Энерджайза, и сделали это?
   - Да! - торжествующе ответил Джоди. Это слово повисло в звенящей  тишине.
Все молчали. Джоди огляделся,  поначалу  с  вызовом  и  гордостью,  потом  с
тревогой.  И  постепенно  до  него  дошло  то,  что  пытался   сказать   ему
Макрахайниш: что ему ни в коем случае не следовало ни  в  чем  признаваться.
Пламя угасло, и угли затянулись золой.
   - Я его не убивал, - угрюмо сказал Джоди. - Это все Макрахайниш. Я вообще
не хотел его убивать, но Макрахайниш настаивал.
   Приехала полицейская машина с двумя молодыми и  энергичными  констеблями,
которые не нашли ничего странного в том, что их вызвали по  поводу  убийства
лошади.
   Они записали в своих блокнотах, что пять свидетелей,  среди  которых  был
(то есть была) мировой судья, слышали, как Джоди Лидс признался, что  они  с
бывшим ветеринарным врачом, которому было запрещено работать  по  профессии,
проникли после полуночи в конюшню с намерением лишить жизни одну из лошадей.
Они записали также, что лошадь мертва. Причина смерти  осталась  неизвестной
до проведения вскрытия.
   Сразу вслед за полицией  приехал  доктор  Руперта  -  пожилой  человек  с
повадками  доброго  дедушки.  Зевая,  но  не  жалуясь,  он  вместе  со  мной
отправился к моему охраннику. Последний, к моему великому облегчению,  сидел
на земле, держась за голову обеими руками, и стонал. Раз  стонет  -  значит,
живой! Мы отвели  его  в  кабинет  Руперта,  где  доктор  залепил  пластырем
запекшуюся рану на лбу, накормил его какими-то таблетками и велел пару  дней
отдыхать. Мой человек слабо улыбнулся и сказал, что это зависит от того, что
скажет хозяин.
   Один из молодых полисменов спросил, видел ли он, кто его ударил.
   - Высокий человек в темных очках. Он  подобрался  ко  мне  сзади  с  этим
чертовым поленом. Я услышал какой-то шум, обернулся, посветил фонариком -  и
увидел его. Он размахнулся и врезал мне по башке.  Очнулся  я  уже  лежа  на
земле.
   Увидев, что он пришел в себя, я несколько  успокоился  и  вышел  во  двор
посмотреть, что там делается.
   Судья и полковник, похоже, уехали  домой.  Руперт  разговаривал  с  двумя
конюхами, разбуженными шумом.
   Макрахайниш прыгал на одной ноге,  кричал,  что  я  сломал  ему  ногу,  и
клялся, что привлечет меня к суду  за  превышение  необходимой  самообороны.
Пожилой доктор флегматично осмотрел поврежденную конечность и  сказал,  что,
скорее всего, это обычное растяжение.
   Полицейские   неблагоразумно   развязали   Макрахайнишу   руки,    видимо
рассчитывая на то, что с больной ногой он далеко  не  убежит.  Услышав,  что
нога не сломана, а только растянута, они достали  наручники  и  потребовали,
чтобы Макрахайниш  протянул  руки.  Он  отказался  и  оказал  сопротивление.
Поскольку полицейские так же, как и я в свое время, недооценили его  силу  и
дерзость, им пришло потратить несколько минут, чтобы его скрутить.
   - Сопротивление аресту. - пропыхтели они, записывая это в свои  блокноты.
- Нападение на офицеров полиции, находящихся при исполнении обязанностей.
   Очки Макрахайниша лежали  на  гравии  в  главном  дворе,  там,  куда  они
отлетели во время свалки. Я пошел и подобрал их. Принес  их  Макрахайнишу  и
вложил в его скованные наручниками руки.
   Он уставился на меня своими красными, как у кролика, глазами.  Ничего  не
сказал. Надел очки. Руки у него дрожали.
   - Трахома, - сказал доктор, когда я отошел от него.
