Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
о мостику через изгородь, они молча пошли рядом.
Достигнув места, откуда их не было видно с дороги, Молверер остановился.
- Слушаю вас, сэр.
- Мне хотелось бы знать, почему вы воздержались в своих сегодняшних
показаниях от какого бы то ни было упоминания о моей первой встрече с сэром
Невилом Лорингом?
Молверер смотрел на Дэвида с выражением мрачной отчужденности, но его
длинные пальцы нервно теребили белоснежное жабо на груди.
- Это моя забота, сэр! - наконец ответил он.
- Осмелюсь полагать, и моя тоже, - возразил Дэвид. - Ведь, сдается мне,
вы не сделали этого отнюдь не по причине непреодолимой симпатии, вдруг
вспыхнувшей по отношению к моей персоне.
Сардоническая улыбка мистера Молверера была достаточно красноречивым
ответом.
- Считайте как вам угодно, сэр, - произнес он, слегка поклонившись. -
Пусть так: я воздержался от упоминания вашей особы, которое принесло бы вам
дурную славу и могло иметь также куда более неприятные последствия,
исключительно из доброго к вам расположения.
- Вам неплохо удается сарказм, сэр! - сказал Дэвид, краснея. - Тем не
менее считаю своим долгом поблагодарить вас за услугу.
- Мы принимаем вашу благодарность, сэр, - насмешливо ответил Молверер.
- Смею ли я полюбопытствовать, не успела ли вам приглянуться какая-нибудь
другая часть Англии, более подходящая вашему своеобразному темпераменту?
- Возможно, сэр. Однако я нахожу здешние места довольно милыми, а
пробыл здесь совсем недолго и не успел пресытиться ими.
- И все-таки я почти не сомневаюсь, сэр, что гораздо разумнее с вашей
стороны было бы исчезнуть.
- Это угроза? - вкрадчиво поинтересовался Дэвид.
- Лучше назвать советом, ведь я исхожу из вашего же блага.
- Ваша заинтересованность в моем благоденствии поистине трогательна,
сэр. Но, как бы я ни был признателен вам за оказанную сегодня услугу, меня,
признаться, озадачили причины вашего молчания. Принимая во внимание все
сопутствующие обстоятельства...
- Сэр, я говорю или молчу, когда считаю нужным!
- Разумеется, это ваше право! Вот только мне крайне любопытно, как
много, возникни такая нужда, могли бы вы поведать в свете упомянутых
обстоятельств о некоем кинжале с серебряной рукояткой?
В то же мгновение статная фигура мистера Молверера словно съежилась,
плечи поникли, а бледное лицо с выпученными глазами, став багровым, снова
приобрело мертвенно-серый оттенок. Он дважды открыл рот, пытаясь заговорить,
потом вдруг повернулся и бросился прочь. Споткнувшись о луговую кочку, он не
сбавил темпа и мчался, ни на что не обращая внимания, словно убегая от
стремительно надвигающейся опасности.
Не успел Дэвид собраться с мыслями и прийти к какому-нибудь выводу, как
секретарь столь же внезапно повернул обратно и торопливо зашагал к нему.
- Сэр, - сказал он едва узнаваемым хриплым голосом. - Сэр... что бы ни
довелось вам узнать в отношении этого рокового оружия, я покорнейше прошу, я
умоляю, заклинаю вас: никому... ни единой душе... не говорите о нем! В
противном случае вы наверняка горько пожалеете... Очень горько пожалеете!
И, не дожидаясь ответа, так же стремительно развернулся на каблуках и
заспешил прочь.
Настала пора предать земле бренные останки сэра Невила Лоринга. В яркий
солнечный полдень гроб установили возле могилы его предков. Еще загодя в
церкви собралась толпа жителей Лоринг-вилледж и окрестных деревень -
дородные фермеры, деревенские сквайры, дворянство из ближних и дальних
родовых гнезд - торжественно приодетое, пестрое общество, провожающее не
последнего из своих представителей. Впрочем, как знать, не влек ли их сюда
скорее нездоровый интерес - любопытство, смешанное со страхом перед
насильственной смертью, и надежда лицезреть драматичный финал таинственной
трагедии?
"Полные жизни, мы уже мертвы..."
