вообще. Позже я вернулся домой
после  разговора  с  Греем  в  офисе  редакции  и  узнал, что  мать  приняла
телефонный  звонок.  Простой и короткий звонок,  в  котором  кто-то спокойно
проинформировал ее,  что на следующей неделе в Церкви  св.Джозефа  состоятся
похороны, будут  хоронить  двоих - ее мужа  и ее сына. Она останется одна на
всю жизнь - это будет ее наказание..."
 Солнце  не  так  чтобы  ослепительно  ярко  светило,  оно  было  просто
замечательным для шумных детских игр.
 "В ту  ночь, я позвонил Грею, пользуясь специальным номером, который он
мне дал."

 Т: И так, ваша семья ушла под прикрытие службы реидентификации,
 А: Да. Но в разные  дни это выглядело поразному. Отец говорил, что  они
были  любителями разного рода  фокусов.  Сегодня, есть програма реабилитации
официальных свидетелей. Официальными именами теперь занимается Конгресс. Все
проходит гладко,  спокойно и  прямо. Целые семьи перемещены,  обеспечены  не
только  новыми  личными данными,  но полной  семейной  биографией,  со всеми
документами  и  всей  официальной   регистрацией.   И  безопасность   всегда
обеспечена.  Но в  те дни програма была новой. Мы  были одними из первых, на
кого она распостранилась. Этого было более чем достаточно. Отец говорил, что
гонорара,  полученного  за  всю поднятую  им  информацию, хватило бы,  чтобы
финансировать все мое образование в колледже, но для этого нужно было пройти
многое.  Грей  и  его люди импровизировали  и обязательно  могли чего-нибудь
начудить.
 Т: Что они могли, как ты говоришь, "начудить"?
 А:  Вот пожалуйста, свидетельства  о рождении, например. Когда  мр.Грей
принес новые свидетельства, мой День Рождения был изменен с 14 февраля на 14
июля. Отец говорил, что Мр.Грей  был  в  ярости.  Он  хотел  нам  дать  наши
оригинальные даты рождения - так безотказней,  меньше случайных  оговорок  и
ошибок в датах  рождения при даче  каких-либо  показаний в будущем. Моя мать
также была расстроена - он сказал, что мать просто не смогла бы принять хоть
какие-нибудь перемены в дате рождения  ее сына.  Так мр.Грей оформил  другое
свидетельство о рождении.
 Т: Но твой отец держал оба свидетельства, ты как-то говорил.
 А:  Он  сожалел о  многих других промашках, и то, что дата рождения  14
июля могла попасть еще куда-нибудь. И было полезно оставить документ также и
с этой датой, чтобы исключить  какие-либо  недоразумения,  с которыми я могу
столкнуться  в будущем. Он хранил и этот конверт. Он говорил, что, возможно,
здесь есть ошибка и с его стороны, что в другой раз  он также мог что-нибудь
упустить.

 И эти  имена.  В голосе отца Адаму слышались смесь гнева и  отвращения,
когда он рассказывал про их новые имена.
 "Фермер, ради бога. Грей и его группа занялись  Фермерами. Американское
Объединение Белых Протестантов -  WA. И  здесь я итальянец, и твоя мать  -
ирландка.  И  оба  католики  -  твоя мать  искренне верующая католичка,  она
никогда не пропустит собранья в воскресенье или в праздник."
 Грей допустил много  вольностей, полагая, что семья  Фермер  перешла  в
Католицизм. Это могли быть баптистские сертификаты, подтверждающие бумаги.
 "Мы  были похожи  на кукол  - ты, твоя мать  и я. - говорил отец. -  Мы
словно совсем  не  контролировали  свою жизнь. В  общем  то так оно  и было.
Кто-то дергал  за нити,  и мы прыгали. Иногда,  я  думаю, что  иногда кто-то
отпускал злые шутки играя с нами. Твое имя: они подобрали для тебя имя Адам.
Чей-нибудь  каприз  - может быть.  Адам  -  первый человек. Я не  знаю. Мы с
матерью ощущали  беспомощность,  хотя эта  бомба  и этот  телефонный  звонок
заставили меня пойти на все. И так мы сами выбрали Монумент - Массачутес."

