о разговора по
телефону. Он устал носить в душе всю эту ношу.
 - Ты в порядке, Адам? - спросил отец, собрав на лбу морщины.  Отец  сел
напротив него на кушетку.
 Адам смотрел на шарик для пинг-понга.  Он уже  не был полной луной - он
был просто шариком.
 - Что-нибудь произошло? - спросил отец, легким и веселым голосом, таким
же голосом он общался с матерью, когда ей было нелегко.
 Адам  закрыл глаза.  И без  всякой  подготовки,  не  задержав воздух он
сказал:
 - Что все это, Па? Кто такой мр.Грей или  мр.Томпсон? Кто эта женщина -
кто  эта  Марта, та,  которой Мем звонит каждую неделю? Что за этим следует,
Па?
 Он знал, что задавая эти вопросы он испытывал  себя, выкладывая то, что
он  шпионил и подслушивал. И он также  глубоко и печально осознавал, что эти
ответы могут в корне изменить его жизнь,  поменять ее ход и  ход  их жизни -
то, что он не мог осознать  раньше. Наверное, поэтому он не  спешил задавать
эти  вопросы  в самом  начале,  и  наверное поэтому  он не  хотел  думать  о
переменах. Но вопросы уже были заданы. И он открыл  глаза и смотрел  прямо в
глаза отцу.
 - Иесус, -  воскликнул отец, и Адам уже не знал, когда отец бранился, а
когда  молился. - Иесус, - воскликнул он снова,  думая долго и напряженно: в
знаке и печали - в глубокой печали.
 Отец взял его за плечи, деликатно, заботливо - скорее даже по-дружески.
 - Как много ты знаешь, Адам?
 -  Не  знаю, Па. Не  очень много. - его голос звучал нелепо,  отдаваясь
эхом в комноте.
 - Конечно. Я пришел  сюда безо  всякого гнева  на тебя,  задающего  эти
вопросы. Ты что-то подозреваешь? Я вижу ты  смотришь на  меня, на  нас -  на
мать  и на меня, изучешь нас.  Ведь  ты недавно прятался  где-то недалеко от
дома. Слушая.  Вынашивая.  Сперва  мы  думали,  что это была Эмми,  ведь  ты
бредишь ею. Я  пытался убедиться в этом. И  я всегда ужасался дня, когда  ты
вдруг задашь эти вопросы. - он снова задумался. - И этот день настал.
 - Ты пришел рассказать мне, Па, обо всем этом? - спросил Адам. - Я хочу
знать.
 - Конечно же,  ты должен  это знать. Это  твое право. Теперь ты  уже не
ребенок. Я думал,  что это произойдет намного позже. Еще не было подходящего
момента...

 Т: И он тебе рассказал?
 А: Да. Да, он рассказал мне.
 Т: И что он тебе рассказал?
 А: Что меня зовут Пол Делмонт, а не Адам Фермер.
 (пауза 15 секунд)
 Т: Будешь продолжать?
 А: Да. Я в полном порядке.
 Т: Тогда - что еще отец тебе рассказал?
 А: Все...

 ---------------------------------------

 Т: Все?
 А: Пожалуй, почти все. В ту ночь моим первым воспоминанием был автобус.
Я был  прав говоря о том, что отец был печален. Мы убегали прочь,  переезжая
на  новое место  жительства. И в тот день, что  с  собакой.  Мы скрывались в
посадке деревьев, потому что отец заметил одного из них.
 Т: Кого из них?
 А:  Я сейчас не очень  уверен, но думаю, что  знал его  - возможно, это
вернется ко мне. Но  в тот день в подвале отец рассказал мне, кто я, кто он,
кто мы  все. Внезапно  я  узнал многое из  того, что, очевидно,  я  не  знал
раньше. Все изменилось в один день, в том подвале, за несколько часов...

