говорила?
   - Не-а, про нее ничего. Сказала, что... Господи, как же она  сказала,
- девчонка обхватила голову, силясь вспомнить. - Она сказала, что честно
его отработала...
   - Заработала, - поправил ее Рогов.
   - Да  нет,  именно  отработала,  -  настояла  на  своем  Юля,  -  да,
отработала. Наверное,  уговор  какой-нибудь  был.  Я  стала  спрашивать,
откуда она его взяла, а она все твердила, что имеет на него право... Ну,
как-то она все туманно рассказывала,  и  я  сразу  начала  беспокоиться.
Поэтому, когда вы сказали про.., несчастье,  я  и  подумала.  Если  этот
медальон такой дорогой, то за него могут и убить, так же?
   Рогов механически кивнул головой, а девчонка снова залилась  слезами,
повторяя сквозь всхлипы:
   - И зачем она его только взяла? И этот тип, что  на  скамейке  сидел,
как же он проморгал?! Тоже мне, а еще говорят: наша милиция нас бережет.
   - Какой тип? - вскрикнул Рогов.
   Девчонка   перестала   реветь   и   уставилась   на   сыщика   своими
неподражаемыми синющими гляделками:
   -  Какой-какой?  Откуда  я  знаю  какой?  Вам  видней.   Тетя   Света
рассказывала, что последние  несколько  дней  какой-то  мужик  сидел  на
скамейке возле дома.  Она  думала,  что  это  милиция  следит  за  нашей
квартирой. Я же теперь  опасная  преступница,  так  ведь?  Быстро  ярлык
навесили, а того не спросите, чего я в тот магазин сунулась?  От  полной
безнадеги, чтоб вы знали! Жить нам не на что было. На рынке сейчас много
не заработаешь, а в училище стипендию не платят...
   Последние откровения Рогов слушал вполуха,  не  потому,  что  слишком
хорошо знал, как легко найти  оправдания  чему  угодно,  просто  глубоко
погрузился в размышления. Что же это такое  получалось,  а?  Манекенщицу
убила Бельцова,  убила,  чтобы  забрать  колье...  Тогда  кто  убил  ее?
Оснований думать, что она сама на почве угрызений  совести  наложила  на
себя руки столь экстравагантным способом, у него не было.

Глава 27

ДЕВОЧКИ-ПРИПЕВОЧКИ

   - Так что мы будем с вами делать, гражданка Котова Мария  Георгиевна?
-  Голос  у  молодого  и  приятного  во  всех  отношениях   милицейского
лейтенанта  был  почти  ласковый,  чего  не  скажешь  о   его   взгляде,
профессионально отсвечивающем вороненой сталью. Мура фыркнула:
   - Лично я в ближайшее время собираюсь ожидать извинений от вас  и  от
вашего начальства. Ну а вы, как  я  думаю,  будете  заняты  организацией
этого мероприятия.
   Лейтенант  нахмурился,  а  сталь  в  его  взгляде  преобразовалась  в
дамасскую.  Он  раскрыл  Мурин  паспорт,  внимательно   присмотрелся   к
фотографии, потом взглянул на Муру, видимо, сравнивая копию, сделанную в
паршивом ателье, с живым и искрометным  оригиналом,  к  тому  же  нервно
качающим ногой.
   - Значит, живете вы в Москве, Мария Георгиевна... А у нас что забыли,
если не секрет?
   - Секрет. А больше я вам не скажу ни  слова,  кроме  того,  что  ваши
действия  -  стопроцентный  произвол,  и  если  вы  меня  немедленно  не
отпустите, я, я.., я объявлю  бессрочную  голодовку!  -  отрезала  Мура,
неожидан но обнаружившая в себе благородный пыл правозащитницы.
   Лейтенант,  однако,  не  проявил  ни  малейшего  беспокойства  о   ее
здоровье, а небрежно покрутил диск телефона и поинтересовался у трубки:
   - Бочкин, ты? Как жизнь? Угу, угу...  Слушай,  проверь  по  картотеке
Котову Марию Георгиевну 1968 года рождения, уроженку Москвы.., и  это..,
будь другом, выясни, не числится ли у нас пропавшим паспорт на это  имя,
а то у меня тут сидит одна особа, которая не очень похожа на собственную
фотографию. Ну ладно, я жду...