Бесспорная истина! Но как приятно ощущать ток крови в жилах, как
восхитительно замирает сердце, когда бросаешь боязливый взгляд из-под
кокетливого чепца или модной широкополой шляпы на траурные бархатные
покровы, тяжелыми складками которого искусно задрапировано то, что осталось
от ближнего твоего!
"Ибо из праха вышел и во прах возвратишься"!
Ужасен грохот падающих комьев земли!
"Аз есмь Воскресение и Жизнь!"
Множество глаз, полных жадного любопытства, - и ни плача, ни слезинки
жалости - ни единой!
Но вот наконец гроб сэра Невила зарыли, спрятали подальше от
полуденного солнца и безжалостных любопытных взглядов. Зрители, нестройно
переговариваясь, задвигались и вскоре разошлись - кто в сельский особняк,
кто на уединенную ферму, кто в один из домов, теснящихся на деревенской
улице. Разговоров, толков и пересудов хватит надолго. Интригующая, жуткая
тайна во всех своих устрашающих подробностях не один день останется главной
их темой. Ах какие открываются широкие возможности для преувеличенных
содроганий, глубокомысленных покачиваний головой и блестящих умозаключений
доморощенных провидцев!
Церковь опустела. Дэвид подошел к старому камню, прочитал свежевыбитые
слова:
"СВЯЩЕННОЙ ПАМЯТИ"
СЭРА НЕВИЛА ЛОРИНГА,
52 лет,
тринадцатого баронета Лорингского
из графства Сассекс
Дэвид стоял в тени, подпирая плечом колонну и скрестив руки на груди.
Вдруг он услышал быстрые, легкие шаги. К древнему монументу подошла миссис
Белинда. Как видно, не подозревая о том, что за ней наблюдают, она
опустилась перед ним на колени, и хрупкую, так похожую на девичью фигурку
сотрясли мучительные рыдания. Седая голова упала на тонкие руки, и
бескровные губы зашептали торопливые слова, то и дело прерываемые
судорожными паузами:
- О, Невил, Невил! Зачем ты грешил, зачем осквернял себя нечистыми
помыслами? Зачем был так жесток, так немилосердно жесток ко мне?.. А теперь
тебя нет... О, Невил, моя любовь последует за тобой... она останется с
тобой, Невил, навсегда, навсегда!
Дэвид на цыпочках прокрался к выходу. Слава Богу, нашелся хоть один
человек, оплакивающий его недостойного дядю. Есть кому помолиться о его
черной душе, пролить на его могилу слезу жалости.
"Глава XXXII,"
дающая необходимое развитие философским воззрениям на слабительное
Ранним утром Дэвид отдернул занавеску, и в открытое окно хлынул
ослепительный поток солнечного света. Веселый мелодичный птичий свист,
полный неожиданных переливов и трелей, сразу стал громче. Дэвид, еще не
кончив одеваться, высунул на улицу взъерошенную голову. Прямо под его окном,
посреди двора, стоял человечек в белоснежной рубашке без сюртука, черных
бархатных штанах и ботфортах и над чем-то усердно колдовал возле большого
стола, на котором были выстроены рядами банки, склянки и пузырьки. Коротышка
наполнял их темно-коричневой жидкостью, да с такой выверенной точностью и
быстротой, что просто любо-дорого было посмотреть. Наконец, когда каждой
склянке была скормлена точно отмеренная порция жидкости, человечек отставил
ведро и черпак и, запустив пятерню в лежащую рядом сумку, достал оттуда
пригоршню пробок. Тут он случайно поднял голову и заметил Дэвида.
- Великолепное утро, мистер Пибоди! - приветствовал его Дэвид.
- Вы так считаете? Будь по-вашему, - ответил странствующий лекарь, сняв
свою широкополую шляпу. - Отрадно сознавать, сэр, что ваша печень, сей
благородный орган, чувствует себя сносно, раз вы способны столь высоко
оценить обыкновенный ясный денек.
- Кажется, вы меня забыли, мистер Пибоди!
- Не стану отрицать, сэр, я вижу бессчетное количество лиц, множество
физиономий per diem[12]... Однако дайте-ка мне подумать.
[12] За целый день (лат.).
- В Лорингском лесу! - подсказал Дэвид - И пострадала не печень, а
голова.
