рожного ощупывания, отдыхали Деламарш и Брунельда.
     Итак,  теперь он знал,  кто  где спит,  и поспешил выбраться на балкон.
Там,  за  занавесью,  был совершенно иной мир. Он  встал на  ноги,  прошелся
несколько раз по балкону в свежем ночном воздухе,  в сиянии полной  луны. Он
посмотрел на улицу - там было  тихо, из  ресторана еще доносилась музыка, но
уже приглушенно, какой-то человек  подметал  у входа тротуар,  в улочке, где
вечером среди  всеобщего чудовищного гама невозможно было расслышать выкрики
кандидата, теперь отчетливо слышалось ширканье метлы по мостовой.
     На соседнем балконе скрипнул  стол - там кто-то сидел и занимался.  Это
был молодой человек с  бородкой клинышком, которую он за  чтением  все время
теребил; читал он, быстро шевеля губами, а сидел лицом к Карлу за маленьким,
заваленным  книгами столом;  снятая  со  стены лампочка была втиснута  между
двумя большими книгами и заливала его ярким светом.
     - Добрый  вечер, - сказал  Карл, так как ему почудилось, будто  молодой
человек взглянул на него.
     Но, должно быть, он ошибся, потому  что молодой человек,  похоже, вовсе
не замечал его, - только сейчас, прикрыв рукой глаза, он оторвался от книги,
чтобы выяснить, кто это неожиданно с ним поздоровался, но ничего не увидел и
в конце концов приподнял лампу и посветил на соседний балкон.
     -  Добрый вечер, -  ответил он  наконец, пристально глядя  на  Карла, и
добавил:
     - Ну а дальше что?
     - Я вам мешаю? - спросил Карл.
     - Несомненно, несомненно, - сказал тот и вернул лампу на прежнее место.
     Эти слова  вообще-то  пресекали  общение,  но Карл  все-таки не покинул
уголок  балкона  по соседству  с  парнем. Молча смотрел он,  как  тот читает
книгу,  переворачивает  страницы, время  от  времени  листает  другие  тома,
хватаясь за них с молниеносной быстротой, что-то там выверяет и часто делает
заметки в тетради, поразительно низко склоняясь к ней лицом.
     Может быть, этот человек -  студент? Похоже было,  что  он  занимается.
Почти так  же - давно-давно - Карл  сидел за столом в доме родителей и делал
уроки,  отец же читал  газету или  занимался бухгалтерией и корреспонденцией
какого-нибудь ферейна, а мать шила, высоко поднимая иглу над материей. Чтобы
не   мешать  отцу,  Карл  держал  на  столе  только   тетрадь  и  письменные
принадлежности, а нужные книги размещал справа  и слева от  себя на креслах.
Как спокойно  там  было!  Как  редко заходили в ту комнату чужие  люди!  Еще
ребенком  Карл  любил смотреть, как под  вечер мать запирала на  ключ  дверь
квартиры. Она  и  не  догадывается, что  Карл дошел  до того,  что  пытается
взламывать ножами чужие двери.
     И чего ради он учился! Он же  все забыл;  случись ему  продолжить здесь
учебу, будет очень и очень трудно. Он вспомнил, как однажды дома целый месяц
болел; сколько  труда стоило потом  наверстать упущенное. Теперь он,  помимо
английского учебника коммерческой корреспонденции, давным-давно не читал  ни
одной книги.
     - Молодой человек, -  неожиданно услышал Карл, - вы не могли бы стать в
другом месте? Ваш пристальный взгляд ужасно мне мешает. В два-то часа ночи я
могу  поработать на балконе без  помех?  Вы  чего-нибудь от меня  хотите? Вы
учитесь? - спросил Карл.
     Да, да,  -  ответил  тот  и  воспользовался этой потерянной для занятий
минуткой, чтобы разложить книги в другом порядке.
     - Тогда я не буду вам мешать, - сказал Карл, - и вообще я возвращаюсь в
комнату. Спокойной ночи.
     Молодой  человек  даже  не  ответил, помеха  исчезла,  и он  решительно
вернулся к своим книгам, тяжело подперев лоб правой рукой.
     Но перед  самой занавесью  Карл вспомнил,  зачем,  собственно, вышел на
балкон;  он  ведь  так и  не выяснил, в  каком состоянии  находится. Что  за
тяжесть у  него на голове? Он поднял руку и удивился, не  обнаружив кровавой
раны, как  опасался  там, в  темной комнате,  это была  всего  лишь влажная,
похожая на тюрбан  повязка. Судя по  обрывкам кружева, она была сооружена из
старой рваной рубашки Брунельды,  и, вероятно, Робинсон небрежно обмотал  ее
вокруг головы Карла.  Только забыл  отжать  тряпицу, и, пока Карл  лежал без
сознания, много воды натекло ему под рубашку, нагнав потом страху.
