али
чемоданы, он только что взял их в руки, чтобы скрыть смущение, и  обняла
Розу, которая, перехватив на лету беспокойный взгляд отца,  ответила  ей
тем же.
   - Вы, наверно, хотите отнести багаж, Леон? - спросила Одиль и тут  же
поправилась:
   - Впрочем, что это я, почему бы  мне  не  быть  с  тобой  на  "ты"...
Подыми-ка эти вещи на третий этаж.
   - Хорошо, мадам, - говорит Леон.
   - Зови меня Одиль, так будет проще.
   - Да, мадам, - отвечает Леон.
   - Послушай, я сама провожу их, устрою и  потом  приведу  к  ужину,  -
добавляет мадам Милобер, желая помочь дочери.
   Легкость в обращении, непринужденность, выработанная мадам Милобер  в
разговорах с покупателями книг очень пригодятся. Это она  сняла  удобный
трехэтажный дом в горах, и лучшая помощь  дочери  с  ее  стороны  -  это
вначале оградить ее  от  общения  с  детьми  мужа.  Прежде  семья  Одили
держалась отчужденно, выражая этим свое осуждение,  но  теперь  с  такой
ловкостью помогает молодоженам наладить их жизнь, которая может  вызвать
самые разные чувства. Раймон, Армель и особенно их восьмилетний сынишка,
который  мог  бы  заинтересовать  Ги,  идут  следом.   Весьма   сердечно
настроенный тесть с иронической искоркой  в  глазах  остался  наедине  с
зятем; они виделись всего дважды, и это чувствуется: ведь первая встреча
была лишь неделю назад, по случаю того, что отец снова признал дочь.
   - Уф! - выдохнула Одиль. -  Ну  и  забетонировала  их  твоя  жена!  Я
боялась, что мое терпение лопнет.
   - Моя жена - теперь ты, не забывай, - сказал Луи.
   - К этому еще надо привыкнуть, - нерешительно вставил  тесть.  -  Мне
кажется, что все прошло совсем неплохо.
   - Пожалуй, мне надо наведаться наверх, - сказал Луи.
   - Оставайтесь-ка здесь, - ответил тесть.  -  Вашим  детям  тоже  надо
освоиться. Сейчас вы слишком возбуждены и не способны помочь им  забыть,
что вечером они не смогут поцеловать свою мать. К тому же посмотрите  на
Одиль: она перенапряглась, вся дрожит!
   Тесть ушел. Наступила ночь, пронизанная светящимися точками,  которые
тянулись вверх из глубины оврагов,  четким  прямоугольником  обрисовывая
теперь уже темную гору. В сумраке Луи прижал к себе Одиль, нашептывая ей
на ухо нежные слова...
   - Почему ты смеешься? - спросила она.
   Луи не ответил. Он не стал говорить ей, что,  несмотря  на  недельное
воздержание, их ласки сегодня впервые будут банально супружескими - ведь
в соседней комнате будут спать дети.
   - Тише, дорогой мой! - шепчет Одиль.
   Открылось окно третьего этажа. Это Роза высунула руки, чтобы запереть
ставни.
   Закрыв их, она обернулась. В  маленькой  комнате  кровати  помещались
одна над другой, и Агата успела захватить  верхнюю.  Леон  -  в  комнате
мальчиков - решил сделать то же  самое,  невзирая  на  недовольство  Ги,
которому хотелось лазить вверх по лестнице. Даже не постучав, Леон вошел
к сестрам.
   - Нужно же было поместить меня с этим мальчишкой! - проворчал он.
   Мальчишка вошел следом. Остановился и посмотрел назад.  Милоберы  все
еще стояли в коридоре.
   - До чего же она молоденькая! - шепнул Ги, не называя имени.
   Главная заводила, рупор матери, Агата тоже попробовала свой насест  и
живо спустилась вниз.
   - Это просто смешно, - проворчала она. - Знаешь, я ни за что  не  дам
ей командовать мной! И речи быть не может.