   - Что-что?
   - Заболевание глаз. Трахома. Бедняга!
   С  Джоди  полицейские  этой  ошибки  не  повторили.  Он   сел   рядом   с
Макрахайнишем на заднее сиденье полицейской машины. На  руках  у  него  были
наручники, лицо ледяное, как  Северный  полюс.  Когда  полицейский  подошел,
чтобы захлопнуть дверцу, Джоди высунулся из машины и сказал мне непослушными
губами:
   - Дерьмо!

***

   Руперт пригласил моих охранников к себе в  кабинет,  погреться  и  выпить
кофе. Я представил их ему.
   - Мой друг в сером костюме  -  Чарли  Кентерфильд.  Вот  этот  высокий  и
широкоплечий мужчина в форме -  Берт  Хаггернек.  Наш  пострадавший  -  Оуэн
Айдрис.
   Руперт пожал им всем руки. Они ему улыбнулись. Он тотчас же почуял, что в
их улыбках имеется некий подтекст, и обернулся ко мне.
   - А от какой они фирмы?
   - Чарли - банкир. Берт работает  клерком  в  букмекерской  конторе.  Оуэн
помогает мне в мастерской.
   Чарли хихикнул и произнес с самым безупречным итонским выговором:
   - Мы еще  неплохо  организуем  контрольные  пункты,  так  что,  если  вам
понадобится .
   Руперт только головой покачал. Достал из буфета бренди и рюмки.
   - Интересно, если я вас кое о чем спрошу, вы мне ответите?
   - Если сумеем, - сказал я.
   - Та убитая лошадь в деннике. Это все-таки Энерджайз?
   - Нет. Как я и говорил, это лошадь, которую я купил в  Штатах.  Ее  звали
Черный Огонь.
   - Но лысинка на плече... Джоди был так уверен...
   - Эту лысинку выбрил я сам. А в остальном  эти  лошади  были  удивительно
похожи. Особенно ночью, потому что обе они черные.  Но  есть  верный  способ
отличить Черного Огня. У него на губе вытатуирован американский номер.
   - А зачем вы привезли его сюда?
   - Я не хотел рисковать настоящим  Энерджайзом.  Сперва  я  не  знал,  как
заманить Джоди в ловушку, чтобы это было  наверняка.  А  потом  я  увидел  в
Америке Черного Огня. Остальное было просто.
   - Но  мне  показалось,  -  задумчиво  произнес  Руперт,  -  будто  вы  не
рассчитывали, что Джоди убьет лошадь.
   - Не рассчитывал. Я не знал про Макрахайниша. В смысле, я не знал, что он
ветеринар и что он может заставить Джоди поступить по-своему. Я  думал,  что
Джоди просто попытается украсть лошадь, и  хотел  поймать  его  с  поличным.
Застать на месте преступления так, чтобы он не смог  отговориться.  Я  хотел
доказать, что Джоди - вовсе не невинный страдалец,  каким  его  считают.  Не
столько полиции, сколько миру скачек.
   Руперт обдумал все это.
   - А почему вы решили, что он не станет его убивать?
   - Ну.., это приходило мне в голову, но я все взвесил  и  решил,  что  это
маловероятно. Энерджайз - слишком хороший конь. Я подумал, что Джоди захочет
его где-нибудь припрятать, чтобы позднее извлечь из него выгоду - даже  если
придется продать его по дешевке. Энерджайз - это деньги, а Джоди деньгами не
разбрасывается.
   - Но Макрахайниш хотел его убить, - сказал Руперт.
   Я вздохнул.
   - Видимо, он решил, что так будет безопаснее. Руперт улыбнулся.
   - Ну и задали же вы им задачу! Они не могли рассчитывать на  то,  что  вы
успокоитесь, вернув себе лошадь, - это было бы рискованно. Они не могли быть
уверены, что вы не сумеете каким-то  образом  доказать,  что  лошадь  у  вас
украли. Но если бы лошади у вас не было, вам было бы почти невозможно что-то
доказать.
