ливых тубероз. Лилии на высоких стеблях раскидывали над ними белый шатер
из  белоснежных  своих чаш, чуть-чуть оживленных на  конце пестиков золотыми
капельками. Они пребывали здесь, в самом центре башни  чистоты, неприступной
башни из  слоновой кости, как  обрученные  дети,  беспредельно  стыдливые 'и
любящие друг Друга со всем очарованием невинности.
     До  самого вечера Альбина и Серж оставались среди лилий. Здесь  им было
хорошо.  Здесь они  окончательно  возрождались для  жизни. У  Сержа  исчезал
последний лихорадочный жар в руках. Альбина, сама  становилась совсем белой,
молочно-белой, без малейшего розового оттенка. Они не  замечали, что у них и
руки, и шея, и плечи голые. Распущенные волосы не смущали их, не казались им
наготою. Они  сидели, прижавшись друг  к другу, и  светло  смеялись,  ощущая
свежесть своих объятий. В глазах их сияла прозрачность ключевой воды;  ничто
плотское и грязное не омрачало их кристальной чистоты. Щеки  их были плодами
с  бархатистой кожей, еще незрелыми, от  которых  они и не мечтали  вкусить.
Когда они  покинули  поле  лилий, обоим было, казалось,  не больше,  чем  по
десяти лет. Им чудилось, что они только что встретились,  что их только двое
в недрах  этого  большого  сада  и они будут здесь  жить  в вечной дружбе  и
бесконечных  играх.  А когда они  снова  шли через цветник,  возвращаясь под
вечер   домой,  все   цветы   как  будто   сделались  более  скромными:  они
довольствовались тем, что  видели юную чету, и смущать  покой этих  детей не
желали. Рощи пионов, куртины  гвоздик,  ковры незабудок, шатры из  ломоносов
теперь  уже не  предлагали им приюта  любви;  цветы тонули теперь в вечернем
воздухе и засыпали  такими же  чистыми детьми, как и те,  что шли мимо  них.
Анютины  глазки  дружески  кивали  Сержу  и  Альбине  своими  целомудренными
лепестками. А  утомленная резеда,  примятая  белой  юбкой девушки, казалось,
сочувствовала   молодым  людям,  стараясь  не  увеличивать  своим   дыханием
снедавшей их лихорадки.

        "VIII"
     На следующий день, еще на заре, Серж стал  звать Альбину.  Она  спала в
комнате верхнего  этажа, куда ему не пришло в  голову подняться. Он выглянул
из окна и увидел, что  она, встав с постели, открывает  ставни. Заметив друг
друга, оба звонко расхохотались.
     --  Сегодня ты не  пойдешь гулять,-- сказала Альбина,  входя  к нему  в
комнату.-- Надо отдохнуть... А завтра я тебя поведу далеко-далеко, туда, где
нам будет очень хорошо.
     -- Значит, мы будем сегодня скучать,-- пробормотал Серж.
     -- О, какое там! Нисколько... Я стану тебе рассказывать разные истории.
     И они провели чудесный денек. Окна были раскрыты настежь. Параду входил
к  ним в  комнату и смеялся вместе с ними. Наконец-то Серж вполне освоился с
этой комнатой. Он  воображал,  что родился в ней. Он хотел все рассмотреть и
все  себе  объяснить.  Гипсовые амуры, склонившиеся над  альковом, забавляли
Сержа  до такой степени, что он влез на стул и повязал поясок Альбины вокруг
шеи самого маленького; это был шаловливый карапуз с задранным кверху задиком
и опущенной головой. Альбина  хлопала  в ладоши и кричала, что он напоминает
жучка на веревочке. Потом ей стало жалко амурчика.
     -- Нет, нет, лучше отвяжи его!.. Так ты мешаешь ему летать.
     Но  особенно  занимали  Сержа амуры, которыми была  расписана стена над
дверью.  Он только  досадовал,  что  не  может разобрать, в какую  игру  они
играют: живопись  сильно потускнела. С помощью Альбины он пододвинул столик,
и они вскарабкались на него вдвоем. Альбина давала объяснения.
     -- Посмотри-ка, они бросают цветы. А под цветами видны только три голые
ножки. Знаешь, мне  помнится, что, когда я сюда приехала, я различала  между
ними еще какую-то спящую даму. Но с течением времени она стерлась.
