енной тематике  уже  был  определенным
облегчением для слушателей - Ольга и Сергей понимающе улыбнулись друг другу.
Джокер  заметил это и, чтобы показать, что он понял смысл их общей  улыбки и
контролирует ситуацию,  сказал,  выделяя интонацией фразу,  как  всего  лишь
отвлечение от генеральной темы:
     - Между прочим,  про некоторых женщин говорят: да она страшнее  атомной
бомбы!... А, скажи, ты ведь знаешь, - он опять призвал Сергея в свидетели, и
после этого быстро повернулся к Ольге, поясняя: -  Про  некоторых кажется  -
эталон красоты.  А разденешь - ну, бомба, в натуре, страх божий. - Довольный
эффектом - девушка отвернулась к иллюминатору, а у Сергея  улыбка  сменилась
кислой  гримасой  на  покрасневшем  лице,  -  Джокер  откровенно  засмеялся.
Дескать, не обижайте меня, а то еще  больше сконфужу. Победно продолжил: - О
чем мы там говорили? Ах, да - об атомной бомбе. Так вот. Все знают, что вряд
ли  когда-нибудь кто-то сознательно  ее применит - страшно.  То есть, угроза
применения  бомбы это, как говорят карточные "кидалы",  блеф.  Но  этот блеф
творит,  в принципе, великое  дело, - Джокер  надул  щеки,  сделал  паузу  и
напыщенно закончил  фразу, почти пропел: - дело мира!... - И, как для манеры
его  разговора,  оказывается, являлось типичным, в  конце фразы хохотнул:  -
Дело мира живет и процветает!
     -  Но бомба это частности, -  назойливо продолжал Джокер после паузы, -
суть  же  в  том, что миром, оказывается,  управляет  страх.  Вернее,  -  он
напрягся,  подбирая слова  и докончил  предложение  почти по слогам, - страх
делает  высоким  уровень  терпимости  цивилизованного  общества. Терпимости,
которая  порождена  -  внимание,  дамы-господа!  -  порождена  -  ха! -  его
величеством животным страхом.
     Он повертел головой, любуясь реакцией Сергея  и Ольги, и не найдя  в их
мимике безоговорочного согласия, перейдя на шепот, преложил:
     - Хотите эксперимент?
     Не  дожидаясь   ответа,  Джокер  приподнялся  в  кресле,  с  грациозной
пластичностью, как фокусник или вор-карманник, мягко вытянул изогнутую  руку
и щелкнул по затылку сидящего  перед Сергеем пассажира. Это  было  настолько
неожиданно,  что Сергей  не успел правильным образом отреагировать. Впрочем,
что следует делать, имея перед  собой,  в просвете двух кресел, гневное лицо
человека,  которому  только  что щелкнули  по  макушке, Сергей,  разумеется,
никогда не знал. Он скосил  глаза на Джокера. Джокер полулежал с безмятежным
видом  дремлющего мирного гражданина:  глаза закрыты, нижняя  губа - признак
глубокого сна  - оттопырена. На веках классическая татуировка: "Не буди". От
растерянности  Сергей,  отвечая  на вопросительный,  обезображенный  яростью
взгляд  мужчины,  просто  пожал плечами.  Это  выглядело  как издевательство
совершившего  хулиганскую  выходку  над   униженной  жертвой.  Мол,   ничего
страшного,  гражданин,  так  получилось (интонация Джокера). Кончилась немая
сцена  тем,  что возмущение сменилось  смятенной  обиженностью  и  гражданин
отвернулся.  За  всем  этим  удивленно  наблюдала  Ольга,  которая, судя  по
вздернутым бровям, тоже была шокирована выходкой Джокера.
     - Ну,  вот,  - прошептал Джокер, открывая глаза, - убедились? А если бы
он не  вытерпел? Конкретнее: если бы не струсил? Что тогда? Война? Мордобой?
