но.
   - Я тоже тебя люблю, Хадзимэ. И всю жизнь только тебя любила.  Ты  не
представляешь, как я люблю тебя. Я всегда о тебе  думала  -  даже  когда
была с другим. Вот почему я  не  хотела,  чтобы  мы  снова  встретились.
Чувствовала - не выдержу.  Но  не  видеть  тебя  тоже  было  невозможно.
Сначала  мне  просто  хотелось  тебя  увидеть  и  все.  Я  думала   этим
ограничиться, но когда увидела, не могла  не  заговорить.  -  Ее  голова
по-прежнему лежала у меня на плече. - Я мечтала, чтобы  ты  меня  обнял,
еще когда мне было двенадцать. А ты не знал?
   - Не знал, - признался я.
   - И как же я хотела сидеть так с тобой, обнявшись, без одежды.  Тебе,
наверное, такое и в голову не приходило?
   Я крепче прижал ее к себе  и  поцеловал.  Симамото  закрыла  глаза  и
замерла. Наши языки сплелись, я ощущал под  ее  грудью  удары  сердца  -
страстные и теплые. Зажмурившись, представил, как в ее жилах бьется алая
кровь. Гладил ее мягкие волосы, вдыхая их аромат,  а  она  требовательно
водила  руками  по  моей  спине.  Пластинка   кончилась,   проигрыватель
отключился и рычаг звукоснимателя автоматически  вернулся  на  место.  И
снова  лишь  шум  дождя  наполнял  комнату.  Симамото  открыла  глаза  и
прошептала:
   - Мы все правильно делаем, Хадзимэ? Я действительно тебе нужна? Ты  в
самом деле собираешься из-за меня все бросить?
   - Да, я так решил, - кивнул я.
   - Но если бы мы не встретились, ты жил бы спокойно - никаких  хлопот,
никаких сомнений. Разве нет?
   - Может, и так. Но мы встретились, и обратного пути уже нет. Помнишь,
ты как-то сказала: что было, того не вернешь. Только вперед. Что будет -
то будет. Главное, что мы вместе. Вдвоем начнем все заново.
   - Сними одежду, я хочу на тебя посмотреть, - попросила она.
   - Ты что, хочешь, чтобы я разделся?
   - Угу. Сними с себя все. А я посмотрю. Ты не против?
   - Нет, почему же. Если ты так хочешь... - Я начал  раздеваться  перед
печкой - снял куртку, тенниску, джинсы, майку, трусы. Она попросила меня
встать голышом  на  колени.  От  охватившего  меня  возбуждения  я  весь
напрягся, отвердел и в смущении стоял  перед  ней.  Чуть  отстранившись,
Симамото рассматривала меня, а сама даже жакета не сняла.
   - Чудно как-то, - рассмеялся я. - Что это я один разделся?
   - Какой ты красивый, Хадзимэ, - проговорила она,  подвинулась  ближе,
нежно сжала в пальцах мой пенис и прильнула к моим губам.  Положив  руки
мне на грудь, долго ласкала языком соски, поглаживала волосы  на  лобке.
Прижавшись ухом к пупку, взяла мошонку  в  рот.  Зацеловала  всего  -  с
головы до пят. Казалось, она нянчится не со мной, а с самим  временем  -
гладит его, ласкает, облизывает.
   - Ты разденешься? - спросил я ее.
   - Потом. Я хочу на тебя наглядеться,  трогать,  ласкать  вволю.  Ведь
стоит мне сейчас раздеться - ты сразу на  меня  набросишься.  Даже  если
буду отбиваться, все равно не отстанешь.
   - Это точно.
   - А я так не хочу. Не надо торопиться. Мы так долго шли к этому.  Мне
хочется сначала хорошенько рассмотреть твое тело, потрогать его  руками,
прикоснуться губами, языком. Медленно-медленно. Иначе я не смогу дальше.
Ты, наверное, думаешь, что я чудачка, но мне это нужно, пойми.  Молчи  и
не возражай.