   - Она очень хорошенькая, - сказала Роза.  -  Зря  ведь  болтали  наши
тетки, а?
   - Что, одобряешь папу? - злобно прошипела Агата.
   Она совершенно  не  выносила  самостоятельных  суждений  Розы,  своей
младшей сестры, которую прежде можно было водить на поводке и сбрасывать
ей свои обноски, ставшие слишком короткими. Агата обожает мать, ее выбор
сделан по велению сердца, и этот выбор ни с чем мириться не  может,  так
же как выбор Розы; он лишь укрепляется от соперничества сестер.
   - Я, конечно, не одобряю, - ответила Роза. - Но  могу  теперь  понять
его лучше.
   Ах, она  все-таки  не  одобряет  -  и  на  том  спасибо.  Но  это  ее
"понимание" там, дома, в Фонтене, показалось  бы  отвратительным.  Агата
искала себе союзника. Она процедила сквозь зубы:
   - Мамочке было бы приятно послушать твои речи! Не правда ли, Леон?
   Леон, которому неохота ввязываться в свару,  скривившись,  выходит  в
коридор.
   - Может быть, это к делу не относится, - говорит он, - но я голоден.
   За ужином, благодаря тому,  что  одиннадцать  вилок  (позвякивали  об
одиннадцать тарелок, а семья  Милобер  поддерживала  застольную  беседу,
плохой   аппетит   Агаты   и   молчание   Леона,   занятого   тщательным
пережевывание!  пищи,  почти  не  были  замечены.  Усталость,  вовсе   н
притворная, заставила всех рано подняться  наверх.  Лестница  никому  не
показалась Голгофой, по ней поднялись  шумной  компанией,  прыгая  через
ступеньки, и Ги уже почти прирученный, громко вопил: "Гип-гип ура!" - от
радости, что взбежал наверх первым.
   Только одна Агата,  выйдя  через  десять  минут  в  пижам  из  ванной
комнаты, остановилась у самой двери и внезап но окаменела. Знать не  так
тяжело, как видеть самой. В течение многих лет каждую ночь ее отец шел в
материн скую спальню. Сегодня она впервые увидела, как  о  направился  в
комнату Одили.

13 августа 1966

   Переход от сна к бодрствованию всегда полон неясности. Да  правда  ли
это? Действительно ли я теперь одна?  И  всегда,  только  лишь  начинает
возвращаться сознание, в еще туманном, полубредовом состоянии возникает,
как заклинание духов, иллюзия, маленький  мстительный  роман:  Луи  тоже
открывает глаза и видит ту, другую, но не находит в ней прелести новизны
и грезит  о  третьей;  он  решает,  что  она  станет  следующей,  но  не
последней... Вот  так-то,  мои  милые,  некоторые  думают,  что  избраны
навеки. Избраны! Груша, разрезанная пополам,  очищенная  от  кожуры,  от
хвостика, от семечек,  груша,  которую  облюбовали  в  компотнице,  тоже
лучшая из лучших, - а какова ее судьба? Избрана! Как это созвучно слову:
изгнана.  Вот  он,  точный  смысл:  избрана  на  время,  а   потом,   за
ненадобностью, - изгнана.  Я  прошла  через  это.  Теперь  вы  пройдите.
Станете тем же, что я сейчас: ни девушкой, ни женщиной. Ни барышней,  ни
дамой, ибо это уже в прошлом. Мадам Экс. Вот  говорят  мадам  вдова,  но
никто не скажет мадам разведенная.  Вы  станете  одной  из  бывших,  как
бывший министр, как бывшая собственность, как бывшая прихожанка. Но  кто
это звонит? Телефон? Нет, у двери. Да не трезвоньте вы так оглушительно,
я не глухая. - Не может быть! Уже шесть  часов.  Растрепанная,  опухшая,
Алина вскакивает на ноги. Она дрожит, прикрывает  ладонью  зевок,  бежит
открыть дверь. Вид у нее жалкий, и она виновато произносит:
   - Эмма, извините меня. С тех пор как Четверка уехала, я по  ночам  не
смыкаю глаз. Хотела немного почитать в ожидании  вас,  но  задремала  за
столом.
