оторый,  отважься  он хоть раз
подсесть к одному из таких окошек, уже через несколько минут вынужден был бы
убраться оттуда под хохот просителей.
     -  Отпустите   меня,  -  сказал  Карл,  чье   любопытство  относительно
швейцарской было удовлетворено с избытком, - я не хочу  больше иметь  с вами
ничего общего.
     - Этого  недостаточно,  чтобы уйти, - заявил  старший  портье,  стиснув
Карлу плечи  так, что он  рукой пошевелить не мог,  и буквально отнес  его в
другой конец помещения.  Неужто люди в вестибюле не видели этого насилия над
Карлом? А если видели,  то как они  все это  расценивали -  ведь ни  один не
остановился,  не постучал по стеклу, показывая старшему  портье,  что за ним
наблюдают и что он не вправе тиранить Карла?
     А вскоре  Карл потерял всякую надежду на помощь  из вестибюля, так  как
старший  портье  дернул  за шнурок и  задернувшиеся темные  шторы  мгновенно
скрыли полшвейцарской  от  посторонних  глаз.  В этой  части  помещения тоже
находились люди,  но они работали,  не видя и не слыша  ничего,  что не было
связано с их работой. К тому же они полностью зависели от старшего портье и,
вместо помощи Карлу,  скорее  помогли бы утаить  все,  что бы ни натворил их
начальник. Например, здесь сидели у шести  телефонов шесть младших портье. С
первого взгляда было ясно, что,  по инструкции, только один принимал звонки,
а его  сосед передавал по телефону в соответствующие инстанции полученные от
первого  данные.  Телефонные  аппараты  были  новейшего  типа,  для  них  не
требовалось специальных кабин, так как  звонки стрекотали не громче сверчка,
а в трубку можно было говорить  шепотом, и все равно  благодаря специальному
электрическому  усилителю  в  ушах абонента  слова  звучали  громко. Поэтому
голоса  троих  говоривших  по  телефону  были  еле-еле  слышны,  можно  было
подумать,  будто  они, бормоча,  следят за какими-то процессами в телефонных
наушниках,  тогда  как  остальные  трое,  словно  оглушенные  неслышным  для
окружающих шумом, склонились над бумагой, записывая полученные депеши. Рядом
с  каждым  из говорящих  по  телефону  опять-таки стоял мальчик-помощник, он
только и делал, что прислушивался к своему  шефу и торопливо, как ужаленный,
бросался  разыскивать  телефонные  номера  в огромных  желтых томах - шелест
книжных страниц перекрывал зуммер телефонов.
     Карл  конечно же удержался  и во все глаза следил за этим, хотя старший
портье, усевшись, держал его перед собой точно в клещах.
     - Мой долг,  -  сказал  старший портье и встряхнул Карла,  как бы желая
добиться, чтобы тот  обратил к нему  лицо, - от имени дирекции отеля хотя бы
немного наверстать то,  что  бог  весть  по каким  причинам упустил  старший
администратор.  Здесь всегда  один подменяет другого. Иначе  такое  огромное
предприятие не могло  бы функционировать.  Ты, наверное, скажешь,  что я  не
являюсь твоим непосредственным начальством; ну так вот, больше мне зачтется,
что я занялся этим брошенным на полдороге делом. Кстати, как старший портье,
я в определенном  смысле поставлен надо всеми,  ибо в моем ведении находятся
все  входы  отеля  - главный,  три  средних и десять боковых, не говоря уж о
несчетных  дверцах и бездверных проемах. Естественно,  весь обслуживающий их
персонал  обязан подчиняться мне.  Ввиду этой большой и  почетной миссии, я,
конечно, несу перед дирекцией  ответственность за то, чтобы не выпускать  из
отеля даже мало-мальски подозрительных лиц. А  ты, поскольку мне так угодно,
даже чересчур подозрительный. - И на  радостях он воздел руки, а потом снова
уронил  их на плечи Карла.,  так что тот  поморщился от боли. -  Возможно, -
продолжил  портье с царственным  видом,  - ты  бы улизнул через другой выход
незамеченным, не  настолько  ты важная персона,  чтобы я отдавал насчет тебя
специальные  распоряжения. Но раз уж ты здесь, я своего не упущу. Впрочем, я
не сомневался, что I явишься на встречу, назначенную мной  у главного входа,
ведь, как  правило, дерзость и непослушание Венчаются именно тогда, когда их
отсутствие идет неслуху во вред. Ты наверняка еще не раз в этом убедишься.