- Ну конечно! Правда, вас не узнать. Corpore sano...[13] Хм! Благодаря
бритью и наружному применению aqua pure ваша внешность значительно выиграла.
А как поживает поврежденная макушка? Лучше?
[13] Окончание латинской крылатой фразы "Здоровый дух - в здоровом
теле".
- Вашими заботами!
- Лучше сказать, моим средством от мозолей. А в остальном как ваше
самочувствие - желудок, например, не беспокоит?
- Еще как! Он давно пуст! - засмеялся Дэвид.
- Ну, этот недуг легко излечим. Спускайтесь, позавтракаем вместе, я с
удовольствием вас попотчую.
- Нет, нет, спасибо, - начал отнекиваться Дэвид.
- Да, и никаких отговорок! - пресек его возражения Пибоди. - Э-гей,
Том! Томас, выгляни на минутку! - позвал он.
Из маленького оконца высунулась круглая голова хозяина.
- Да, мастер Пибоди?
- Накрывай завтрак, Том! Яичницу с беконом, и побольше, мы
проголодались.
- Увольте, мистер Пибоди! - крикнул сверху Дэвид.
- Не может быть и речи! - ответствовал Пибоди снизу и принялся
сноровисто затыкать бутылочки пробками. - Питание в хорошей компании
помогает пищеварению; в результате приятное сочетается с полезным. А если
лопать в одиночку, как попало, это может вредно отразиться на жизненно
важных органах, содействовать диспепсии. А в результате - страдания и злоба,
вплоть до желания убить!.. Кстати об убийстве...
- Только не о нем! - перебил его Дэвид.
- Как знаете, - не стал настаивать эскулап. - А может вы, пока завтрак
не готов, спуститесь и пособите мне заткнуть эти флаконы?
- С удовольствием! - ответил Дэвид и вскоре, завершив свой туалет,
присоединился к мистеру Пибоди. - Если не секрет, - поинтересовался он,
оглядывая нестройные сонмы пузатых склянок, - неужели ваше знаменитое
снадобье пользуется столь поразительным спросом?
- Именно так! - подтвердил мистер Пибоди. - Хотя здесь не только оно,
ибо при смешении с определенной добавкой средство от мозолей превращается в
Незаменимое Слабительное Пибоди, иначе, Бесценную Помощь Желудку или, на
выбор, Своевременный Облегчитель - нежный, словно южный зефир; пробирающий
насквозь, словно борей; и действенный, как землетрясение. Одна столовая
ложка после еды, и человек оживает и воспаряет, словно птица в поднебесье, а
в душе гремит симфония восторга. И все удовольствие за какой-то шиллинг, а
три бутылочки и вовсе даром - восемнадцать пенсов... Хе, вы никак
улыбаетесь, сэр?
- Простите меня, мистер Пибоди, но ваши поэтические сравнения и
эпитеты...
- А, так то непременный элемент врачебного искусства! Люди любят
красивые, образные выражения, точно так же как предпочитают, чтобы лекарство
было на вид, запах и вкус настоящим лекарством. Я даю им то, чего они
желают... И это, молодой человек, не шарлатанство. Если оно и есть, то
совсем чуть-чуть... Если бы все лекарства, продаваемые ничего не
подозревающей страждущей публике, были так же невинны, как снадобья Пибоди,
мир был бы куда счастливее и куда меньше в нем вершилось бы зла и
преступлений... Кстати о преступлениях...
- О, только не о них! - взмолился Дэвид. - Расскажите лучше о себе.
- Обо мне? Что ж обо мне рассказывать, у меня все прекрасно,
благодарение небу и здоровой печени! Торговлишка процветает, в особенности
это касается слабительного. В самом деле, спрос на него оказался столь
велик, что мне пришлось спешно возвращаться сюда - я ведь храню свои
целебные травы и прочие ингредиенты для пилюль и настоек здесь, на попечении
Тома. Пришлось возвращаться, как я уже сказал, и стряпать дополнительную
партию. Средство от мозолей тоже прямо с руками отрывают, а пилюли для
бледных расхватали с алчностью изголодавшихся хищников. - Пибоди взглянул на
Дэвида оценивающе. - А как вы смотрите, молодой человек, на возможность
присоединиться ко мне? Работой загружу по горло, будете трудиться с утра до
вечера, а платить буду гинею в неделю. По-моему, неплохо для начала.