То-то  же!... Валерка знает,  что  говорит. Хотите еще  раз?  - он обозначил
движение вперед. На  этот  раз  Сергей непроизвольно  схватил его за  плечо.
Джокер громко засмеялся: - Ладно, ладно, шучу! -  И  вдруг резко стряхнул  с
себя ладонь  Сергея и перестал улыбаться: - А это, - обратился  он  к Ольге,
кинув косой небрежный взгляд на свое плечо,  - пример того, как даже  робкие
люди  могут в критических  ситуациях  мобилизовываться. Наша с вами  задача,
мадам Одуванчик, вовремя ставить таких людей на  место. А пока  я, с  вашего
позволения, схожу в туалет.
     Когда Джокер ушел,  Сергей  поймал на себе жалеющий  взгляд  Ольги. Это
было  неприятно. Он  не знал, как себя вести.  Ольга  подала  голос, прервав
неуютную паузу:
     - Не расстраивайтесь, Сергей!... Будем считать, что  нам с вами  просто
не   повезло   сегодня.  -  Слегка  смутившись  неоднозначности  сказанного,
пояснила:  -  Не  повезло  с  соседством.  Скоро прилетим.  И  забудем этого
шутника.
     Шутник, как будто услышав, быстро напомнил о себе: в хвосте самолета он
громко  оправдывался  перед  стюардессой.  Суть  претензий  хозяйки   салона
заключалась в том, что  она уличала Джокера в курении  в туалетной  комнате.
Джокер, дурачась, приводил нелепые доводы, но когда стюардесса затребовала у
него паспорт, пригрозив командиром корабля,  стюардами и милицейским нарядом
в  аэропорту назначения, сник. Отдав паспорт, вернулся на место. Усаживаясь,
крикнул вслед стюардессе:
     - Вы мне лучше парашют дайте, я сойду!...
     Все   невероятным   гармоническим  образом  сплелось:  парашют,  испуг,
Одуванчик...
     Сергей  вспомнил... Ему  было лет двенадцать. Он  ехал на велосипеде по
направлению к  загородному  аэродрому  смотреть,  как  спортсмены прыгают  с
парашютами.  Еще  от  города  было видно - самолеты  рожали россыпи икринок,
превращавшиеся в маленькие  зонтики,  похожие на семена одуванчиков, которые
далее,  увеличиваясь  по  секундам и  превращаясь в лилипутские фигурки  под
цветными куполами, падали где-то за грядой лесопосадки.
     Когда он обгонял трактор, ползущий по сырой  проселочной дороге, заднее
колесо велосипеда  занесло  в сторону. Последовал удар,  который  перевернул
небо. За провалом в темноту, где-то совсем близко, - сильный скрежет и лязг.
     ...Сергей поднял  голову и обнаружил себя распластанным, вниз  животом,
между медленно ползущих  гусениц, одна из которых давила,  как хворост, раму
его велосипеда.
     Бульдозер остановился только, когда тракторист увидел в зеркале заднего
вида лежащее  на дороге тело. Выскочив, он поднял Сергея с земли, встряхнул,
и,  убедившись,  что мальчик невредим, наотмашь  ударил его по  испачканному
мазутом и землей лицу. Затем прижал голову Сергея к своей  промасленной робе
и,  трясясь  всем телом, громко,  как ребенок,  заплакал. Заплакал и Сергей.
Тракториста покинули силы  и он,  не  отпуская  Сергея,  повалился в  рыхлую
колею. Так  они и лежали некоторое  время, размазывая  грязь  по  сморщенным
лицам, воя в небо, с которого, казалось, прямо на них, летели парашютисты.

     - Красавица, - окликнул  Джокер  проходившую  мимо стюардессу, -  верни
паспорт! Я за это объяснительную командиру напишу, можно?
     Стюардесса усмехнулась и ответила сухо:
     - Как хотите. А вообще-то, я же вам объяснила, что разбираться будем на
земле.
