ов  из
рода Конара. Фирболги подчинялись этим правителям только  по  принуждению  и
пользовались всякой возможностью, чтобы сбросить их иго.

     Тогда поднялся  меч  Дут-карона  и  сталь  широкощитного  Коннала.  Она
прикрывали бегущих друзей, как два утеса, венчанные соснами. Ночь низошла на
Дут-улу; по полю молча шагали вожди. Горный поток, рокоча, им путь  пересек,
и Дут-карон не смог  его  перепрыгнуть.  "Зачем  ты  медлишь,  отец  мой,  -
промолвил Коннал, - я слышу, близится враг".
     "Беги, Коннал, - сказал он, - твоего отца  оставляют  силы.  Раненый  я
возвращаюсь с битвы. Дай мне здесь в ночи упокоиться". "Нет, один  ты  здесь
не останешься, - молвил Коннал, тяжко вздыхая. - Щит мой -  крыло  орла,  он
защитит короля Дун-лоры". Скорбный склоняется он над вождем: умирает могучий
Дут-карон.
     День воссиял и  снова  ночь  воротилась.  Ни  единый  бард  не  прошел,
задумчив, по вереску;  а  мог  ли  Коннал  покинуть  могилу  отца,  пока  не
воздается слава ему? Он напряг свой лук против косуль Дут-улы и справим  пир
одинокий. Семь ночей он склонял главу на могилу и видел отца в  сновидениях.
Он видел, как  тот,  омраченный,  проносится  в  вихре,  подобие  парам  над
тростниками Лего. Наконец, пришел Колган, высокой  Теморы  бард.*  Дут-карон
обрел свою славу и просиял, возносясь на ветре".

     {* Колган, сын Катмула, был главным бардом ирландского короля  Кормака,
сына Конара. Сохранилась часть поэмы о  любви  Фингала  и  Рос-краны,  и  ее
приписывают этому Колгану, но я не решусь определить, действительно  ли  это
сочинение принадлежит ему или оно относится к более  позднему  времени.  Но,
как бы там ни было, судя по содержащимся в нем  устарелым  выражениям,  оно,
очевидно, очень древнее, а его поэтические достоинства, быть может,  извинят
меня за то, что я решаюсь предложить  его  перевод  читателю.  Сохранившийся
отрывок поэмы представляет собою написанный лирическим размером диалог между
Фингалок и Рос-краной, дочерью Кормака. Вначале она говорит сама с собой,  и
этот ее монолог подслушивает Фингал.

                                 Рос-крана

     Ночью сон явился к Рое-кране. Ах, как стучит  мое  сердце.  Не  призрак
загробный  явился  синим  очам  Эрина.  Нет,  я  узрела,  как  он   восстал,
златокудрый, над волнами севера. Я узрела, то сын короля. Сильно стучит  мое
сердце. Я опустила главу во тьме, и вновь  он  предстал  предо  мной.  Зачем
отдаляешь ты свой приход, юный наездник бегущих волн!
     Но вот он мелькает вдали, где море вращает  зеленые  гребни  в  тумане!
Юный житель моей души, зачем же ты медлишь?

                                   Фингал

     То был важный голос Мой-лены! ласковый ветерок  из  долины  косуль!  Но
зачем ты сокрылась в тени? Приди же, младая любовь героев. Разве  красой  не
сияет поступь твоя? Ты являешься в рощах  своих,  Рос-крана,  словно  солнце
среди облаков. Зачем ты сокрылась в тени? Приди же, младая любовь героев.

                                 Рос-крана

     Как трепещет моя душа! Прочь беги от шагов короля. Он слыхал мои тайные
мысли, как же мне очи поднять на него?  Серна  мшистых  холмов,  я  к  жилью
твоему поспешаю. Примите меня,  дуновения  легкие  Моры,  когда  я  поспешаю
долиной ветров. Но зачем устремился он на океанские волны? Сын  героев,  мое
сердце - твое. Я уже не спешу в пустыню. Здесь обретается свет Рос-краны.

