лывают такие вещи, которых разумом никак не понять.  Человек
устает, голова забита другими мыслями, вот и начинаются всякие суеверия. Я
говорю о других, но  и  сам  я  ничуть  не  лучше.  Например,  есть  такое
суеверие, будто по лицу обвиняемого, особенно по рисунку его  губ,  видно,
чем кончится его процесс. И эти люди утверждали, что, судя по вашим губам,
вам вскоре вынесут приговор. Повторяю, это смешное суеверие, и по  большей
части факты говорят против него, но, когда вращаешься среди  таких  людей,
трудно противостоять  предрассудкам.  И  подумайте,  до  чего  сильно  это
суеверие! Помните, как вы заговорили с одним из них? Он вам даже  ответить
не мог. Конечно, там все может сбить человека с  толку,  но  его  особенно
поразили ваши губы. Потом он рассказывал, что по вашим губам он прочел  не
только ваш, но и свой приговор.
     -  По  моим  губам?  -  спросил  К.,  вынул  карманное  зеркальце   и
посмотрелся в него. - Ничего особенного в своих губах я не вижу. А вы?
     - И я тоже, - сказал коммерсант, - абсолютно ничего!
     - До чего же эти люди суеверны! - воскликнул К.
     - А что я вам говорю? - сказал коммерсант.
     - Неужели они так часто встречаются и делятся всеми своими мыслями? -
спросил К. - А я до сих пор держался совсем особняком.
     - Не так уж они часто встречаются, - сказал коммерсант, -  да  это  и
невозможно, слишком их много. Да и общих  интересов  у  них  мало.  Иногда
какая-нибудь группа начинает верить, что у них общие интересы,  но  вскоре
оказывается, что это ошибка. В этом суде коллективно ничего не  добьешься.
Каждый случай изучается отдельно,  этот  суд  работает  весьма  тщательно.
Скопом тут ничего не добиться. Лишь единицы втайне  иногда  чего-то  могут
достигнуть; только потом об этом узнают остальные, но, как оно  случилось,
никому не известно. Словом, ничего общего у этих людей нет. Правда, иногда
они встречаются в приемных, но там  особенно  не  поговоришь.  А  все  эти
суеверия завелись исстари, и множатся они сами по себе.
     - Видел я этих людей в приемной, - сказал К., -  и  мне  их  ожидание
показалось совсем бесполезным.
     - Нет, ожидание  небесполезно,  -  сказал  коммерсант,  -  бесполезны
только попытки самому вмешаться.  Я  вам  уже  говорил,  что  кроме  этого
адвоката у меня их еще пять. Кажется - и мне самому вначале так  казалось,
- что можно было бы всецело передать дело и в их  руки.  Но  это  было  бы
совершенно неправильно. Сейчас мне еще труднее передать им все,  чем  если
бы у меня был один адвокат. Вам это, конечно, непонятно?
     - Непонятно, - сказал К., и, словно  пытаясь  успокоить  коммерсанта,
остановить его слишком быструю речь, он накрыл его руку своей рукой.  -  Я
только хочу вас попросить: говорите немного медленнее, ведь  это  все  для
меня страшно важно, а так я не успеваю за вами следить.
     - Хорошо, что вы мне  напомнили,  -  сказал  коммерсант,  -  ведь  вы
новичок, младенец. Вашему процессу всего-то полгода. Слышал, слышал. Такой
молодой процесс! А я уже передумал обо всем тысячи раз, для  меня  нет  на
свете ничего понятнее.
     - И наверно, вы рады, что ваш процесс уже так далеко зашел? - спросил
К. Ему не хотелось прямо задать вопрос, как обстоят дела у коммерсанта. Но
и прямого ответа он не получил.
     - Да вот уже пять лет, как я тяну свой процесс, - сказал коммерсант и
опустил голову. - Это немалое достижение.
     И он замолчал. К. прислушался, не идет ли Лени. С одной стороны,  ему
не хотелось, чтобы она пришла, потому что  ему  еще  надо  было  о  многом
расспросить коммерсанта,  не  хотелось  ему,  чтобы  Лени  застала  их  за
дружеским разговором, а с другой стороны, он злился, что, несмотря на  его
присутствие, Лени так долго торчит у адвоката,  куда  дольше,  чем  нужно,
чтобы накормить его супом.
     - Я хорошо помню то время, - снова заговорил коммерсант,  и  К.  весь
обратился в слух, - когда мой процесс был примерно в  таком  же  возрасте,
как сейчас ваш. Тогда меня обслуживал только этот адвокат, но я им был  не
очень доволен.