     -  Так жестко же будет!... - Джокер, скорчив глупую  мину, потянулся  к
иллюминатору,  якобы  с  целью  рассмотреть  эту  самую  землю,  на  которой
предстоит разбираться со стюардессой.
     Стюардесса  ушла  не оценив остроумия.  После этого Джокер  обратился к
соседям:
     -  Тоже  мне,  международные  авиалинии.  Образцовый   рейс!  Борцы   с
курильщиками.  Но почему  именно  нас решили сделать  застрельщиками  нового
метода борьбы с недостатками в Аэрофлоте?  Друзья,  не хочется начинать свой
заслуженный летний отдых на Черном море со знакомства с сочинскими мусорами.
Теперь   придется  нам  с   вами   объясняться   с   блюстителями   порядка,
характеризовать меня  с  лучшей  стороны.  Оля  и  Сергей,  призываю  вас  в
свидетели. Кто же  кроме вас всем им расскажет, что я  хороший парень?  Нет,
главное, почему начали с нас?!
     -  Валерий, а я,  кстати,  не  курю, -  возразила  Ольга.  -  Почему вы
оперируете  множественным  числом?  -  Она  демонстративно  выглянула  из-за
Джокера: - А вы, Сергей, курите? Тоже нет? Ну вот видите, - опять наигранно,
с преувеличенным сочувствием, обратилась к пострадавшему курильщику, - нам с
вами не по пути. Мы с вами, извините, в милицию не пойдем. Правда, Сергей?
     Это  была  первая  активная  реакция  Ольги  на  надоедливое  поведение
Джокера.  По  веселой  интонации  можно  было  заметить,  что  она  довольна
поражением Джокера  в поединке с принципиальной самолетной труженицей. Войдя
во вкус, Ольга пояснила:
     -  И  дело  не  в нашей трусости.  Дело в справедливости. Кстати,  я  в
отличии  от вас,  полагаю, что, все-таки, миром  правит не страх, а здоровый
соблазн, любовь и стремление к справедливости. Впрочем, это так, ремарка,  и
к тайному курению в туалетах отношения не имеет.
     -  Ай да Одуванчик!  -  Джокер разочарованно  покачал  головой  и тоном
учителя  назидательно выговорил Сергею: -  Серый,  никогда  нельзя полностью
доверяться  женщинам. Запомни  на  всю  жизнь. Ты  к  ней,  к  бабе,  как  к
гомо-сапиенсу,  а  она  в самый ответственный  момент  - кинет, заложит, как
последняя... Да  я уже,  кажется, объяснял,  как  бывает: снаружи богиня,  а
разденешь - атомная бомба!...
     Он вдруг осекся и глянул на часы:
     - Сколько нам еще лететь?
     Ему никто  не ответил.  Видно  было, что  он  что-то  задумал,  поэтому
разговаривал сам с собой:
     - Еще полтора часа? Ничего, успеем повеселиться.
     Джокер вынул потрепанный блокнот, открыл  чистую страницу. Поднял кулак
над головой, таким  образом  привлекая к  своим действиям  внимание Сергея и
Ольги, громко щелкнул - в кулаке  оказалась авторучка, видимо,  самопальная,
похожая  на  обыкновенный,  только никелированный, гвоздь.  Многозначительно
глянул на каждого  из соседей и, отведя ладонь с блокнотом подальше от себя,
так, чтобы было видно зрителям, крупно  написал: "Командир, я думаю, что  мы
летим не в  Сочи, а  в Турцию. Бомба в багаже.  Дистанционка в  кармане. Мое
место  в хвосте,  контролирую  весь  салон. Соблюдаем  спокойствие.  Экипажу
(мужчинам) ко мне не приближаться, пассажирам (заложникам) мою информацию не
доводить. Переговоры через стюардессу. Джокер."
     Джокер,  наслаждаясь реакцией  Сергея и  Ольги, выдержал  долгую паузу.