   Пожалуй, в этом вопросе Мура была с ним солидарна, на самом деле Мура
выглядела намного лучше, чем на снимке,  однако  не  до  такой  степени,
чтобы не узнать ее. Именно поэтому она, еще минуту  назад  обещавшая  не
произнести больше ни слова, не просто заговорила, а закричала:
   - Да что же это такое, что же это делается, люди добрые! Вы что  тут,
все с ума посходили? Сначала  мне  не  разрешают  на  скамейке  спокойно
посидеть, потом и вовсе хватают и начинают проверять  по  картотеке.  На
каком основании, спрашивается?
   - Хотите оснований? - уточнил лейтенант, и глаза его стали похожи  на
две опасные бритвы. - Пожалуйста, -  он  откинулся  на  спинку  стула  и
закурил, -  по  городу  уже  месяц  курсирует  ловкая  дамочка,  которая
представляется сотрудницей собеса, входит  в  доверие  к  пенсионерам  и
обчищает их квартиры...
   - Так вы... Бдительная тут у вас общественность, ничего не скажешь, -
язвительно усмехнулась Мура.
   - Не жалуемся... Но  это  еще  не  все.  Самое  интересное,  что,  по
описаниям свидетелей, приметы мошенницы очень схожи с вашими...
   - Что-о? - Мура чуть не свалилась со стула. - Да вы.., в чем вы  меня
обвиняете?
   Голос лейтенанта оставался подозрительно ласковым:
   - А я не суд, чтобы обвинять. Я вас всего лишь подозреваю, а если  вы
хотите развеять мои подозрения, то расскажите, что вы высматривали  там,
где вас задержали?
   Такого хамства Мура перенести не могла и окончательно пошла вразнос.
   - Ах, меня задержали? Очень мило! - Она нервно забарабанила  пальцами
по столу. - А  все-таки  я  не  совсем  понимаю,  почему?  Эта  дурацкая
скамейка, что, стратегический объект? Где это видано, чтобы в  наручники
заковывали за то, что кто-то присел отдохнуть на скамейке?
   Милиционер обиделся:
   -  В  какие   наручники?   Вы   преувеличиваете,   вас   всего   лишь
препроводили...
   Но Мура уже не могла остановиться:
   - Между прочим, меня препроводили, даже не интересуясь моим желанием!
А теперь так: оправдываться я не буду. Это вы  должны  доказать,  что  я
обчистила ваших бдительных пенсионеров.
   Лейтенант тоже не на шутку разозлился:
   - А вот и докажем! Пригласим свидетелей на опознание и...
   Мура представила себе старух свидетельниц вроде тех, что  сгоняли  ее
со скамейки, и невольно поежилась. Дело принимало нешуточный оборот.  Да
эти слепые и глухие бабуси запросто  могут  ее  перепутать  с  настоящей
мошенницей,  особенно  если,  как  выразился  милиционер,   их   приметы
совпадают. Тут она вспомнила Кирку и Лоскутова, таких похожих, что  даже
Викуля ошиблась, и ей стало совсем нехорошо.
   Усиленный мыслительный процесс писательницы прервал осторожный  скрип
двери. Мура обернулась и увидела женщину средних лет, не сводящую с  нее
внимательных глаз. Мурино сердце екнуло. Все,  началось,  уже  опознают,
подумала она.
   А женщина рывком открыла дверь и провозгласила:
   - Это она, точно она! Провалиться мне на этом самом месте!

***

   Мура с упоением раздавала  автографы.  Но  случилось  это  далеко  не
сразу. А уже после того, как все счастливо разъяснилось, и  разъяснилось
в  ее  пользу.  Заглянувшая  в  кабинет  женщина  оказалась  сотрудницей
озерского УВД и опознала в Муре вовсе не мошенницу, обирающую доверчивых
старушек, а кумира женских сердец - Алену Вереск. Лейтенант, правда, был
совершенно к этому  не  готов  и  какое-то  время  упорно  продолжал  ее
подозревать. Зато когда откуда-то явилась Мурина книжка с фотографией на
обложке (между прочим, более  удачной,  нежели  в  паспорте),  он  вдруг
побледнел и затрепетал. Причина такой  резкой  метаморфозы  определилась
довольно скоро: жена бедняги, по его же словам,  была  ярой  поклонницей
Муриного таланта, а посему он сильно рисковал. Чем? Навлечь на себя кары
небесные своим неуважительным отношением к  самой  Алене  Вереск!  Тогда
Мура решила быть великодушной и снисходительно его простила.
