ла замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
     -- Там, в части, Владислав Андреевич, мне было приказано испытать новый
прибор ночного видения,  -- дождавшись, когда Верховский  тоже  остановится,
начал  Кольцов. --  Потом  пришлось  давать  о  нем  отзыв. Прибор во многом
оказался несовершенным. А главное,  бесперспективным.  Никогда не поможет он
нам, солдатам,  решить те задачи, которые мы должны решать. Он всегда  будет
слепнуть  от яркого света, в  огне.  Никогда не  пробьет  туман.  Я  пытался
обосновать, почему именно. И хотел показать эти обоснования вам. Вот...
     Кольцов  достал  из папки  лист  и протянул  его  Верховскому. Академик
быстро пробежал взглядом по колонке цифр и формул.
     -- Н-да-а... -- заключил он.
     -- Ерунда получилась? -- смутился Кольцов.
     -- Получается, -- вздохнул Верховский.
     -- Я ошибся? -- настойчиво допытывался Кольцов.
     -- Нет. Теперь я вижу, что вы можете стать даже начальником охраны.
     -- Владислав Андреевич! -- взмолился Кольцов.
     --  А  что?  --  не щадил  своего ученика  Верховский.  -- Почаще будем
видеться! А то ведь вот... многого вы уже и не знаете.
     -- Значит, все-таки есть ошибка? -- расстроился Кольцов.
     --  Не в этом  дело,  -- уже  серьезно ответил Верховский и взглянул на
часы. -- Полчаса у меня есть. Могу посвятить их вам. Пройдемте в аудиторию.
     Решительность, с которой Верховский открыл дверь аудитории, была лучшим
доказательством того, что  работа Кольцова  ему  понравилась. Уж,  во всяком
случае,  какое-то  рациональное  зерно академик в ней увидел.  Иначе  он без
всяких обиняков вернул бы записи  их хозяину. В аудитории Верховский подошел
к доске, взял мел. Но о чем-то подумал и передал мел Кольцову.
     --  Прежде  чем  что-то отвергать,  надо четко себе  представлять,  что
именно  вы отвергаете. Запишите-ка мне,  пожалуйста, процесс работы прибора,
-- попросил он.
     Кольцов  почти  по  памяти  вычертил  схему  "Совы".  Записал  расчеты.
Верховский внимательно следил за  его рукой. Он стоял перед доской, скрестив
руки  на  груди,  и  чуть заметно  раскачивался  вперед-назад. Кольцову  эта
привычка  академика  была  знакома.  Верховский  всегда  делал  так,   когда
что-нибудь обдумывал.
     --  Так! -- произнес он удовлетворенно, когда Кольцов  поставил в конце
записи точку.
     --  А  они оригинально получили "ку"  в  квадрате.  Я бы  сказал,  даже
талантливо...
     -- Так точно, -- согласился Кольцов.
     -- Талантливо, -- подтвердил Верховский. -- Ну, а что вас не устраивает
в их схеме?
     -- Главное. Принцип, на котором она основана.
     -- Чем же он плох?
     -- Тем, что не позволит увеличит разрешающие возможности прибора.
     -- Почему?
     -- Потому, говоря конкретно, что они не смогут больше увеличить "ку".
     -- Почему?
     -- Да  потому,  что увеличить  его  можно  только  в том  случае,  если
установить дополнительно в системе вот  эти блоки. А в башне танка,  на моем
рабочем месте, и без них практически уже негде повернуться.
     -- Понятно. Только все это чепуха! -- откровенно высказался Верховский.
--  Ничего  они  больше устанавливать  не станут.  Даже еще упростят  схему.
Просто  вы  этого не знаете.  А  они знают.  И при последующей  модернизации
наверняка  используют преобразователь  2Х-Щ. При этом они,  во-первых, сразу
высвободят немало места. А во-вторых, благодаря ему получат "ку" не то что в
третьей, а, если захотят, и в четвертой, и даже в пятой степени.
     -- Почему  же тогда они сразу  его  не  поставили? -- смутился Кольцов,
чувствуя, как просто отверг Верховский все его доводы.
     -- Вы спрашиваете: почему? -- переспросил  Верховский. --  Этого  я  не
знаю.  Возможно,  потому,  что  не хотели  лишать  себя резерва  на будущее.
Возможно,   побоялись    удорожать    модель...Может,   просто    поленились
экспериментировать. Вы же привыкли жить на всем готовеньком.
     -- Может, -- глухо проговорил  Кольцов, понимая, что заданный им вопрос
абсолютно  не меняет положения  вещей. Как,  впрочем, и  ответ  Верховского.
