ись. Да и  как  не  задаться:
Василий - парень покладистый, теща - учительница, можно сказать, психолог. С
тестем,  тоже  механизатором,  -  вообще   никаких  проблем:  работать,   на
охоту-рыбалку - только вместе, пузырек после работы - то же самое...
     Родился  ребенок. И дальше б  так хорошо, как было.  Да нет. Вскоре как
что-то  надломилось,  не стало везения у  Василия. С нового трактора убрали,
перевели  в реммастерские - с утра до ночи в мазуте, а зарплата в  три  раза
меньше  прежней. К  кому только не обращался,  до  директора совхоза  дошел.
Бесполезно. В какой работе, говорят, есть  необходимость, ту  и даем. Темнят
что-то, а на какой  резон - непонятно. Оно, конечно, с едой проблем не было:
огород,  скотинка - овощи, фрукты, мясо, молочко...  Но  и одеваться бы  еще
тоже не  мешало по-человечески. Сам он и  в фуфайке походил бы сколько надо.
Да  вот  жена - все-таки современный человек, сельская интеллигенция, десять
классов, телевизор смотрит, книги-газеты читает. Опять же дите подрастает.
     Нет, супруга  много  не упрекала, а только иногда смотрела с укоризной,
вздыхала...  Не досидев  положенного в декретном отпуске, вышла  на  работу.
Обосновала, глядя в сторону: директор убедительно  попросил. Вскоре пришла с
обновкой,  -  сережки  на ушках  камешком-слезинкой поблескивали.  Нет,  он,
Василий,  был не против. Даже  посетовал  на свою недогадливость - сам, олух
невнимательный, обязан  был давно спросить: что нравиться, что купить и тому
подобное. Мотоцикл  бы продал.  Настолько чувствовал свою вину,  что даже не
поинтересовался, на что, на какие деньги приобретена эта золотая безделушка?
Сама рассказала: "Премию  директор выписал. За  хорошую  работу".  Тихо  так
сказала  и ушла на кухню. Если бы  громко, с вызовом, - наверное, легче было
бы. Всю ночь Василий  ворочался,  а  на утро заявил: уезжаю на Севера. А как
раз перед  этим случаем приезжал  в  село  агитатор,  вербовщик тюменский, в
гараже адрес оставил - анкету заполняешь, отсылаешь и ждешь вызова.
     Дождался Василий этого самого вызова и уехал. Когда уезжал, жена на ухо
прошептала,  как  молитву: Вася, или  вместе или никак.  А  как  же,  сказал
Василий, не насовсем ведь отбываю: приеду на новое место, устроюсь, сразу же
вас с дочкой заберу к себе, будем жить, как положено семье. Горя-нужды знать
не  будем. Для того ведь  и  еду, чтоб стало в семье как положено.  На том и
порешили.

     - ...Но это все, Вася, пустяки. То, что в предыдущих параграфах нашей с
тобой беседы было зафиксировано, можно сказать, пустяки. По сравнению с тем,
что с бабой, женой  то есть, как мной  тебе  уже  многократно указано, нужно
производить  без  всяких  предварительных  условий,  без  всяких  сносок  на
ситуацию и времена года.
     Сегодня Богдан выглядел помолодевшим. Он  зачем-то, несмотря на то, что
в вагончике было достаточно тепло, весь вечер оставался в своем почти  новом
френче, который, по собственному признанию,  обычно надевал в выходные  дни,
когда выезжал  с  дежурной вахтовкой в город. Но сегодня  будний день, и эта
"праздничность"  придавала  некоторую  агрессию его облику, возможно, еще  и
потому, что речь  была необычайно  уверенной.  От френча, а  возможно  и  от
самого Богдана вовсю несло  тройным  одеколоном.  У него поблескивали глаза,
что, впрочем,  само по себе  еще  ни о чем  "таком" не  говорило и могло,  в
частности, свидетельствовать просто о душевном подъеме и хорошем настроении.
     - Бабу, Вася, жарить нужно. Из всех орудий. С земли. С воздуха. С воды.
Из-под...  Чуть  не сказал:  из-под  земли,  прости  Господи. Возможны  фазы
ковровых бомбардировок, как  во Вьетнаме. Извини за бесчеловечный пример для
демонстрации  общечеловеческих  ценностей.  Не знаю,  какая там еще в  ваших
танковых войсках есть  терминология. Одно слово: жарить!  Можно сказать,  по
расписанию.  Не так,  чтобы по числам, нет, -  тут тоже по перегибу обратный
эффект   может  получиться,   -  а  вообще.  Ты,   вот,  сколько  уже   дома
отсутствуешь?..
