  в  своих
проповедях к  дню  Страшного Суда,  так и  честный литератор обязан писать
Правду, только Правду и ничего, кроме Правды!
     Почему бы  Вам  не  создать новеллы о  незаметном подвиге миссионера,
отдающего сердце своим  диким подопечным?  Об  ученом,  погибающем во  имя
того, чтобы жили другие? О капитане, который сходит с мостика и уплывает в
бушующее море,  после того как  он  предпринял все,  что мог,  дабы спасти
корабль? Да разве мало в мире тем, которые по-настоящему волнуют читателя?
А  Вы  просто-напросто берете на себя смелость выписывать безапелляционные
рецепты на  счастье.  Разве это  допустимо?  То,  что Вы  прислали в  наше
агентство страдает  "сделанностью",  поэтому  читатель не  станет  тратить
время на то, чтобы знакомиться с Вашими коллизиями.
     Надеюсь, я Вас не очень огорчила своей прямотой.
     Всего Вам лучшего,
                                     Анна Бертрам, поэтесса и романистка".


                                    42

     "Дорогой Ли!
     Пожалуйста, перешли  Этол  этот  мой рисунок.  Она поймет,  что руки,
изображенные на нем,  это наши с ней руки,  а парусник  -  тот  самый,  на
котором  я сегодня отплываю в Гондурас.  Я буду писать тебе оттуда прежним
способом, через Уинни.
                                                               Твой Билл".


                                    43

     "Дорогой Харви!
     Один  мой  друг попал в  весьма обычный переплет:  увидал хорошенькую
простушку,  которая пела в церкви,  пригласил ее на пикник,  ну,  и ты сам
понимаешь, чем это кончилось.
     Два  месяца встречи с  красоткой доставляли ему понятную радость,  но
потом она ему сообщила радостную весть, что вскорости он станет папочкой.
     Как следует поступать в таком случае? Откупиться? Дать содержание при
условии ее переезда в другой город? Или гнать взашей?
     Мой приятель (в отличие от нас с тобою) абсолютная тюфтя,  совершенно
лишен волевых качеств, но парень славный, надо ему помочь.
     Дай,  пожалуйста,  квалифицированный совет,  ибо  слава о  тебе как о
юристе гражданского права дошла и до нас, провинциалов.
     Желаю всего лучшего,
                                       твой друг Филипп С. Тимоти-Аустин".


                                    44

     "Дорогой Филипп!
     Передай своему другу,  что право на  рождение ребенка дает лишь брак,
освященный церковью и зарегистрированный мэрией.  Все остальное может быть
квалифицировано лишь гнусным шантажом и вымогательством.
     В случае,  если твой друг поведет себя как тюфтя и даст девице денег,
он  признает этим факт отцовства.  Тогда возможен процесс и  всякие прочие
словосотрясения. Толку она не добьется, но разговоры пойдут.
     Так что я бы ни в коем случае не советовал давать девице содержание.
     В  случае,  если твой друг тем не менее решит поступать так,  как ему
подсказывает сердце, я готов принять на себя защиту его интересов в суде.
     Передавай привет всем тем из наших, кого видишь.
     Кстати,  Пит  сделался главой фирмы,  выпускающей препараты,  которые
могут прерывать беременность.  Если хочешь,  дай  его  адрес своему другу:
"Питер Сиберс, дом 42, 6-я улица, Нью-Йорк".
     Желаю тебе всего лучшего.
                                                              Харви Липп".