   - Да я совсем не против. Делай, как тебе нравится. Просто ты так меня
разглядываешь...
   - Но ведь ты мой?
   - Конечно, твой.
   - Значит, стесняться нечего.
   - Нечего. Наверное, я еще не привык.
   - Потерпи немного. Я так долго об этом мечтала, - говорила Симамото.
   - Мечтала посмотреть на меня? Посмотреть, пощупать,  а  самой  сидеть
застегнутой на все пуговицы?
   - Именно. Ведь я столько лет мечтала увидеть, какой  ты.  Рисовала  в
голове твое тело без одежды. Представляла, какой он  у  тебя  большой  и
твердый.
   - Почему ты об этом думала?
   - Почему? - удивилась Симамото. - Ты спрашиваешь "почему"? Я же люблю
тебя. Женщина воображает любимого мужчину голым. Что тут плохого?  А  ты
разве об мне так не думал?
   - Думал.
   - Меня представлял, наверное, когда мастурбировал?
   - Было дело. В школе, - сказал я и тут же спохватился.  -  Хотя  нет,
что я говорю? Совсем недавно.
   - И я так делала. Представляла, какое у  тебя  тело  под  одеждой.  У
женщин тоже такое бывает.
   Я снова прижал ее к себе, медленно поцеловал и почувствовал,  как  во
рту движется ее язык.
   - Люблю, - выдохнул я.
   - Я тоже, Хадзимэ. Только тебя и никого больше. Можно еще  посмотреть
на тебя?
   - Конечно.
   Симамото легонько сжала в ладони мои органы.
   - Какая прелесть... Так бы и съела.
   - С чем же я тогда останусь?
   - Но мне хочется! - Она  долго  не  выпускала  мою  мошонку,  как  бы
прикидывая, сколько она может весить. Медленно и очень  аккуратно  взяла
губами мой детородный орган и посмотрела мне в глаза.
   - Можно я сначала буду делать так, как хочу? Разрешаешь?
   - Я все тебе разрешаю. Только не ешь, пожалей меня.
   - Ты не смотри на то, что я  делаю.  И  не  говори  ничего,  а  то  я
стесняюсь.
   - Хорошо, - обещал я.
   Я так и стоял на коленях; Симамото обняла меня левой рукой за  талию,
а свободной рукой, не снимая платья, стянула с  себя  чулки  и  трусы  и
принялась губами и языком облизывать мою плоть. Не выпуская ее изо  рта,
медленными движениями стала водить рукой у себя под юбкой.
   Я молчал. А что, собственно, говорить, если  человеку  так  нравится.
При виде того, как работают ее губы и язык, как плавно  ходит  рука  под
юбкой, мне вдруг вспомнилась та Симамото, которую я видел на парковке  у
боулинга.  Застывшая,  белая  словно  полотно,  и  я  по-прежнему   ясно
представлял затаившуюся в глубине ее глаз непроглядную пустоту  -  такую
же ледяную, как скрытая под землей вечная мерзлота. Вспомнилась  тишина,
глубокая настолько, что в ней без следа тонут любые звуки. И  вымерзший,
наполненный этой гулкой тишиной воздух.
   Тогда впервые в жизни я оказался с глазу на глаз со  смертью.  Терять
близких, видеть, как у тебя на глазах умирает человек, мне до сих пор не
приходилось, и я не представлял,  что  такое  смерть.  В  тот  день  она
предстала передо мной во всем своем омерзении, распростерлась в каких-то
сантиметрах от моего лица. "Вот она, смерть!" -  подумал  я  и  услышал:
"Погоди, когда-нибудь наступит и твой черед". В конце концов, каждому из
нас предстоит в одиночестве пройти свой путь к этим бездонным глубинам и
погрузиться в источник мрака и пустоты,  где  никогда  не  прозвучит  ни
единый отклик. Столкнувшись лицом к лицу с этой бездонной черной  дырой,
я испытал парализующий дыхание ужас.