     Вот сейчас я все узнаю,  подумал  К.  и  оживленно  закивал  головой,
словно вызывая этим коммерсанта на полную  откровенность  в  самом  важном
вопросе.
     - Мой процесс, - продолжал коммерсант, - не двигался с места. Правда,
велось следствие, я бывал на всех допросах, собирал материал, представил в
суд все свои конторские книги, что, как я  потом  узнал,  было  совершенно
излишне, все время  бегал  к  адвокату,  он  тоже  подавал  многочисленные
ходатайства...
     - Как? Многочисленные ходатайства? - переспросил К.
     - Ну конечно, - сказал коммерсант.
     - Для меня это чрезвычайно важно, - сказал К. - Ведь по моему делу он
все еще составляет первое ходатайство. Он ничего не сделал. Теперь я вижу,
как безобразно он запустил мои дела.
     -  То,  что  бумага  еще  не  готова,  может  быть  вызвано   всякими
уважительными  причинами,  -  сказал  коммерсант.  -  Да  и,  кроме  того,
впоследствии выяснилось, что для  меня  эти  ходатайства  были  совершенно
бесполезны. Одно я даже прочел -  мне  его  любезно  предоставил  один  из
служащих в суде. Правда, составлено оно было по-ученому, но,  в  сущности,
без всякого смысла. Прежде всего - уйма латыни, в которой я не разбираюсь,
потом - целые страницы общих фраз по адресу суда, потом - лестные слова об
отдельных чиновниках - он их, правда,  не  называл  по  имени,  но  каждый
посвященный легко догадывался, о ком шла речь,  -  затем  самовосхваление,
причем  тут  адвокат  подлизывался  к  суду  хуже  собаки,   и,   наконец,
исследования всяких судебных процессов прошлых лет, якобы  схожих  с  моим
делом. Слов нет, эти исследования, насколько я мог понять, были  проведены
очень тщательно. Но я ни в коем случае  не  хочу  в  чем  бы  то  ни  было
осуждать адвоката за его работу. К тому же та бумага, которую я  прочитал,
только одна из многих, во всяком случае - и это я должен оговорить  сейчас
же, - никакого продвижения в моем процессе я тогда не видел.
     - А как вы представляете себе это продвижение? - спросил К.
     - Ваш вопрос вполне разумен, - с улыбкой сказал коммерсант. Эти  дела
очень редко двигаются с места. Но тогда  я  этого  еще  не  знал.  Ведь  я
коммерсант - прежде я еще больше занимался коммерцией, чем сейчас, - и мне
хотелось видеть ощутимые результаты, дело должно было  двигаться  к  концу
или по крайней мере достигнуть какого-то  развития.  А  вместо  этого  шли
бесконечные допросы, почти всегда одного и того же содержания;  ответы  на
них я выучил наизусть, как молитву; но  несколько  раз  в  неделю  ко  мне
являлись посыльные из суда и в контору и  домой,  всюду,  где  могли  меня
застать; конечно, это очень мне мешало (теперь  по  крайней  мере  в  этом
отношении стало лучше, телефонные вызовы  мешают  гораздо  меньше),  а  то
среди моих деловых знакомых и особенно  среди  моих  родственников  начали
распространяться слухи о моем процессе, так что  вреда  это  мне  принесло
достаточно, а вместе с тем не было видно ни малейшего признака того, что в
ближайшее время будет назначено хотя бы  первое  слушание  дела.  Тогда  я
обратился к адвокату с жалобой. Он дал мне пространные объяснения,  однако
решительно отказался сделать  какие-то  шаги  в  том  направлении,  как  я
предполагал: ускорить слушание дела все равно никто не может, а настаивать
на этом в заявлении, как того требовал я,  было  бы  просто  неслыханно  и
могло погубить и его и меня. Я и подумал: то, чего не может или  не  хочет
этот адвокат, захочет и сможет другой. И я стал искать  других  адвокатов.