     - Вы  не воображайте,  - сказал  Карл и  вдохнул до  странности тяжелый
запах,  исходивший  от  старшего  портье,  он  ощутил его  только  здесь,  в
непосредственной близости от этого человека, - не воображайте, что я всецело
в  вашей власти, ведь  я могу и закричать. -  А я  могу заткнуть тебе рот, -
сказал старший портье так же быстро и уверенно, как, наверно, и выполнил  бы
свою угрозу. - И неужели ты действительно  думаешь, что если кто и придет на
твой  крик, то  обязательно  станет на твою  сторону, против  меня, старшего
портье? Полагаю,  ты  отдаешь себе отчет в тщетности своих  надежд.  Знаешь,
пока   ты  был   в  униформе,  ты   и  вправду  выглядел   еще  мало-мальски
представительно,  но эта одежонка действительно годится только для Европы! -
И он подергал в разных местах костюм, пять месяцев тому назад почти новый, а
теперь  потрепанный, мятый  и  весь в  пятнах,  что объяснялось  в  основном
бесцеремонностью  лифтеров,  которым предписано  было  содержать  спальню  в
чистоте,  но  заниматься  уборкой по-настоящему  им было  лень,  они  только
обрызгивали  какой-то  маслянистой  жидкостью  пол,  а  заодно  и одежду  на
вешалках.  Можно  было  хранить  одежду  где  угодно,  все  равно  находился
кто-нибудь, задевавший куда-то свои вещи,  но с легкостью отыскивавший чужие
и бравший их поносить. А уж если этот кто-нибудь  еще и должен был убирать в
тот  день  спальню,  он не  просто обрызгивал  одежду  маслом, он  буквально
обливал ее этой мерзостью сверху донизу. Лишь Ренелл прятал свои  Щегольские
наряды в каком-то  недоступном месте, откуда их почти никто и не таскал, тем
более что чужую одежду  заимствовали  не назло  и не от жадности, а просто в
спешке не глядя хватали  первое, что попадалось под руку. Но даже на пиджаке
Ренелла посредине спины было круглое красноватое  масляное пятно, и в городе
по этому пятну мало-мальски сведущий  человек мог легко угадать в элегантном
юноше лифтера.
     И  Карл,  вспоминая   это,  сказал  себе,  что  и  лифтером  натерпелся
достаточно,  к тому же  совершенно напрасно, так как эта должность не стала,
как  он  надеялся,  первой  ступенькой на пути наверх,  скорее  наоборот, он
скатился еще ниже, чуть в тюрьму не загремел. А теперь его вдобавок задержал
старший  портье,  вероятно придумывая,  как бы  посильнее ему  досадить.  И,
совершенно   забыв,  что  старший  портье  отнюдь  не  из  тех,  кого  можно
переубедить,  Карл  вскричал, свободной рукой несколько раз хлопнув  себя по
лбу:
     - Если уж я и вправду с вами не здоровался, как  может взрослый человек
мстить за такую малость!
     -  Я  не  мщу, - сказал старший портье,  - я только хочу осмотреть твои
карманы. Хотя и уверен, что ничего не  найду,  ведь ты наверняка  действовал
осторожно, и твой дружок выносил краденое постепенно, каждый день понемногу.
Но обыскать тебя нужно.
     И он запустил  ручищу Карлу в пиджачный карман,  да так  неуклюже,  что
боковые швы лопнули.
     -  Стало  быть, здесь ничего  нет, -  сказал он,  перебирая  на  ладони
содержимое  кармана;  рекламный  календарик  отеля,  листок  с  заданием  по
коммерческой корреспонденции, несколько пуговиц от пиджака  и брюк, визитная
карточка  старшей  кухарки,  пилочка  для  ногтей,  когда-то  брошенная  ему
постояльцем   при   упаковке  чемодана,   старенькое  карманное   зеркальце,
подаренное ему Ренеллом в знак благодарности за десяток подмен на дежурстве,
и еще несколько мелочей. - Ничего  нет, -  повторил старший портье и швырнул
все под  скамью,  будто собственность  Карла, коль  скоро не была  краденой,
только и заслуживала этой жалкой участи.