                                   Фингал

     Это был  легкого  призрака  след,  обитателя  вихрей  воздушных.  Зачем
обольщает меня твой голос? Позволь мне здесь отдохнуть в тени. О, если б  ты
мне из рощи белую руку простерла, солнечный луч Кормака из Эрина!

                                 Рос-крана

     Он ушел! и померкли синие очи мои, утопая в слезах. Но вот, я вижу  его
одного; король Морвена, мое сердце - твое. Горе мне! громко  звенит  оружие!
Колкулла из Аты близится!

     Фингал,  как  мы  узнаем  из  вставного  эпизода,  которым   начинается
четвертая книга, предпринял поход в Ирландию,  чтобы  помочь  Кормаку,  сыну
Конара, в борьбе  против  восставших  фирболгов.  Тогда-то  он  увидал  дочь
Кормака Рос-крану, влюбился в нее  и  взял  ее  в  жены.  Иногда  эту  поэму
приписывают Оссиану, но, судя  по  некоторым  обстоятельствам,  я  пришел  к
выводу, что это лишь  подражание  ему,  хотя  и  весьма  удачное.  Изящество
чувства и красота образов заставляют отнести время ее  создания  к  глубокой
древности, потому что чем ближе мы к нашему  времени,  тем  менее  красивыми
становятся творения бардов.}

     "Приятна слуху, - молвил Фингал, - хвала властелинам  людей,  когда  их
луки крепки во бранях, когда смягчаются их сердца при виде  скорбящего.  Так
пусть и мое прославится имя,  когда  барды  помогут  моей  душе  устремиться
ввысь. Карил, сын Кинфены, веди  с  собой  бардов  и  воздвигни  могилу.  Да
упокоится к ночи Коннал в тесном своем жилище, да  не  придется  душе  героя
блуждать меж ветров. Тускло мерцает луна  на  Мой-лене  сквозь  широкоглавые
рощи холма; под ее лучами воздвигни камни всем погибшим в бою. Хотя  они  не
вожди, но были крепки  их  рука  в  сраженье.  Они  мне  служили  оплотом  в
опасности, горою, с которой я простирал свои орлиные  крылья.  Им  я  обязан
славой; Карил, не позабудь павших героев!"
     Сразу сто бардов  громко  запели  погребальную  песнь.  Карил  выступал
впереди, они журчащим потоком стремятся за ним. Безмолвие  царит  в  долинах
Мой-лены, что вьются каждая с темным своим потоком среди холмов.  Я  слушал,
как замирали голоса удалявшихся бардов. Я  наклонился  вперед,  опираясь  на
щит, и чувствовал, как разгоралась моя душа. Слова полусложенной песни ветер
вдаль уносил. Так в долине  дерево  слушает  голос  весны  вкруг  себя,  оно
распускает навстречу солнцу листочки свои зеленые и колышет главу  одинокую.
Горная пчелка рядом жужжит; с радостью видит его охотник на пустоши голой.
     Юный Филлан стоял в отдалении. Его шлем сверкал на  земле.  Развеваются
по ветру темные кудри; солнечный луч - сын Клато. Радостно слушал  он  слова
короля, опершись на копье.
     "Сын мой, - сказал колесницевластный Фингал, - я видел твои  деяния,  и
веселилась  моя  душа.  Слава  наших  праотцев,  молвил   я,   излетает   из
сгустившихся туч! Ты бесстрашен, сын Клато, но безрассуден  в  сраженьи.  Не
так на врага устремлялся Фингал, хоть он  никогда  не  страшился.  Пусть  за
тобой стеною стоят твои ратники - они твоя  сила  на  поле  сражения.  Тогда
долго  ты  будешь  венчаться  славою  и  увидишь  могилы  праотцев.  Ко  мне
возвращается память о прошлом, о подвигах  лет  минувших,  когда  я  впервые
сошел с океанских волн  на  зеленодолый  остров".  Мы  склоняемся  к  голосу
короля. Луна глядит окрест со своих облаков. Рядом клубится  серый  туман  -
обиталище духов.