Затем перевернул лист и написал в углу: "Шутка".
     - На что вы надеетесь? - спросила Ольга. - Ведь за такую шутку можно...
     - Ни на что, -  простодушно ответил Джокер. - Просто хочу  им,  козлам,
андреналин подпортить, пусть шугнуться.
     -  Что  подпортить?  -  борясь  с  улыбкой  переспросила  Ольга,  опять
многозначительно глянув на Сергея.
     - Андреналин. Им несколько минут страха - а мне за это, соответственно,
столько же  минут, и даже больше, кайфа. Это известная  формула:  когда один
боится  -  другой  в  это  же  время непременно ловит  кайф.  Такое особенно
наглядно  где-нибудь   в   замкнутом  пространстве  проявляется.  В  камере,
например.   Когда  возможности  для   получения  иных  удовольствий   сильно
ограничены. - Здесь Джокер картинно закатив глаза и томно вздохнув,  успешно
спародировал интонацию  Ольги: - Это  ремарка!.. - и закончил  своим прежним
тоном, по-прежнему дурашливым: - А что касается экипажа, то потом прочитают:
"шутка".  Ну, поругают  немного, поорут  - опять же мне  бальзам на  душу за
нанесенное  оскорбление  в  районе   туалета.  -   Он  нажал  кнопку  вызова
стюардессы, подмигнул Сергею: - Запускаем.
     Стюардесса подошла  с бесстрастным лицом.  Джокер протянул ей сложенный
вдвое листок:
     -  Объяснительная  капитану  лайнера.  Лично   в  руки.  Чистосердечное
признание. В обмен на паспорт.
     Стюардесса хмыкнула и отошла.
     Сергей приготовился к новому акту комедии. Последние минуты вернули ему
сильно подпорченное соседством  с Джокером настроение. Получается, Джокер не
так страшен,  как вначале  померещился. Точнее  - просто  смешон.  А  Ольга,
оказывается,  не  просто  красивая  девушка,  но  еще и  смелый,  интересный
человек, и, что касается отношения к Сергею, возможно...
     Появление стюардессы показалось неожиданным. На  этот раз она выглядела
далеко  не бесстрастно. Легкости и строгости как не бывало. Губы растянуты в
нервной  подрагивающей улыбке  (куда делась профессиональная, нарисованная).
Она подошла с подносом, на котором  россыпью лежали конфеты-леденцы. Угостив
для вида пассажиров на соседних креслах,  она задержала поднос над коленками
Джокера.  Слегка  наклонилась  и передала  Джокеру его  паспорт.  Вполголоса
доложила, обращаясь почему-то не к Джокеру, а сразу к троим:
     - Мы принимаем ваши требования.
     Сергей заметил, как у Джокера  вытянулось лицо и округлились  глаза. Он
явно  не  ожидал такого поворота.  Сейчас  глаза  казались не водянистыми, а
голубыми, при этом победно сверкали. От искреннего волнения он даже  прикрыл
веки  на какое-то время. Затем нервно засмеялся и  крепко  схватил  Сергея и
Ольгу за локти.
     -  Ребята,  ребята,  я  рыдаю  от  счастья!...  Наконец-то!  Наконец-то
свершилось, и скоро я смогу обнять соратников из мусульманской мафии и моего
настоящего  дедушку-турка!  - Видно  было,  что  он  тянет  время ничего  не
значащими фразами для того, чтобы взять себя в руки.
     Сергей  и  Ольга были в  смятении, не  понимая той легкости,  с которой
прошла, причем, по-видимому, более чем серьезно, очередная глупость Джокера.
Пассажиры с соседних кресел повернулись в их сторону.
     Стюардесса вмешалась громким шепотом:
     - Вы же сами написали, что пассажиров не беспокоим.
     - Да-да, - тоже перешел на шепот Джокер. - Куда летим? В Стамбул?