     - Я ж говорил, сколько. Или у тебя с памятью чего? Последствие войны...
     -  Ты,  Вася,  не иронизируй,  - Богдан  одернул френч, пощипал  кадык,
пошевелил морщинистой шеей, как будто поправлял невидимую бабочку. -  Я тебе
о серьезном.  Баба терпеть - месяц,  два.  От силы три. Ну,  четыре,  ладно!
Четыре месяца баба терпеть будет, а дальше что?
     - Что - дальше?
     - Вася, бабу ж-то - жарить нужно! Ты вообще,  о  чем думал, когда пятый
месяц пошел твоего здесь пребывания?
     - Что-что!... Ничего.
     - Вот, -  Богдан горестно  вздохнул и покачал  головой, закатив глаза к
потолку. - Я так и думал, что ничегошеньки он не думал.
     Вася, зная, куда идет поворот беседы, решает опередить Богдана.
     - Богдан, ей там некогда об этих делах думать, понятно?
     Впрочем, опережение вялое и, похоже, никак не влияет на Богдана.
     - Что значит некогда!  Тоже мне Колумб. Америку открыл. К этому  самому
делу,  Вася, не прилипает слово  "некогда". Синтаксический  абсурд,  пассаж.
Стилистический  нонсенс.  Не верь,  если  услышишь подобное.  Игра,  мишура,
жеманство - в лучшем случае! А в худшем...
     - А в худшем? - как эхо вторит Вася.
     - Вот именно: "а в  худшем"!  Я, можно сказать,  просто так сказал "а в
худшем".
     Это  был,  по всей видимости,  новый поворот,  потому что Васины  брови
взлетели вверх, притом, что взгляд уперся в  столешницу. Вася не успевал  за
ходом  мыслей  Богдана  не  столько  по   причине  пулеметной   скорости  их
озвучивания,  сколько ввиду того, что они, эти мысли, то и дело заворачивали
неожиданные зигзаги и колена.
     Богдан  некоторое  время  наслаждался произведенным эффектом, закуривая
свою очередную беломорину, огромную на фоне маленького куряки.
     - Смысл в том, Вася, что баба в этих случаях всегда права...
     - Права... В каких случаях? - Вася начал путаться в простой логике.
     Богдан не давал покорному оппоненту опомниться:
     - А виноват, Вася... кто?
     - Кто? - Вася попал в ловушку.
     - Ты. Вот кто! - Богдан глубоко затянулся и откинулся на подушку. Затем
быстро сел, приняв первоначальное  положение, как  будто  опомнившись. -  Мы
отвлеклись,  Вася. Твоя  вина уже  доказана,  адвокат повержен, не  об  этом
сейчас  речь. Коню понятно. Вот ты говоришь,  что бабе... некогда. Во, дает!
Может быть, скажешь, что еще и не с кем... душу отвести.
     - Не с кем, не с кем, - Вася махнул рукой. - Что-то ты сегодня какой-то
приставучий. Я ж тебе рассказывал, что пишет: с работы в  детский сад, потом
домой, корову подоит и  спать. Да  и соседи меня ни за что не обидят. У  нас
все бережно. Не то что у вас. "Мир обнажен, мир в бикини, три кита"...
     Наверное,  Василий  хотел  сказать что-то  очень важное,  но  Богданова
красноречия ему явно не хватало. Он очередной раз махнул на Богдана рукой.
     - Я  тебя  не понимаю, Вася, -  Богдан  втянул голову  в плечи, выражая
крайнюю  степень недоумения, поменял  нормальную речь  на  хриплый шепот.  -
Соседи его,  видите ли, не  обидят!...  Убей меня,  не понимаю, при чем  тут
вообще ты. Кто ты  такой? Тебя там нет, в  конце концов, оглянись, где ты...
Ладно, -  теперь  уже  Богдан махнул на Васю.  Вынырнул  из  плеч,  крякнув,
отрегулировал  голос на  нормальный тембр,  - Ладно. Тут, я вижу, мне что-то
недосягаемо.  Тут мы в  разных  плоскостях. Ты  мне ответь на простой, очень
простой, простейший вопрос: у тебя кум есть?