Сразу забегу вперед: никто никогда не требовал назначения дела к слушанию,
никто этого не мог добиться, да и вообще с одной оговоркой, о чем я  скажу
позже, это  действительно  никак  невозможно,  значит,  в  этом  отношении
адвокат меня не обманул, но в остальном мне  не  пришлось  жалеть,  что  я
обратился к другим адвокатам. Вероятно, вы уже слыхали от доктора Гульда о
подпольных адвокатах. Должно быть, он говорил о них с большим  презрением,
да они этого и заслуживают. Однако когда он о них говорит и  сравнивает  с
собой и своими коллегами, то совершает небольшую ошибку, и я  вам  попутно
разъясню, какую именно. Обычно, говоря об адвокатах  своего  круга,  он  в
отличие от  подпольных  называет  их  крупными  адвокатами.  Это  неверно:
конечно, каждый может называть себя крупным, если  ему  заблагорассудится,
но  в  данном  случае  судебная  терминология  установлена  твердо.   Если
руководствоваться  ею,  то  кроме  подпольных  адвокатов  существуют   еще
адвокаты крупные и мелкие. Так вот этот адвокат и его коллеги  принадлежат
к мелким адвокатам, а крупные адвокаты - о них я только слышал, но никогда
их не видел, те стоят по рангу  неизмеримо  выше  мелких  адвокатов,  куда
выше, чем "мелкие" стоят над презренными подпольными.
     - Что же это за крупные адвокаты? - спросил К. - Кто они такие? Как к
ним попасть?
     - Значит, вы о них нигде никогда не слыхали, - сказал коммерсант, - а
ведь нет ни одного обвиняемого, который, узнав о них, не мечтал бы попасть
к ним. Лучше не поддавайтесь этому соблазну. Кто эти крупные  адвокаты,  я
понятия не имею, и попасть к ним,  по-видимому,  невозможно.  Не  знаю  ни
одного  случая,  когда  с  уверенностью  можно  было  бы  говорить  об  их
вмешательстве. Кого-то они защищают, но по  своему  желанию  этого  нельзя
добиться: защищают они только тех, кого им угодно защищать.  Должно  быть,
то дело, за которое они берутся, уже выходит за  пределы  низших  судебных
инстанций. Вообще же лучше о  них  и  не  думать,  потому  что  иначе  все
переговоры с другими адвокатами, все их советы и вся их  помощь  покажутся
жалкими, никчемными; я сам это испытал: хочется просто бросить  все,  лечь
дома в постель и ни о чем не слышать. Но,  конечно,  глупее  этого  ничего
быть не может, да и в постели тебе все равно не будет покоя.
     - Значит, вы и прежде о крупных адвокатах не думали? - спросил К.
     - Думал, но недолго,  -  сказал  коммерсант  и  опять  усмехнулся.  -
Совершенно забыть о них невозможно, особенно ночью приходят всякие  мысли.
Но когда-то мне  больше  всего  хотелось  добиться  ощутимых  результатов,
потому я и обратился к подпольным адвокатам.
     - Как вы тут хорошо сидите вдвоем! - сказала Лени,  она  вернулась  с
тарелкой и остановилась в дверях.
     И действительно, они сидели,  почти  прижавшись  друг  к  другу;  при
малейшем повороте их головы могли столкнуться, а так  как  коммерсант  при
своем малом росте еще весь сгорбился, К. был вынужден наклоняться  к  нему
совсем близко, чтобы слышать все как следует.
     - Погоди минутку! -  остановил  девушку  К.,  и  его  рука,  все  еще
лежавшая на руке коммерсанта, нетерпеливо дрогнула.
     - Он просил, чтобы я ему рассказал  о  своем  процессе,  -  обратился
коммерсант к Лени.
     - Ну рассказывай, рассказывай! - сказала та.
     Она говорила с коммерсантом ласково, но очень свысока, и  К.  это  не
понравилось; он уже понял, что это был человек вполне достойный; во всяком
случае, он много пережил и прекрасно обо всем рассказывал. Очевидно,  Лени
судила о нем неверно.  К.  смотрел,  как  Лени  с  раздражением  отняла  у
коммерсанта свечу - тот все время крепко держал ее  в  руке,  обтерла  его
пальцы своим фартуком и опустилась перед ним  на  колени,  чтобы  счистить
воск, накапавший ему на брюки.
     - Вы ведь хотели рассказать мне про подпольных адвокатов! - сказал К.
и без всяких околичностей отодвинул руку Лени.
     - Ты это что? сказала Лени и, слегка хлопнув К. по  руке,  продолжала
свою работу.
     - Да, да, про подпольных адвокатов, сказал коммерсант и провел  рукой
по лбу, как бы обдумывая, что говорить.
     Желая ему помочь, К. подсказал:
     - Вы хотели добиться немедленных результатов и  потому  обратились  к
подпольным адвокатам.
     - Совершенно верно, сказал коммерсант, но ничего не добавил.
     Видно, не желает говорить при Лени, подумал К.,  и,  хотя  ему  очень
хотелось все услышать, он поборол нетерпение и больше настаивать не стал.