        "КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ"

        "СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ЧЕТВЕРТОЙ"

     Вторая ночь продолжается. Фингал рассказывает на пиру  о  своем  первом
походе в Ирландию и женитьбе  на  Роекране,  дочери  Кормака,  короля  этого
острова. Ирландские вожди сходятся к Кахмору.  Описывается  положение  этого
короля. Повесть о Суль-мале,  дочери  КонМора,  короля  Инис-хуны,  которая,
переодевшись в платье молодого воина,  последовала  за  Кахмором  на  войну.
Из-за  грубости   Фолдата,   возглавлявшего   войско   в   минувшей   битве,
возобновляется  ссора  между  ним  и  Малтосом,  но  вмешательство   Кахмора
прекращает  ее.  Вожди  пируют  и  слушают  песню   барда   Фонара.   Кахмор
укладывается на отдых в некотором отдалении от войска. Во сне  ему  является
дух брата его Карбара и в темных выражениях предсказывает исход битвы.  Речь
короля наедине с собой. Он обнаруживает и  узнает  Суль-малу.  Ее  сетования
завершают книгу.

     "Под дубом сидел я, - начал король, - на прибрежном утесе Сельмы, когда
Коннал явился с моря, держа преломленное копье Дут-карона.*  Юноша  встал  в
отдалении, прочь отвращая очи, ибо  он  вспоминал,  как,  бывало,  отец  его
хаживал по своим зеленым холмам. При виде его  я  омрачился,  скорбные  думы
теснились в моей душе. Властители Эрина восстали в моей памяти. Я извлек  до
половины свой меч. Неспешно вожди подошли, молча они обратили  ко  мне  свои
взоры. Сгрудившись, как сонм облаков, ждали они, что  раздастся  мой  голос;
был он для них ветром небесным, прочь уносящим туман.

     * Эта вводная повесть непосредственно связана с историей Коннала и Дут-
карона, рассказанной в конце третьей книги. Фингал, сидя  под  дубом  вблизи
замка Сельмы, видит  Коннала,  который  только  что  вернулся  из  Ирландии.
Опасность, угрожающая ирландскому королю Кормаку, побуждает  его  немедленно
отплыть туда.  История  эта  введена  Фингалом,  чтобы  она  впредь  служила
примером для Филлана, чью опрометчивость в предшествующей битве он порицал.

     Я повелел поднять паруса мои белые, пока не взревел еще ветер  о  Коны.
Триста юношей, встав над волнами, взирали на щит горбатый Фингала. Высоко на
мачте висел он, отражаясь в волне темно-синей. Но когда опускалась  ночь,  я
ударял в него время  от  времени,  ударял  и  искал  в  небесах  огневласого
Уль-эрина.*

     * Ul-erin - _проводник в Ирландию_, звезда, известная под  этим  именем
во времена Фингала и очень полезная для тех, кто плыл  ночью  от  Гебридских
островов или Каледонии к побережью Ольстера. Это место свидетельствует,  что
мореплавание было весьма развито у каледонцев.

     Не исчезала звезда небесная: плыла она, алая, меж облаков; за  любезаым
лучом ее следовал я  по  тускло  мерцавшей  пучине.  Утро  настало,  и  Эрин
поднялся в тумане. Мы в залив Мой-лены вошли, где сновались  синие  воды  на
лоне лесов гулкозвучных. Здесь Кормак в своем потаенном чертоге скрывался от
мощи  Колк-уллы.  Не  одинок  от  врага  он  скрывается:  рядом  синие   очи
Рос-краны,** белорукой девы, дочери короля.