   - Верно, - согласился Чарли. - Стивен рассуждал точно так же.
   - И еще, - продолжал я, - Джоди просто не  мог  перенести  мысли,  что  я
возьму над ним верх. Он попытался  бы  украсть  Энерджайза  не  только  ради
безопасности и выгоды, но и из мести.
   - Знаешь что? - вмешался Чарли. - Я подозреваю, что он поставил все,  что
у него было на счету, на  Паделлика  в  Стратфорде,  думая,  что  это  будет
Энерджайз. И  когда  Паделлик  пришел  шестым,  Джоди  потерял  уйму  денег.
По-моему, это само по себе может служить неплохим мотивом для мести.
   - Ага! - радостно согласился Берт. -  А  представляете,  сколько  деньжищ
ухнул коту под хвост этот гребаный Дженсер Мэйз? Просто  со  смеху  помереть
можно! Они-то все думали, что ставят на подмену, а мы взяли и  подсунули  им
настоящего Паделлика!
   - Паделлик сделал все, что мог, - заметил я. - И все заботами Руперта.
   Руперт обвел нас взглядом и покачал головой.
   - Мошенники и проныры!
   Мы не стали спорить и выпили еще бренди.
   - А откуда взялась эта американская лошадь? - спросил Руперт.
   - Из Майами.
   - Да нет, сегодня утром.
   - Из маленькой тихой деревенской конюшни, - сказал я. - Мы  привезли  его
на контрольный пункт...
   - Блин, его надо было видеть! - весело перебил Берт. - Я имею в виду, вот
этого нашего буржуя. Он переставил этих  трех  лошадей  быстрее,  чем  шулер
передергивает карты!
   - Я как раз хотел спросить, как  ему  это  удалось,  -  задумчиво  сказал
Руперт.
   - Он вывел этого чертова Энерджайза из фургона Джоди и поставил в  пустой
денник прицепа, в котором привезли Черного Огня. Потом поставил Паделлика на
место Энерджайза, в фургон Джоди. Потом поставил этого чертова Черного  Огня
туда, где раньше стоял Паделлик, в ваш фургон то есть. По кругу,  прямо  как
карусель.
   - Меняли лошадей на контрольном пункте,  -  с  улыбкой  сказал  Чарли.  -
Паделлик выехал отсюда и направился в  Стратфорд.  Черный  Огонь  выехал  из
деревенской конюшни и прибыл сюда. А Энерджайз выехал от Джоди, и... - Чарли
осекся.
   - И куда он делся? - спросил Руперт. Я покачал головой.
   - Не тревожьтесь, он в безопасности. Он в Хентсфорд-Менор, с Элли, с мисс
Джонстон и миссис Фэйрчайльд-Смит.
   - Мы оставим его там, где он сейчас, еще на недельку-другую.
   - Ну да,  -  пояснил  Берт.  -  Потому  как,  видите  ли,  Джоди  и  этот
красноглазый громила пары  уже  спустили,  но  как  насчет  третьего?  Того,
которому мы наступили на любимую мозоль, и  хорошо  наступили?  Этот  трижды
трахнутый мистер Удав Дженсер Мэйз тоже может его  убить.  Во  всяком  разе,
рисковать не стоит.

Глава 16

   Мы с Оуэном поехали обратно в Лондон. Машину вел я.  Он  сидел  рядом  со
мной, временами задремывая и всячески делая вид, что голова у него не болит.
   - Не глупи, - сказал я. - Я-то знаю, что ты чувствуешь. Тебя  внушительно
огрели по голове, и, хотя ты и пытался  отговориться  перед  доктором,  что,
мол, хозяин не даст тебе отдыхать два дня, отдыхать тебе придется.
   Оуэн улыбнулся.
   - Мне очень жаль, что с тобой так вышло.