   И вот она трудилась над автографами, чуть ли не высунув язык, ибо  на
радостную весть об именитой гостье  сбежалась  практически  вся  женская
часть местного УВД. Ей даже пришлось  устроить  что-то  вроде  маленькой
читательской конференции,  отвечая  на  разнообразные  вопросы.  Кстати,
самым распространенным из  них  был:  ?А  с  кого  вы  списываете  своих
героинь?? Мура отвечала витиевато и  уклончиво,  чтобы  не  разочаровать
поклонниц. Не могла же  она  им  откровенно  признаться  в  том,  что  и
героинь, и героев она ?списывала? с себя. В конце концов даже главный ее
обидчик притащил последний ее роман и, зардевшись, попросил:
   - Подпишите, пожалуйста... Это для моей жены. Мура осведомилась,  как
зовут жену лейтенанта, и сделала стандартную надпись на титульном листе.
Пусть помнит о ее великодушии!
   Когда первое потрясение улеглось, женщина, признавшая  в  Муре  Алену
Вереск, живо заинтересовалась, каким, собственно, ветром ее занесло в их
края, да еще и в столь специфическое место.
   - На огонек заглянула, -  загадочно  ответствовала  Мура,  косясь  на
лейтенанта.
   Тот не стал запираться, выложил, как все было:
   - Да ошибочка вышла, к сожалению.  Ту  стерву,  что  бабуль  грабила,
прикидываясь работницей из райсобеса, мы так и не нашли...  А  тут...  В
общем, Мария Георгиевна там на лавочке сидела, а  старушки  пожаловались
Потапову - ну, знаете Леньку Потапова, он как раз в том доме живет.  Так
и получилось. А вы-то что же сразу не сказали, кто вы такая,  нельзя  же
быть такой скромной...
   Честно  говоря,  сказать,  что  Мура  скромница,  было   бы   сильным
преувеличением,  но  свое  знатное  творческое  имя  она   особенно   не
афишировала. Потому что, во-первых,  всегда  справедливо  полагала,  что
слава найдет и на печке, а во-вторых, псевдоним этот с недавних  пор  ей
уже не принадлежал, и теперь еще предстояло подумать о том, как  сделать
новый не менее громким.
   - Ну вы уж его простите, - вступилась за проштрафившегося  лейтенанта
дама, узнавшая Муру первой, - работа у нас такая, нервная.
   - Да ладно вам, Ксения Павловна, - махнул рукой  лейтенант,  -  я  же
говорю, что виноват. А все Потапов, ну, попадется он мне...
   Ксения  Павловна,  похожая  на  добродушную   школьную   учительницу,
всплеснула руками и с удвоенной энергией принялась горячо убеждать Муру:
   - Ну, не держите на нас зла, пожалуйста. Конечно, это  обидно,  когда
тебя подозревают, но сделайте скидку на специфику нашей профессии.
   Мура все еще немного ершилась:
   - Ладно, ладно, я уже  все  поняла  насчет  этой  специфики,  которая
заключается в том, чтобы подозревать  всех  подряд.  Как  говорится,  на
всякий случай.
   Мура высказала  наболевшее,  ибо  имела  зуб  не  только  на  местных
пинкертонов, но и на московских в лице следователя Рогова.
   Ксения    Павловна,    видимо,    чрезвычайно    расстроенная    этим
обстоятельством, продолжала рьяно отстаивать честь мундира:
   - Вот послушайте меня. Я в органах уже двадцать пять  лет  работаю  и
всякого насмотрелась. Через мои  руки  столько  преступников  прошло,  в
буквальном смысле от мала до велика - я ведь долго  работала  в  детской
комнате милиции, - и другой раз не только фактам, собственным глазам  не
веришь! Думаешь, неужели этот человек способен на такое, нет,  не  может
быть! Он уже сам во всем признался, а  ты  все  сомневаешься.  Внешность
бывает так обманчива... Один случай я вообще на всю жизнь запомнила. Это
было.., уже шестнадцать лет назад... Точно, шестнадцать. В общем, в  том
году мы всю область обогнали по квартирным кражам. Почерк был один и тот
же: преступники забирались в квартиры на первом  этаже  через  форточки,
брали что понравилось... Естественно, мы сразу смекнули:  это  дело  рук
подростков. Я перешерстила весь свой контингент, ну, из  неблагополучных
семей, тех, у которых были приводы - слава богу, таких тогда было не так
уж много, теперь-то больше, -  без  толку.  Ох,  и  пришлось  мне  тогда
попотеть, доложу я вам, вся в мыле  была.  Немудрено:  проценты  плохие,
сверху давят, премии лишают и прочее...