     "Ну, хватит", - подумал Карл; его лицо пылало, и, когда старший портье,
которого  алчность заставила забыть обо  всем,  полез в другой карман,  Карл
одним  махом высвободился из  рукавов; в первом,  еще  нерассчитанном прыжке
довольно сильно  толкнул  одного  из младших  портье  на телефонный аппарат,
побежал  через душное помещение, - пожалуй, медленнее, чем намеревался, -  к
двери и  сумел  выскочить  наружу, прежде чем старший портье в своем тяжелом
сюртуке   успел  подняться   на  ноги.  Охрана  все-таки  была  организована
недостаточно  образцово, с разных сторон хоть и  послышались звонки,  но Бог
знает  с какой  целью!  Гостиничные служащие сновали взад-вперед  у дверей в
таком  количестве,  что  можно было подумать,  будто  они хотят  неприметным
способом  перекрыть выход, ибо иного  смысла  в этом  мельтешений  как-то не
угадывалось; тем  не менее Карл скоро очутился на улице,  но ему  предстояло
еще пройти по тротуару  вдоль гостиницы, потому что перебраться через дорогу
было  невозможно  -  мимо  главного  входа  нескончаемым  потоком  двигались
автомобили.  Спеша к своим хозяевам, машины чуть не  наезжали друг на друга,
буквально подталкивали одна другую. Торопливые пешеходы, пересекая улицу, то
тут, то там пролезали прямиком через салоны автомобилей, словно  так и надо,
и им было совершенно безразлично, сидели там шофер, лакей или благороднейшие
господа. Но Карлу такое поведение показалось слишком уж бесцеремонным, нужна
была  изрядная  самоуверенность,  чтобы осмелиться  на  это;  он  легко  мог
нарваться на  автомобиль,  пассажиры  которого с возмущением вытолкнут его и
устроят скандал,  ему, сбежавшему,  подозрительному  гостиничному служащему,
без пиджака,  это  грозило  бы полной  катастрофой. В конце концов  вереница
автомобилей не может тянуться вечно, да и он, пока находится рядом с отелем,
меньше  всего бросается в глаза.  И в самом  деле, Карл  углядел место,  где
поток машин  хотя и не кончался,  но сворачивал к автостраде и  был не такой
плотный  Только он собрался  нырнуть в  гущу движения,  где свободно шныряли
люди куда более подозрительного вида, чем  он, и  вдруг услышал,  как где-то
рядом  его окликнули по имени.  Он обернулся и увидел  двух хорошо  знакомых
лифтеров; из маленькой низкой дверцы, похожей на вход в могильный склеп, они
с  трудом  вытаскивали  носилки,  на  которых,  как Карл теперь разглядел, и
впрямь лежал Робинсон; голова, лицо  и руки его  были в бинтах. Странно было
смотреть,  как он подносил руки к  глазам, стараясь  повязкой утереть слезы,
хлынувшие не  то  от  боли  или иных  страданий, не то от радости свидания с
Карлом.
     -  Россман! - воскликнул он укоризненно. - Почему ты  заставил меня так
долго ждать! Я уже целый час бьюсь за то, чтобы меня  не увозили, пока ты не
придешь.  Эти парни,  - и он  дал одному  из  лифтеров  подзатыльник, словно
бинтами был защищен от ударов, - сущие дьяволы. Ах, Россман,  визит  к  тебе
дорого мне обошелся.
     - Что с тобой  стряслось? - спросил  Карл и подошел к носилкам, которые
лифтеры, смеясь, опустили на тротуар, чтобы передохнуть.
     - Ты еще спрашиваешь, - вздохнул Робинсон, сам видишь, на кого я похож.
Учти, очень может быть, что я на всю жизнь останусь калекой. У меня  ужасные
боли  от сих до сих, - и он показал  сначала на  голову,  а затем на ноги. -
Очень бы я  хотел, чтоб ты полюбовался, как у меня кровь шла из носу.  Жилет
совершенно испорчен, я его там и оставил, брюки порваны, я в кальсонах. - Он
приподнял  одеяло,  приглашая  Карла  взглянуть.  -  Что  теперь будет!  Как
минимум, несколько месяцев придется лежать в постели, и я  скажу тебе сразу,
кроме тебя, ухаживать за мной  некому; Деламарш слишком нетерпелив. Россман!
Россман!  -  Робинсон потянулся  рукой  к  чуть  отпрянувшему  Карлу,  чтобы
разжалобить его. - Зачем я только пошел к тебе! - повторил он несколько раз,
напоминая Карлу, что он-то и виноват во всех бедах.
     Тут  Карл  разом понял, что жалобы Робинсона вызваны не ранами, а  тем,
что пребывал он  в глубочайшем  похмелье; ведь едва он, вдрызг пьяный, успел
заснуть,  как  был  тотчас разбужен и, к своему  удивлению,  избит до крови,
после чего протрезветь был  уже не в состоянии.  О пустячности ран  говорили
сами повязки, бесформенные, сделанные кое-как,  лифтеры, - очевидно, в шутку
- с ног до головы обмотали Робинсона обрывками бинтов. Да и оба "носильщика"
время от  времени прыскали  от  смеха.  Но  здесь  было  не место  приводить
Робинсона  в  чувство, ведь кругом  кишели торопливые прохожие,  не  обращая
внимания  на  группу  у носилок, они  нередко, словно  заправские  гимнасты,
перепрыгивали через Робинсона, а шофер, нанятый на деньги Карла. кричал:
     - Вперед! Вперед!