     - Вы что, все еще здесь? - спросил молодой человек, взглянув на него.
     - Сейчас я на самом деле уйду, - сказал Карл, - я только  хотел кое-что
рассмотреть, в комнате слишком темно.
     - Кто вы? - спросил студент, положил ручку в открытую книгу и подошел к
перилам.  - Как  вас зовут?  Как  вы попали  к  этим  людям?  Что вы  хотели
рассмотреть? Поверните лампочку, чтобы вас было видно.
     Карл так и сделал, но,  прежде  чем ответить, получше задернул занавесь
на дверях, чтобы свет не проник в комнату.
     -  Извините, - сказал он затем шепотом, - что я  так тихо говорю.  Если
меня услышат там, снова будет скандал.
     - Снова? - спросил тот.
     -  Да, - сказал  Карл, - вот  только  что,  вечером,  я  крупно с  ними
повздорил. И,  похоже,  заработал  на этом  порядочную  шишку.  - Он  ощупал
затылок.
     - Отчего же  вы повздорили? - спросил студент и, так как Карл сразу  не
ответил, добавил: - Мне вы можете спокойно доверить все, что у вас на сердце
против этих  господ.  Я ненавижу всю  эту  троицу, и особенно  - вашу мадам.
Меня, впрочем, весьма удивило бы, если бы вас уже не натравили на меня.  Я -
Иозеф Мендель, студент.
     -  Да, - сказал Карл, - мне о вас  рассказывали, но ничего дурного. Вы,
кажется, как-то лечили госпожу Брунельду, не правда ли?
     - Совершенно верно, - засмеялся студент. - Канапе-то еще воняет?
     - О, да.
     - Приятно слышать, - сказал студент и пригладил  волосы. - И за что  же
вам наставили шишек?
     - Мы  повздорили, -  повторил  Карл,  размышляя  о  том, как  объяснить
студенту случившееся.  Затем  прервал  свои мысли и  продолжил: - Я  вам  не
мешаю?
     - Во-первых, вы мне уже помешали, а я, к сожалению,  очень  нервный, и,
чтобы  успокоиться,  мне нужно время.  С той  минуты,  как  вы  появились на
балконе,  мои занятия  стоят на месте. Во-вторых, в три часа  я всегда делаю
перерыв. Так что рассказывайте. Мне даже интересно.
     -  Все очень просто, -  начал Карл. -  Деламарш хочет, чтобы я стал его
слугой.  А  я  не хочу.  Я бы с радостью ушел  сегодня же вечером. Но  он не
отпустил  меня, запер  дверь, я пытался ее взломать, и из-за этого случилась
потасовка. И на беду, я все еще здесь.
     - Что же, у вас есть другое место? - спросил студент.
     - Нет,  - ответил  Карл, - но это неважно,  главное - убраться подальше
отсюда.
     - Как это "неважно"? - сказал студент. С минуту оба молчали.
     - Отчего же вы не хотите остаться с этими людьми? - продолжал студент.
     - Деламарш - плохой человек, - сказал Карл, - я давно его знаю. Однажды
прошагал с ним вместе целый  день и  был рад распрощаться. И теперь я должен
стать у него слугой?
     -  Если  б  все  слуги  были  столь  привередливы,  выбирая  хозяев!  -
воскликнул студент и словно бы  усмехнулся. -  Видите ли, днем я - продавец,
самый-самый  младший   продавец,  скорее,   даже  мальчик  на  побегушках  в
универсальном магазине Монтли. Этот Монтли,  вне всякого сомнения, мошенник,
но это меня совершенно не волнует, свирепею я только оттого, что платят  мне
сущие гроши. Так что берите пример с меня.
     - Как? - удивился Карл. - Днем вы - продавец, а по ночам учитесь?
     -  Да,  другого  выхода  нет. Я уже  испробовал все варианты,  но  этот
все-таки самый лучший. Несколько лет назад я  только учился, днем и ночью, и
вы знаете, я почти умирал с голоду, спал в старой грязной клетушке, а костюм
у меня был такой, что боязно войти в аудиторию. Но это - дело прошлое.
     - Но когда же вы спите? - Карл удивленно посмотрел на студента.