     - Может быть,  даже в Анкару. Аэропорт назначает принимающая сторона, -
торопливо  объяснила  стюардесса.  - Только...  горючее  на исходе.  Все  же
придется сесть в Сочи для дозаправки.
     - Хорошо,  хорошо,  -  усиливая  горячий  шепот кивками  головы, быстро
согласился Джокер,  -  валяйте. - И для  контраста очень  громко  добавил: -
Спасибо за конфетки, красавица!  -  давая понять,  что сеанс связи закончен.
Стюардесса отошла.
     -   Отдайте   руку,  -  грубо   высвободилась  Ольга,   -   тоже   мне,
турецко-подданный.
     Джокер вытер пот со лба:
     -  Фу,  ты!... Это их  обычные антитеррористические штучки: горючее  на
исходе. Для  фраеров. Но нам это кстати. А то бы и вправду со страху сразу в
Турцию двинули. Тогда бы точно - срок.  Ничего, - он обратился к Ольге, - не
бойтесь,  минут через  двадцать  во  всем признаемся, а  пока  воспользуемся
моментом, попросим успокоительного.
     - Пожалуйста,  -  взмолилась Ольга, -  избавьте  нас  от  своей  чудной
компании!  Сейчас  подойдет стюардесса, и я сообщу,  что  мы  с  Сергеем  ни
причем!...  Как я сразу  не  догадалась  сказать.  Признаться,  растерялась.
Нечасто приходится сталкиваться с такой самодеятельностью. - Она  обратилась
к Сергею: - Ей-богу, Сережа, не хочется выглядеть сумасшедшей даже в течение
двадцати минут! И если что меня и сдержит, то это полнейшая  брезгливость ко
всему  тому, что  происходит,  и  нежелание  доказывать  кому-то,  что я  не
верблюд.  Нет, действительно,  Сергей, пусть  этим  занимаются сами  клоуны.
Когда придется отвечать по полной программе...
     Джокер, казалось,  не  слышал  ее.  Он  опять  нажал на кнопку  вызова.
Стюардесса появилась мгновенно, как из-под земли.
     -  Красавица, принеси-ка  нам, будь великодушна,  бутылочку  коньячку и
шоколадку. За наличные.
     Через минуту на откидном столике перед Джокером стояла бутылка  коньяка
с тремя рюмками, пластмассовая ваза с шоколадом и апельсинами.
     Несмотря   на   уверения  стюардессы,   что  угощение   -  презент   от
авиакомпании,   Джокер  аккуратно   расплатился,   демонстративно   хрустнув
новенькой неразменной купюрой, - чтобы видели соседи,  - получается, дал  на
чай. Вполголоса  прокомментировал, когда стюардесса отошла:  "Дабы  потом не
пришили вымогательство", - и  добавил, нервно подмигивая: "Валерку на мякине
не проведешь!" Стюардесса,  по-видимому, тоже  не  являлась  почитательницей
мякины  и  быстро принесла  сдачу.  Несмотря  на  протесты Джокера,  как  бы
невзначай показала деньги почти всему  салону, и только потом положила их на
столик и вполне достойно удалилась.
     - Угощайтесь  жиденьким,  - по-хозяйски, откупоривая бутылку, пригласил
Джокер Ольгу.
     Девушка, тяжело вздохнув, отвернулась и уткнулась в тонюсенький журнал,
торопливо извлеченный из пружинистой сетки переднего сиденья.
     - А тебе не предлагаю, - с явным пренебрежением объяснил Джокер Сергею.
- Выпьешь  -  осмелеешь. А  смелого  я только  себя  люблю.  Ешь  апельсины,
мальчик. Небось штанишки промочил?... - И опять к Ольге: - Что  там написано
про  устранение  желудочных недомоганий  -  понос,  недержание?...  - Джокер
разошелся и  уже, видно было, мало утруждал себя необходимостью оставаться в
рамках приличия.