   Заглядывая  в  леденящую  душу  темную  бездну,  я  громко  звал  ее:
"Симамото-сан!  Симамото-сан!",  но  голос  растворялся  в  нескончаемом
ничто. Глаза ее никак не реагировали на мои призывы. Симамото дышала все
так же, чуть заметно, и это размеренное, легкое, как дуновение  ветерка,
дыхание убеждало меня: она еще здесь, на  нашем  свете.  Хотя,  судя  по
глазам, смерть одолевала ее.
   Я вглядывался в затопивший глаза Симамото мрак,  звал  ее  и  не  мог
избавиться от  чувства,  что  все  глубже  проваливаюсь  в  бездну.  Она
засасывала меня  как  вакуум,  и  силу  ее  я  помню  до  сих  пор.  Она
по-прежнему хочет достать меня.
   Я крепко зажмурился, прогоняя кошмар из головы.
   Протянув руку, я погладил ее волосы, коснулся ушей, положил  руку  на
лоб. Тело Симамото было теплым и мягким. Она отдавалась своему занятию с
таким увлечением, что, казалось, собиралась высосать из меня саму жизнь.
Ее рука двигалась под юбкой между ног, не переставая,  будто  общаясь  с
кем-то на особом языке.  Наконец  Симамото  приняла  в  рот  запас  моей
мужской  энергии  -  все,  до  последней  капли.  Рука  замерла,   глаза
закрылись.
   - Извини, - послышался ее голос.
   - За что же? - удивился я.
   - Мне так этого хотелось. Умираю от стыда, но  без  этого  я  бы  все
равно не успокоилась. Это что-то вроде обряда для нас двоих. Понимаешь?
   Я привлек Симамото к себе и легонько прижался щекой к ее теплой щеке.
Приподняв волосы, поцеловал в ухо, заглянул в глаза и  увидел  там  свое
отражение. В открывшейся передо мной  бездонной  глубине  бил  родник  и
мерцало слабое сияние. "Огонек жизни, - подумал я.  -  Сейчас  горит,  а
ведь когда-нибудь и он погаснет". Симамото улыбнулась, и в уголках глаз,
как обычно, залегли крошечные морщинки. Я поцеловал их.
   - А теперь можешь меня раздеть, - сказала Симамото. -  И  делай,  что
хочешь. Теперь твоя очередь.
   - Может, у меня воображения не хватает, но я предпочитаю традиционный
способ. Ты как?
   - Чудесно. И обычный подойдет.
   Я снял с нее платье, лифчик, уложил на постель  и  осыпал  поцелуями.
Изучил каждый изгиб  ее  тела,  ощупал  и  поцеловал  каждый  сантиметр,
убеждая себя в том, что вижу,  запоминая.  Это  заняло  немало  времени.
Много лет прошло до этого дня, и я, как и Симамото, не хотел спешить.  Я
сдерживал себя, пока не пришел конец терпению, - и тогда медленно  вошел
в нее.
 
*** 
 
   Мы любили друг друга снова  и  снова  -  то  нежно,  то  с  неистовой
страстью - до самого утра и заснули, когда уже начало  светать.  В  один
момент, когда наши тела снова слились в  единое  целое,  Симамото  вдруг
неистово зарыдала и, как одержимая, заколотила кулаками по моим плечам и
спине. Я крепко прижал ее к себе. Мне показалось: не удержи я ее, и  она
разлетится на куски. Я долго гладил ее  по  спине,  стараясь  успокоить.
Целовал шею, разбирал пальцами спутавшиеся волосы. Со мной была  уже  не
та невозмутимая и сдержанная Симамото, которую я  знал  прежде.  Стывшая
все эти годы в тайниках  ее  души  мерзлота  начала  понемногу  таять  и
подниматься к  поверхности.  Я  уловил  ее  дыхание,  издали  ощутил  ее
приближение. Дрожь замершей в моих руках Симамото  передавалась  мне,  а
вместе с ней приходило чувство, что  она  сама  становится  моей,  и  мы
никогда больше не расстанемся.