Совершенно неожиданно дело  обернулось  совсем не  в пользу  Кольцова.  И он
невольно подумал: ""Хорош бы  я был со своими обоснованиями. Высмеяли бы как
мальчишку!"
     --  А может, и потому не ставили они  2Х-Щ, что вовсе и не собирались с
помощью  этого прибора решать  те задачи, о  которых вы  здесь говорили. Так
ведь тоже может быть? -- продолжал Верховский.
     Кольцов отрицательно покачал головой.
     -- Такого, Владислав Андреевич, быть не могло!  -- решительно отверг он
это предположение академика.
     -- Откуда вам известно?
     -- Один раз КБ уже  модернизировало прибор. И я вижу, на что направлены
их усилия. Да и заказ им был вполне конкретный: создать новый прибор ночного
видения. А  не  просто, как  было до  этого.  И  именно это-то  у них  и  не
получилось.  И я убежден, что и  дальше не получится.  А вот почему?  Теперь
понимаю, доказать не смог. И все мои обоснования гроша ломаного не стоят...
     --  Ну  уж! Стал бы  я  тогда  впустую  тратить  время,  --  добродушно
усмехнулся  Верховский.  --  Дело  в  том,  молодой  человек,  что  и  новый
преобразователь  сослужит  КБ  службу лишь  до  поры  до  времени.  Одну-две
модернизации,  я  думаю,  прибор  с  его  применением  выдержит  успешно.  А
дальше... А дальше работа в этом направлении неминуемо заведет КБ в тупик, и
оно, сколько бы не старалось продвинуться вперед хоть на шаг, не продвинется
и  на  вершок. И  уж,  естественно,  не  выполнит заказа  и не добьется того
результата,  которого  так  ждете  вы  там,  в  частях.  Другое  дело,  если
конструкторы  зацепятся за "дельту" и  через нее начнут наращивать мощность.
Тогда -- да! Тогда они смогут добиться кое-чего посерьезней. Но только через
"дельту".  В  ней  ключ  к разгадке.  Она,  и  только она,  если  хотите, --
завтрашний день проблемы. Но  орешек этот по-настоящему еще не разгрызен. Об
него  придется  поломать  зубы.  Хотя  кое  с  какими выкладками  из области
"дельты" я вас могу познакомить. Я немного ею занимался.
     Верховский  углубился  в расчеты  и  так  этим увлекся,  что, казалось,
совершенно забыл о Кольцове. Для него весь этот разговор вдруг превратился в
интересный поиск, в результате которого на свет должно было появиться что-то
новое,  никем  до  сих пор еще не сказанное. Кольцов не мешал  академику. Он
стоял не шелохнувшись, словно загипнотизированный. Все происходящее казалось
ему удивительным. Верховский писал, зачеркивал, стирал запись тряпкой, потом
неожиданно восстанавливал написанное ранее.
     --  Вот  так! -- воскликнул  он наконец. -- Куда получается интересней,
чем у них!
     Кольцов быстро  похлопал  по карманам.  Записной книжки,  как назло, не
оказалось. Выругав себя за такую оплошность, он вытащил сигареты и, сорвав с
пачки целлофан,  переписал на нее  формулу. Верховский, казалось, не замечал
того,  что  делает Кольцов.  Он  еще  весь  был  в раздумьях,  а  может быть
взвешивал в уме  еще  и  еще  раз то, что только  вышло  из-под его руки. Но
неожиданно он потянулся к пачке Кольцова, взял  ее  и, продолжая глядеть  на
доску, сказал:
     -- А если учесть фактор среды, который  для  вас имеет особое значение,
то возможен и  такой вариант. -- И он, дополнив  запись Кольцова  еще  одной
формулой,  вернул  ему пачку.  -- Этот  путь,  я думаю,  быстрее приведет  к
желанным результатам. И  вы могли  бы  разработать  его. Ваша  прозорливость
должна  сослужить  вам  службу.  Не  как  практика,  конечно.  В  этом  ваши
оппоненты,  безусловно, сильнее вас.  А как теоретика. Поверьте, "дельта" --
объект серьезный и весьма соблазнительный для исследования. Она вполне может
стать предметом для диссертации. Кстати, думаете вы о  ней? Тихомиров был на
вашем  потоке? Я помню,  ничем не  блистал. А уже защитился. И  ваше  место,
молодой человек, в науке!