   - Что же такое усыпляющее вы читали? Эмма идет в гостиную  и  находит
старый томик в переплете соломенного цвета: "Развод" Бурже.
   - Я нашла эту книжечку в библиотеке у папы, - объясняет Алина.
   - Вижу, - говорит Эмма. - Клюнули на название. Книга давняя.  К  тому
же для вас вопрос о том, стоит разводиться  или  нет,  уже  решен.  Как,
впрочем, и другое - нужно ли менять формальности, связанные с  разводом.
Все это у вас позади, а потом, что ни  говорите,  главное  в  разводе  -
последствия. А тут больше всего дает опыт. В клубе  -  вы  сами  в  этом
убедитесь - люди знают о жизни больше, чем сказано  в  книгах.  Ну  что,
пошли?
   Алина давно уже говорила  об  этом  и  столь  же  долго  лребывала  в
нерешительности.    Товарищества     пьяниц,     бывших     заключенных,
душевнобольных, наркоманов есть повсюду, и  предложение  войти  в  число
членов  клуба  "Агарь"  -  группы,   которая   состоит   наполовину   из
матерей-одиночек, наполовину из  разведенных  жен,  создавших,  впрочем,
довольно обширное сообщество, вызывало у Алины ощущение, что она  должна
примкнуть к братству неудачниц. К тому же клуб -  это  клан;  ее  кланом
всегда была семья. Если она в конце концов уступила настояниям Эммы,  то
сделала это, чтобы воспользоваться советами, которые бы ее успокаивали.
   В сумочке у Алины лежала  записка  от  Агнессы  Губло  -  президентши
клуба: "Дорогая сестра, мне о  Вас  говорили.  Мы  ждем  Вас  в  субботу
вечером на нашей встрече у меня дома, на улице Пиренеев..."
   - Она очень энергична, - разъяснила Эмма. - После первого  замужества
у Агнессы осталась девочка. Потом она вышла замуж во второй раз: остался
мальчик. Два развода. Отцы скрылись и не  помогают.  Но  она  устроилась
неплохо, открыв посредническое агентство. И  по  ее  же  инициативе  был
создан клуб "Агарь"... в память  Агари,  рабыни  Авраама,  которую  этот
подлец изгнал в пустыню вместе с сыном Измаилом, когда Сарра родила  ему
Исаака.
   Обо всех этих деталях из жизни древней Иудеи  Алина,  уроженка  Анжу,
думала со смущением, пока лифт поды мал их на седьмой  этаж  в  квартиру
Агнессы, где она собирала "сестер".  Лифт  остановился,  Алина  толкнула
дверь, намеренно оставленную полуоткрытой, чтобы нерешительные заходили,
не стесняясь, и ее удивил донесшийся громкий смех. Какая-то особа, вовсе
не уродливая, но косоглазая, стояла с рюмкой в руке среди  самых  разных
женщин:  молодых,  постарше  и  совсем  пожилых.  Она  веселым   голосом
скороговоркой рассказывала:
   - Клянусь вам, он шептал мне, прижав руку к сердцу:  Больше  всего  я
любил твои глаза. Но после несчастного случая, с тех  пор  как  левый  и
правый смотрят в разные стороны, не могу ничего  с  собой  поделать.  Ты
стала для меня как бы другой женщиной. А я-то,  дуреха,  еще  успокаиваю
его: Пусть это тебя не тревожит. Я вставлю вместо него стеклянный. Тогда
он как гаркнет: Ты с ума сошла! Ты же окривеешь!