     Потом  они осмотрели все панно в простенках,  и никаких нечистых мыслей
игривая  роспись  будуара  в  них не пробудила. Картины  искрошились,  точно
накрашенное  лицо  XVIII  столетия  с  осыпавшимися белилами; они  настолько
стерлись, что  теперь  видны  были  лишь  колени  да  локти  раскинувшихся в
сладострастной  истоме  тел.  Слишком  откровенные подробности,  услаждавшие
любовников  в былые  времена, в  пору любви, аромат  которой, казалось,  еще
сохранялся в алькове,-- все эти подробности исчезли; свежий воздух  поглотил
их  и  уничтожил  без  следа,  так что  комната,  как  и парк,  стала  вновь
первобытно девственной в сиянии спокойного солнца.

     -- Ну, да тут мальчишки чем-то забавляются...-- сказал  Серж, слезая со
стола.--А ты умеешь играть в пятнашки, а?
     Альбина  умела  играть  во все  игры. Только для игры в пятнашки  нужны
были, по крайней мере, трое. Они расхохотались, но Серж возразил, что вдвоем
--  лучше .всего, и они поклялись всегда оставаться вдвоем, у
     -- Хорошо  быть  у себя;  никто  посторонний не  мешает,--  начал опять
молодой  человек,  растянувшись на  диване.--  А мебель  тут  пахнет  чем-то
старинным, таким приятным... Здесь славно, как в гнездышке. Вот комната, где
обитает счастье!
     Но девушка с важностью покачала головой.
     -- Если  бы я была из пугливых,--  возразила  она,--  первое время я бы
здесь  очень  боялась... Вот как раз об этом  я  и хочу тебе  рассказать.  Я
слышала  эту историю  от  местных  жителей. Может быть, они все выдумали. Но
слушай, она тебя развлечет!
     Она уселась рядом с Сержем.
     --  Много, много  лет  прошло  с  тех пор... Параду принадлежал  одному
богатому  вельможе, который  поселился здесь  вдвоем с очень красивой дамой.
Ворота  замка  были всегда  на запоре, стены сада были так высоки, что никто
никогда не видел даже кончика юбки этой дамы.
     -- Я знаю,-- перебил Серж,-- дама эта так больше и не вышла отсюда.
     Альбина посмотрела на  него с  изумлением  и даже  рассердилась, что он
знает ее историю. И тогда Серж вполголоса продолжал, сам удивленный, что она
знакома ему:
     -- Ты мне уже рассказывала об этом.
     Она запротестовала, но потом согласилась -- ему удалось убедить ее, что
она уже рассказывала о  даме.  Но она все же закончила свою историю в  таких
выражениях:
     -- Когда вельможа отсюда уехал, он был совсем  седой. И  велел заложить
все отверстия, чтобы кто-нибудь  не потревожил дамы...  Она  умерла  в  этой
самой комнате.
     --  В этой комнате!  -- воскликнул Серж.-- Ты  мне этого не говорила...
Ты, наверно, знаешь, что она умерла в этой комнате?
     Альбина рассердилась. Ведь она рассказала только то, что всем известно.
Вельможа  велел  построить  для незнакомки, походившей  на  принцессу,  этот
павильон.  Впоследствии  прислуга  из  замка  утверждала,  что  их  господин
проводил  в  павильоне  дни  и  ночи.  Слуги  часто видели, как  он медленно
прогуливался по аллеям с незнакомкой, заходя в самые глухие уголки; но ни за
что на свете они не согласились бы подкараулить возвращение парочки, которая
на целые недели пропадала в парке.
     -- Значит, она умерла здесь! --  повторил Серж. Он был поражен.-- И  ты
заняла ее комнату, пользуешься ее мебелью, спишь на ее кровати?

     Альбина улыбалась.
     _.  ты прекрасно знаешь, что  я не трусиха,-- сказала она.--  К тому же
все это было так давно. Ведь тебе эта комната показалась такой счастливой!
     Они  умолкли  и  поглядели на альков,  на  высокий  потолок,  на  углы,
подернутые   серыми   тенями.  В   поблекших   тонах   обивки   было  что-то
любовно-нежное. Им почудилось, что до них донесся еле слышный вздох далекого
прошлого,  полный  покорности  и  горячей  признательности  вздох  обожаемой
женщины.
     -- Да,-- пробормотал Серж,-- бояться нечего. Здесь так покойно.
     Альбина, приблизившись к нему, продолжала:
     -- Лишь немногие знают, что в самом саду  они отыскали укромный уголок,
место  несказанной  красоты, где они, в  конце концов,  стали проводить  все
время.  Я это знаю  из  самого  верного  источника...  Местечко  это, полное
прохладной  тени, затеряно в  недрах непроходимого кустарника, там  до  того
красиво, что забываешь весь мир. Должно быть, там ее и похоронили.