     ** Ros-crana - _луч восходящего  солнца_;  она  была  матерью  Оссиана.
Ирландские барды рассказывают  об  этой  принцессе  весьма  неправдоподобные
истории. Ее характер, как он представлен здесь и в других поэмах Оссиана, не
соответствует их  россказням.  Повествования  же  их  о  Фингале  (если  они
подразумевают эго под именем Фион Мак-Комнал) столь противоречивы и ни с чем
несообразны, что они не заслуживают даже упоминания, тем более  что  на  них
лежит явный отпечаток более позднего происхождения.

     Седовласый, опираясь на копье без  острия,  вышел  престарелый  Кормак.
Улыбка мелькнула на его лице из-под вьющихся кудрей, но горе таилось  в  его
душе. Он увидел, что мало нас перед ним, и  глубоко  вздохнул.  "Я  вижу,  -
сказал он, - оружие Тренмора и слышу шаги короля! Фингал, ты светлый луч для
души омраченной Кормака. Рано прославился ты, мой сын, но сильны  неприятели
Эрина! Они, словно ярость потоков на  нашей  земле,  сын  колесницевластного
Комхала".
     "Но можно вспять обратить их теченье,*** - молвил я, духом воспрянув. -
Мы не из племени слабых, король лазоревощитных  ратей.  Ужели  страх  к  нам
проникнет, словно призрак ночной? Храброго дух возрастает, коль  множатся  в
поле враги. Король Эрина, не нагоняй мрака на юных бойцов".

     *** Кормак  сказал,  что  враги,  _словно  ярость  потоков_,  и  Фингал
продолжает метафору. Речь юного героя вдохновенна, и она согласуется  с  тем
спокойным бесстрашием, которое в высшей степени отличает его характер.

     Слезы исторглись из глаз короля. Молча схватил он мою  десницу.  "Племя
бесстрашного Тренмора, не нагоню я мрачных туч на тебя. Ты пламенеешь  огнем
своих праотцев. Я зрю твою славу.  Она  знаменует  твой  путь  в  сраженьях,
словно поток лучезарный.  Но  подожди  возвращения  Карбара:  ****  мой  сын
съединится с твоим  мечом.  Он  сзывает  сынов  Уллина  со  всех  отдаленных
потоков".

     ****  Карбар,  сын  Кормака,  стал  впоследствии  ирландским   королем.
Правление его ыло недолгим. Ему наследовал Арто, отец того  самого  Кормака,
которого убил Карбар, сын Борбар-дутула. Карбар, сын  Кормака,  через  много
лет, после того как его  сын  Арто  достиг  зрелости,  имел  от  своей  жены
Бельтано  другого  сыт  по  имени  Ферад-арто.   Этот   Ферад-арто   остался
единственным  в  роду  Конара,  первого  ирландского  короля,  когда  Фингал
выступил против Карбара, сына Борбардутула. Подробнее о нем смотри в восьмой
книге.

     Мы вступили в чертог короля, возвышавшийся среди скал - тех  скал,  где
на темных  склонах  оставили  след  свой  былые  потоки.  Развесистые  дубы,
поросшие мхом, склоняются вкруг чертога; густая береза колышет  иеленолистой
главой. Полусокрытая в тенистой  дубраве,  пела  Рос-крана,  Белые  руки  ее
перебегали по струнам арфы. Я узрел ее голубые очи.  Она  была,  словно  дух
небесный, что окутан покровом облачным.*

     {* Это сравнение весьма  соответствует  внешнему  виду  Рос-краны,  ибо
представления о духах покойников  были  в  те  времена  не  столь  мрачны  и
неприятны, как в последующие века. Предполагалось, что духи женщин сохраняют
красоту, какой обладали при жизни, и что они переносятся с  места  на  место
тем скользящим движением, которое  Гомер  приписывает  богам.  Поэты,  менее
древние, чем Оссиан, оставили нам  весьма  изящные  и  яркие  описания  этих
красивых видений, являвшихся иногда на холмах. Они сравнивали их с  _радугой
над потоками_ или с _солнечными лучами, скользящими по  холму_.  Я  переведу
здесь отрывок из одной старой песни, где эти образы следуют один за другим.