   - Я хочу все знать о тебе, - говорил я. - Какая у тебя жизнь была  до
сих пор, где сейчас живешь, чем занимаешься. Замужем ты или нет.  Все  -
от и до. И больше никаких секретов.
   - Завтра, - отвечала она. - Наступит завтра, и я все расскажу. А пока
ни о чем не спрашивай. Сегодня ты ничего не знаешь. Если я все расскажу,
обратного пути для тебя уже не будет.
   - Я и не собираюсь возвращаться обратно. И кто знает, а вдруг  завтра
вообще не наступит. И я никогда не узнаю, что ты от меня скрываешь.
   - Лучше бы завтра и вправду не приходило.  Ты  бы  так  ничего  и  не
узнал.
   Я хотел возразить, но она не дала мне сказать, закрыв рот поцелуем.
   - Вот бы это "завтра" лысые орлы склевали. Подойдет  им  такая  пища,
как думаешь? - спросила Симамото.
   - В самый раз. Вообще-то они искусством питаются,  но  "завтра"  тоже
подойдет.
   - А грифы жрут...
   - ...мертвечину, трупы человеческие, -  сказал  я.  -  Совсем  другие
птицы.
   - А орлы, значит, едят искусство и "завтра"?
   - Вот-вот.
   - Меню что надо!
   - А на десерт закусывают книжным каталогом "Вышли в свет".
   - И тем не менее - до завтра, - улыбнулась Симамото.
 
*** 
 
   Завтра все-таки наступило. Проснувшись, я обнаружил, что рядом никого
нет. Дождь кончился, и в окно спальни прозрачным ярким потоком вливалось
утреннее солнце. Часы показывали начало десятого. Симамото в постели  не
оказалось; на лежавшей рядом подушке осталась небольшая  вмятина  от  ее
головы. Я встал с кровати и  вышел  в  гостиную.  Заглянул  в  кухню,  в
детскую, в ванную, но нигде не нашел ее. Вместе с ней исчезла  одежда  и
туфли, оставленные в прихожей. Я сделал  глубокий  вдох,  чтобы  вернуть
себя к реальности, однако реальность оказалась непривычной и странной  -
не такой, как я думал. И совершенно меня не устраивала.
   Одевшись, я вышел на улицу. "БМВ" стоял на месте - там, где я оставил
его ночью. А вдруг Симамото проснулась раньше и  решила  прогуляться?  Я
обошел вокруг дома,  потом  сел  в  машину  и  поехал  по  окрестностям.
Добрался даже до соседнего городка Мияносита - безрезультатно.  Вернулся
на дачу  -  по-прежнему  никого.  Обшарил  весь  дом,  надеясь  отыскать
какую-нибудь записку, но так ничего и не нашел. Ничего, напоминающего  о
том, что еще совсем недавно она была здесь.
   Без Симамото в доме стало ужасно пусто  и  душно.  Воздух  наполнился
шершавыми пылинками, от которых першило в горле. Я вспомнил о подарке  -
пластинке Ната Кинга Коула. Ее тоже  нигде  не  оказалось.  Похоже,  она
унесла ее с собой.
   Симамото опять исчезла, на этот раз даже не оставив мне  надежд,  что
может быть через какое-то время мы встретимся снова.
 
15 
 
   В тот день я вернулся в Токио почти в четыре,  просидев  на  даче  до
полудня в надежде, что Симамото вернется. Чтобы ожидание не превратилось
в пытку, навел порядок на кухне,  разобрал  и  разложил  одежду.  Тишина
давила своей тяжестью, доносившиеся время от времени птичьи голоса и шум
проезжавших автомобилей звучали как-то неестественно, не в  такт.  Будто
неведомая сила искажала окружавшие меня звуки, гнула, сминала  их.  А  я
все сидел и ждал чего-то. Мне  казалось:  что-то  должно  произойти.  Не
могло же все вот так кончиться...
   Но не произошло ничего. Симамото  -  не  такой  человек,  чтобы,  раз
что-то решив, изменять  потом  свое  решение.  Надо  было  возвращаться.