     Лифтеры из последних  сил  подняли носилки, Робинсон  схватил  Карла за
руку и льстиво сказал; - Ну, поедем, поедем, а?
     В самом  деле, не  лучше ли Карлу в таком виде  укрыться в машине? И он
сел рядом с Робинсоном, который тут же положил голову ему на плечо. Лифтеры,
как бывшие коллеги,  сердечно пожали Карлу руку,  и  шофер  резко вырулил на
дорогу. Казалось, авария неизбежна, но гигантская транспортная река спокойно
вобрала в себя и прямой как стрела путь этого автомобиля.

Глава седьмая. УБЕЖИЩЕ

     Судя по всему, автомобиль  остановился на  далекой окраинной улице, так
как  кругом царила тишина, на краю тротуара, сидя на корточках, играли дети.
Какой-то  человек,  перекинув  через  плечо  груду  старого  платья,  что-то
призывно  кричал и  смотрел  при  этом  на  окна  домов.  От  усталости Карл
чувствовал себя неприкаянно, ступив  из  автомобиля  на  асфальт, освещенный
теплыми лучами утреннего солнца.
     - Ты в самом деле здесь живешь? - крикнул он в машину.
     Робинсон,  который  всю дорогу  мирно спал, пробурчал  нечто похожее на
подтверждение, как будто бы ожидал, что Карл вынесет его наружу на руках.
     - Тогда мне здесь  больше нечего делать. Будь здоров!  - сказал Карл  и
зашагал было по идущей под уклон улице.
     - Но, Карл, ты что это надумал? - воскликнул Робинсон и, встревоженный,
привстал в кабине, хотя колени у него дрожали.
     - Мне нужно идти, - сказал Карл, отметив, как быстро очухался Робинсон.
     - Без пиджака? - спросил тот.
     - На пиджак  я как-нибудь заработаю, -  ответил Карл, ободряюще  кивнул
Робинсону, взмахнул на прощание рукой и в самом  деле ушел бы, если бы шофер
не крикнул:
     - Минутку терпения, сударь!
     Вот  ведь  досадная  неприятность:  шофер требовал  доплат,  он ждал  у
гостиницы, а это тоже стоит денег.
     -  Ну да, - выкрикнул  из автомобиля Робинсон, - мне же  пришлось долго
ждать тебя. Ты обязан дать ему еще хоть сколько-нибудь.
     - Да, да, конечно, - поддакнул шофер.
     - Само собой,  если  б у  меня хоть что-то было,  -сказал Карл, шаря по
карманам, хотя прекрасно знал, что поиски напрасны.
     - Я могу взять  деньги только  с вас,  - заявил шофер и встал напротив,
широко расставив ноги, - с больного человека требовать грешно.
     От подъезда отделился молодой парень с изъеденным носом и остановился в
нескольких шагах, прислушиваясь.  Полицейский,  совершавший  обход  участка,
заметил человека без пиджака и тоже остановился.
     Робинсон,  заметив  полицейского,  по  глупости  крикнул  ему в  окошко
автомобиля:
     -  Все  в  порядке!  Все  в порядке! - словно полицейского  можно  было
прогнать,  как  муху. Когда полицейский  остановился,  следившие за ним тоже
обратили  внимание на Карла с шофером и рысью подбежали ближе. В  подворотне
напротив появилась старуха и уставилась в их сторону.
     - Россман! - послышалось  сверху. Это с балкона последнего этажа кричал
Деламарш, Сам он был плохо различим на фоне  белесо-голубого  неба; кажется,
он стоял в домашнем халате и рассматривал улицу в театральный бинокль. Рядом
с  ним под раскрытым ярко-красным  зонтиком  как будто  бы сидела женщина. -
Алло! -  крикнул Деламарш еще громче, чтобы  его расслышали. - Робинсон тоже
здесь?
     "Да" Карла было усилено вторым, куда более громким "да" Робинсона.
     - Алло! -  крикнул Деламарш. - Я сейчас  спущусь! Робинсон высунулся из
автомобиля.