     Кольцов  не  сразу  нашел,  что  ответить   учителю.  Он  еще  был  под
впечатлением  той  виртуозности,  поистине неповторимого умения  Верховского
почти  стремительно  вживаться  в  тему,  мгновенно  взвешивать все  "за"  и
"против". Такие  консультации, во время которых  исследуемый вопрос зачастую
ставился  с ног на голову, но при этом всегда находил исчерпывающее, а порой
и очень оригинальное решение, как обычно, обескураживал не только студентов,
но  и  солидных  ученых мужей.  Людей  поражала эрудиция  Верховского.  И не
удивительно,  что  и  Кольцов сейчас  смотрел на  доску как  зачарованный. А
Верховский со свойственной  ему оперативностью уже снова вернулся к тому,  с
чего начал разговор  сегодня  и  на чем  закончил его шесть лет назад, когда
Кольцов только что надел военную форму.
     -- Был я, Владислав Андреевич, у Тихомирова, -- оторвавшись наконец  от
доски,  заговорил Кольцов. -- Видел, чем он занимается. Ножницы, клей, чужие
статьи --  вот  вся  его  лаборатория.  И халтурит  везде, где только может,
печатается  даже в отрывных календарях. А  у меня в  части настоящее дело. И
опыт я там коплю такой, какого не купишь ни за какие гонорары. И возможности
в армии огромные...
     --  Не  знаю,  не знаю!  --  упрямо  возражал  Верховский.  --  В ваших
поступках нет  последовательности. Вы учились  --  вас  прельщала наука. Вас
призвали в армию  -- вам  понравилась служба. Вы  не думайте, что я в чем-то
против армии.  Совсем наоборот. Очень  и очень  уважаю  военных. И сам, если
что, всегда готов взять  в руки ружье. Но что касается вас, товарищ Кольцов,
то вы, на мой взгляд,  пока просто мечетесь.  И как результат,  безвозвратно
теряете драгоценное время. Вы явно  еще не  нашли себя. А  это очень и очень
важно --  отчетливо  видеть  цель  своей жизни.  Ибо выстрелить по этой цели
дважды  не  удавалось еще никому. Почему бы действительно вам не  взяться за
"дельту"?  Вы  же обязаны  что-нибудь предложить КБ. Все лишь отрицать -- не
метод для ученого.
     -- Я выдвину предложение. И непременно! -- поспешил заверить  академика
Кольцов. -- У меня есть ваши формулы. Обоснования для них я найду.  Но, коль
вы говорили  о моем чутье, "дельта" так же их подведет где-нибудь на полпути
к цели.
     -- Почему вы так думаете?
     --  Природа  задействованных  в  "Сове"  лучей  такова. Их  возможности
ограничены.
     -- Неубедительно, -- скептически усмехнулся Верховский. -- Я бы сказал,
просто догматично!  Природа природой. Но и  мы,  человеки,  люди, ее  лучшее
творение, тоже не лыком  шиты. В природе водород,  все это знают, существует
как газ. А мы  создали его в виде металла.  И получили такой сверхпроводник,
какой природе и не снился. А композиты? Мать-природа хранит в своих кладовых
либо  глину,  либо  железо. А  мы сварили  из них  под  высочайшим давлением
композитный металл: легкий, прочный и удивительно жаростойкий. А вы говорите
-- природа!
     -- И  все  же  меня привлекает  другое, -- смутился  под  напором такой
аргументации Кольцов.
     -- Что именно? -- колко взглянул на него Кольцов.
     -- Мне куда  более  перспективным представляется принцип  использования
излучения самой цели.
     -- Вот как! -- даже удивился Верховский.
     -- Это  не  блаж.  И  не  стремление сделать все  наоборот.  Надо знать
обстановку, в которой нам приходится действовать. И если ее знаешь,  то рано
или поздно  придешь к выводу -- у этого принципа больше плюсов! -- убежденно
проговорил Кольцов.
     Теперь, похоже, настала очередь слушать Верховскому. И он слушал своего
ученика не  перебивая,  пока тот рассказывал и  объяснял,  что  имел в виду,
когда говорил об обстановке. Он обрисовал академику, что такое учебное поле,
как будет выглядеть современный бой и многое другое.
     -- Так, значит, вы  работаете? И работаете здорово!  -- прервал наконец
свое  молчание  Верховский. -- Почему  же вы  сразу ничего  мне об  этом  не
сказали? И за что тогда я вас распекал?
     --  Все  пойдет  на пользу,  --  довольный  такой  реакцией  академика,
улыбнулся  Кольцов. -- Я не видел  вас сто лет. А в  письме  об этом ведь не
напишешь...