     - Ты доложила обо мне? - спросил он Лени.
     - Конечно, - ответила та. - Он тебя дожидается. Оставь Блока,  с  ним
ты и потом успеешь поговорить, Блок побудет тут.
     К. решился не сразу.
     - Вы останетесь тут? - спросил коммерсанта.
     Ему хотелось, чтобы тот сам подтвердил это, и не нравилось, что  Лени
говорит о Блоке как об отсутствующем. Да и  вообще  сегодня  К.  испытывал
какое-то затаенное раздражение против Лени.
     Но ответила опять она:
     - Он здесь часто ночует.
     - Ночует здесь? - воскликнул К.
     А он-то надеялся, что Блок просто дождется, пока он как можно  скорее
закончит переговоры с адвокатом, а затем они вместе выйдут и основательно,
без всяких помех все обсудят.
     - Ну да, сказала Лени. Не каждого пускают к адвокату в любой час, как
тебя, Йозеф. Ты как будто и  не  удивляешься,  что  адвокат,  несмотря  на
болезнь, принимает тебя в одиннадцать  часов  ночи.  Все,  что  ради  тебя
делают друзья, ты принимаешь как должное. Конечно, твои друзья, во  всяком
случае я сама, все делают с удовольствием. Никакой благодарности  я  и  не
требую! Лишь бы ты меня любил.
     Тебя любить? - подумал в первую минуту К., но сразу мелькнула  мысль:
ну, конечно, я ее люблю.
     Однако вслух он сказал, обходя эту тему:
     - Меня адвокат принимает, потому что я его клиент. А если  и  тут  не
обойтись без чужой помощи, значит, на каждом шагу только и  придется,  что
клянчить и благодарить.
     - Какой он сегодня нехороший, - сказала Лени коммерсанту.
     Вот теперь и про меня говорит, будто меня  нет,  подумал  К.  и  даже
рассердился на коммерсанта, когда  тот  так  же  бесцеремонно,  как  Лени,
сказал:
     - Адвокат его принимает еще и по другой причине:  его  процесс  много
интереснее моего. Кроме того, его процесс только что начался и, значит, не
очень запутан, потому адвокат  и  занимается  им  так  охотно.  Потом  все
изменится.
     - Да, да! - со смехом сказала  Лени,  глядя  на  коммерсанта.  -  Ишь
разболтался! А ты ему не верь, - это она сказала, уже обращаясь к К. -  Он
ужасно милый, но и ужасно болтливый. Может быть, адвокат его за это  и  не
выносит. Во всяком случае, принимает он его, только когда ему  вздумается.
Я и то сколько раз старалась  заступиться,  и  все  зря.  Представь  себе,
иногда я докладываю о Блоке, а он его принимает только на третий день.  Но
если в ту минуту, как его позовут, Блок не явится,  значит,  все  пропало,
нужно сызнова о нем докладывать. Поэтому я разрешила Блоку  ночевать  тут:
бывает, что адвокат ночью звонит и требует его к себе.  А  теперь  Блок  и
ночью наготове. Правда, иногда он узнает, что Блок тут,  и  отменяет  свой
вызов.
     К. вопросительно посмотрел  на  коммерсанта.  Тот  кивнул  головой  и
сказал так же откровенно, как говорил до того с К. (видно,  он  растерялся
только от смущения):
     - Да, постепенно начинаешь очень зависеть от своего адвоката.
     - Он только для виду жалуется, - сказала Лени,  -  а  сам  любит  тут
ночевать, он мне сколько раз говорил. - Она подошла к маленькой  дверце  и
открыла ее. - Хочешь взглянуть на его спаленку? - спросила она.
     К. подошел и заглянул с порога в низкую  каморку  без  окон,  целиком
занятую узенькой кроватью. Забираться в кровать можно  было  только  через
спинку. У изголовья в стене виднелась небольшая ниша,  там  с  педантичной
аккуратностью были расставлены свеча, чернильница, ручка с пером  и  пачка
бумаг - очевидно, документы процесса.
     - Значит, вы спите в комнате для прислуги? - спросил К., обращаясь  к
коммерсанту.
     - Мне ее уступила Лени, - сказал коммерсант. - Это очень удобно.
     К.  пристально  посмотрел  на  него.  Очевидно,  первое  впечатление,
которое произвел Блок, было правильней: опыт у него  был  большой,  потому
что его процесс тянулся давно, но стоил ему этот опыт  недешево.  И  вдруг
весь вид этого человека стал для К. невыносим.