     -- Это в цветнике? -- спросил Серж с любопытством.
     -- Я и сама не знаю, сама не знаю! -- воскликнула девушка с растерянным
видом.-- Я искала повсюду и  до  сих пор еще  нигде не  'нашла этой заветной
лужайки... Нет ее ни среди роз, ни в лилиях, ни на ковре фиалок...
     -- Может быть, она в том уголке, поросшем грустными цветами, где ты мне
показала статую ребенка со сломанной рукой?
     -- Нет, нет!
     --  Тогда, быть  может, в  глубине пещеры, рядом с прозрачным ручейком,
где потонула большая мраморная женщина, у которой размыло все лицо?
     -- Нет, нет!
     Альбина на  минуту задумалась. А  потом продолжала, будто  разговаривая
сама с собой:
     -- С  первых  же дней я  принялась за  поиски. Я проводила целые  дни в
Параду,  шарила по всем зеленым закоулкам, и  все  только  для  того,  чтобы
когда-нибудь  добраться  до  этой лужайки.  Сколько  я  понапрасну  потеряла
времени, пробираясь сквозь терновник в самые отдаленные уголки парка!.. О, я
бы сразу узнала этот волшебный приют по громадному дерезу, которое раскинуло
над ним шатер из  листьев, по его  мягкой, как  плюш,  шелковистой траве, по
стенам из зеленого кустарника, через который не могут пробраться даже птицы!
     И она обвила шею Сержа рукою и стала настойчиво его умолять:
     --  Скажи:  теперь мы  станем искать  вдвоем и найдем  его... Ты  такой
сильный, ты будешь раздвигать сучья, и я заберусь в

     самую  чащу.  Когда  я  устану,  ты  меня  понесешь;  ты  мне  поможешь
перебираться через ручьи; если мы заблудимся, ты сможешь влезть на дерево...
И какая будет радость, когда  мы усядемся, наконец, рядышком под  лиственной
крышей, посреди полянки! Мне говорили, что там в одну минуту люди переживают
как  бы  целую  жизнь...  Скажи!  Добрый  мой  Серж! С  завтрашнего  дня  мы
отправимся  на поиски, перероем все заросли  парка одну  за другой,  пока не
исполнится наше желание, хорошо? Серж улыбнулся и пожал плечами.
     -- А зачем это? --  сказал он.-- Разве нам плохо  в цветнике? Останемся
лучше с цветами. Зачем искать счастья далеко, когда оно тут, рядом с нами?
     --  Там  погребена  покойница,--  зашептала  Альбина,  снова  впадая  в
мечтательное настроение.-- Ее убила  радость, счастье сидеть на этой поляне.
Там  тень  от  дерева зачаровывает людей  до смерти... Я бы тоже хотела  там
умереть. Мы легли  бы  рядом друг  с  другом,  взявшись за  руки,  и  навеки
заснули, и никто бы нас не отыскал никогда.
     -- Нет, молчи, не огорчай меня,-- с беспокойством перебил ее  Серж.-- Я
хочу жить  под солнцем, подальше от  этой  гибельной  тени!  Твои слова меня
тревожат;  они  еще накликают  на  нас  непоправимую  беду!  Ведь,  наверно,
запрещено сидеть под деревом, тень которого вызывает смертоносную дрожь.
     -- Да, запрещено,-- торжественно  заявила Альбина.-- Все местные жители
говорили мне, что это запрещено.
     Наступило  молчание.  Серж поднялся  с  дивана,  на котором  лежал.  Он
засмеялся  и  стал  уверять,  что такие  истории  его  не  занимают.  Солнце
садилось, когда  Альбина согласилась,  наконец,  сойти ненадолго  в сад. Она
повела его налево,  вдоль глухой стены, к  заброшенным  и  заросшим  колючим
терновником развалинам; здесь некогда помещался замок; земля вокруг была еще
черна от пожарища, разрушившего стены здания. Кирпичи в зарослях полопались;
обвалившиеся  стропила гнили.  Все это  походило на  нагромождение  каких-то
бесплодных  утесов, рухнувших, потрескавшихся, одевшихся жесткими  травами и
лианами,  которые заползли в  каждую  скважину, точно  ужи. Альбина  и  Серж
придумали  себе забаву--обойти  во  всех  направлениях  эти  развалины.  Они
спускались .во  все  отверстия,  обыскивали все  закоулки,  точно  надеялись
прочесть  повесть былой  жизни на  этом пепелище. Они не сознавались в своем
любопытстве, беспечно гоняясь друг за другом среди этих лопнувших половиц  и
опрокинутых перегородок, но в действительности все их мысли были заняты лишь
легендою этих руин и этой дамой, что была прекраснее дня и касалась  подолом
своего шелкового платья  тех ступеней, где теперь  лениво прогуливались одни
только ящерицы.