   Вновь раздался смех - некоторые язвительно хихикали, другие  хохотали
более  откровенно,  даже  на   самых   старых   лицах   морщины   словно
разгладились.
   - Кроме шуток, - сказала маленькая толстуха, -  веселье  порой  самая
лучшая защита. Когда обманутые святоши жалобно вздыхают, мне  становится
тошно. Из послушаешь, и частенько создается впечатление, что рты им даны
лишь для передачи сплетен и что  каждая  из  нас  обязана  процитировать
целую  сцену  из  "Нескромных  сокровищ"  Дидро.  А  мы  ведь  -  группа
взаимопомощи собираемся не для того, чтобы анализировать наши промахи на
семейном поприще.
   - Правильно! - восклицает невысокая женщина пробираясь сквозь  толпу,
и спрашивает:
   - вы Алина Ребюсто, не так ли? Меня зовут Агнесса.
   Алина невольно хмурится. Но президентша уже крепко сжала ее локоть  и
продолжает:
   - Не обижайтесь. Ваша девичья фамилия - единственное,  что  мы  хотим
знать, тем более что для простот мы называем друг друга по имени.  Добро
пожаловат в наш клуб! Я не буду вас представлять. Обойдите всех.  Каждая
сама о себе расскажет.
   Произошло примерно то, чего  Алина  опасалась:  исповеди  в  духе:  Я
действительно выпиваю. Хорошо еще, что признания делались не с  эстрады,
а  вполголоса,  на  ушко.  Только  стены  вели  себя  вызывающе.   Алина
озадаченная смотрела на большое панно, гласившее:

   Вы попали в хорошую компанию!
   Геракл покинул Деяниру ради Иолы.
   Авраам покинул Агарь ради Сарры.
   Давид покинул Мелхолу ради Вирсавии.
   Карл Великий покинул Гильдегарду ради Дезидераты.
   Людовик Седьмой покинул Альенору ради Констанции.
   Филипп-Август покинул Ингеборг ради Агнессы.
   Генрих Восьмой покинул Екатерину ради Анны.
   Наполеон покинул Жозефину ради Марии-Луизы.

   Но Эмма, наставница Алины, не дает ей ни минуты, чтобы понять  -  это
наивность или юмор?
   Вот женщина лет сорока, бесцветная, костлявая, пронзительным  голосом
представляется, называя свое имя и занятие.
   - Мария, три дочери. Бакалейщица. Вернее, прежде этим занималась. Муж
до того, как сбежать, пропил все. Сейчас хожу по домам, убираю.
   А вот - молодая женщина с длинными, давно не крашенными волосами.
   - Я - Амелия, студентка юридического факультета. Чтобы  прокормиться,
нанимаюсь посидеть с чужими детьми. А для своего  мальчика  у  меня  нет
времени. Его отец бросил нас на следующий же день после рождения сына.
   Еще одна молодая женщина, на лбу у нее татуировка.
   - Тахар, судомойка. У меня мальчик и девочка.  Мой  дружок  итальянец
вернулся к себе в Неаполь.
   Запавшие от усталости глаза этих трех женщин  говорят  об  их  жизни,
полной невыносимых тягот. Но вот толстая тетушка с тройным подбородком.
   - Адриенна. Могла бы освободиться, моя милая, от  своего  муженька  и
пораньше, до того, как он меня стукнул. Сейчас он отбывает свои три года
за побои и увечья. Я торгую устрицами, и, если бы не болели у меня ноги,
мне жилось бы совсем неплохо.
   Парад-алле продолжается. Вот медсестра -  главная  надзирательница  в
психиатрической больнице.
   - Пятнадцать лет замужем и пятнадцать лет одна. Две  дочки,  вон  та,
что сидит слева, пошла по моим стопам.
   Упомянутая  ею  дочь,  видимо,  оставлена  мужем  недавно,  она  едва
открывает рот, называя свое редкое имя: Флавиенна. Алина подымает голову
и замечает на стене еще панно:

   РАЗВОД По чьей вине?
