ое, еще маленькая была, когда он вышел.
   - Давай возьмем кассету и посмотрим в воскресенье все вместе. Хороший
фильм. Там такие виды, животные разные, цветы. И детям, наверное,  будет
интересно.
   Юкико с улыбкой посмотрела  на  меня.  Давно  я  не  видел,  как  она
улыбается.
   - Ты уходишь от меня?
   - Послушай, Юкико. Я тебя люблю.
   - Возможно, но я тебя о другом спрашиваю. Собираешься ты уходить  или
нет? "Да" или "нет". Других ответов мне не надо.
   - Нет, я не хочу уходить, - покачал головой я. - Может,  у  меня  нет
права так говорить, но я  не  хочу.  Я  не  знаю,  что  будет,  если  мы
расстанемся. Я не хочу опять остаться один. Лучше уж умереть.
   Юкико протянула руку и, легко коснувшись моей груди, заглянула мне  в
глаза:
   - Забудь ты о правах. Какие тут могут быть  права?  Я  чувствовал  на
груди тепло ее ладони и думал о смерти.  А  ведь  я  мог  умереть  тогда
вместе с Симамото на хайвэе. И меня бы не стало. Я бы исчез,  испарился.
Как исчезает многое в этом мире. Но я живу, существую. И на груди у меня
теплая рука Юкико.
   - Я очень тебя люблю, Юкико. С самого первого дня. И  сейчас  так  же
люблю. Как бы я жил, если бы мы не встретились? Словами не передать, как
я тебе благодарен. И за все хорошее ты от меня  такое  получила!  Потому
что я эгоист, вздорный, никчемный тип. Гадости делаю тем, кто  рядом  со
мной. Просто так, без всякой причины.  А  получается  один  вред  самому
себе. И другим, и себе жизнь порчу. Но я не нарочно. Как-то  само  собой
получается.
   - Не спорю, - тихо проговорила Юкико. С ее губ еще не сошла улыбка. -
Ты в самом деле эгоистичный, вздорный и никчемный тип. И меня обижаешь.
   Я долго смотрел на нее. Она ни в чем меня не обвиняла. В словах ее не
было ни злости, ни грусти. Юкико лишь констатировала факт.
   Я медленно подбирал нужные слова:
   - Мне всю жизнь казалось, будто я хочу  сделаться  другим  человеком.
Меня все время тянуло в новые места, хотелось ухватиться за новую жизнь,
изменить себя. Сколько их было, таких попыток. В каком-то смысле  я  рос
над собой, менял личность. Став  другим,  надеялся  избавиться  от  себя
прежнего, от всего, что во мне было.  Всерьез  верил,  что  смогу  этого
добиться. Надо только постараться. Но из этого ничего не  вышло.  Я  так
самим собой и остался, что бы ни делал. Чего  во  мне  не  хватало  -  и
сейчас не хватает. Ничего не прибавилось.  Вокруг  все  может  меняться,
людские голоса могут звучать по-другому, а я все такой же  недоделанный.
Все тот же роковой недостаток разжигает во мне голод, мучит жаждой. И их
не утолить, не насытить. Потому что в некотором смысле этот недостаток -
я сам. Вот, что я понял. Сейчас я для тебя готов стать другим человеком.
Мне кажется, я смогу. Это не просто, конечно, но  я  постараюсь.  Может,
получится. Но скажу честно: все может повториться. Я опять могу  сделать
тебе больно. Разве можно тут что-то обещать! Когда я говорил, что у меня
нет права, я как раз это имел в виду. Не уверен, что переборю эту силу.
   - И ты все время пытался укрыться от нее?
   - Выходит, пытался.
   Рука Юкико по-прежнему оставалась у меня на груди.
   - Бедный!
   Ее голос звучал так, как если  бы  она  зачитывала  надпись,  которую
кто-то изваял на стене крупными буквами. Может, на стене  и  правда  это
было написано? - мелькнуло в голове.
   - Честно, я не знаю, что тебе сказать. Уходить я точно  не  хочу.  Но
верный ли это ответ? Не знаю. У  меня  даже  нет  уверенности,  могу  ли
выбирать, что ответить. Юкико, ты мучаешься. Я вижу. Руку твою чувствую.
Но есть что-то совсем  другое,  чего  нельзя  увидеть  и  почувствовать.