     В  конце  концов Серж взобрался на самую высокую груду обломков  и стал
оглядывать парк  с  его развернутыми повсюду огромными  зелеными скатертями,
отыскивая  среди  деревьев  серое  пятно   павильона.   Альбина,  сделавшись
серьезной, молча стояла рядом с ним.
     _ Павильон там, направо,-- сказала она,  хотя  он и не  спрашивал ее.--
Это все, что  осталось от  здешних построек... Видишь, в  конце этой липовой
аллеи?
     И снова оба  замолчали. А  потом,  словно продолжая вслух невысказанные
ими мысли, Альбина произнесла:
     -- Когда он шел к ней, ему надо было спускаться по этой аллее; потом он
огибал те вон толстые каштаны и входил  под липы...  Идти ему приходилось не
больше четверти часа.
     Серж  не раскрывал рта. На обратном пути они прошли по аллее, обогнул и
толстые каштаны  и вступили под липовые  своды. То был  путь любви. На траве
они  старались  обнаружить  следы шагов,  какой-нибудь  оторвавшийся бантик,
какой-нибудь пахнущий прошлым предмет,--  словом, какой-нибудь знак, который
бы  ясно показал им, что  они--на тропинке, ведущей к радости жизни  вдвоем.
Наступала ночь; парк уже замирающим, "но еще громким голосом взывал к ним из
глубины своей зелени.
     --  Погоди,--  сказала  Альбина,  когда  они  подошли  к павильону.--Ты
поднимись наверх только минуты через три.
     .  И она весело  побежала  и  заперлась в комнате с  голубым  потолком.
Заставив Сержа дважды постучать в дверь, она, наконец, немного приоткрыла ее
и встретила его старинным реверансом.
     --  Добрый  вечер,  дорогой мой  сеньор,--  сказала  она  и  поцеловала
Сержа...
     Эта  выдумка в  высшей степени им  понравилась. Они совсем по-ребячески
стали  играть  во влюбленных, словно стараясь  вызвать  к жизни  ту страсть,
которая некогда умирала в  этом  приюте  неги. Они учились  ей  и как  будто
отвечали  урок, очаровательно ошибаясь. Они не  умели  целоваться  в губы, а
только в щеку... В конце концов они принялись, звонко смеясь, танцевать друг
против друга, не умея иначе  выразить то удовольствие, которое доставляла им
их любовь.
        "IX"
     На  следующее  утро Альбина захотела с рассветом отправиться на большую
прогулку,  которую задумала  еще  накануне.  Она  весело  топала  ножками  и
говорила, что они за день не обернутся.
     -- Куда же ты меня поведешь? -- спросил Серж.

     -- А вот увидишь!
     Но он взял ее за руки и посмотрел ей в лицо.
     --  Надо  быть  разумными,  не  правда ли?  Я не  хочу искать ни  твоей
полянки, ни твоего дерева, ни твоей смертоносной травы.  Ты ведь знаешь, что
это запрещено.
     Она слегка покраснела и запротестовала: она вовсе и не  думала об этом.
Но затем прибавила:
     -- Однако если мы найдем, не разыскивая, а так, случайно, неужели ты не
сядешь там, рядом со мной?.. Значит, ты меня мало любишь!
     Они отправились.  Пересекли напрямик  цветник  и даже  не остановились,
чтобы посмотреть  на  пробуждение цветов, омывавших  свою наготу росою. Утро
было совсем розовое, как  улыбка  прекрасного ребенка,  который приоткрывает
глаза, лежа на белой подушке.
     --  Куда  ты  ведешь  меня?  -- повторил  свой вопрос  Серж. Но Альбина
смеялась и  не  хотела  отвечать.  Когда  же  они подошли  к  водной  глади,
прорезавшей сад в конце цветника, ошеломленная Альбина остановилась. Река от
недавних дождей была еще сильно вздута.
     -- Нам ни за что не перейти,-- пробормотала она.-- Обыкновенно я снимаю
башмаки и подбираю юбки. Но сегодня вода будет нам по пояс.
     С минуту  они шли вдоль берега в поисках брода. Альбина  говорила,  что
это  ни к чему, что ей все переходы известны. Когда-то здесь был мост, но он
обвалился, засыпав реку большими камнями; между ними вода бежит и пенится.