     -  Да  уж, сплю! Спать  я буду,  когда завершу образование.  А пока пью
черный кофе.  -  И  он повернулся,  вытащил из-под  столика большую бутылку,
налил из нее в чашечку кофе и быстро опрокинул в рот, так глотают лекарство,
чтобы не ощутить его вкуса.  -  Черный кофе - отличная  штука. Жаль,  вы так
далеко, не могу передать вам чашечку.
     - Я не люблю черный кофе, - сказал Карл.
     - Я тоже, -  сказал студент и засмеялся. - Но  что бы я без него делал?
Без  черного кофе Монтли  меня и секунды держать  бы  не  стал. Я  постоянно
говорю "Монтли", хотя он, конечно, и не догадывается о моем существовании. Я
совершенно  не  представляю,  как  бы  вел себя на  работе, если  бы  там, в
конторке, у меня  не была припасена точно такая же большая бутылка, как эта,
- я еще ни  разу не рискнул обойтись без кофе,  но, поверьте, без него я  бы
мигом  заснул за  конторкой. К сожалению, там это заметили  и прозвали  меня
Черный Кофе, идиотская шутка, которая, безусловно, вредит моей карьере.
     - И когда же вы кончите учиться? - спросил Карл.
     - Дело продвигается  медленно,  - ответил студент,  опустив  голову. Он
отошел от перил  и  опять  уселся за  стол; облокотясь на  открытую книгу  и
взъерошив пальцами волосы, он продолжил: - Еще года два.
     -  Я тоже собирался учиться, - сказал Карл, словно  это  обстоятельство
дает ему  право на еще большее доверие,  чем то, какое  оказал  ему умолкший
студент.
     - Так, - буркнул  студент, и было не совсем ясно, то ли он опять читает
книгу, то  ли просто рассеянно глядит в пространство, - радуйтесь, что у вас
с  этим не  вышло. И,  собственно говоря, уже  который  год учусь только  по
привычке.  Удовлетворения я  получаю мало, а видов на будущее у меня  и того
меньше.   Да  и  какие  могут  быть  перспективы:  в   Америке  полным-полно
докторов-шарлатанов.
     - Я хотел стать инженером, -  поспешно сказал Карл студенту,  хотя тот,
похоже, совсем его не слушал.
     -  А теперь  должны прислуживать этим  людям, -  студент на миг  поднял
взгляд, - и вам это, конечно, обидно.
     Вывод  студента был вообще-то не вполне правильным, но,  пожалуй,  Карл
мог использовать его себе во благо. Поэтому он спросил:
     - А для меня не найдется, случайно, местечка в универсальном магазине?
     Этот  вопрос окончательно оторвал студента  от книги: мысль, что он мог
бы  посодействовать  Карлу в поисках работы, совершенно не  приходила ему  в
голову.
     - Попробуйте, - сказал он, - но лучше и не пытайтесь. То, что я получил
место у Монтли,  поныне остается самой большой удачей в моей жизни. Если  бы
пришлось выбирать между учебой  и  работой, я бы,  конечно,  выбрал  работу.
Просто я стараюсь не допустить необходимости такого выбора.
     - Значит, место там получить трудно, - сказал Карл больше самому себе.
     -  А вы как думали - здесь легче стать окружным судьей, чем швейцаром у
Монтли.
     Карл промолчал. Этот студент, куда более опытный, чем он, и по каким-то
еще неведомым Карлу причинам навлекший  на себя ненависть  Деламарша, однако
же не  желающий  Карлу  ничего  худого,  ни  словом  не  одобрил его желание
покинуть Деламарша.  А  ведь он  пока знать не  знал об опасности, грозившей
Карлу от полиции, только Деламарш и спас его кое-как.
     - Видели вечером манифестацию внизу? Да? Если не знать  ситуации, можно
подумать, что этот кандидат, Лобтер его  зовут, имеет какие-то шансы или, по
крайней мере, его можно принять в расчет, верно?
     - Я не разбираюсь в политике, - сказал Карл.
     - Это большой изъян, - сказал  студент. - Но уши и глаза у вас все-таки
есть. Несомненно, у этого человека есть друзья и враги, вы наверняка поняли.
А  теперь прикиньте: по-моему, у него нет  ни  малейшего  шанса на победу. Я
случайно все о нем знаю, тут у нас живет один его знакомый. Он -  человек не
без  способностей  и,  учитывая  его  политические  взгляды  и  политическое
прошлое,  был бы для  этого округа  самым подходящим судьей. Но  никто и  не
подумает  его выбирать,  он великолепнейшим образом  провалится, выбросит на
предвыборную кампанию свои последние доллары, тем все и  кончится. Некоторое
время Карл и студент молча смотрели друг на друга. Студент  с улыбкой кивнул
и потер рукой уставшие глаза.