Называй как хочешь: ощущение, вероятность... Оно  просачивается  в  меня
откуда-то, опутывает изнутри. Живет во мне. Это не мой выбор, и я  не  в
состоянии дать на него ответ.
   Юкико долго ничего не говорила. В ночи под  окном  время  от  времени
погромыхивали грузовики. Я выглянул  на  улицу,  но  ничего  не  увидел.
Передо мной лежали только безымянное пространство и  время,  соединявшие
ночь и рассвет.
   - Мне хотелось умереть, пока все это тянулось, - начала она. -  Я  не
пугаю тебя, нет. Просто говорю все, как есть. Я не раз думала о  смерти,
так мне было одиноко и тоскливо. Вообще-то  умирать  совсем  не  тяжело.
Представь, что из комнаты медленно выкачивают воздух. Со  мной  примерно
то же самое происходило - постепенно пропадало желание  жить  дальше.  В
такие минуты к смерти не так серьезно относишься.  Я  даже  о  детях  не
думала. Что с ними будет, если я умру? Почти не думала об этом.  Вот  до
чего дошла в этом своем одиночестве. Тебе, наверное,  этого  не  понять.
Что я чувствовала, что думала, что могла с собой  сделать.  Вряд  ли  ты
всерьез об этом задумывался.
   Я молчал. Юкико убрала руку с моей груди и положила себе на колени.
   - Но я не умерла. Осталась жить. Думала,  что  приму  тебя,  если  ты
когда-нибудь захочешь вернуться. Вот и не умерла. И дело не в  том,  кто
на что право имеет, не в том, верно это или  нет.  Может,  ты  вздорный,
может, никчемный. Может быть, ты опять сделаешь мне больно. Разве в этом
дело? Ты ничего не понимаешь.
   - Да, наверное я ничего не понимаю.
   - И не о чем не спрашиваешь.
   Я открыл было рот, но не нашел, что сказать. В самом деле, я  никогда
ни о чем ее не спрашивал. Почему? Ну почему, черт возьми?
   - Теперь ты сам будешь решать, что ты вправе делать. Или  мы.  Может,
как раз этого нам и не  хватало.  Нам  казалось,  мы  вместе  так  много
сделали, так многого добились, а на деле не добились ничего. Все  у  нас
шло чересчур гладко. Слишком счастливы были. Ты так не думаешь?
   Я кивнул.
   Юкико сложила на груди руки и посмотрела на меня.
   - Знаешь, раньше я тоже видела сны, у меня были мечты, фантазии. Но в
один  день  все  кончилось,  пропало.  Еще  до  того,  как  мы  с  тобой
встретились. Я их убила. Убила и  выбросила  по  собственной  воле.  Так
вырезают из тела  отработавший  свое  ненужный  орган.  Правильно  ли  я
сделала? Бог знает. Но тогда я не  могла  иначе  поступить.  Иногда  мне
снится сон. Будто кто-то принес мне то,  что  я  выбросила.  Снится  все
время одно и то же: какой-то человек держит это в руках и  говорит:  "Вы
тут потеряли кое-что". Вот такой сон. Я была с тобой очень счастлива. Ни
на что не жаловалась, и мне больше ничего не было нужно. Но несмотря  на
это, меня всю дорогу что-то преследует. Просыпаюсь  ночью  вся  в  поту.
Меня не отпускает то, что я отбросила от себя, от чего  отказалась.  Так
что не только с тобой такое. Не тебе одному  приходится  избавляться  от
чего-то, что-то терять. Ты меня понимаешь?
   - Кажется, понимаю.
   - Ты снова можешь сделать мне больно. Не знаю, как я буду реагировать
в следующий раз. Хотя, может, в следующий раз это я сделаю тебе  больно.
Мы ничего не можем обещать. Ни ты, ни я. Но я все еще тебя люблю. Вот  и
все.
   Я прижал ее к себе, погладил по волосам.
   - Юкико, давай завтра начнем все с начала. У нас  должно  получиться.
Сейчас уже поздно. А завтра - новый день. Вот и начнем.
   Юкико внимательно посмотрела на меня и сказала:
   - Ты так ни о чем и не спрашиваешь.
   - Завтра начинаю новую жизнь. Что скажешь?
   - Думаю, это хорошая мысль. - На ее лице мелькнула улыбка.