 Настоящее  имя его  отца  было  Энтони  Делмонт. Он  был  репортером  в
маленьком  городке  в окрестностях Нью-Йорка. Тот  городок назывался Блаунт,
населением  около  30 000  человек. Он был знаменит  возвышающимися  над ним
высокими холмами,  с  прожилками  гранита. Те холмы разрабатывали  несколько
итальянцев, пересекших Атлантику сто лет  тому  назад,  специализирующихся в
обработке  мрамора  и   гранита  -  среди  них  был  прадед  Адама.  Карьеры
разрабатывались дальше. Итальянцы остались и ассимилировали в этом городке и
в этом штате. Это были  светлокожие, светловолосые  люди из северной Италии.
Они занимали террасы  склонов на  этих холмах. Дедушка  Адама первым в своем
поколении  получил  образование, он закончил юридическую  школу и делал свою
скромную  карьеру управляющим  в  юридическом офисе  в  центре Блаунта. Отец
Адама  не  стал  заниматься законами.  Он  учился словесности в Колумбийском
университете  в  Нью-Йорк-Сити и стажировался в  Миссурийской  Высшей  школе
получая  профессию  журналиста.  Со  степенями  и  дипломами  в портфеле, он
вернулся в Блаунт и начал работать репортером в "Блаунт Телеграф". Он быстро
продвинулся  и стал штатным  репортером, ведущим политическое обозрение. Ему
нравилось работать в газете. Он интриговал с сильными мира сего, конечно же,
не  в  буквальном  смысле,  наполняющим  книги в  библиотеках,  но  прямо  и
острословно,  что  повлекло за собой  появление  новых интересных  и  острых
статей. Эти слова пришлись очень даже к месту. Актив газеты посчитал опасным
и  рискованным  публиковать  его  материалы. Зато Раско  Кемпбел,  хозяин  и
редактор  газеты  "Телеграфер",  поддержал   отца  Адама  в  его  намерениях
держаться   подальше   от   поверхностных  аспектов,   искать   важное   под
поверхностью,  выкорчевывая  наружу  все,  что  могло  быть  скрыто  и  было
недосягаемо  для любопытного читателя. Ассоциация  журналистов, собирающаяся
ежегодно,  присудила  ему  звание "Репортера  года"  за серию  публикаций  о
запутанных делах коррупции в Блаунте  -  должностные лица в Городском Совете
были замешаны в даче взяток при закупке снегоочистителей и грузовиков. Раско
Кемпбел был доволен. Порой он позволял себе транжирить премии,  присужденные
его  репортерам,  и  делал  это быстро - за  несколько дней. Однажды хозяина
снова заела гордость - как много газет такого же масштаба, как и его газета,
принимают специальные статьи от своих людей, сидящих во власти штата?
 Между тем, отец и мать Адама познакомились и поженились. Ее звали Луиза
Нолен,  голубоглазая и темноволосая,  скромная и красивая -  дочь трагически
ушедших родителей.  Ее мать умерла  при  родах своего второго ребенка, а  ее
отец, художник  из  благородного сословья, известного в окретностях Блаунта,
утопал  в  пиве, в виски,  в  роме или в подобном бальзаме,  помещающимся  в
бутылку. Одной  январской ночью  он окаченел,  упав  в  оцепенении в снежный
сугроб  посреди аллеи. Усердно работающий молодой репортер спас Луизу  Нолен
от ее горя, и они наконец поженились в  Церкви Святого  Джозефа.  Мать Адама
была католичкой всю свою жизнь - искренная вера  в  бога всегда сопровождала
ее через все  тяготы жизни, особенно после смерти отца. Свадьба была знатной
и  простой. Родители  обоих  умерли,  и  у  них  только  оставались  дальние
родственники, расбросанные  в  этой части штата. После  медового  месяца  на
Ниагарском  водопаде  они осели в  пятикомнотном домике в Блаунте в тени тех
самых  холмов, что  обрабатывали предки Адама. Быстро появился на свет Адам,
сладкий и нежный ребенок (его вгоняло в краску, когда родители описывали его
так), и жизнь была прекрасной...

 Т: Да, да. Вижу, вижу ...
 А: В  вас звучит какая-то нетерпимость. Жаль. Я вдаюсь в слишком мелкие
детали? Я думал, что вы хотели открыть во мне все.
 Т: Да, конечно. Я извиняюсь за то, что так выгляжу. Мы так много прошли
вместе.
 (пауза 5 секунд)
 А: Что же действительно вы хотите знать обо мне? Какие вопросы у вас ко
мне обо всем этом?
 Т: Должны ли мы снова обсуждать причины? Мы согласились с тем, что наши
совместные беседы являются путешествием, открывающим в тебе все, что  было с
тобой в последнее время.
 А:  Но  мне что-то не ясно, что  важнее - то, что я нахожу вокруг себя,
или то, что находите вы.
 Т: Ты должен избегать  лишних сомнений - они только задерживают процесс
открытия и мешают тебе оставить эти страшные пустоты.
 (пауза 6 секунд)
 А: Верно. Мне жаль. Ведите меня, как вы говорили.
 Т:  Тогда надо нам придти к этому. Надо исследовать все, что произошло,
из-за чего ваша семья была вынуждена оставить ту  идилию, что окружала вас в
Блаунте, ночью на автобусе...