     Некий вождь, живший три века назад, возвращаясь с войны, узнал, что его
жена  или  возлюбленная  умерла.  Бард  вкладывает  в  его   уста   монолог,
произносимый при виде места, где он покинул ее, расставаясь.

     "Моя душа печалью омрачилась. Не видно дыма над  моим  чертогом.  Серый
пес не скачет у потока. Тишина царит среди деревьев.
     Радуга ль встает над Крунатом? Прочь она  летит  -  и  небо  потемнело.
Вновь стремишься ты, сияя, по равнине, солнца луч, окутанный дождем! То она,
она, любовь моя, так легко скользит по груди ветров!"

     В последующие времена красота Рос-краны вошла  в  поговорку,  и  нельзя
было польстить женщине больше, чем сравнив ее внешность с дочерью Кормака.

                        'S tu fein an Ros-crana.
                        Siol Chormaec na n'ioma lan.

     [Ты - сама Рос-крана, семя Кормака многих мечей (гэл.)].}

     Три дня на Мой-лене мы пировали;  образ  девы,  сияя,  вставал  в  моей
смятенной душе. Кормак заметил, что я омрачился.  Он  отдал  мне  белогрудую
дочь.  Она  подошла,  потупя  очи,  осененная  волнами  тяжких  кудрей.  Она
подошла... Вдруг заревела битва. Явился Колк-улла; я схватил копье. Меч  мой
поднялся вместе с войском моим на полчища супостата. Племя  Алнекмы  бежало.
Колк-улла, сраженный, пал. Фингал воротился со славой.
     Тот лишь прославлен, о Филлан, кто  бьется  плечом  к  плечу  со  своим
народом. Следует бард по его стопам через землю врагов. Но  кто  в  одиночку
бьется, тот немного деяний своих передаст временам грядущим.  Сегодня  сияет
он ярким светом. Завтра падет сраженный. В единственной песне слава его.  На
единственном темном поле имя его. Память о нем только там, где густою травой
зарастает его могила".
     Так говорил Фингал на оленьей Море. С утеса Кормула полилась сладостная
песнь трех бардов. Под звуки ее сон опустился на широко  простертое  войско.
Сопровождаемый бардами,  Карил  вернулся  с  могилы  короля  Дун-лоры.  Глас
денницы уже не дойдет до  мрачного  ложа  героя.  Не  услыхать  тебе  больше
косуль, что скачут над тесным твоим жилищем.
     Как  возмущенные  тучи  клубятся  над  зыблемым  морем  вокруг  метеора
ночного, озарившего их края, так  сгрудился  Эрин  вокруг  короля  Аты,  что
стоял, мерцая доспехами.* Он среди  всех  возвышался  и  беззаботно  вздымал
временами копье под звуки далекой арфы Фонара, звеневшей то громче, то тише.

     * Поэт переносит действие в  ирландский  лагерь.  Представленные  здесь
образы великолепны, и они обладают  своего  рода  _ужасной  красотой_  (если
можно  так  выразиться),  которой  так  часто  отмечены  сочинения  Оссиана.
Беспорядочное движение войска  и  спокойное  беззаботное  поведение  Кахмора
составляют противоположность, которая, как я уже замечал,  придает  описанию
возвышенность и рассчитана на то, чтобы оживить поэзию.