 
*** 
 
   Юкико вернулась к себе, а я еще долго  лежал  и  смотрел  в  потолок.
Самый  обыкновенный  потолок,  какие  бывают  в  таких   домах.   Ничего
особенного или интересного. И все же я не мог  глаз  от  него  оторвать.
Время от времени по нему скользили отблески автомобильных  фар.  Видения
больше не преследовали меня. Грудь Симамото под моими пальцами, звук  ее
голоса, аромат кожи - все это уже не воспринималось так ясно, так остро.
В памяти всплывала Идзуми,  ее  бесстрастное,  мертвое  лицо.  Стекло  в
такси, отделявшее нас друг от друга. Я закрыл  глаза  и  стал  думать  о
Юкико. Раз за разом повторял про  себя  то,  что  она  мне  сказала.  Не
открывая глаз, прислушивался к своему  телу.  Вероятно,  что-то  во  мне
менялось. Должно было измениться.
   Я еще не знал, хватит ли у меня дальше  сил  хотя  бы  на  то,  чтобы
содержать Юкико с детьми. Иллюзии, из которых были  сотканы  мои  мечты,
больше не помогут. Пустота всегда и везде остается пустотой. Я долго был
погружен в нее, заставлял себя как-то в ней освоиться и, в конце концов,
оказался в той же  пустоте,  с  которой  нужно  свыкнуться.  Теперь  моя
очередь внушать мечты другим, будить чьи-то фантазии. Вот  что  от  меня
требуется. Пусть этим мечтам  и  фантазиям  не  будет  хватать  энергии.
Возможно. Но все равно, если в моем существовании есть хоть какой-нибудь
смысл, я должен продолжать это дело, насколько хватит сил... Может быть.
   Рассвет приближался, и я окончательно понял, что не усну. Накинув  на
пижаму джемпер, я пошел в кухню и приготовил кофе. Сел за  стол  и  стал
наблюдать, как  постепенно  светлеет  небо.  Давно  мне  не  приходилось
видеть, как светает. На краю небосвода возникла голубая полоса  и  стала
медленно разбухать, как расплывается  пролитая  на  бумагу  капля  синих
чернил. Голубая-голубая, голубее всех имеющихся в природе оттенков этого
цвета. Опершись локтями о стол, я наблюдал эту картину.  Но  как  только
из-за горизонта выкатилось солнце, эту лазурь тут же поглотил  привычный
свет наступившего дня. Я  заметил:  над  кладбищем  показалось  одинокое
облачко - белоснежное и с такими четкими контурами,  что,  казалось,  на
нем можно писать. Начался новый день. Что же он мне принесет? -  спросил
я себя, но не нашел ответа.
   Наверное, повезу дочек в сад, потом  пойду  в  бассейн.  Как  обычно.
Вспомнился бассейн, в который я ходил, когда учился в школе. Я  вспомнил
стоявший  там  запах,  эхо  голосов   под   потолком.   То   была   пора
перевоплощения - вместо меня появлялся кто-то совсем другой. Встав перед
зеркалом, я видел, что тело меняется прямо на глазах. А ночью, в тишине,
даже слышно было, как  оно  растет.  Я  воплощался  в  нового  человека,
вступал в новое, неизведанное пространство.
   Сидя за кухонным столом, я не спускал глаз с повисшего над  кладбищем
облака.  Оно  совсем  не  двигалось,  замерло  на  месте,   словно   его
приколотили к небу гвоздями. "Детей надо  будить",  -  подумал  я.  Ночь
прошла, пора вставать. Новый день нужен им куда больше, чем мне. Пойду в
спальню, откину одеяло, дотронусь до них - мягких и теплых - и  объявлю:
"Подъем! Новый день начинается". Я знал,  что  должен  сделать  это,  но
никак не мог подняться из-за стола. Силы покинули меня. Казалось, кто-то
подкрался сзади и без звука отключил меня от источника энергии,  которой
питалось тело. Положив локти на стол, я закрыл лицо руками.
   В темноте перед глазами возникла картина: море, дождь... Он  неслышно
проливается на необъятную водную гладь и никто  этого  не  видит.  Капли
дождя бесшумно падают, но даже рыбы не знают, что наверху идет дождь.
   Я оставался в мыслях с этим морем, пока кто-то не вошел в  комнату  и
тихо не положил руки мне на спину.