                                    45

     "Дорогой Ли!
     Положительно я  стал бояться сюжетов!  Меня так часто поворачивали от
ворот  редакции,  поскольку я  слишком  "сюжетен",  что  хочется  написать
какую-нибудь  скучную  историю,   банальную  до  тошноты,  привычную  всем
читателям:  он - горемыка шахтер, она - падшая девица, но затем появляется
молодой учитель,  полный добрых идей. Происходит метаморфоза: падшая вновь
обретает девственность и веру в свои права;  шахтер,  грешивший участием в
забастовках, начинает посещать вечерние курсы для штрейкбрехеров, а добрый
учитель  получает  приглашение  в  Итон,   чтобы  возглавить  там  кафедру
Всеобщего Счастья.
     Тем не  менее сюжет,  с  которым я  столкнулся,  великолепен!  В  тот
"город",  где  я  теперь работаю в  качестве "маэстро пор ля  ирригасьон"*
(диплом  мне  выправили на  корабле,  главное,  чтоб  написали по-испански
хорошим почерком,  при этом необходимо много титулов,  и чтобы обязательно
слово  "профессор";  картофельная печать  вполне проходит),  зашло  судно,
которое доставило сюда сорок ящиков с мужскими и женскими туфлями, всего в
количестве  тысячи  штук.   Американский  консул  Джон  Замски,   которому
только-только  исполнилось  двадцать  два   года  (он  отправился  сюда  в
добровольную ссылку после того, как поссорился с любимой), решил подшутить
над  ее  женихом и  отправил в  родной город письмо (не  от  своего имени,
конечно),  что здесь все спят и  видят обзавестись хорошей кожаной обувью.
На  три  тысячи  здешних жителей имеется всего  две  пары  сапог:  одна  у
губернатора сеньора дона  Мигуэля Доменико-и-Агарре  Караско,  а  вторая у
нашего консула.  Жара здесь такая,  что обувь является обузой, ненавидимой
как  консулом  Северо-Американских Штатов,  так  и  губернатором,  однако,
"ноблэс оближ"**,  этим  двум  приходится набивать мозоли,  все  остальные
ликуют, ходят себе босиком.
     _______________
         * "М а э с т р о  п о р  л я  и р р и г а с ь о н" (исковерканный
     испанский)  - "мастер по ирригации".
         ** "Н о б л э с  о б л и ж"  (франц.)  - положение обязывает.

     Консул умирал от  смеха (на  этот  раз  без  помощи возлияний местной
водки,  а  от  всего сердца),  ибо чувствовал себя отомщенным,  так как он
разорил соперника.  Но он перестал смеяться и пришел в ужас, когда получил
сопроводительное письмо,  в котором его уведомляли,  что приезжают к нему,
дабы возглавить обувное дело, любимая с папой, а с соперником все кончено,
в  руке ему  отказано,  дом  продан,  все деньги вложены в  ботинки,  жди,
целуем!
     Поскольку  я  был  здесь  единственным американцем,  "мистером Биллом
Самни Уолтером",  консул пригласил меня на ужин и спросил, какой револьвер
лучше всего употребить в целях безболезненного самоубийства.
     Я ответил,  что  лишь  сорок  пятый  калибр  гарантирует моментальный
переход в Лучший Мир,  однако я довольно подробно описал  ему  те  минуты,
которые  предшествуют этому сладостному мигу.  Во-первых,  сказал я,  надо
купить эту пушку,  а я не убежден, что во всем Гондурасе есть такое оружие
-  здесь  сейчас  мода  на  пулеметы,  сорок  пятый калибр кажется здешним
военным,  политикам,  контрабандистам  и  торговцам   дамской   амуницией,
совершенно   недостойной  истинного  кабальеро.  Во-вторых,  продолжил  я,
необходимо (если случилось чудо и  оружие  попало  вам  в  руки)  написать
прощальное письмо.  В-третьих,  следует вложить дуло в рот, ощутить зубами
его масленый холод и отдать себе отчет в том,  что сейчас палец нажмет  на
курок,  но  за мгновение перед тем,  как все кончится,  желтую массу мозга
выбросит вместе с сахарными костями размозженного черепа на траву  (стену,
пол, шкаф, это уже деталь).
     Консул побледнел и спросил меня,  что же в таком случае я прикажу ему
делать. Я приказал ему думать. И начал думать сам.
     Как  ты   догадываешься,   "маэстро  пор  ля  ирригасьон",   то  есть
"мастер-наставник по делам ирригации",  означает здесь профессию человека,
который роет канавы,  чтобы отводить воду в  сезон дождей на поля "Юнайтед
фрут",  где деревья ломятся от  бананов.  Работа эта оплачивается довольно
неплохо,  тридцать центов в день.  Поскольку хозяин дает койку, бесплатный
завтрак,  а обед и ужин стоят здесь десять центов,  то на бумагу и чернила
вполне хватает.  Но когда мы копали канавы у тебя на ранчо -  то было одно
дело,  а в тропиках -  это совершенно иной вид занятий, уж поверь мне. Так
что думать о башмаках любимой консула во время сорокаградусной жары, когда
машешь кайлом,  согласись, довольно трудно. И я предложил консулу оплатить
мой вынужденный прогул,  предоставить мне комнату в  его доме и бесплатное
питание,  а  я взамен пообещал хорошенько подумать,  чтобы решить вопрос с
этими проклятыми башмаками,  не прибегая к  помощи револьвера сорок пятого
калибра.
     Консул обнял меня и прослезился, что меня весьма насторожило.
     Словом,  впервые за  четыре недели я  спал  в  гамаке,  не  терзаемый
укусами  гадов,  под  марлевым балдахином;  на  завтрак давали  не  бурду,
именуемую чаем,  но кофе и тостики,  к обеду готовили бульон и отбивную, а
не зеленые бананы, а про ужин я и не говорю!
     Первый  день  я  блаженствовал,  лежа  в  гамаке.  Второй день  хотел
провести так  же,  но  заметил  тревожный взгляд  консула  и  понял,  что,
несмотря на двадцать два года, Итон наложил на него печать администратора,
который считает работой лишь видимое ее проявление. Я был вынужден сесть к
столу  и  показать несчастному,  как  я  думаю.  Это  можно  сделать  лишь
однозначно:  взять перо,  бумагу и начать писать. Хоть одно слово "дурак",
но только б водить пером.  Значит, работа идет, а если так, то все будет в
порядке.
     На третий день я спросил себя:  а что же придумать-то? Положение ведь
действительно безвыходное!
     И  я  сказал себе:  "Придумай новеллу!  Ведь ты умеешь вертеть сюжет?
Умеешь! Ну-ка! Есть тема: "Как сбыть башмаки там, где они не нужны?" Вот и
фантазируй!" И я легко написал рассказ, который по прочтении показался мне
- в отличие от "эссеистов и литературных критиков" - вполне реальным, а не
"сконструированным".
     Итак,  не позволив консулу надрызгаться в  тот вечер,  я повел его на
берег,  в заросли, усыпанные колючками. Всю ночь консул Соединенных Штатов
и беглый каторжник набивали этими колючками мешки и сносили их в подсобное
помещение.  А наутро консул открыл магазин, и это заметили все, потому что
я нарисовал огромную вывеску,  на которой был изображен ботинок и человек,
напоровшийся голой пяткой на шип.
     Аборигены  пришли  полюбопытствовать,   что  это  такое  -  "ботас"*,
примеряли их на руки, очень потешались, но не приобрели ни одной пары.
     _______________
          * "Б о т а с"  (исп.)  - ботинки.