     - Вот это человек!  - похвалил он Деламарша, адресуясь к Карлу, шоферу,
полицейскому  и  ко всем  желавшим  слушать.  Наверху, на балконе,  куда  по
рассеянности  еще  поглядывали,  хотя  Деламарш оттуда ушел,  из-под зонтика
выбралась крупная женщина в мешковатом красном платье, взяла с перил бинокль
и посмотрела в него на людей  внизу, которые мало-помалу отвели глаза Карл в
ожидании Деламарша смотрел на ворота дома и  дальше  -  во двор, по которому
почти Беспрерывной  чередой тянулись грузчики;  каждый из  них нес на  плече
небольшой,  но явно очень тяжелый ящик. Шофер  отошел к своему автомобилю и,
чтобы не терять" времени зря, протирал тряпкой фары. Робинсон с пристрастием
ощупывал свои руки-ноги,  видимо сам удивляясь незначительности испытываемой
боли, нагнув голову, принялся осторожно разматывать толстую повязку на ноге.
Полицейский  привычно держал обеими  руками свою  черную дубинку и  спокойно
ждал,  с  неистощимым  терпением,   каким  и  должен  обладать  человек  его
профессии,  несет  ли он обычную  службу или находится  в  засаде. Парень  с
изъеденным  носом уселся  на тумбу у ворот,  вытянув перед собой  ноги. Дети
потихоньку,  маленькими шажками, приблизились к  Карлу -  в голубой рубашке,
без пиджака, он  казался  им самым важным из всех, хотя  и не обращал на них
внимания.
     По  времени, прошедшему  до появления  Деламарша,  можно  было  оценить
порядочную высоту этого  дома. А  Деламарш спустился  очень  даже торопливо,
кое-как запахнувшись в халат.
     - Ну, наконец-то! - вскричал он  обрадованно и вместе с тем строго. При
каждом его широком шаге  на мгновение  приоткрывалось цветное  нижнее белье.
Карл  удивился, почему здесь, в городе, в громадном  доходном доме  Деламарш
разгуливает по улице совсем по-домашнему, будто на собственной вилле.  Как и
Робинсон, Деламарш  очень изменился.  Его смуглое, чисто выбритое, тщательно
умытое лицо грубой  лепки выглядело высокомерно и внушительно. Глаза, теперь
почти  всегда  прищуренные,  поражали  своим ярким  блеском. Его  фиолетовый
халат, правда, был старый, в пятнах  и для  него великоват,  однако  на фоне
этого неприглядного одеяния красовался  солидный темный галстук  из плотного
шелка.
     -  Ну?  -  спросил он  всех  сразу.  Полицейский  подступил  поближе  и
прислонился к капоту автомобиля. Карл коротко пояснил:
     - Робинсон  несколько утомлен, но, если постарается, лестницу  одолеет;
шофер же ожидает денег  в дополнение к той сумме, которую я  уже заплатил за
поездку. А теперь я ухожу. До свидания.
     - Ты не уйдешь, - сказал Деламарш.
     - Я ему то же самое сказал, - отозвался из автомобиля Робинсон.
     - И  все-таки  я ухожу, - отрезал  Карл и сделал  несколько  шагов.  Но
Деламарш догнал его и силой заставил вернуться.
     - Я сказал: ты остаешься! - воскликнул он.
     -  Да отцепитесь вы от меня, -  сказал  Карл  и приготовился,  в случае
чего, добиться  свободы  кулаками,  как  ни малы были шансы на  успех против
такого человека, как  Деламарш. Но тут находились и полицейский, и шофер; по
в  целом спокойной улице нет-нет да и проходили группы рабочих - допустят ли
эти люди,  чтобы Деламарш обошелся  с ним  несправедливо?  Карл не хотел  бы
остаться с ним один на  один в комнате, ну а здесь? Сейчас Деламарш спокойно
расплачивался  с  шофером,  который, усиленно кланяясь,  быстренько  прибрал
незаслуженно  крупную  сумму  и  из  благодарности  подошел  к  Робинсону  и
заговорил  с  ним, очевидно, о том,  как удобнее выбраться  из машины.  Карл
решил,  что  остался без присмотра;  возможно, Деламарша  больше устроит его
безмолвное исчезновение; и если  уж избегать ссоры, то  лучше  всего так,  и
Карл быстро зашагал  по мостовой. Дети кинулись к Деламаршу, чтобы  обратить
его внимание на бегство Карла, но его вмешательство не понадобилось, так как
полицейский вскинул дубинку и скомандовал:
     -  Стой!  Как  твоя фамилия? - спросил  он, сунул  дубинку под  мышку и
медленно вытащил блокнот.