Маловероятно, конечно, но если ей захочется дать о себе знать, она может
прийти ко мне в джаз-клуб. Сидеть дальше в Хаконэ, в  любом  случае,  не
имело смысла.
   Возвращаясь в Токио, я тщетно пытался заставить себя  сосредоточиться
на дороге  -  несколько  раз  не  заметил  светофора,  проехал  поворот,
перестраивался не в те ряды. Оставив машину на стоянке у клуба, позвонил
из автомата домой и сообщил Юкико, что вернулся и сразу иду на работу.
   - Что же ты так долго? Ведь я волновалась. Позвонил хотя бы,  -  сухо
сказала она.
   - Со мной все в порядке. Не  беспокойся.  -  Я  не  представлял,  как
звучит по телефону мой голос. - Со временем  туго,  поэтому  я  прямо  в
офис. Счета надо проверить. А оттуда - в клуб.
   В офисе я сел за стол и так и просидел  один,  ничего  не  делая,  до
вечера. Сидел и думал о прошлой ночи. Скорее всего, Симамото  вообще  не
спала, а дождалась, пока я засну, и ушла на рассвете. Интересно, как  же
она в город вернулась? До шоссе далековато,  но  даже  если  она  дошла,
сесть в такой ранний час в автобус или поймать такси в  горах  Хаконэ  -
дело почти невозможное. Да в придачу у нее туфли на высоких каблуках.
   Почему ей пришлось вот так уйти? Этот вопрос мучил меня всю дорогу до
Токио. Мы же поклялись, что теперь принадлежим друг другу, и  вспыхнули,
забыв обо всем. И все-таки после всего, что произошло  между  нами,  она
меня  бросила,  сбежала,  ничего  не  объяснив.  Да  еще   и   пластинку
прихватила. А говорила - подарок. Должен же быть во всем  этом  какой-то
смысл, какая-то причина... Ну не могла Симамото просто взять и ни с того
ни с сего  уехать.  Я  ломал  голову,  прикидывал  разные  варианты,  но
логического объяснения ее поступку не находил. Мысли разбегались,  и  от
попыток собрать их вместе тупо заныла голова.  Я  почувствовал  страшную
усталость, сел на офисную тахту и, прислонившись к стенке, закрыл глаза.
Открыть их сил уже не осталось. Воспоминания - единственное,  на  что  я
был способен. Вместо мыслей в мозгу раз  за  разом,  словно  на  повторе
склеенной в  кольцо  пленки,  прокручивались  картины  прошлой  ночи.  Я
вспоминал, какое у нее тело, как она лежала с  закрытыми  глазами  возле
печки, обнаженная. Ее шею, грудь, линию от плеча  до  бедер,  волосы  на
лобке, под которыми скрывалось самое интимное, спину, бедра,  ноги.  Так
близко, так ярко. Ближе и ярче реальности.
   Сидеть в тесной комнате в окружении живых видений было невозможно.  Я
вышел из офиса и какое-то время бродил по округе без всякой цели.  Потом
зашел в джаз-клуб, побрился в туалете и вообще привел себя в порядок.  Я
ведь с самого утра не умывался и не переодел куртку, в которой  ездил  в
Хаконэ. Никто в клубе ничего не сказал, хотя персонал и  посматривал  на
меня с недоумением. Домой  идти  не  хотелось.  Стоило  предстать  перед
Юкико, и я бы во всем сознался - что люблю Симамото, что  провел  с  нею
ночь, что собираюсь все бросить - дом, дочерей, работу...
   Конечно, следовало ей все рассказать, но я не мог. Не мог понять, что
правильно, а что нет. Не  мог  разобраться  даже  в  том,  что  со  мной
происходит. Потому и пошел в клуб, а не домой, и решил  ждать  Симамото,
хотя знал прекрасно,  что  она  не  придет.  Просто  ничего  другого  не
оставалось. Я наведался в бар, чтобы проверить, нет  ли  ее  там,  потом
вернулся в "Гнездо малиновки" и просидел за стойкой до самого  закрытия.