     -  Ну, есть. -  Вася  врубился в  ситуацию, и  чтобы  не споткнуться об
очередное "колено" Богдановых  рассуждений, тут  же пояснил:  -  Кум у  меня
отличный человек и живет далеко, в соседнем совхозе. Километров за двадцать.
И то если по лесу, напрямую.
     Богдану этого и надо:
     - Удивляюсь, Вася,  твоей  наивности.  Нет... Нет! Ничего не  буду тебе
говорить. Не в моих правилах. Только на себе, так  и быть, покажу. Хоть  это
и, говорят, плохая примета. Ну, уж, ладно...
     - Как хочешь, - Вася хохотнул, как обычно, без улыбки.
     - Что бы я, к примеру, Вася, делал, если бы у  меня в соседней  деревне
жила-была кума,  а?  Золотая кума, у которой, понимаешь, муж, в полугодичных
командировках пропадает? Безжалостно, заметь, пропадает. И при этом, как он,
этот   бесчеловечный   супруг,  сам  иногда  признается,  ни  о  чем   -  ты
представляешь: ни  о чем!.. -  не думает. А? И при всем этом  мне до нее, до
кумы,  -  каких-нибудь  пару десятков  верст по... по  лесу, болоту, пустыне
Кара-кум! Да  я на мотоцикле, на ишаке,  на воздушном  шаре,  Вася, на плоту
какого-нибудь Тура Хейердала - обязательно прибуду проведать мою драгоценную
куму.  Молчи, Вася, молчи! Если хочешь  знать, только честно, без обиды:  да
плевать я хотел на моего так называемого кума! Да я  отрекаюсь от него, если
хочешь  знать! Пусть  я вероломный  Брут, пусть... Но кума, Вася, для меня в
такой ситуации - святая в  своей непорочной желанности женщина. Я к ней, как
зомби, - приеду, приду, приплыву, приползу!...
     Богдана понесло.  Уже  с минуту  его глаза  почти не  открывались.  Это
походило на транс. Он уже почти выкрикивал:
     -  Кто?  Соседи?  Не увидят.  Я поздно  вечером  приду.  Тесть?  Стакан
самогона моя  кума милая своему тестю нальет -  граненый  стакан! Два! Будет
спать, как убитый. Теща? Родная кровь - не выдаст доченьку, и всегда поймет!
Что?  Устала  после дойки?  Расскажи об  этом  Назару, посреди  ташкентского
базару! С устатку - самое то!...
     Василий, взяв со стола пачку папирос, оделся и вышел на воздух.

     После  приезда  с  северной  командировки  я  уволился  из  наладочного
управления. Перешел работать в НИИ, о чем до сих пор не жалею.

     Встреча  с  Богданом произошла  через несколько лет,  в  Сочи, где  мне
довелось отдыхать. Как потом выяснилось, мой старый знакомый приехал в город
из своего поселка на электричке. "Внучка на каруселях покатать, по магазинам
прошвырнуться". Он долго не мог узнать меня. Напрягая память, хмурил бровки,
ставшие  совсем  седыми.   Потом  закивал  неуверенно:   да-да,  припоминаю.
Возможно, он вспомнил не конкретно меня.  Это подтверждало мою давнюю версию
о  том, что  играть  в "театре одного зрителя" - его амплуа. Он не запоминал
зрителей.
     - Вася? Ну, был такой Вася. Был, был. Да весь вышел. Поехал за женой, -
а до этого, понимаешь, все, вроде бы устроил: комнату в общаге получил, пару
кроватей, на кухню чего-то. Ну, по северному варианту - вполне достойно. Сам
я грузить помогал. А вот приехал к себе домой в сельскую местность...  Целый
год, выходило, дома-то не был.  Да. Ну, и директора своего родного  совхоза,
вроде, говорят, ни с  того, ни  с сего, это самое, - чпок, и  застрелил. Да,
говорят,  тут же отшагнул, стволы в рот вставил и -  готов. Душа в  космос -
мозги на тополь. Ужас. Я сам, правда, не видел...
     - Богдя!  -  требовательный оклик. Оказывается, Богдан был не только  с
внуком. Невдалеке,  возле парфюмерного киоска, застегивала сумочку  крупная,
крашеная  по  седине  пожилая женщина  со  строгим взглядом.  Рядом крутился
мальчик, видимо, Богданов "внучок". Женщина, не двигаясь с места, уверенным,
быстрым манком пухлой ладони призвала супруга к себе.