     -- Садись ко мне на спину,-- предложил Серж.
     -- Нет,  нет, не  хочу! Ты еще поскользнешься, и мы оба хлебнем воды...
Ты и не знаешь, какая предательская штука эти камни!
     -- Садись же ко мне на спину!
     В конце концов она соблазнилась. Разбежалась и прыгнула, как мальчишка,
так  высоко,  что  вскочила  прямо  на плечи  к  Сержу  и оседлала  его.  Он
закачался,  и Альбина крикнула, что  он еще  недостаточно  крепок,  что  она
сойдет  вниз. Потом  она прыгнула  снова, на этот раз в два приема. То  была
восхитительная игра.
     --  Скоро ли  ты  кончишь? --  спросил молодой  человек и  засмеялся.--
Держись теперь крепче! Наступает решительная минута.
     Тремя легкими  прыжками  он перескочил  на  противоположный берег, едва
замочив  кончики  ног.  Однако на середине реки  Альбине показалось,  что он
поскользнулся. Она вскрикнула и обеими  руками ухватилась за его подбородок.
Но он уже был на другом берегу и мчался с нею галопом по мягкому песку.

     --  Эй, эй! -- кричала она,  вполне успокоившись,  и  очень забавлялась
этой новой игрой.
     И  он  бежал,  пока  ей  хотелось этого,  топоча ногами, подражая стуку
лошадиных копыт. Она щелкала языком, а руками захватила две прядки его волос
и тащила, и поворачивала его, как вожжами, -- направо, налево.
     -- Ну вот, мы и приехали! -- сказала она и легонько похлопала Сержа  по
обеим щекам.
     Альбина соскочила на землю, а он, вспотев, прислонился к  дереву, чтобы
перевести дух.  Тогда она на  него  заворчала и стала грозить,  что не будет
ухаживать за ним, если он опять
     заболеет.
     -- Вот пустяки!  Мне это только  на пользу,-- отвечал  Серж.-- Когда ко
мне полностью вернутся силы,  я каждый день стану носить тебя на руках целое
утро... Куда ты меня ведешь?
     -- А  вот  сюда,  -- ответила  она, и они  оба уселись  под  гигантской
грушей.
     Они находились в старом фруктовом саду. Живая изгородь из боярышника --
целая стена зелени с редкими просветами -- отделяла в этом месте часть сада,
настоящий лес плодовых деревьев, к которому нож садовника не прикасался  уже
целое   столетие.  Иные  из  стволов   мощно  раскинулись  во  все  стороны,
искривленные,   согнутые  ударами   бурь.  В  других,   узловатых,  покрытых
наростами, образовались такие глубокие  дупла, что  деревья, казалось,  были
прикреплены  к почве лишь гигантскими пластами своей  дряхлой коры.  Высокие
ветви,   каждый   год   пригибавшиеся  под   тяжестью   плодов,   разбросали
далеко-далеко непомерно  длинные  сучья;  но даже  те  из них, которые  были
настолько перегружены фруктами, что подломились под  их тяжестью  и касались
земли, все  же не переставали плодоносить,  питаясь соком через надломленные
места. Сами  деревья образовали  естественные подпорки друг для друга,  иные
сделались чем-то вроде искривленных столбов для поддержки лиственного свода.
Свод этот то шел над длинными коридорами, то раскидывался легким навесом, то
распластывался почти  на уровне земли, словно  прогнувшаяся  кровля.  Вокруг
каждого колосса дикие побеги  образовывали целые чаши,  прибавляя  к  старой
зелени  лес  молодых  стеблей  с  кислыми,   изысканного  вкуса  плодами.  В
зеленоватом свете дня, струившемся, как  прозрачная вода, в  безмолвии  мхов
слышен был только глухой стук от падения срываемых ветром плодов.
     Там были патриархи -- абрикосовые деревья, еще бодрые, несмотря на свой
преклонный возраст, с парализованным боком и  целым лесом мертвых  сучьев --
точь в точь леса кафедрального собора;  но другая сторона этих деревьев была
еще

     жива и молода; нежные, свежие ростки  пробивали здесь их грубую кору со
всех  сторон. Почтенные сливы, поросшие мхом, все еще вытягивались навстречу
горячему  солнцу,  и  ни  один  лист  на  них  не  поблек.  Вишневые деревья
образовали  целые города  с многоэтажными домами, с лестницами, с площадками
из ветвей, на  которых уместились бы  десятки семейств.