     - Ну и укладывай его спать! - крикнул он Лени, которая  явно  его  не
поняла.
     Нет, сейчас он  пойдет  к  адвокату  и  откажет  ему,  а  этот  отказ
освободит его не только от самого адвоката, но  и  от  Лени,  и  от  этого
коммерсанта.
     Но не успел он дойти до двери, как коммерсант негромко окликнул его:
     - Господин прокурист! -  К.  сердито  обернулся.  -  Вы  забыли  свое
обещание, - сказал коммерсант и умоляюще потянулся к К. со своего места. -
Вы хотели сообщить мне какой-то секрет.
     -  Верно!  -  сказал  К.,  мельком  взглянув  на  Лени,   внимательно
смотревшую на него. - Так вот, слушайте: теперь это уже почти не секрет. Я
сейчас иду к адвокату, чтобы ему отказать.
     - Он ему отказывает! - крикнул коммерсант, вскочил со стула и забегал
по кухне, воздевая руки к небу. - Он отказывает адвокату! -  восклицал  он
снова и снова.
     Лени хотела было наброситься на К., но коммерсант перебил ей  дорогу,
за что она стукнула его кулаком. Не разжимая кулаков,  Лени  бросилась  за
К., но тот опередил ее и уже вбегал в комнату к адвокату, когда  Лени  его
догнала. Он почти успел захлопнуть двери, но  Лени  ногой  задержала  одну
створку и схватила его за локоть, пытаясь  вытащить  обратно.  Но  он  так
стиснул ей кисть руки, что она, охнув, выпустила его. Зайти в комнату  она
не посмела, и К. запер дверь изнутри на ключ.
     - Я вас очень давно жду, -  сказал  адвокат  с  кровати,  положив  на
ночной столик документ,  который  он  читал  при  свече,  и,  надев  очки,
пристально посмотрел на К.
     Но, вместо того чтобы извиниться, К. сказал:
     - О, я скоро уйду.
     Адвокат оставил без внимания эти слова и, так как  К.  не  извинился,
добавил:
     - В следующий раз я вас так поздно не приму.
     - Это вполне совпадает с моими намерениями, - сказал К.
     Адвокат посмотрел на него вопросительно.
     - Садитесь, пожалуйста! - сказал он.
     - Если вам угодно, - сказал К., пододвинул кресло к ночному столику и
сел.
     - Мне показалось, что вы заперли дверь на ключ, - сказал адвокат.
     - Да, - сказал К, - из-за Лени. - Он не намеревался никого щадить.
     Но адвокат спросил:
     - Она опять к вам приставала?
     - Приставала? - переспросил К.
     - Ну да! - сказал адвокат и  рассмеялся.  От  смеха  у  него  начался
приступ кашля, а когда  кашель  прошел,  он  опять  засмеялся.  -  Да  вы,
наверно, уже сами заметили, какая она назойливая, - сказал он  и  похлопал
К. по руке - тот по рассеянности положил руку на ночной столик, но тут  же
быстро отдернул ее. - Видно, вы  не  придаете  этому  значения,  -  сказал
адвокат, когда К. промолчал. - Тем лучше! Иначе мне, наверно, пришлось  бы
перед вами извиняться. Это ее причуда, и я давно ей  все  простил  и  даже
разговаривать об этом не стал бы, если бы вы  не  заперли  дверь.  Не  мне
объяснять вам эту причуду, но сейчас у  вас  такой  растерянный  вид,  что
придется все рассказать.  Причуда  эта  состоит  в  том,  что  большинство
обвиняемых кажутся Лени красавцами. Она ко  всем  привязывается,  всех  их
любит, да и ее как будто все любят; а потом, чтобы  меня  поразвлечь,  она
иногда мне о них рассказывает - конечно, с моего согласия. Меня это ничуть
не удивляет, а вот вы как будто удивлены. Если есть на  это  глаз,  то  во
многих обвиняемых и в самом  деле  можно  увидеть  красоту.  Конечно,  это
удивительное, можно сказать - феноменальное явление  природы.  Разумеется,
сам  факт  обвинения  отнюдь  не  вызывает  какие  либо  отчетливые,  ясно
определенные перемены во  внешности.  Ведь  это  не  то,  что  при  других
судебных делах: тут большинство обвиняемых продолжают вести  свой  обычный
образ жизни, и если у них  есть  хороший  адвокат,  взявший  на  себя  все
заботы, то и процесс их не касается. Тем не менее люди, искушенные в таких
делах, могут среди любой толпы узнать каждого обвиняемо