   - Я знаю.
   - Откуда?
   - Чарли сказал.
   Я посмотрел на  него.  Его  лицо  в  отсвете  приборной  доски  выглядело
спокойным и умиротворенным.
   - Ох, и сумасшедший же денек выдался! - сонно пробормотал он.
   Когда мы подъехали к дому и свернули на дорожку, было четыре  утра.  Оуэн
медленно  очнулся  и  передернул  плечами.  Глаза  у  него  были  мутные  от
усталости.
   - Ляжешь на моей кровати, - сказал я, - а я буду спать на диване.
   Он открыл было рот.
   - И не вздумай спорить, - добавил я.
   - Ладно.
   Я  запер  машину,  и  мы  вместе  пошли  к  двери.  И  вот  тут  начались
неприятности.
   Входная дверь была не заперта и чуть приоткрыта. Оуэн был слишком  сонный
и не обратил на это внимания, но у меня душа  ушла  в  пятки,  когда  я  это
увидел.
   "Грабители! - тупо подумал я. - И надо же, чтоб именно сегодня!"
   Я толкнул дверь. Все тихо. В прихожей мебели почти не было, и  все  вроде
бы стояло на месте. Но наверху, наверно, творится бог знает что...
   - Что такое? - спросил Оуэн, наконец заметив, что что-то не так.
   Я указал на дверь в мастерскую.
   - О нет!
   Дверь мастерской тоже стояла нараспашку, и открыли  ее  явно  не  ключом.
Дверь была разрублена, во все стороны торчали острые щепки.
   Мы прошли по  застеленному  ковром  коридору,  раскрыли  дверь  пошире  и
шагнули на бетонный пол.
   Дальше мы идти не могли. Застыли, как вкопанные.
   Мастерская была разорена полностью.
   Все лампы были включены. Все шкафы и ящики были раскрыты, и  все,  что  в
них хранилось, было разбросано  по  полу,  разбито  и  раздавлено.  Верстаки
перевернуты, подставки для инструментов сорваны, от стен  отколоты  огромные
пласты штукатурки.
   Все  мои  чертежи  и  рисунки  изорваны  в  клочки.  Все  модели  игрушек
растоптаны.
   Банки с маслом и смазкой открыты и разлиты по полу.  А  все,  на  что  не
хватило масла и смазки, было залито краской, которой я писал объявления.
   А станки...
   Я сглотнул. На этих станках мне больше не работать. Никогда.
   "Это не грабители", - почти равнодушно подумал я.
   Это месть.
   Я был слишком ошеломлен и не мог выдавить ни  слова.  С  Оуэном,  похоже,
было то же самое,  потому  что  довольно  долго  мы  оба  стояли  молча,  не
двигаясь. Царящий в мастерской вопиющий разгром  говорил  о  такой  злобе  и
ненависти, что меня буквально затошнило.
   Я сделал еще несколько шагов. Ног я под собой не чуял.
   Краем глаза я уловил за полуоткрытой дверью какое-то  движение.  Я  резко
развернулся, чисто инстинктивно. То, что я увидел, меня отнюдь не успокоило.
   За  дверью  стоял  Дженсер  Мэйз,   подстерегавший   меня,   как   коршун
подстерегает добычу. Длинный нос сделался похож на клюв, и глаза за очками в
металлической оправе сверкали безумием. Он  замахнулся  -  это  и  было  тем
движением, которое я успел заметить, - а в руках у него был тяжелый топор на
длинной рукоятке.
   Я успел метнуться в  сторону  -  за  долю  секунды  до  того,  как  топор
опустился на то место, где я только что стоял.
   - Беги за помощью! - крикнул я Оуэну.
   Я успел увидеть его напряженное лицо, разинутый рот,  расширенные  глаза,
следы запекшейся крови на щеке. На какое-то мгновение  он  замешкался,  и  я
подумал, что он никуда не пойдет, но, когда я в  следующий  раз  взглянул  в
сторону двери, там никого не было.