 Т: Почему Монумент, почему именно этот город, а не какой-нибудь другой?
 А: Вы слишком занудны.
 Т: Пожалуйста, больше не указывай мне.
 А:  Если  бы вы только слышали себя со стороны.  Вы словно уже  все это
слышали или через все это прошли.
 Т:  Приходится  задумываться  о  драгоценном  времени   очередной   раз
прослушивая всю эту банальную информацию. Если бы  знать, почему ваш мр.Грей
выбрал  Монумент  вашим   новым   местом   жительства,  возможно  была   еще
какая-нибудь на то причина, почему я должен спрашивать об этом?
 (пауза 10 секунд)
 А:  Мне кажется,  это логично.  Монумент расположен достаточно  далеко.
Отец говорил, что мать настаивала на  том, чтобы  остановиться где-нибудь на
севере.  Мр.Грей  был  согласен,  но не  из  сентиментальных соображений. Он
говорил,  что  важно  было найти  постоянное место  жительства,  смешаться с
окружением. Мы скрывались,  и нам не стоило объявляться внезапно где-нибудь,
например, в  Техасе.  Так  что  мр.Грей  оформил  для  нас  все документы, с
которыми  мы  могли  перебраться  в штат  Массачутес.  Расстояние  не решало
ничего.  Все равно  не избежать  оформления. У нас не было шансов когда-либо
вернуться в Блаунт...
 Т: В чем дело? Ты вдруг как с цепи сорвался.
 (пауза 7 секунд)
 А: Мне надо подумать минуту или две...
 (пауза 23 секунды)
 Т: Ты чем-то расстроен?
 А:  Я что-то  припоминаю,  я расказывал о том, почему мр.Грей совсем не
беспокоился о том, как нам когда-нибудь все-таки вернуться назад в Блаунт...

 Снова в подвале. Он и его отец. Мать наверху. Отец полез во  внутренний
карман  своей куртки  и  достал узкий, длинный и  хрупкий  конверт,  в таком
посылают  письма.  Какой-то  момент он находился у отца в ладони, словно его
рука была  чашей  весов,  и  отец словно  пытался определить его  вес, цену,
важность.  Наконец он вскрыл  конверт,  аккуратно отклеил  полоску "скотча",
которым было обмотано  содержимое. Он  раскрыл  что-то похожее  на  газетную
статью - желтая, хрупкая, газетная страница. Он дал это в руки Адаму.
 "Грей сказал, что  это наша страховка. Он обеспечил нас ею." - в голосе
отца проступила горечь, которую Адам раньше никогда у него не слышал.
 Он смотрел на огромный заголовок, что во главе  большой газетной статьи
в пять колонок. Он не читал саму статью. Заголовок рассказал ему все, что он
хотел узнать:

 Блаунтский репотер, его жена и сын погибли в автокатострофе на шоссе.

 А: Я сидел и думал глядя на статью: "Я умер. Я уже умер."
 Т: Это была шокирующая мысль?
 А: Не думаю, и я не уверен в чем-либо еще. Мне кажется, что я онемел. И
я онемевший по сей день.
 Т:  Ты  желаешь  остановиться?  Все  время для тебя собралось  в  кашу.
Существенно для тебя, но все это каша. Действительно прорыв. Но я думаю, что
ты должен теперь отдохнуть. Детали будем уточнять позже.
 А: Да.
 Т: Надо остановиться.