     Даже Ольга, оторвавшись от журнала, удивленно глянула на Сергея. Именно
на него, а не на Джокера. Сергей задохнулся и густо покраснел.

     Джокер торопливо выпил  подряд три рюмки и только после этого взялся за
шоколад.   Перегнулся  через  Сергея  и,  влажно  чавкая,   пояснил  пожилой
пассажирке из соседнего ряда, внимательно за ним наблюдавшей:
     - Не беспокойтесь,  мамаша, это нам принесли  за  дополнительную плату.
Заплатите - вам тоже принесут, как в  бизнесс-классе. Вам  налить? Вы коньяк
употребляете, а? На халявку-то, а?
     Женщина обиженно отвернулась.
     Вскоре   выяснилось,  что  во   хмелю  Джокер   становился  еще   более
безобразным:  наглым,   дерзким,  агрессивным.  От  веселости,  пусть   даже
показной, не осталось и следа.
     Он  быстро приговорил бутылку  и  распоясался окончательно.  То и  дело
вызывал  стюардессу,  принуждая  ее,  как  нерадивую  школьницу, выслушивать
нравоучения  о необходимости быть вежливой и о том, что в приличных лайнерах
должны быть кабины для курения и даже... - он многозначительно поглядывал на
Ольгу, - и даже для уединения влюбленных. Затем он  заявил, что еще подумает
над  предложением капитана о дозаправке в  Сочи.  Он прекрасно знает, что  в
Сочи самолет встретит  группа захвата, что  переговорщики  будут пудрить ему
мозги,  пока  снайпер  не  прострелит  ему  голову  вместе  с  этими  самыми
запудренными мозгами.  Кстати, продолжал Джокер, ситуация изменилась  и  ему
необходимо  лично поговорить с капитаном, посмотреть ему в лицо.  Немедленно
вызовите капитана по переговорному устройству!... Тут он  объяснял  Сергею и
Ольге, что экипаж сейчас, согласно инструкции,  задраил  все двери, и что бы
здесь не случилось, пилоты и разные там штурманы ни за  что не покажут  носа
до самого приземления, вот она хваленая "воздушная" смелость, аэрофлотовское
благородство. Опять  переключался на виноватую стюардессу и заговорщицки, но
требовательно,  предлагал  показать  ему, где находятся  потайные кнопки для
подачи экипажу  сигналов тревоги. Он  даже поводил ладонью по  пластмассовой
обшивке возле  иллюминатора. В конце  концов Сергею и Ольге  он заявил,  что
устал  притворяться перед  ними,  перед  разной  швалью,  что  он  настоящий
террорист, а вот  и  дистанционка (он продемонстрировал какой-то извлеченный
из-за пазухи брикет, завернутый в полиэтилен и перетянутый резинкой).
     Он  говорил   настолько  убедительно,  что  Сергей  начал  сомневаться:
действительно  ли  поведение Джокера -  глупый  розыгрыш?  Подобное сомнение
овладело  и  Ольгой.  Когда  Джокер отворачивался,  она делала Сергею знаки,
давая понять, мол, на всякий случай нужно быть поосторожней.  Действительно,
думал Сергей, пусть будет, как будет. Терпеть осталось недолго. Но...
     Но  глядя  на себя  со  стороны,  на свое бессилие перед  хамством,  он
понимал, что точно такими же глазами на него смотрит и Ольга.
     Сергей  понимал, что как  бы не завершилось это  издевательство  одного
человека  над  многими,  в том  числе и над  ним  (а что  это издевательство
завершиться, причем,  завершиться  поражением Джокера, не вызывало  никакого
сомнения), -  каким бы ни был исход этой трагикомедии, Сергей уже никогда не
будет  по-настоящему  обладать этой  красивой девушкой,  которая  видела его
трусливое бесславие.  Даже если вдруг случиться  чудо: Ольга,