     Богдан   вдруг   как   будто   раздосадовавшись    на   свою   излишнюю
разговорчивость стал быстро закругляться:
     - Ты,  гражданин, того... Я тебя, понимаешь, не знаю,  кто  вы такой  и
откуда. Наладчик!.. Много там, понимаешь, было наладчиков-монтажников. И все
- проездом, проездом.  А  проездом ведь  суть не  уловишь. Так  только, - он
повертел ладошкой с полусогнутыми  пальчиками, - макушки-верхушки. Хи-хи  да
ха-ха, да это дело,  -  он щелкнул по горлу, -  некоторые  даже одеколон  за
милую душу... Кто вот, к примеру, на Васю-то, снаружи мог подумать... А ведь
я  с  ним  рядом жил-спал.  Кругом ножи-вилки, отвертки разные.  Получается,
можно сказать, я  по  лезвию  ходил.  Под дамокловым мечом. Последнее  время
проснешься иной  раз среди  ночи, а он  сидит курит, глазами лупает. А  чего
сидеть, когда спать полагается? Сейчас аж жутко становится...  Ладно.  А вас
вот,  извини,  не  припомню....  Не  обижайтесь.   -  Он  обернулся  и,  как
показалось,  демонстрируя  независимость поведения от  супруги, обратился  к
внуку: - Сейчас, внучок, сейчас...
     Отойдя  немного, он  не удержался, оглянулся  и  бросил  через  плечо в
сердцах, чуть ли не плаксиво:
     -  Учишь, учишь иной раз  человека... Со всей душой.  Чтобы  не  ходил,
понимаешь, в розовых очках... Время тратишь. А он  возьмет, да по-своему!...
Да еще как! И, главное, совсем не в те ворота!...



ПОЛУОСТРОВ НАЛИМ

     Времена романтического Севера  кончились.  Большинство нынешних северян
никакие не бродяги  и  даже  не  охотники и  не рыбаки. Живут в многоэтажных
домах, смотрят телевизор, блуждают  по  интернету. В  соответствующий  сезон
некоторые,  исключительно ради  разминки, гуляют по  грибы и  ягоды, а самые
ленивые, но компанейские, иногда жарят шашлыки на ближайшей облезлой опушке.
     "Скукотища.  Причем, скукотища  особая,  северная.  Более  цепляющая за
живое. В думах  о неиспользуемых  потенциалах в  череде убегающих лет.  Ведь
стоят наши  северные  города,  по сути, посреди тайги, тундры.  И неспроста,
видимо, нордическое небо посылает нам  особые знаки замысловатыми переливами
полярного сияния. И говорит оно:  о, люди,  вы  -  часть  природы!.."  И так
далее.
     Все эти  космические банальности  сладкоголосо  выводил мне коллега  по
работе,  очкастый  романтик,  нежно встряхивая  перед  одухотворенным  ликом
холеными  тонкими пальцами  и  поправляя мизинцем гладкий чубик, похожий  на
челку. Между  тем,  с его  стороны это была  обыкновенная агитка. Он убеждал
меня  ехать  с  ним  на рыбалку,  чем  я серьезно не занимался  лет  десять.
"Скукотища!" -  то и дело повторял он, волнуясь, боясь, что  я  откажусь. Он
повторял это "словище" так, что, вопреки ожиданию, от него не веяло грустью,
не  мучило  совесть, не  хотелось  застрелиться.  Наоборот -  оно получалось
радужным, озаренным предвкушением забытого рыбацкого трепета. Разумеется,  в
таком варианте оно тоже работало в пользу  доводов коллеги. Для коего вопрос
был  решенным.  Он  нашел  кампанию  рыбаков, которые брали  его в  грядущую
субботу,  на  "брусничный полуостров". Было ли это  названием географической
структуры  или  характеристикой  ее  ягодной  урожайности,  мне  до сих  пор
неизвестно. По  словам коллеги,  у этих  его  новых друзей была сторожка  на
полуострове, вокруг которого - девственные озерца, кишащие рыбой и ондатрой.
По суше полуострова пешком ходили лоси и глухари. Коллега уверял, что иногда
эти непуганые животные подходят к рыбацкому костру погреться. Это,  конечно,
было уже  слишком. Но если хотя бы часть из красочно описанного правда, то я
еду. Именно так я сказал коллеге, устав  его слушать. Еду при одном условии:
подготовка к  прогулке на полуостров не должна  требовать  насилия  над моей
закостеневшей ленью.