 ED TAE OZK012

 ----------------------------------

 Я  выхожу из оптеки, иду к паркометру и не вижу байк. Пять часов. Толпа
переходит  дорогу. Все спешат домой с заводов, с фабрик, из офисов и контор.
Тысячи  ног шаркают  по асвальту. Остановившийся на  остановке автобус  шипя
раскрывает  двери и  выплевывает  на  тротуар  людей.  Светофор  моргает  то
красным, то зеленым.  Машины  сигналят.  А я стою, словно отрезаный от всего
мира на маленьком невидимом островке, и  смотрю на пятно, где раньше был мой
байк. Не стоило оставлять его без присмотра. В крепко сжатой  руке отцовский
портфель. Я прижал его  к себе, опасаясь,  что кто-нибудь нападет на  меня и
вырвет  его  из  рук.  Ощущение  тревоги, и снова  начинает  болеть  голова,
наверное  мигрень - маленькое  пятно  боли, пульсирующее  вместе  с венами и
артериями у  меня  во  лбу,  над  глазами. Я трогаю  его пальцем, словно оно
осязаемо. Но мои глаза застряли на том пятне, где был мой байк.
 Оглядываюсь  вокруг,  может  быть,  кто-то сыграл  со мной  злую шутку,
сотворил  пакость,  спрятав  байк  где-нибудь  рядом.  За  двумя  маленькими
магазинами разинута пасть переулка, и я в него ныряю. Ничего, лишь парящие в
воздухе газетные листы, мусорные баки, и кот с драным боком прыгает с одного
бака  на  другой.  Он  смотрит  на меня и  шипит. Я  выхожу  прочь  глядя по
сторонам. Вижу только прохожих, а байка нет.
 Но  переулок снова  манит меня. Когда я найду  байк, то быстро уеду  от
сюда. Скорее всего надо искать его в переулках, так как тому, кто его угнал,
не  стоит  долго  оставаться  на  просторной  улице,  чтобы не  быть  вскоре
обнаруженным и не услышать вслед: "Стой, вор!"
 Я возвращаюсь в переулок - в узкий, шириной с небольшую комноту, просто
находка для мальчишки с  велосипедом, чтобы  скрыться с глаз. Вбегаю в узкий
коридор и  ударяюсь плечем  о шершавую  кирпичную стену. Переулок  настолько
узок, что  меня охватывает клаустрофобия, и боли возвращаются. Я  вспотеваю,
пот собирается липкими каплями подмышками и капает  под одеждой, что на мне.
Я  прохожу  весь переулок, наконец  вырываюсь  наружу  из этой  преисподни и
оказываюсь на заброшенной  площади, что за домами  главной  улицы.  Мусорные
баки, брошенная  машина без колес, лужа на песке, оконная рама без  стекол и
сумрак, прячущийся по всем углам.
 "Ты что-нибудь потерял, Мед?"
 Оглядываюсь вокруг, но никого не вижу. Меня это удивляет.
 "Наверху." - говорит голос робким южным акцентом смягчая слова.
 Он стоит  на  пожарной  лестнице, прямо  надо мной, на  уровне  второго
этажа.  Сощурив  глаза вижу огромного деревенского увальня в белой  рубашке,
распахнутой  на груди, не смотря на то, что в Новой Англии в  это время года
весьма прохладные сумерки. Но мои глаза привыкли  к полумраку.  Я постепенно
начинаю  видеть  его  сырое  лицо, пухлые  и  мокрые  щеки, влажный лоб.  Он
бестолку  прикладывает  ко  лбу  носовой платок.  Он стоит  прислонившись  к
железным перилам,  и лестница  скрипит. Инстинктивно, я отхожу  в сторону на
шаг  или на  два, опасаясь, что наверху вдруг что-нибудь отломается и рухнет
на меня вниз. Он назвал меня "Медом"?
 - Кто-то увел  мой  байк, - говорю я.  -  я  оставил его возле магазина
всего лишь на минуту или на две, а когда вернулся - его уже не было.
 - Это правильно, Мед,.. каждый день тут что-нибудь крадут,.. как бы это
сказать,.. что-нибудь такое,.. что не трудно утащить,.. но в последнее время
тащат и... то, что потяжелее...  - он много говорит, постоянно  повторяясь и
спотыкаясь на словах, выпячивая свой акцент.
 Удивлюсь,  если  он  увидит  мой  хмурый  взгляд  с  высоты,  когда   я
разглядываю его монструозное тело, сильно  вспотевшее в этот холодный вечер,
и все время его губы произносят слово "Мед". Он отвратителен, но почему-то я
уверен в том, что он  знает,  где  мой байк. Почему-то он спросил  меня,  не
потерял ли я что-нибудь, когда увидел меня сверху, стоящего здесь.
 - Ты не видел, кто-нибудь не проезжал здесь на байке? - спросил я.
 - Ты слишком долго стоишь на одном месте и  видишь множество  вещей.  -
говорит  он,  теперь  в его  голосе проступила  насмешка, словно он собрался
играть  со  мной в какую-то  игру.  -  Знаешь, что трудно?  Будучи  в  таком
положении застрять в  этой дыре и  ожидать того, что все вернется  к тебе, и
при этом ничего не предпринимать... Видишь, что я имею в виду?