     Близ него  оперлась  на  утес  синеглазая  Суль-мала,  белогрудая  дочь
Конмора, короля Инис-хуны.** Однажды на  помощь  ему  пришел  лазоревощитный
Кахмор и отбросил его врагов. Суль-мала узрела вождя  величавого  в  чертоге
пиров. Не равнодушно взирал и Кахмор на длинноволосую деву.***

     ** Sul-malla - _медленно поводящая  глазами_.  Caon-mor  -  _кроткий  и
высокий_. Inis-huna - _зеленый остров_.
     *** Для разъяснения этого места  я  приведу  историю,  на  которой  оно
основано, извлеченную мною из других поэм. Народность  фирболгов,  обитавшая
на  юге  Ирландии  и  происходившая  от  белгов,  которые  владели  южным  и
юго-западным побережьем Британии, на протяжении  многих  веков  поддерживала
дружественные сношения со своей  прародиной  и  посылала  помощь  британским
белгам, когда на тех нападали римляне или  другие  пришельцы  с  континента.
Когда Конмор, король Инис-хуны (той части южной Британии, что лежит напротив
ирландского побережья), подвергся нападению некоего неприятеля, имя которого
не сохранилось, он  послал  за  помощью  к  Карбару,  государю  Аты,  самому
сильному вождю среди фирболгов. Карбар отправил ему на подмогу своего  брата
Кахмора, который, испытав немало превратностей  военного  счастья,  закончил
войну полным разгромом врагов Инис-хуны  и  вернулся  с  победой  в  чертоги
Конмора. Там, на  пиру,  дочь  Конмора  Суль-мала  без  памяти  влюбилась  в
Кахмора, но прежде чем ее любовь открылась, он был отозван в Ирландию  своим
братом Карбаром, получившим известие о том,  что  Фингал  замыслил  поход  с
целью восстановить династию Конара на ирландском престоле.  Противный  ветер
вынудил Кахмора оставаться три дня в соседней бухте. Тем временем  Суль-мала
переоделась в платье молодого воина и пришла к нему, предлагая  свои  услуги
на войне. Кахмор согласился,  поплыл  в  Ирландию  и  прибыл  в  Ольстер  за
несколько дней до смерти Карбара.

     Третий день наступил, и Фихил **** пришел  из  многоводного  Эрина.  Он
рассказал, что в Морвене поднят щит ***** и угрожает опасность  рыжеволосому
Карбару. Кахмор поднял паруса в заливе Клубы, но ветры дули  в  иных  краях.
Три дня он прождал на берегу, обращая очи к чертогу  Конмора.  Он  вспоминал
дочь чужеземцев и тяжко вздыхал. Когда же ветры  разбудили  волну,  с  холма
сошел вооруженный  юноша,  чтобы  меч  поднять  вместе  с  Кахмором  на  его
гулкозвучных полях. То была белорукая Суль-мала, лик свой сокрывшая  шлемом.
По следам короля стремилась она и, полная радости, не сводила с  него  синих
очей, когда отдыхал он вблизи своих ревущих потоков. Кахмор  же  думал,  что
дева, как  прежде,  гоняет  косуль  на  Лумоне  или,  прекрасная,  со  скалы
простирает белую руку ветру - узнать,  не  летит  ли  он  с  Инис-файла,  из
зеленой страны ее милого.  Обещал  ей  Кахмор  вернуться  на  своих  парусах
белогрудых. Аты король, близ тебя твоя дева оперлась на утес!

     **** Fithil -  _младший  бард_.  Это  можно  понять  здесь  и  как  имя
человека,  и  в  буквальном  смысле,  поскольку  барды  в  те  времена  были
вестниками и гонцами. Кахмор, вероятно, отсутствовал, когда восстал Карбар и
был убит Кормак, король Ирландии. Предания, дошедшие до нас вместе с поэмой,
гласят, что Кахмор со своим войском прибыл из Инис-хуны только за три дня до
смерти Карбара, и этого  достаточно,  чтобы  отвести  от  него  обвинение  в
участии в заговоре брата.
     ***** Обряды, которых придерживался Фингал, готовясь к походу,  описаны
Оссианом в одной из малых поэм. В полночь бард входил в чертог, где об