   По вине мужа-41%
   По обоюдной вине - 32%
   По вине жены - 27%
   БРОШЕННЫЕ СЕМЬИ По чьей вине?
   Женщины - 15% Мужчины - 85%

   Эмма тоже с удовлетворением созерцает эту статистику.
   - Ну, теперь вам ясно, а? - роняет она. - Цифры весьма красноречивы.
   -  Мужененавистничество  ничуть  не  лучше  женоненавистничества,   -
говорит одна из соседок в форме стюардессы, строго  застегнутая  на  все
пуговицы. - Я, представьте себе, вхожу в те двадцать семь процентов.  Но
это произошло чисто случайно. К тому же не пойман - не  вор.  Ведь  так?
Если доказательство  помогает  выявить  виновника,  оно  не  оправдывает
человека, который им воспользовался.
   Сколько их тут? Эмма уточняет: сегодня присутствует едва ли  четверть
всех записавшихся в клуб. Две, пять, еще десять "сестер" представляются:
одни - болтушки, другие - молчаливые, почти каждая сообщает,  сколько  у
нее детей, некоторые  называют  сумму  получаемого  пособия.  Старейшина
клуба представляется после всех: это  старуха  с  пожелтевшим  шиньоном,
нашпигованным выпадающими шпильками. Если у ее коллег исчезли с  пальцев
обручальные кольца, то у нее оно красноречиво висит на шейной цепочке  в
виде украшения. Старуху зовут Катрин, в шестнадцать лет она вышла замуж,
в шестьдесят шесть отпраздновала золотую  свадьбу  и  вот  в  шестьдесят
восемь  поставила  своеобразный  рекорд  -  самый  поздний  развод.  Тем
временем президентша Агнесса хлопает в ладоши,  требуя  тишины.  Амелия,
исполняющая обязанности секретаря, объявляет, что сегодня  не  будет  ни
демонстрации фильмов, ни обсуждения, а  будут  изложены  лишь  некоторые
соображения, которые могут быть многим полезны. Дамы расселись, кто  где
мог. Президентша снова хлопнула в ладоши, чтобы прекратить шепот.
   - Для начала я хотела бы, - сказала она, - помешать Альберте  сделать
глупость. Она собирается переехать к своему  дружку.  Знаю,  ее  процесс
тянется уже три года, это невыносимо. Но дело вот в чем: по  закону  она
должна жить одна, ибо не имеет права на личную жизнь до тех пор, пока не
будет вынесено окончательное решение суда. Ее муж может  иметь  двадцать
любовниц, но ему достаточно представить доказательство, что  Альберта  с
кем-то живет, и вина за развод сразу будет  признана  обоюдной...  Затем
мне хотелось бы сказать Люсьенне, у которой недавно умер бывший муж, что
в принципе она имеет право на часть пенсии, которую должна  разделить  с
законной вдовой, соответственно количеству лет, прожитых в замужестве  с
покойным, но не может требовать больше  половины.  Мадам  Гренд  изучила
этот вопрос.
   - Мэтр Гренд - наша вице-президентша, - прошептала Эмма на ухо Алине.
   Алина  кивнула,  весьма  равнодушно,  с  видимой  скукой.  Эта   лига
представлялась ей романтическим, полным  страстей  союзом,  объединяющим
Эриний, древнегреческих богинь мщения.  Внезапно,  не  веря  собственным
ушам, она настораживается.  Агнесса  уже  взялась  за  некую  Маргариту,
похвалявшуюся тем, как она учила своего сына изменять по временам глагол
"быть": папа есть, был и  будет  мерзавцем.  Улыбки,  промелькнувшие  на
нескольких лицах, возмущают президентшу.