 Я  вижу,  что он  имеет  ввиду. Металл перегородок,  перил  и  ступенек
пожарной лестницы - словно клетка, заключающая его вес и габариты.
 - Ты  живешь наверху? - спрашиваю я, не ожидая игры, а также и всплеска
его ярости. Он ничего не скажет, если я быстро повернусь и уйду.
 - Здесь квартира. Четыре комноты. Из  передних окон видна Майн Стрит, а
стоя здесь я могу видеть задние закоулки.  - он  поднимает руку на  открытую
дверь, похожую  на  те, что  где-нибудь в родильном  отделении.  -  Наконец,
неплохое место,  откуда я  могу наблюдать  за всем происходящим вокруг. Рано
или поздно можно что-нибудь интересное увидеть.
 - Я надеюсь, ты видел мой байк, - говорю я. - и того, кто взял его.
 -  Люди   теряют  вещи,   а  затем  они   иногда  расклеивают  бумажные
объявления... Знаешь ли,  если написать: "Потеря, велосипед, на Майн Стрит в
Хоуксете.  Вознаграждение.".  Вознаграждение,  Мед! Это  ключ. Что-нибудь до
тебя  доходит?  Ты  должен  обещать  вознаграждение. - в его  голосе  гремит
тяжелый   южный    акцент,   и    он   выговаривает   "вознаграждение"   как
во-озна-аграждение. К его южному акценту добавляется еще что-то  - то, что я
не хочу признать.
 - Я даю тебе вознаграждение, - говорю я, почти подражая его акценту.  -
Я даю тебе вознаграждение двадцать пять долларов.
 - И это  все  вознаграждение,  Мед?  -  говорит  он.  -  Вознаграждение
вознаграждений? - теперь в сумраке он начинает чесаться. Он чешет грудь, где
его рубашка расстегнута, и где блестят кучерявые  волосы. Он чешется  обеими
руками, все ниже и ниже, на уровне  живота и уже под ним, где-то в штанах. -
И это все... - говорит он. Его голос разносится в сумраке.
 У  меня снова  мигрень,  пульсирующая во лбу. Волна блевоты качнулась в
желудке. Во рту вкус кислоты и желчи.
 - Все, что я хочу, это только мой байк. - говорю я.  Мои губы дрожат. Я
расстроен  и  зол  одновременно, наверное, потому что  я  снова  ощущаю себя
маленьким ребенком и,  как и всегда, трушу. У меня в голосе хныкающие нотки,
и  я ненавижу себя за это, и  ненавижу этого жирного увальня, что стоит  там
наверху, и издевается надо мной. И еще я ненавижу того, кто  украл мой байк.
Теперь и я стал пульсировать, как мигреневая боль, что у  меня во лбу,  но с
ненавистью и злостью. Я стою и  ничего  не  могу с собой сделать,  трясусь и
дрожу  в надвижении вечера,  и  чувствую,  как к глазам  подкатываются слезы
беспомощности, и  холодный  гнев мурашками  щекочет  мои  щеки. Его огромная
фигура волнуется во влаге, словно он где-нибудь под водой.
 - Ну,  скажи  ему, кто увел его  байк. -  подключается  другой, звонкий
голос с новоанглийским ударением в словах.
 Я смахиваю слезы.
 Увалень  выдыхает огромную порцию воздуха, которой, наверное,  можно бы
расшевелить ветки на деревьях.
 - Давай,  говори ему.  -  доносится  голос  из  квартиры,  из-за  спины
увальня.
 Огромные складки подкожного жира пухнут на его лице.
 - Никогда не удается делать то, что хочешь, - говорит он себе, и теперь
это слова маленького ребенка.
 - Скажи ему, Артур. - говорит голос.
 - Варней-бой Джуниор - он взял  твой байк. - говорит увалень.- Проходил
через  этот переулок  минут  пятнадцать  тому  назад.  Он  всегда что-нибудь
крадет, иногда к нему приходят и забирают свои вещи обратно.
 - Где он  живет? - спрашиваю  я,  сморкаясь,  меня  удивляет то, как он
может стоять на холоде.
 -  Вверх  по  Майн  Стрит  за  Первой  Баптистской церковью. Это шутник
Джуниор Варней, знаменитый вор нашего городка, живет сразу за той церковью.
 - Заходи,  Артур, ты  запускаешь холод  в  квартиру. -  голос невидимки
зовет изнутри, вежливо и нежно.
 Увалень смотрит вниз на меня с тоской в глазах. Он говорит, со скорбью:
"Я никогда так не делаю."
 - Спасибо. - я смотрю вверх, просто из  любопытства, кто же там внутри,
и вижу, как его массивное тело с трудом протискивается в дверь. Я ловлю себя
на том, что шепчу про себя: "Извини.". Желудок болит, и мигрень пульсирует в
голове. Собираюсь идти  дальше по  переулку, чтобы выйти  наружу, по  следам
Джуниора Варней.  Меня  воротит от жирного  и  потного  тела того  огромного
увальня. Он действительно выглядит, как заключенный в клетку, когда стоит на
площадке пожарной лестницы. Когда за ним закрывается дверь, я еще раз шепчу:
"Извини", и выхожу прочь из этого ада.