Подумайте над этим!
Из окна высунулась голова хозяина, который громко возвестил:
- Кушать подано, джентльмены.
Войдя в харчевню, они обнаружили аппетитнейше накрытый стол под свежей
скатертью - скворчащую яичницу с ветчиной и ароматный кофе, от запаха
которого у обоих слюнки потекли.
- Здоровый аппетит - нагрузка для желудка, Слабительное Пибоди умножит
ваши дни! - продекламировал бродячий эскулап, когда они уселись за стол. За
сим последовала продолжительная пауза, поскольку сотрапезники были чересчур
заняты, чтобы поддерживать беседу.
- Секрет любого хорошего лекарства, сэр, - спустя некоторое время изрек
мистер Пибоди, назидательно подняв вилку, - секрет всякого пользующегося
успехом снадобья для облегчения телесных недугов - это aqua vulgaris c
маленькой таинственной добавкой. Да, тайна - великая вещь! Разум
человеческий благоговеет перед всем, чего не в состоянии постичь, и человек
обнажает и склоняет перед тайной свою пустую голову! Откуда и берутся
шарлатаны, факиры, некроманты, священники и философы вроде Пифагора. Все они
внушают нам, простым смертным, что приоткрыли покров тайны. Только нас не
пускают посмотреть... Будь ты трижды дураком и отъявленным мошенником, но
если у тебя хватит ума выглядеть загадочным, тебя будут уважать, ссылаться
на твои заумные речи и всячески восхвалять. Тебе будут подражать. А мудрого
или просто хорошего человека, презирающего дешевые уловки и эффекты, толпа
просто не заметит... Да-с!.. Кстати к вопросу о загадках. Страшная история с
сэром Невилом...
- Для меня остается загадкой, как вы ухитряетесь носить такую чертову
пропасть бутылочек в такую даль? - поспешно перебил Дэвид. - Ведь вы ходили
в Льюис, на ярмарку?
- Ничего особенного, молодой человек. Нанял у Джима Крука пони с
тележкой. Ну, так что, идете в ученики эскулапа, двинете по стопам Галена,
Гиппократа и Пибоди за одну гинею в неделю? Решайтесь.
- Я искренне благодарен вам за предложение, но...
- Значит, нет! - кивнул Пибоди. - Что ж, дело ясное: мозоли, простуды,
кашель и колики недостаточно романтичны для вашей возвышенной натуры, так
ведь, сэр?
- Э-э, действительно, - протянул Дэвид. - Я, э-э, испытываю
недостаточно...
- Ладно, не продолжайте! Позвольте лучше дать вам дружеский совет:
научитесь говорить без этого блеяния.
- Сэр! - воскликнул Дэвид, краснея. - Если вы намекаете на мой
акцент...
- Вот именно! - подтвердил бродячий целитель. - Вы блеете, сэр! Бекаете
и мекаете, как заблудившаяся овца! К тому же произносите "а" вместо "я" и
"моэ" вместо "мой" - это ж никуда не годится. Иностранный акцент, в отличие
от жеманства, обращает на себя внимание, коробит обывательское ухо и
вызывает предубеждение. Кроме того, считается, что, так или иначе выделяясь
- я не имею в виду рекламу для пользы дела, - вы либо специально выставляете
себя напоказ, а это вульгарно, либо невольно предстаете перед другими в
нелепом или смешном виде... Ну вот вы и обиделись, сэр!
- Нет, - ответил Дэвид и засмеялся. - Правда, нет!
- Рад слышать это, сэр, ибо гнев отнимает массу жизненных сил и
энергии. Ярость и гнев - две страсти, сжигающие...
- Мастер Пибоди, ох, конечно, извините, что я помешала, но мне очень
надо вам что-то сказать.
На пороге стояла полногрудая опрятная девица. Она присела в реверансе,
и Пибоди приветствовал ее с самым серьезным видом.
- Что ты хочешь, Мэри Байбрук? - спросил он.
- О, сэр, скажите, пожалуйста, то лекарство, которое дедушка получил от
вас, оно для кашля или для мозолей?