     - Ну что, вы все еще не намерены идти спать?  - спросил он затем. - Мне
опять пора заниматься. Взгляните, сколько мне еще нужно  проработать. - И он
быстро перелистал полкниги, чтобы дать Карлу представление о работе, которая
его ожидает.
     - В таком случае покойной ночи, - сказал Карл и поклонился.
     -  Заходите как-нибудь сюда к нам, - сказал студент, опять усевшийся за
стол, - конечно, если будет охота. Здесь вы всегда найдете большую компанию.
С девяти до десяти вечера у меня тоже найдется для вас время.
     - Значит, вы советуете мне остаться у Деламарша?
     -  Обязательно,  - сказал  студент  и  тут же  склонился  над  книгами.
Казалось, это слово произнес вовсе не он, а куда более низкий голос, который
по-прежнему  звучал в ушах Карла. Он  медленно пошел к  занавеси, бросив еще
раз взгляд  на соседа - теперь  тот  сидел совсем неподвижно, светлое  пятно
среди  огромного  моря  тьмы,  и скользнул в  комнату. Его встретило  шумное
сопение трех спящих. Он ощупью,  по стенке, добрался  до  канапе  и спокойно
вытянулся  на нем,  будто это  было его привычное ложе.  Поскольку  студент,
хорошо  знавший  Деламарша и  здешние обстоятельства,  а  к  тому же человек
образованный, посоветовал ему остаться здесь, Карл покуда отбросил опасения.
У  него  не было столь высоких целей, как у студента; кто знает, может, он и
дома не сумел бы завершить образование, раз уж это казалось маловероятным на
родине,  кто  может потребовать  этого  здесь,  на  чужбине?  Однако  надежд
подыскать место, где он  сможет чего-то добиться и где его старания будут по
достоинству оценены, здесь, конечно, больше, если он пока согласится служить
у  Деламарша  и тихо-спокойно дождется благоприятного случая. На  этой улице
как будто бы много контор средней  руки и еще более низкого пошиба, которые,
возможно, не слишком разборчивы в подборе персонала. Если уж на то пошло, он
охотно поработает посыльным в какой-нибудь конторе, но, ведь в конце концов,
вовсе не  исключено,  что его  примут  на чисто  конторскую службу и в  один
прекрасный день он, сидя за  письменным столом в качестве конторщика, станет
время от времени беззаботно посматривать в открытое окно, вроде как давешний
клерк, которого он видел утром в проходном дворе.
     Карл  закрыл  глаза,  и  ему пришла на ум успокоительная мысль, что  он
молод и  когда-нибудь  Деламарш  его  все-таки отпустит; в  самом  деле,  не
похоже,  чтобы  эта  троица  могла долго прожить  в согласии.  Если  же Карл
получит  однажды  должность  в  конторе, он  будет  заниматься только  своей
работой и не станет распылять силы, как студент. В случае  необходимости  он
готов работать  на контору даже по ночам, что, вероятно, потребуется от него
на первых порах из-за нехватки коммерческого опыта. Он всецело посвятит себя
только  интересам  фирмы,  которым намерен  служить,  и  возьмется за  любую
работу, даже  такую, которую другие  служащие сочтут унизительной  для себя.
Благие  намерения переполняли Карла, словно  будущий шеф уже  стоял рядом  с
канапе и угадывал их по его лицу.
     С такими мыслями Карл уснул, и только раз, когда он начал погружаться в
дремоту, ему было помешал мощный вздох Брунельды, она ворочалась на постели,
видимо, ей снился кошмар.

Глава последняя. ОКЛАХОМСКИЙ ЛЕТНИЙ ТЕАТР

     На  углу улицы Карл увидел афишу с надписью: "Сегодня с шести утра и до
полуночи на ипподроме в Клейтоне производится набор труппы  для Оклахомского
театра! Большой  оклахомский театр  зовет вас! Только сегодня,  только  один
раз! Кто думает о своем  будущем - наш человек! Приглашаются  все! Кто хочет
стать артистом  - спеши  записаться! В  нашем  театре всем  найдется дело  -
каждому на  своем месте! Решайтесь - мы уже сейчас поздравляем вас с удачным
выбором! Но  поторопитесь - оформиться надо до полуночи!  Ровно в двенадцать
прием будет закончен, раз и навсегда! Горе тому, кто нам не верит! Вперед, в
Клейтон!"