 -------------------------------------

 TAE OZK013 0800 date deleted T-A

 Т: Этим утром ты в хорошей форме.
 А: Спасибо.
 Т: Ты встревожен.
 А: Меня что-то тревожит.
 Т: У нас потрясающий прогресс, не так ли?
 А:  Многое  уже прояснилось, но  еще  не все  -  недостаточно. Мне дали
что-то прохладное, что лучше чем пустота.
 Т: Хорошо. Я припомню некоторые важные особенности.
 А: Вы всегда говорите об особенностях - о каких?
 Т:  Я  имею  ввиду,   специфические  детали,  противоречащие   основной
информации.
 А: Вы имеете ввиду,  детали нашей жизни  в Монументе, и как мы к  этому
пришли?
 Т: Да, конечно, именно об  этом. Также  о причине  вашего  выбора места
жительства в Монументе.
 А:  Но  я  уже рассказывал  об этом.  Отец давал показания. И это  было
опасно.
 Т: Он рассказывал тебе о тех показаниях, естественно?
 А: Нет. У нас на это не было времени.
 Т: Что ты подразумеваешь под "Не было времени"?
 (пауза 9 секунд)
 А: Не знаю, не уверен.
 Т: Ты говоришь, а на лице твоем ужас. Ты хмуришься. Что-то случилось?

 Что-то  мрачное таилось нависая облаками над его сознанием. И снова все
стало на грань паники: озноб в костях, мрачная пучина а его мозгу...