Как обычно, перекинулся парой фраз с завсегдатаями. Поддакивал, с трудом
улавливая, о чем речь, а у самого  перед  глазами  стояла  Симамото,  ее
тело. Представлял, как мягко и нежно оно принимало  меня.  Как  Симамото
зовет меня по имени. И стоило зазвонить телефону,  как  сердце  начинало
колотиться в груди.
   Клуб закрылся, гости разошлись, а я  все  сидел  за  стойкой,  пил  и
совершенно не пьянел. Скорее наоборот - в голове наступало просветление.
Домой я вернулся  в  третьем  часу.  Юкико  не  спала,  дожидаясь  моего
прихода. Сон меня не брал, я сел за стол в кухне  и  налил  себе  виски.
Жена тоже подсела ко мне со стаканом.
   -  Поставь  какую-нибудь  музыку,  -  попросила  она.   Взяв   первую
попавшуюся кассету, я сунул ее в магнитофон и сделал  потише,  чтобы  не
разбудить детей. Мы сидели друг напротив друга, пили виски и молчали.
   - У тебя есть другая женщина? - спросила наконец Юкико, поглядев  мне
в глаза.
   Я кивнул. Сколько раз она повторяла про себя эти  слова,  прежде  чем
произнести вслух? Они прозвучали очень отчетливо и серьезно.
   - Что ж, значит, ты ее любишь. И у вас все по-серьезному?
   - Да, - вымолвил я. - Это серьезно, но не совсем то, что ты думаешь.
   - Откуда ты знаешь, что я думаю? Ты правда считаешь,  что  знаешь,  о
чем я могу думать?
   Я промолчал. Говорить было, в общем-то, нечего. Юкико  тоже  молчала.
Тихо играла музыка - то ли Вивальди, то ли Телеман. Кто-то из них двоих.
   - Вряд ли тебе известно, о чем  я  думаю,  -  продолжала  Юкико.  Она
говорила  медленно,  четко  выговаривая  каждое  слово,  будто  объясняя
ребенку. - Ты и понятия не имеешь.
   Она кинула на меня взгляд, но, поняв, что возражать я  не  собираюсь,
взяла стакан и сделала глоток виски. Медленно покачала головой:
   - Не такая уж я дура. Я с тобой живу, сплю с тобой. Уж такие-то  вещи
я понимаю.
   Я смотрел на нее и молчал.
   - Ни в чем я тебя не виню. Ну полюбил другую,  ничего  не  поделаешь.
Любишь, кого любишь. Со мною тебе чего-то не хватало. Я знаю. Жили мы до
сих пор нормально, и относился ты ко мне хорошо. Я с  тобой  была  очень
счастлива. Наверное, ты меня все еще любишь. Но теперь все понятно: тебе
одной меня мало. Рано или поздно это все равно бы произошло.  Поэтому  я
не обвиняю тебя, что ты полюбил другую. И даже не сержусь, не  обижаюсь.
Странно, наверное, но это так. Просто мне больно, очень больно. Я знала,
что будет больно, но не думала, что так сильно.
   - Прости.
   - Не надо просить прощения. Хочешь уходить - уходи. Я тебя не  держу.
Ну что? Уходишь?
   - Не знаю, - ответил я. - Я хотел бы объяснить...
   - ...что у вас с ней было? - Да.
   Юкико покачала головой:
   - Я не хочу о ней ничего слышать. Не надо  делать  мне  еще  больнее.
Меня не интересует, какие у вас с ней отношения. Я знать этого не желаю.
Скажи одно: уходишь ты или нет. Мне ничего не нужно - ни дома, ни денег.
Хочешь забрать детей - забирай. Не сомневайся, я  серьезно.  Собираешься
уйти - только скажи. Больше ничего знать  не  хочу.  И  не  надо  ничего
говорить. Только "да" или "нет".
   - Я не знаю.
   - Чего ты не знаешь? Уходить или нет?
   - Да нет. Я даже не знаю, смогу ли на твой вопрос от