   Женщина  перевела  дух,  многозначительно  посмотрев   на   Муру,   и
продолжила живописать свое боевое прошлое:
   - Нашла я их. Не  буду  рассказывать  как,  это  долгая  история,  но
преступницами оказались девочки из хороших семей,  отличницы,  участницы
художественной самодеятельности и  так  далее.  Таких  принято  называть
гордостью школы. Я сама была в ужасе, когда все сошлось, но факты - вещь
упрямая. Девчонки, конечно, признались, украденные вещи тоже нашли,  они
их  прятали  на  садовом  участке.  Попросту   закопали   под   яблоней.
Представьте себе, эти отличницы приходили домой, прилежно делали  уроки,
после чего отправлялись на свой промысел. Самим им было по четырнадцать,
а на помощь они время от  времени  привлекали  и  вовсе  соплячек  -  по
семь-восемь лет, в основном не очень  присмотренных.  У  одних  родители
беспробудно пили, другие жили с бабушками... Короче, малолетки влезали в
форточки, открывали им двери, а дальше - дело техники.
   Мура не выносила пространных историй в чужом исполнении, поскольку  в
качестве рассказчика,  точнее,  рассказчицы  воспринимала  исключительно
самое себя.
   - И что было потом? - поторопила она разговорчивую ветеранку.
   - Да что,  -  вздохнула  та,  -  подружек  отправили  в  колонию  для
несовершеннолетних преступников. Малолеток, конечно, только опросили, да
еще внушение сделали родне, чтобы лучше присматривали... А я это к  чему
вам рассказала? - спохватилась Ксения Павловна.
   - К тому, что внешность бывает обманчива, - милостиво напомнила Мура.
   - Точно-точно, - обрадованно подхватила женщина, - да я вам сейчас  и
фотографию этих девчонок покажу, я ее специально  сохранила  на  память.
Иногда, знаете ли, когда начну опять сомневаться,  взгляну,  вспомню.  Я
сейчас, сейчас...
   - Зачем фотография? Я и так вам верю! - воскликнула Мура, но  женщина
уже скрылась за дверью. Вернулась она через  минуту,  торжественная,  со
снимком в руках.
   - Вот, полюбуйтесь, какие девочки-припевочки! Ну кто скажет, что  это
форточницы? Скажите, разве я не права?
   Мура взглянула только, чтобы не показаться невежливой,  и  неожиданно
задержала взгляд,  не  понимая,  почему,  собственно.  Что  ей  до  двух
девчонок-подростков,  добросовестно  смотревших  в   камеру,   аккуратно
причесанных, с добродушными улыбками на по-детски пухлых личиках?
   - Вот эта темненькая - Света Бельцова. - между тем разъясняла  Ксения
Павловна, - а рыженькая - Тамара Палий...
   Мура неожиданно заволновалась:
   - Вы сказали, Тамара?
   - Ну да, Тамара. Она вообще была добродушнейшее существо,  все  время
опекала одну девчушку, оставшуюся без матери и жившую  с  бабкой.  Такая
была красивая маленькая девочка,  похожая  на  Мальвину,  ее  еще  звали
необычно... А, Анжелика ее звали.
   Мура опять впилась глазами в снимок и так заскрипела  зубами,  словно
ей отпиливали ногу без наркоза.

Глава 28

НОВЫЙ ИМИДЖ ДЛЯ ЛАУРЫ

   Шура добросовестно выкладывала то, что ей удалось разузнать об убитой
в своей квартире Светлане Петровне Бельцовой.
   - Тридцать лет, хотя выглядела намного старше, - это она добавила  от
себя, чем вызвала недовольное сопение Рогова, - родом из Озерска. Там  у
нее была квартира, которую она, по слухам, продала и перебралась к своей
племяннице Юлии Головко. (Сама Юлия полгода  назад  осиротела,  родители
погибли в автомобильной катастрофе.) Зарабатывала тем, что торговала  на
Черкизовском рынке обувью. В последнее время дела у  нее  шли  не  очень
хорошо. Нынче у рыночных торговцев жизнь вообще не сладкая,  не  то  что
раньше. Немудрено: те, у кого есть деньги, предпочитают отовариваться  в
хороших магазинах с гарантиями качества и прочим, а те, кто был бы рад и
рыночному  барахлу,  хронически  сидят  без  денег:   то   зарплату   им
задерживают, то еще что-нибудь...
   Это опять был  собственный  Шурин  комментарий,  а  потому  Рогов  ее
безжалостно прервал:
   - У нее была судимость?
   - В общем-то, да, но не слишком серьезная. Провела пару лет в колонии
для несовершеннолетних преступников - в подростковом  возрасте  попалась
на квартирных кражах. Наколка на запястье, как я  понимаю,  тоже  с  тех
времен... Честно говоря, я думаю...