 Т: Возможно,  этот вопрос беспокоит тебя. Почему бы не дать течь мыслям
свободно?
 А: Все  правильно. Это только на минуту, я снова провалился  в пустоту.
Вы знаете, она осталась.
 Т: Мы будем иногда чувствовать, как рано или поздно пустота будет к нам
возвращаться. Думай о том, как далеко уже от той начальной точки.
 А: Нам еще много осталось пройти?
 Т: Посмотрим.
 А: Вы полагаете, посмотрим на меня?
 Т:  В определенной степени, да. Посмотрим,  как  дальше будут протекать
наши  беседы,  и  что покажут медицинские  анализы. Скажи  мне, ты  перестал
скрываться от отца, после того, как ты узнал всю правду о вашей ситуации?
 А: Да. Мы провели много времени вместе.  Он приносил все свои извинения
за ту трудную ситуацию, в которой также оказалась и мать. Но на самом деле я
им гордился, он сумел вселить в меня  веру  в то, что  он был прав. Он делал
карьеру...

 Он вспоминал все, о чем спрашивал отца, при этом  все-таки боясь сильно
углубиться  в  его личные  тайны.  Рухнуло  все. Надо  было  начинать  жизнь
сначала, бросить карьеру,  друзей. Адам с  ужасом  подумал, что, если  вдруг
теперь, ему пришлось бы покинуть Монумент, бросить Эмми и все начать заново,
в новом городе, на другом конце света.
 - Конечно,  все  поломано,  Адам.  -  говорил отец.  - особенно у твоей
матери.  Я не собирался  покидать Блаунт и  всегда  считал,  что моя карьера
продолжится  где-нибудь еще. Я  мечтал об  этом с  детства, мечтал о дальних
поездках, о славе, обо всем, что происходит. Но  твоя  мать жила в Блаунте -
там необычные, особенные  люди. Самым тяжелым для меня было  бы оставить все
это. Я  бросил  работу  в  газете в  надежде на то,  что  ситуация  все-таки
переменится, и я, возможно, когда-нибудь вернусь к  этому делу. Грей считал,
что для меня было бы слишком  рисковано продолжить заниматься журналистикой.
Страховое дело меня не привлекало.  Но отдел всегда контролировал обстановку
в  легитимном бизнесе. Они могли купить или орендовать что-либо подходящее с
их точки зрения, не спрашивая тебя, и ты никак не мог на это повлиять.  В то
время для меня  было в наличии только страховое агенство. Мы построили новую
жизнь,  Адам. И  было  действительно  тяжело.  Но  приходилось думать  и  об
альтернативах.  Мы  были рады иметь  шанс.  Хотя это  всегда  страшно.  Даже
сегодня. Грей  сказал, что наши следы заметены. Три  тела кремированы десять
лет тому назад в Блаунте-Нью-Йорк. Но кто знает? Кто действительно знает?
 - Почему мр.Грей приезжает в Монумент так часто?
 -  Быть с нами в постоянном контакте.  Он приносит специальную денежную
премию два раза в год. Он также проверяет, насколько я помню все даты, что в
конвертах.  Он  также  приносит  подтверждения  того,  что  мы остаемся  под
защитой.  Иногда  он  проверяет  мою  память  на некоторые упущенные  факты,
наблюдения,  детали, сообщает что в  следующих конвертах может быть что-либо
важное.  Есть  и другие причины. Он никогда не упоминает,  какие -  я только
догадываюсь. Думаю, он наблюдает за мной.
 - Но зачем?
 - Я, действительно, не знаю. Может быть, чтобы  убедиться в  том, что я
не досягаем для других сторон.
 На  протяжении  всего  их  разговора  они  были  в  движении,  говорили
негромко,  побывали  на базаре у Церкви  Св.Иуды,  сменили  тему, когда Адам
угодил мячем в три деревянные  бутылки, составленные  в пирамиду. Затем  они
зашли в кинотеатр и купили билеты на фильм с Джоном Уайном. Адам не запомнил
его  название.  Они  говорили