     Народу  перед  афишей стояло много,  но было  видно, что соблазняет она
мало кого. Афиш было огромное количество, афишам никто  не верил. А эта была
еще  неправдоподобней,  чем обычные объявления. Вдобавок у нее был серьезный
изъян  -  она  ни  словечка  не  говорила  об  оплате.  Если бы  сумма  была
мало-мальски  приличная,  она  бы, конечно,  стояла в  афише  -  ведь  самое
заманчивое не  забывают, В артисты никто не рвался, но  каждый, естественно,
хотел получать за работу деньги.
     Однако   для   Карла  в   этом  объявлении   таился   большой  соблазн.
"Приглашаются все!" -  гласило оно.  Все, а значит, и Карл тоже. Было забыто
все,  чем он занимался до сих пор, и  никто не посмеет упрекнуть его за это.
Он вправе устроиться на работу, за которую не придется краснеть, более того,
на которую приглашают публично! И к тому же опять-таки публично обещают, что
примут и  его.  Он не требовал  ничего другого, он только  стремился  начать
солидную  карьеру,  и здесь,  похоже,  ему представился  такой случай. Пусть
велеречивые заверения  на  афише окажутся ложью,  пусть Большой  оклахомский
театр окажется  маленьким бродячим  цирком  - там берут  людей на работу,  и
этого  достаточно. Карл не стал перечитывать  афишу,  отыскал  только фразу:
"Приглашаются все!" Путь был  утомительный, три часа,  не меньше,  и, скорее
всего, явится он  как раз, чтобы узнать, что все вакантные места уже заняты.
Конечно,  судя  по рекламе, людей принимали в  неограниченном количестве, но
объявления о найме всегда составляются в  подобном стиле.  Карл понимал, что
должен либо  отказаться от  этой возможности, либо ехать. Он пересчитал свои
деньги; если  б не  эта поездка,  их хватило бы на восемь дней; он побренчал
мелочью.  Какой-то  человек,  наблюдавший  за ним,  хлопнул его  по плечу  и
сказал:
     - Желаю удачи в Клейтоне.
     Карл  молча кивнул,  продолжая  свои  подсчеты. Но  вскоре  он решился,
выделил деньги на поездку  и побежал к метро.  Когда он вышел в Клейтоне, то
сразу же  услыхал звуки фанфар. Ужасная какофония, трубы вопили  несогласно,
вразнобой, кто во что горазд. Но Карла это не тревожило, напротив, убедило в
том,  что Оклахомский  театр -  заведение  солидное.  Когда же он  вышел  из
станционного здания,  его  взору открылась  картина,  превзошедшая  все  его
ожидания,  и он  просто не мог взять  в толк, как  это  фирма идЈт  на такие
расходы лишь  для набора труппы. У  входа  на  ипподром  был сооружен низкий
длинный помост,  на котором сотни  красоток,  наряженных  ангелами, в  белых
балахонах,  с большими  крыльями  за  спиной, трубили  в сверкающие  золотом
трубы.  И стояли  они  не  прямо на  помосте, у каждой был  свой  пьедестал,
которого  не  было  видно,   потому  что  его  полностью  закрывало  длинное
развевающееся ангельское одеяние.  А  так  как пьедесталы были очень высоки,
вероятно до  двух метров, фигуры  женщин выглядели колоссальными,  только их
маленькие головки  несколько  портили  это  впечатление,  да  и  распущенные
волосы, свешиваясь  между крыльями и  по бокам, казались слишком короткими и
едва ли не смешными. Чтобы избежать однообразия, пьедесталы  сделали разными
по размеру: одни женщины  казались совсем  обычного роста, а  другие, тут же
рядом,  были  вознесены  на   такую  высоту,  что,  глядя  на  них,  страшно
становилось - вдруг ветром сдует. И все эти женщины дули в трубы.
     Зрителей было немного. Десяток  парней, невысоких  по сравнению с этими
огромными  фигурами,  расхаживали  взад-вперед  перед помостом,  то  и  дело
поглядывая вверх. Они показывали друг другу на женщин, но, кажется, вовсе не
собирались входить и записываться в  труппу.  Из  людей постарше обнаружился
один-единственный мужчина, он стоял чуть поодаль  и  привел  с  собой жену и
ребенка в коляске. Женщина одной рукой держалась за ручку коляски,  другой -
за плечо  мужа.  Они хотя и любовались