- Для мозолей, Мэри. Что, они его уже не беспокоят и он забыл, от чего
микстура?
- Господи, кто ж его знает, мастер Пибоди? Видите ли, дедушка взял да и
выпил его - опрокинул, и прямо залпом!..
- В самом деле? - удивился эскулап, нимало не тревожась. - И ничего не
осталось, дитя мое?
- Ни капельки, сэр! Дедушка совсем ничего не смыслит в лекарствах!
- Да, пожалуй, медицина только вредит ему.
- Ох, что же будет с его бедным старым желудком?
- А как подействовало лекарство?
- Да вообще-то ничего. Он отправился в свинарник, уселся там и поет!
- Поет, Мэри?
- Ага, весело так, прямо заливается! Страсть, говорит, как отлично себя
чувствую.
- Так и должно быть! - важно кивнул мистер Пибоди. - Таково одно из
многочисленных достоинств средства от мозолей Пибоди - его можно принимать
как угодно, сколько угодно и когда угодно. Как наружно, так и внутренне.
- А от него не нарастут мозоли у дедушки в кишках, сэр?
- Если они там есть, то крупнее не станут, Мэри, можешь быть спокойна.
- Ох, слава Богу, сэр! Тогда он просит дать ему еще бутылочку, если
можно, будьте так добры.
Бродячий эскулап вышел за дверь и вскоре вернулся с одной из только что
наполненных склянок в руке.
- Передай дедушке, пусть принимает по одной столовой ложке после еды.
Это скажется на его заслуженном желудке не менее благоприятно, чем средство
от мозолей, зато гораздо аппетитнее на вкус.
- О, я вам ужасно благодарна, сэр!
Полногрудая Мэри присела в реверансе и протянула ему шиллинг. Мистер
Пибоди взял его, повертел в руке и вернул обратно.
- Дитя, - сказал он, - раз твой дедушка такой древний старик, вы должны
мне полцены. Ты должна мне шесть пенсов. Или нет - четыре.
- Ну, сэр? - с вызовом спросил он Дэвида, когда девушка, рассыпаясь в
благодарностях, ушла. - Что это вы так свирепо на меня уставились?
- Грешно обманывать темный народ, преступно, - сказал Дэвид. - Вы
наживаетесь на невежестве простого люда.
Пибоди вздохнул, откинулся назад и посмотрел на него с некоторой
грустью.
- Сэр, я никому не обязан давать отчет или оправдываться, - заявил он,
- но вам объясню. Некогда, в давние времена, я тоже был молод и,
следовательно, глуп. А поскольку я был глуп, я совершил три дурацкие ошибки:
женился на красавице, завел дружбу с негодяем и купил скаковых лошадей.
Итог, вполне естественно, наступил плачевный: лошади меня разорили, жена
меня бросила, а мерзавец-друг прострелил мне легкое. Последнее
обстоятельство, к счастью, временно отвлекло меня от житейских невзгод...
Н-да!.. Выздоровев, я остался без гроша, нищим и, следовательно, одиноким.
Отчаявшись, я стал искать забвение в вине, общался с разными подонками,
опускался все ниже и ниже и в конце концов оказался на самом дне грязной
пропасти. До такого способно докатиться только высшее животное, именуемое
человеком. Более благородная тварь - допустим, лошадь или собака -
непременно погибла бы... Да-с! Но там, среди отбросов рода человеческого,
гноящихся язв общества, я набрел на цветок, проросший на навозной куче,
небесное, еще не испорченное создание... Так я нашел свое спасение. Ей было
шесть лет, она чахла и умирала от заброшенности и дурного обращения. Мы
бежали, вырвались на свет Божий, к душистым лугам и зеленым лесам, и начали
жить, как умели. Голодали, когда наступала нужда, но она к ней привыкла, а
я, в конце концов, был мужчиной... Одно время, скучая в колледже, я
баловался медициной, а тут как-то случилось нам жить в одном деревенском
доме в Пэчеме, недалеко от Брайтона. Там-то и улыбнулась нам удача, когда
мне в голову пришла идея, воплотившаяся в справедливо прославленную панацею
для бледных по рецепту Пибоди... С тех пор прошло много лет, мои волосы
поседели, а моей Сальвейшн[14] - шестнадцать. Она завершает образование в