 Он мог вспомнить отцовский рабочий стол в подвале в тот день, шарик для
пинг-понга, похожий на  маленькую  планету, висящую в космосе,  голос  отца,
пленящий его и увлекающий - и  еще какая-то малая его часть была изолирована
от мира  и  одинока  - та  самая,  что  не была  Адамом  Фермером,  а  неким
продолжением - Полом Делмонтом. "Я - Пол Делмонт." - голос шептал от куда-то
со  стороны,  из  вне.  "Пауло Дель-мон-те-е". Так  кто же он - Адам Фермер?
Откуда он? И, в конце концов, его отец рассказал ему, что Адам Фермер пришел
из очень далеких времен, когда еще существовал репортер Энтони Делмонт, но в
какой-то  день  он стал  Девидом  Фермером  -  бесповоротно, утвердившись  в
документах,  зарегистрировавшись  в  Доме  Штата  Албани.  Новая  информация
перевернула всю их жизнь бесповоротно...

 Т: Какого рода информация?
 А: Он не говорил об этом. Но я знаю, что много информации о вовлеченных
в коррупцию властях.
 Т: О властях уровня Штата или Федерации?
 А:  И тех,  и  других.  Но были вовлечены не  только власти.  Это  были
сложные связи.
 Т: И что же это были за связи?
 А: Между уголовными синдикатами, говорил он, и государством, от местных
органов управления и до Белого Дома.
 Т: Что было особенного в этих связях?
 А: О, теперь вы снова  похожи на  следователя -  вы словно ищете особую
информацию, ту, которая не имеет ко мне никакого отношения, как к личности.
 Т: Все  имеет к  тебе какое-либо отношение, и  как  к личности  тоже. В
биографии  каждого из нас  есть какие-нибудь  случайные особенности.  Ты  не
давал   взяток   в   генералитете  -   неизвестно,  недоказуемо?  Недостаток
особенностей - а это не плод ли твоих ночных иллюзий в два часа ночи?
 (пауза 5 секунд)
 А:  Мне  жаль.  Между  прочим,  он  говорил, что информация, которую он
нашел, на  раскрытие которой ушел  год,  многому  его  научила.  Информация,
подтвержденная,  в   Вашингтоне.  Перед  специальным  комитетом  Сената.  За
закрытой дверью.  Без  телекамер.  Без  репортеров.  Позже,  это могло стать
обвинительным  заключением,  арестом.  Но  показания  были даны  в  секрете.
Иначе... Иначе что? Я помню его точные слова, что иначе его жизнь была бы не
дороже никелевой  вилки.  Я  никогда  не  слышал раньше этого выражения,  но
быстро понял, что это значит.
 (пауза 5 секунд)
 Следуем дальше. Он вернулся  из Вашингтона и подтвердил, что он дал все
доказательства  следователю для ведения дела.  Ему сказали, что  он защищен,
его личные данные засекречены. Он верил им, но все равно прятался почти год,
в гостиничном номере. Пришел домой лишь один раз, чтобы увидеть мать и меня,
остерегаясь  своего  присутствия дома,  скрываясь,  в  тени.  Я  был  совсем
ребенком.  Мне было два или три года. Он говорил, что носил в себе  вину все
это время,  но  это был  его  выбор. Еще он говорил, что он  был гражданином
старой  закваски, он верил,  что все, что он делает, правильно  и необходимо
для страны, раскрыть и доставить как можно больше информации.
 Т: Раньше, ты говорил, что он рассказал тебе  почти все. Что ты думаешь
об этом?
 А:  Он  сказал, что  многое  он  не  мог мне рассказать.  Для  моей  же
безопасности.
 Т: И как же это обеспечивает твою безопасность?
 А: Он говорил,  что  если я начну уточнять детали, факты, то у меня  не
будет возможности  дать  ход  этой информации. Он говорил, что если придется
проходить детектор лжи или какую-нибудь другую проверку - другими словами, я
должен всегда говорить  правду, даже если бы была  использована какая-нибудь
фантастическая сыворотка правды, и я не должен ничего менять - никогда.
 Т: Как ты думаешь, что ты можешь изменить?
 (пауза 6 секунд)
 А: Забавный вопрос.
 Т: Как это понимать - забавный?
 А: Это  если  ваш  вопрос об изменении задан в попытке как-то  изменить
меня. Я не знаю - я отказываюсь.
 Т:  Конечно, ты отказываешься.  Может  у  меня  есть  предположение?  Я
полагаю,  что  это  особый  случай:  твои  сомнения  о  вашей  семье  -  это
самозащита. Когда повзрослев, ты обнаруживаешь что-либо существенное в своем
прошлом,  ты зацикливаешься,  повышаешь  голос  подозревая  мои  вопросы, ты
боишься, потому что ты не хочешь смотреть в глаза своему прошлому.
 А: Я не боюсь. Я хочу знать.
 Т: Тогда надо идти вперед, не устраняясь, не останавливаясь.
 А: Замечательно...
 (пауза 5 секунд)
 А: Где мы остановились?
 Т: Показания в Вашингтоне...
 А: Хорошо, в конце-концов все становилось  на свои места. Отец вернулся
в Блаунт, к своей работе. Мр.Кемпбел отпустил его  в  отпуск.  Он думал, что
розыщет  в  Вашингтоне папку с  делом.  Государство платило отцу  жалование.
Между прочим, все прошло гладко. Даже слишком. Обвинение было вынесено. Были
произведены негромкие аресты, внеочередные отставки в  Вашингтоне. Он только
хотел вернуться к прежней жизни, быть с семьей. И произошло...