     Следующей ночью консул Соединенных Штатов и беглый каторжник насыпали
у дверей домов на центральной улице припасенные накануне колючки, особенно
много пришлось поработать на рыночной площади.
     О, какой вой раздавался на улицах нашего городка в то утро, слышал бы
ты,  дорогой Ли!  Так воют львы,  попавшие в капканы,  или жены, заставшие
мужей  в  объятиях актрис кордебалета с  плоскими животами и  подведенными
ресницами.
     Словом, к вечеру было продано восемьдесят четыре пары!
     Как гиены,  мы ждали ночи, и снова рвали свои тела и руки в зарослях,
собирая колючки,  и  это  принесло свои плоды:  через три  дня  вся партия
товара была реализована, барыш составил двести семнадцать долларов. Консул
до  того  возликовал,  что  отвалил  мне  семнадцать долларов и  предложил
принять на  себя  бремя  представительства интересов Соединенных Штатов  в
Гондурасе после того, как прибудет любимая с папой и они возьмут монополию
на продажу обуви во всей Латинской Америке.
     Мне  пришлось  заполнить  документы на  имя  "Билла  Самни  Уолтера",
которые  консул   предложил  мне   самому   отправить  в   государственный
департамент,   а   сам   ушел   в   подготовку  встречи  любимой,   причем
протелеграфировал им, чтобы они привезли с собою еще две тысячи пар обуви.
     Так  что  пока я  консул.  Документы,  как  понимаешь,  отправлять не
тороплюсь,  лежу в  гамаке,  придумываю рассказы,  потом сажусь к  столу и
записываю их.
     В  седьмом по  счету отказе,  который я  получил от  одной из  газет,
очередная "эссеистка,  поэтесса и  романистка" сердечно советовала мне  не
торопиться,  "тщательно  отделывать  каждую  вещь,  словно  алмаз".  Я  не
удержался и  впервые в  жизни ответил ей,  сказав,  что  зависть -  плохое
качество,  и  если она  вымучивает свои произведения,  то  мне  доставляет
высшую радость писать их  быстро,  ибо я  вижу на стене все происходящее с
моими героями,  слышу их голоса,  сострадаю их слезам,  смеюсь,  когда они
смеются,  только