   Неизвестно, ждал ли меня Дженсер Мэйз, но было ясно, что теперь, когда  я
здесь, он попытается сделать со мной  то  же,  что  с  моим  имуществом.  За
следующие несколько минут я успел многому  научиться.  Я  узнал,  что  такое
настоящая ярость. Я узнал, что такое смертельный  ужас.  И  что  нет  ничего
забавного в том, чтобы встретиться лицом к лицу, безоружным и беспомощным, с
вооруженным человеком, который жаждет тебя убить.
   К тому же твоим собственным топором.
   Это была жуткая игра в догонялки среди покореженных  станков.  Достаточно
того, чтобы один-единственный яростный удар достиг цели, - и я останусь  без
руки или без ноги, а то и без головы. Он наносил удары каждый раз,  как  ему
удавалось подойти достаточно близко,  а  я  не  мог  подобраться  к  нему  и
попытаться отобрать топор - я не слишком  доверял  своей  скорости  и  силе.
Каждый раз в последний  момент  мне  удавалось  увернуться.  Я  прятался  за
сломанный токарный станок..,  за  фрезерный..,  за  циркулярку..,  снова  за
токарный... Теперь только эти драгоценные железяки стояли между мной и  моей
смертью.
   Мы перемещались по мастерской, туда-сюда, туда-сюда...
   Четкой границы между разумностью и безумием не  существует.  Возможно,  в
каком-то  отношении  Дженсер  Мэйз  оставался  разумен.  Во  всяком  случае,
несмотря на всю его одержимость, ему хватало ума не подпускать меня к двери.
С того момента, как я  вступил  в  мастерскую,  он  не  предоставил  мне  ни
малейшего шанса выскочить наружу.
   На  полу  валялись  инструменты  из  сорванных  со  стены  подставок,  но
инструменты по большей части были маленькие и к  тому  же  лежали  в  другой
половине мастерской. Чтобы добраться  до  них,  надо  было  выскочить  из-за
станков - но там не было ничего равного топору, а ради резца, пилы или дрели
рисковать не стоило.
   Может быть, мне удастся продержаться до тех пор,  пока  вернется  Оуэн  с
подмогой...
   Я начинал задыхаться. Я был в довольно приличной форме, но не  спортсмен.
Легкие не успевали снабжать кислородом измученные мышцы. И к тому же  я  все
время должен был помнить о том, что не могу позволить себе поскользнуться  в
луже масла, или споткнуться о болты, которыми привинчены  к  полу  основания
станков, или схватиться за что-нибудь - я тут же останусь без пальцев...
   А Дженсер Мэйз казался неутомимым. Я больше смотрел на топор, чем  ему  в
лицо, но все  же  урывками  замечал  его  застывшее,  фанатичное  и  странно
напряженное выражение, не оставлявшее надежды  на  то,  что  он  остановится
прежде, чем достигнет цели. Пытаться его урезонить было  бы  все  равно  что
спорить с лавиной. Я и не пытался.
   Дыхание с хрипом вырывалось у меня из груди. Оуэн.., где же  он  застрял,
черт возьми.., еще минута, и он с таким же успехом может вернуться завтра...
   Топор просвистел совсем рядом с моим плечом. Я  содрогнулся  от  ужаса  и
начал отчаиваться. Он меня убьет.  Вот  сейчас  тяжелое  лезвие  вонзится  в
меня.., я почувствую боль, увижу, как хлынет кровь.., и он изрубит  меня  на
куски, как и все остальное.
   Я находился в конце мастерской, рядом с электромотором, который  приводил
в движение все машины. Дженсер Мэйз был в трех шагах от меня. Он  размахивал
топором, и лицо его было жестоким и диким. Я дрожал, задыхался,  по-прежнему
отчаянно ища спасения, и, больше затем, чтобы отвлечь его,  чем  почему-либо
еще, включил мотор.