 Бомба.  Она была подложена в  машину и ждала,  когда  его отец повернет
ключ  в  замке.  Но  взрыва не  было.  Участковый  полицейский  заметил двух
странных людей, шепчущихся недалеко от дома Делмонтов. Телефонный звонок  из
главного   управления   полиции  заставил   отца  остаться   дома.   Команда
специалистов по взрывным устройствам окружила место и отогнала машину прочь.
Затем они доложили, что обнаружили бомбу, способную уничтожить машину и все,
что может оказаться в радиусе десяти футов, если нажать на акселератор.
 Следующее покушение произошло три ночи спустя. Его  отец поздно работал
в газете. Он был нервозен и раздражителен, что-то готовя к публикации, но он
не признавал в себе ощущения тревоги. Внизу, в  отделе пропусков, на входе в
здание сидел  новый офицер, уполномоченный шефом полиции по требованию Рокки
Кемпбела. Отец закончил  писать - третья часть серии  о возможном скандале в
торговом отделении муниципалитета. Когда за короткое  время  были растрачены
гонорары, полученные за оборудование, которое реально не  существовало. Отец
спустился  вниз. Ему надо было отметиться у  полицейского офицера, комфортно
рассевшегося в кресле.  Офицер повернулся к нему - в его руках был пистолет.
Отец оторопел.  Дуло  было направлено  отцу  в лицо, хладнокровный  взгляд -
взгляд наемного убийцы, чекнутого. Страшная тоска овладела им: ему надо было
спрятать  жену, сына -  они  могли  остаться  одни,  брошеными.  Пистолетный
выстрел  прогремел где-то  в стороне,  отзываясь эхом  той  не  взорвавшейся
бомбы.  Отец  пришел  в  себя  и  увидел  все,  словно  в  замедленном кино:
полицейский привстал, рот открылся,  глаза выпятились из орбит. Он повалился
вперед, пистолет выпал из его руки и запрыгал по полу.
 Этой ночью мр.Грей вошел в их жизнь...

 Т: Много  интересного, хотя, похоже, тебе не нравится это слово. Кем, в
конечном  счете, был  для  вас  мр.Грей? По сей день, он  для тебя  выглядит
фантомом, иногда вспыхивающим в вашей жизни и вне ее.
 А:  Он работал во власти - в федеральной власти. Отец  рассказывал, что
мр.Грей появился в самом начале, еще в тот момент, когда отец  впервые давал
показания. Он был посторонним, наблюдателем, в ожидании...
 Т: Телохранителем?
 А: Нет. Более чем. Отец  говорил, что  он был  одним из реальных людей,
работающих в новом правительственном отделе.
 Т: В каком отделе?
 А: Надо подумать.
 (пауза 5 секунд)
 А:  Я вспоминаю заголовок  - это U.. Deartmet  of Re-Iditificatio.
Предполагается,  что для защиты  людей. Для обеспечения людей новыми личными
данными, после чего они имели возможность скрываться.
 Т: Скрываться от кого?
 А: От тех, против кого они давали показания.
 Т: Жаль, но мне не все ясно.
 А: Мне надо попытаться вспомнить полностью, что отец говорил мне.
 (пауза 5 секунд)
 А: У меня начинает трещать голова.
 Т: Хочешь пилюлю?
 А: Нет. Я больше неперевариваю пилюль.
 Т: Что ты подразумеваешь под словом "не перевариваю"?
 А: Я не уверен, что  теперь  хоть что-то правильно  -  дайте мне минуту
подумать - подумать обо всем, что отец говорил мне, все что он говорил об...