     Верховский мельком взглянул на часы.
     -- Вот так, разговор только начинается,  а мне уже надо на президиум. И
все  равно я  рад, что главное для меня  прояснилось.  Молодец.  Идите своим
путем. Но все же, когда подготовите доклад для КБ, покажите его мне. Им надо
помочь. Дело это наше, общее.
     -- С этим,  если у меня все получится, я  вас отрывать от дел не  буду.
Выйти за пределы вашей формулы  мне ведь  не удастся наверняка. А в пределах
справлюсь  и сам.  А вот  показать вам  свою работу, то,  что собрал  там, в
части, я бы хотел очень. Хоть на минуту...
     -- А это  непременно.  Обязательно!  --  даже  не  дал  договорить  ему
Верховский. --  Без этого я просто-напросто запрещаю  вам уезжать из Москвы.
Найдите меня и приходите. А не придете -- рассержусь навек.
     Верховский быстро  пожал  Кольцову руку и  проворно скрылся  за дверью.
Кольцов  направился было  следом за ним. Но потом передумал и  остался возле
доски, возле формул.

Глава 18

     Юля  не  обманывала  Кольцова,  когда  говорила   ему,  что  знакома  с
французским балетом, и  не только с  французским.  Маргарита Андреевна еще в
детстве  привила дочери любовь к  танцевальному  искусству. И даже  пыталась
сделать из нее балерину. Но у Юли  не хватало настойчивости, темперамента. В
конце концов Маргарита Андреевна поняла, что Юле не суждено стать звездой, и
оставила ее в покое.  Но для  самой Юли  занятия в балетной школе не  прошли
даром. Девочка научилась понимать красоту  танца. И на всю жизнь сохранила к
нему любовь.
     Муж  Юли, Игорь, не возражал,  когда узнал,  что вечером  Юля  намерена
пойти в театр. Но все же спросил:
     -- А почему мы не можем быть там вместе?
     -- Но ты же не позаботился о билетах, -- заметила Юля.
     -- Можно подумать, что в этом все дело, -- усмехнулся Руденко.
     -- В данном случае -- да, -- не стала распространяться Юля. --  Дай мне
ключи от машины.
     Руденко достал ключи и  молча передал их жене. Ровно в шесть Юля ушла с
работы. Нельзя  сказать, что настроение у нее было праздничным. Но, в общем,
она  была довольна тем, что вновь  увидит интересный спектакль,  и  тем, что
пригласил ее Кольцов.
     Встретились на стоянке  у театра,  как  и  договорились.  Появились там
почти одновременно. Юля приехала даже чуть раньше. Но пока запирала машину и
проверяла  дверцы, подошел  Кольцов. Юля сразу заметила, что он чем-то очень
взволнован. Улыбнувшись, спросила:
     -- Билеты не забыли?
     -- Нет. У меня. -- Кольцов проворно достал билеты и протянул их Юле.
     -- Предъявите билетеру.  А вот раздеться, я думаю, лучше здесь. Терпеть
не могу стоять в раздевалке, -- призналась она.
     -- С удовольствием! -- согласился Кольцов.
     В фойе Юля сразу купила программку и стала ее читать,  а Кольцов не без
интереса разглядывал зарубежных модниц. Ему  давно уже не приходилось видеть
такой пестрой, нарядной публики.
     -- Прекрасно.  Весь состав новый! -- объявила Юля. -- Мне так  хотелось
увидеть Клэр Мотт!
     -- Так она здесь? -- не совсем понял ее Кольцов.
     -- Танцует Эсмеральду.
     -- Рад за вас.
     -- Вы должны в первую очередь радоваться сами. Такое, знаете, не каждый
день удается увидеть, -- заметила Юля.
     Кольцов добродушно улыбнулся.
     -- Если учесть,  что я был на  балете  всего два раза в  жизни, то ваше
сообщение меня просто ошеломило.
     Юля рассмеялась:
     -- Неужели правда?
     --  Один  раз на шефском  концерте в  университете.  Второй --  в  День
танкистов в гарнизонном Доме офицеров. Впечатлений -- на всю жизнь.
     -- Не кощунствуйте!
     -- И не думаю. Хотя  идти  в третий раз, откровенно говоря, в ближайшем
будущем не собирался.
     -- Тогда зачем вы достали эти билеты?
     -- Вас увидеть хотел,  -- чистосердечно признался Кольцов. -- Надеялся,
что вы не откажетесь...