   Мотор загудел и  привел  в  движение  главный  ремень,  который  завертел
большое колесо под потолком, и длинный вал, идущий  вдоль  всей  мастерской,
принялся  вращаться.  Все  приводные  ремни,   ведущие   к   машинам,   тоже
завертелись, как обычно, с той разницей, что часть из них была разрублена  и
свободные концы хлопали, точно стяги на ветру.
   Это отвлекло его всего лишь на миг. Я только успел спрятаться за мотором,
который был куда меньше станков и не мог служить хорошим укрытием, а Дженсер
Мэйз уже снова обернулся ко мне.
   Он увидел, что я беззащитен. Его бледное, залитое  потом  лицо  вспыхнуло
торжеством. Он замахнулся топором и изо всех сил обрушил его на меня.
   Я отпрыгнул в сторону, поскользнулся и упал. Ну, все.  Это  конец.  Я  не
успею подняться - он меня достанет...
   Я успел заметить, как  он  снова  вскинул  топор.  Отчаянно  пнул  его  в
лодыжку. Попал.  Он  на  миг  потерял  равновесие  и  промахнулся  всего  на
несколько дюймов. Это не изменило  силы  удара  -  только  его  направление.
Вместо того чтобы  попасть  в  меня,  топор  вонзился  в  приводной  ремень,
вращающий главный вал. А Дженсер Мэйз не сообразил выпустить рукоятку. То ли
он подумал, что это я каким-то образом ухватился за топор и пытаюсь  вырвать
его у него из рук, то ли еще что, бог его знает. Во всяком  случае,  он  изо
всех сил вцепился в рукоятку, и вращающийся шкив потянул его наверх.
   Ремень вращался со скоростью примерно десять футов  в  секунду.  Так  что
через секунду Дженсер Мэйз был уже наверху,  у  самого  колеса.  Тут-то  он,
конечно, рукоятку выпустил, но было уже поздно. Ремень затянул его  в  узкий
проем между колесом и потолком.
   Он вскрикнул... Короткий предсмертный вопль, внезапно оборвавшийся.
   Колесо неумолимо протащило его сквозь щель и выбросило с другой  стороны.
Чтобы остановить мотор, вращающий станки, нужно нечто большее,  чем  хрупкое
человеческое тело.
   Он шмякнулся на бетон неподалеку от меня. Все произошло так стремительно,
что я еще не успел подняться на ноги.
   Топор вырвался из ремня и упал рядом с ним. Рядом  с  его  рукой,  словно
Дженсеру Мэйзу достаточно было  только  протянуть  руку  на  каких-то  шесть
дюймов, чтобы продолжить охоту за мной.
   Но Дженсер Мэйз больше не мог за мной охотиться. Я  стоял  и  смотрел  на
него, а мотор гудел по-прежнему, и большое колесо-убийца  вращалось  так  же
спокойно, как всегда, и оставшиеся неповрежденными приводные  ремни  шуршали
так же тихо, как обычно.
   Крови почти не было. Лицо Дженсера было  белым  как  мел.  Очки  слетели,
глаза полуоткрыты. Острый нос гротескно свернут на сторону. Шея согнута  под
невообразимым углом. Бог его знает, что у него еще было сломано  и  было  ли
сломано. Сломанной шеи вполне хватило.
   Некоторое время я стоял, хватая воздух ртом, обливаясь потом и  дрожа  от
усталости и напряжения отпустившего страха. Потом  последние  силы  внезапно
оставили меня, я плюхнулся на пол рядом с электромотором и  уронил  на  него
руку, точно увядший цветок. У меня не  осталось  ни  мыслей,  ни  чувств.  Я
ощущал лишь тупую, смертельную усталость.
   И тут вернулся Оуэн. Спаситель, которого он привел, был одет в  настоящую
синюю форму и носил на фуражке настоящую повязку в  черно-белую  клетку.  Он
оки