 Они разговарили. Или, скорее, отец рассказывал, а Адам слушал. Он также
задавал  вопросы, сто вопросов, тысячу, а то и более. В тот день и следующие
за ним,  когда  Адам  наконец узнал, кто же  он на  самом деле, они  с отцом
общались без остановки. Ледяная стена, за которой скрывалась истина, наконец
треснула.   Они   говорили  в   панелированной  комноте   в  подвале,  потом
прогуливаясь по улице, сидя в ресторане, расположившись на скамейке в парке.
Отец объяснял частую смену места общения тем, что в панелированной комноте -
в "бронированной"  комноте могли  быть установлены "жучки" -  подслушивающие
устройства, работающие для Серого человека и его окружения.  В  этой комноте
говорили  лишь о  том,  что можно  было  довести  до ушей  Грея,  а обо всем
остальном  -  лишь  только  в  движении, переодически  смешиваясь с  толпой,
приходя  в  публичные  места  и  уходя  от туда  -  сводя  к минимуму  шансы
подслушать их  разговор. На  протяжении всего разговора отец  обнажал все их
прошлое, до  сих пор неизвестное  Адаму,  и одевал  его  в  совершенно новые
одежды.
 "Проанализировав все это, -  сказал его отец. - становится ясно, что мы
действительно  не   имели  выбора.   Грей  отсек   нам  все  возможности   и
альтернативы. Он  помог  реидентифицироваться. Отдел,  в котором он работал,
спасал от проблем, внезапно обрушивающихся на людей, дающих показания против
организованной   преступности.  В  начале  это   были   те,   кто  сам  имел
непосредсвенное  отношение к  криминалу - члены  организаций  и  синдикатов,
мечущиеся  между разными интересами,  но решившие порвать связь с преступным
миром.  Выступая  перед судом  они  просили защиты.  Многим из них был нужен
телохранитель, и  ничего больше. Некоторых  после суда  отправляли в тюрьму,
тем  самым делая  их недосягаемыми  для  криминальных структур.  В некоторых
случаях,  для  свидетелей,  неподпадающих под  действие закона,  создавались
новые имена, новые личные  данные. Они начинали новую жизнь  на  новом месте
под новыми именами."
 Адам с  отцом брели по школьному двору, где несколько мальчиков и почти
в  двое  больше  девочек  играли  в  классики, их  крики  и смех  невинности
перемешивались со свежестью полуденного воздуха.  Адам внезапно почувствовал
себя чужаком.
 "Грей  объяснил  ситуацию,  -  продолжал отец,  ничего не  опасаясь  со
стороны детей или солнца, сияющего с небес, но его глаза бегали по сторонам.
- Моя жизнь,  как я понял, была кончена.  Меня  будет ждать бомба, пуля  или
что-нибудь еще, чтобы как-нибудь один раз поставить точку  над моей  жизнью.
Он был  моей  сторожевой  собакой  с самого  начала. Он и  один  его человек
подняли на ноги управление полиции, когда в мою машину была  заложена бомба.
Один из людей Грея стрелял в убийцу, того, что был одет  в полицейскую форму
и  сидел  на выходе из редакции газеты.  Грей говорил, что  рано или  поздно
убийство произойдет. У меня не было шансов уцелеть. Как минимум меня ожидала
месть, или же расправа надо мной должна  была  стать уроком тому,  кто желал
быть свидетелем. Ведь они  не могли знать, как  много на  самом деле я успел
изучить в процессе расследования, и сколько еще я мог бы рассказать властям.
Или  же как много я знал всего,  что может стать очередным  доказательством,
если когда-либо раскроется еще хоть что-то содеянное ими."
 Отец  пинал камни и смотрел, как  они падают в водосток. "Я не герой, и
вроде  бы сильно не сопротивлялся, но все  пытался доказать Грею,  что  могу
использовать  свои шансы,  что мы  все-таки  в свободной  стране -  в стране
законов, гражданин которой  не должен прятаться для  собственной  защиты. Но
Грей привел свой решающий довод  - он сказал, что бомба  в машине могла быть
предназначена не только мне  одному, она могла взорваться, когда в машине со
мной оказался бы кто-нибудь  еще. Много возможных вариантов:  например,  вся
наша семья.  Он сказал, что на  тебя с матерью не распостранялась та защита,
которая  была  у  меня. Как можно дольше я продолжал быть Энтони  Делмонтом,
резидентом  города Блаунт,  Штат  Нью-Йорк. Я припоминаю подскудное ощущение
того, что было нечто порочное в нашей системе