   - Сколько раз надо повторять, что такого рода "сестры" только наносят
нам - да и себе  самим  -  большой  вред.  В  подобной  игре  ничего  не
выигрываешь. Ребенок всегда предпочтет того, кто не учит его ненависти к
другому родителю. И кроме того, даже если иметь в виду  только  денежную
сторону, я не вижу особой выгоды в том, чтобы притуплять  у  плательщика
отцовские чувства.
   Молчание. Видимо, не одна Алина ощутила, что упрек попал  в  цель.  И
почувствовала смятение. Может, она пришла сюда слишком поздно? А  может,
слишком рано. Конечно, если ты знаешь, что не у одной тебя такой удел, а
у многих, и если сама убеждаешься,  что  бывает  и  худшая  участь,  это
утешает. Но подобное утешение указывает и на то, что  твое  несчастье  и
обиды банальны, что  ты  имеешь  меньше  права  на  сочувствие.  Агнесса
продолжает, напоминая, что цель клуба - не только заботиться о женщинах,
знакомить их с правами, но  и  помогать  друг  другу,  и  если  говорить
правду, то "сестер",  добивающихся  помощи,  всегда  достаточно,  а  вот
помощниц  не  хватает.  Прийти  на  помощь  нуждающимся!  Алина  еще  не
чувствует себя готовой к этим принципам скаутизма. Агнесса кончает  свою
речь, переходит от группы к группе, приближается к Алине.
   - У вас, - говорит она, - рана еще слишком свежа...
   Она  в  темном  костюме,  ее  завитые  волосы  чуть  надушены,  ногти
отполированы,  но  холодное  изящество   Агнессы   не   может   сгладить
впечатления от ее глаз - такой буравящий, пытливый у нее взгляд.
   - Знаю, - мягко продолжает президентша. - Развод иной  раз  похож  на
хирургическую  операцию.   Однако   судья   выносит   решение   и   этим
ограничивается, но трудно представить себе  врача,  который  оставил  бы
своего пациента без присмотра, не сделав ему потом перевязки. И  тем  не
менее именно такова наша участь. Если вам потребуется,  не  стесняйтесь,
зовите нас на помощь...
   - Мне это кажется более естественным, - говорит Алина.
   Она отступает на три шага к этажерке,  уставленной  книгами,  которые
обычно  встречаются  на  книжных  полках  юристов;  внизу  металлические
секции, заполненные разноцветными папками с делами. Она делает  еще  три
шага - на этот раз в сторону, пятясь как  рак,  и  оказывается  у  самой
двери.
   - Можно уже уйти? - едва слышно шепчет она Эмме.
   - Здесь входят, уходят и возвращаются, когда хотят, - отвечает  Эмма.
- Одно из наших правил - не замечать этого.
   Агнесса действительно  нисколько  не  удивлена  и  лишь  на  прощание
взмахивает рукой, мелькнувшей в синеватом  от  табачного  дыма  воздухе.
Алина выходит на лестницу, вызывает лифт и громко смеется.
   - В чем дело? - раздраженно замечает Эмма.
   -  А  вы  можете  себе  представить  Луи  в  подобной  обстановке?  -
спрашивает Алина.
   - Пожалуй, - отвечает Эмма, даже не улыбнувшись. Металлическая клетка
лифта уже на подходе, поскрипывает. Эмма повторяет:
   - Пожалуй. Мужчины долгое время считали, что закон существует  только
для них. Ведь у них деньги и положение в обществе. Но, видимо,  они  уже
чувствуют себя под угрозой, если создали "Ассоциацию защиты  разведенных
мужей и их несовершеннолетних детей". Из лифта выходит женщина и на ходу
вносит свою лепту:
   - Да, - говорит она, - мне уже приходилось не раз  выступать  в  суде
против  одной  из  таких  организаций  и  раз  даже  удалось   заключить
полюбовную сделку, не тратя денег на ведение процесса.
   Не останавливаясь, она проходит мимо.
   - Это мэтр Гренд, - шепчет Эмма.

22 августа 1966

   Недоуменно  подняв  брови,  Одиль  улыбал