     Юля  взяла Кольцова за руку и увела  в  зал. Места у них  были в шестом
ряду партера, почти у самого прохода. Когда сели, Юля спросила?
     -- Вы чем-то взволнованы?
     Взволнован? В  этом Юля  ошиблась.  Взволнован  он, пожалуй, не был. Но
мыслей в голове  у него носилось  много. Шутка  ли, две  такие беседы в один
день!  И  оба шефа,  словно сговорились,  закончили одним и  тем же?  "Ищите
себя!"  Почему  они вообще заговорили с  ним об этом? Для него  самого  этот
вопрос не стоял даже теоретически! Сам-то он нисколько  не  сомневался ни  в
правильности своих  действий, ни в выбранном им пути. Объяснить  все это Юле
было не так-то просто. К тому же и сама она была для него сплошной загадкой.
Она еще  ни разу  не  отказала ему во встрече.  Но  что  из этого следовало?
Только  то, что в какой-то степени она чувствовала себя в Москве хозяйкой, а
его считала  гостем? И потому вела себя  по отношению к нему как отзывчивый,
гостеприимный  человек?  Или  все  же  существовало  и другое объяснение  ее
внимательности? Одним словом, Кольцов совершенно не знал, что ей ответить, и
лишь глубоко вздохнул.
     -- Это еще что значит? -- удивилась Юля. -- Вот уж на вас не похоже!
     -- Укатали Сивку крутые горки...
     --  Вон оно что? А вы думали, Ачкасов  вызвал  вас  разыграть партию  в
преферанс?
     -- Ничего я не думал.
     -- А наш разговор в гостях у вашего лейтенанта тоже забыли?
     -- Помню, что вы были очаровательны.
     -- Допускаю. Но я не об этом, -- строго ответила Юля.
     -- А я и об этом тоже.
     --  В таком  случае я не  припоминаю ситуации, где и чем я могла бы вас
утомить.
     Кольцов  задумался?  Что  бы  ему  ответить?  Выручила  увертюра.  Юля,
казалось,  сразу  настроилась   на  представление  и  забыла   о  начавшемся
разговоре. А Кольцов возблагодарил судьбу, которая уже не раз и не два  была
в таких случаях благосклонна к нему.
     В  первом отделении  гости показали  две балетные сценки:  па-де-де  из
"Сюиты  в  белом"  и "Умирающий лебедь".  Партию лебедя талантливо танцевала
Жанетт  Кло. Во время антракта  Кольцов  и  Юля  из зала  не выходили,  как,
впрочем,  и большинство  присутствующей на спектакле  публики. Разговаривать
тоже почти не разговаривали. Только Юля сказала:
     -- А в Париже я видела  эту балерину  в роли Эсмеральды. Очень приятная
танцовщица. Посмотрим, что покажет Клер Мотт...
     О том, что Юля была в Париже, Кольцов не знал, но именно это показалось
ему самым интересным из всего, что она сказала.
     -- Посмотрим, -- покорно ответил он.
     Во время второго антракта Юля захотела погулять.
     Они спустились в вестибюль и встали у открытых дверей.  С  улицы тянуло
сыростью, запахом бензина, доносился шум, лился синий неоновый свет фонарей.
     -- Чем же вы все-таки так озабочены? -- снова начала разговор Юля.
     -- Конкретно я вам даже не скажу, -- признался Кольцов.
     -- Вот это уже лучше, -- похвалила Юля. -- Значит, причина серьезная. А
то выдумали какие-то горки...
     --  Простите... Сложно мне,  -- признался Кольцов и добавил: -- С вами.
После того, что было...
     -- А что было? -- неожиданно быстро спросила Юля.
     -- Все было! -- твердо сказал Кольцов.
     --  Ничего не  было.  И вообще напоминать  о таких  вещах  не  очень-то
деликатно, -- в тон ему ответила Юля.
     Кольцов  понял,  что сказал совсем не то, и со свойственностью открытых
людей смутился.
     --  Не  все я и сам  понимаю. Не  обо всем  могу  сказать вот  в  такой
обстановке, -- признался он.
     -- Это другое  дело, -- удовлетворилась таким ответом  Юля.  -- Скажете
позднее.
     Второй акт Кольцову понравился больше.  Великолепно смотрелась сцена на
колокольне, световое оформление.  И  Юля  опять была прежней,  не  чужой, не
далекой,   а  почти  близкой.  Ее  же  самой   спектакль  доставил  огромное
наслаждение.
     Из темноты неба накрапывал мелкий  дождь. Они сели в машину. Юля завела
мотор.
     -- Пусть греется! -- сказала она