   Рогов опять не дал  ей  договорить.  Его  интересовали  исключительно
голые факты, а не домыслы, основанные на  знаменитой  женской  интуиции.
Шурина отсебятина ему уже порядком поднадоела.
   - Что говорят соседи? Шура вздохнула:
   - Соседи говорят много, но никаких ниточек...
   - Что говорят соседи? - повторил Рогов голосом Зевса-громовержца.
   - Бельцова не была  приятной  собеседницей  и  вообще  не  отличалась
общительностью.  Говорят,  выпивала,  но  домой  никого  не  водила.   В
последнее время, видимо, на рынок не ходила, во всяком случае, уже  пару
недель никто не видел ее с баулами, - отрапортовала  Шура,  давшая  себе
слово отныне отвечать только на прямо поставленные вопросы.
   - Никаких подозрительных шумов, криков и потасовки они,  конечно,  не
слышали, - продолжил за нее Рогов.
   Шура только развела руками.
   - А что показал обыск? Что говорят криминалисты?
   - Убийцу впустила она  сама.  Видимо,  оказывала  ему  сопротивление,
потому что там все в крови... Потом он ушел и захлопнул дверь.
   - Значит, он гонялся за ней с ножом, а соседи ничего  не  слышали?  -
усмехнулся Рогов. - Непонятно, зачем ломать ?хрущевки?, если в них такая
замечательная  звукоизоляция?  -  При  этом  он   вспомнил   симпатичную
кулинарку из квартиры рядом, которая не производила  впечатления  глухой
на оба уха.
   - В соседней квартире никого не было, - развеяла его сомнения Шура, -
они только утром приехали с дачи.
   - Найдены ли во время обыска какие-нибудь ценности, например, колье?
   - Колье? Какое колье? - забеспокоилась Шура, но тут же взяла  себя  в
руки. - Насколько я знаю, ничего похожего. В квартире  вообще  достатком
не пахнет.
   - Понятно, - пробурчал Рогов и добавил:
   -Это что, все'.
   Шура неопределенно пожала плечами:
   - Я жду конкретных вопросов. Вот нахалюга!
   - Так что еще? - осведомился Рогов и подумал:  ?Еще  немного  -  и  я
заработаю невроз с этой помощницей?.
   Шура загадочно улыбнулась, и только тут он заметил, что она сжимает в
руке какой-то смя-ть1й клочок бумаги.
   - Вот! - сказала она и сунула ему жеваную бумажку.
   - Что, еще одно письмо? - испугался Рогов.
   Она только покачала головой.
   Рогов с  некоторым  опасением  взглянул  на  поданный  ему  листок  и
несколько  опешил,  ибо  вместо  ожидаемых  им  букв   увидел   рисунок:
карандашный женский профиль  со  странным  сооружением  из  завитков  на
макушке.
   - Это что еще такое? - протянул он.
   - По-моему, рисунок, - осчастливила его своей догадкой Шура.
   - Я еще не слепой, - огрызнулся Рогов, -  вижу,  что  не  вышивка.  И
откуда он взялся?
   - Мальчишки подобрали, им понравился  рисунок...  А  взялся  он...  В
общем, за день или за два до убийства  они  видели  какого-то  человека,
который сидел у подъезда на лавочке и что-то черкал  в  блокноте.  Потом
встал и уехал на темной иномарке,  которую,  между  прочим,  оставил  за
квартал от дома. Но мальчишки все равно углядели, как он в нее  садился,
только в марке издали не разобрались.
   - Приметы? - взревел Рогов.
   - Блондин лет сорока или около того, хорошо одет.
   Рогов склонил голову и взлохматил свою и без того давно нуждавшуюся в
услугах парикмахера гриву.
   - Так вот кто за ней следил! - вырвалось у  него.  Он  снова  перевел
взгляд на Шуру. - С этого и надо было начинать!
   Шура обреченно вздохнула.
   Рогов разгладил блокнотный листок на столе и  принялся  рассматривать
рисунок, который показался ему довольно странным.  Женский  профиль  был
всего лишь легко очерчен, рука неведомого художника не удосужилась  даже
обозначить  на  нем  глаза,  зато  не  поленилась   тщательно   выписать
многочисленные букли. Что бы это значило, черт возьми?
   Шура, которая обиженно топталась рядом, тихо пробормотала:
   - Если я еще что-нибудь понимаю, это эскиз...
   - Какой еще эскиз?
   Она повертела головой, присматриваясь к загадочному профилю:
   - Я думаю, эскиз прически. Ну, есть люди, которые  занимаются  такими
вещами, всякие стилисты и визажисты. Сейчас это модно.