     "Что т-ты! - замахал аристократическими конечностями коллега. - Возьми,
что найдется.  Можешь ничего не  брать, езжай, какой  есть. Ведь само ужение
рыбы - не главное! Выкладывай сумму на провизию - и жди уик-энда".
     Мой коллега имел одну  из типичных северных судеб. К тридцати годам ему
опостылела   холостая   столичная  жизнь,  проведенная  "в  бетоне,   смоге,
техническом шуме и людском гомоне", и он подался на Север. Здесь, проработав
месяц в "романтических" трассовых условиях, быстро  понял, что действительно
потерял. Но,  к счастью, не  безвозвратно:  быстро сориентировался и  удачно
осел в нашем Управлении - письменный стол, компьютер,  телефон. Здесь у него
опять появилась уйма  времени, чтобы мечтать. И вот, мечты, похоже, начинали
воплощаться.
     Вряд ли  я поехал бы в другое  время.  Но сейчас я "холостяк"  - жена в
отпуске,  в  каком-то  санатории, где лечат от...  У  нее целый  букет.  Но,
говорят, все  - следствие. Поэтому лечат нервы. Раньше  я не только рыбачил,
но  даже и охотился. Но потом она стала мне  печально говорить: у нас, что -
проблемы с  питанием? Разве мы  не имеем возможности купить все это, и  даже
более и интереснее того? Лучше побудь со мной. И сыграй  на гитаре  - мне, а
не  своим бродягам. Что  тебе приготовить  -  уху, шашлык? Хочешь,  я  куплю
рябчиков?  Мы приготовим шулюм, или как вы  его называете, - хорошо, ты  сам
приготовишь... У нас холодильник забит едой, как будто некому есть...
     Да, ты права: у нас некому есть,  некому носить вещи,  некому  смотреть
телевизоры, которые мы, зачем-то, поставили во всех комнатах. Три телевизора
на двоих. У нас некому!.. Зачем я так? Я не  могу, когда  женщина плачет. Не
плачь.  Я останусь...  в следующий раз. Однажды я  остался. Потом само собой
исчезло мое  ружье, куда-то подевались болотные сапоги  и парусиновый  плащ,
присмирела  в  шкафу  гитара...   Стала   тихо  писаться  никому  не  нужная
диссертация: оставшись  ради той,  за которую  в ответе, я  придушил в  себе
эгоиста, но  я должен чем-то жить. Иногда ко  мне, пишущему за столом, сзади
подходит жена, гладит мою голову, целует "в маковку" и уходит.
     Я суеверный, мне  трудно порой отделаться от какой-нибудь мысли. Сейчас
я подумал,  что не  буду  специально готовиться  к  рыбалке,  иначе  мне  не
повезет. Перенял от жены?  Она в молодости часто говорила: я загадала. Вот и
я загадал: возьму с собой только то, что найдется в гараже.
     В  моем  гараже нашелся старый  рюкзак,  метров  двадцать лески с палец
толщиной и несколько ржавых крючков разного калибра.

     В субботу  утром мы с моим доверчивым коллегой в составе  банды рыбаков
(так  я  окрестил  эту  колоритную  группу,  бородатую  и,  как  показалось,
хронически хмельную, после первых минут знакомства) выехали на "вахтовке" по
грунтовой   дороге,  тянущейся  по  лесотундре   вдоль   бывшей   сталинской
узкоколейки.
     Выгрузившись, свернули с дороги и долго шли по лесу. Наконец заблестела
вода  - нашему взору  явилась речка Правая  Хетта,  витиевато  живущая (если
смотреть с вертолетной высоты) среди лесных грив, озер  и болотных проплешин
Ямальского  Севера.  Во множестве  мест  ее  крутой  змеиный  зигзаг  творит
полуостров,  омывая  часть  суши с трех сторон. Накачав спрятанную  в кустах
резиновую  лодку, мы, в  три  заплыва, переправились на  другой  берег, край
очередного полуострова, где нас равнодушно  встретила рыбацкая сторожка. Это
была  не та  лесная избушка,  которая  множественно  описана в  классических
таежных  романах, где  путника ждет запас  дров, муки, крупы и даже сухарей,
табака и патронов. В этой были только соль и спички россыпью, видимо, кем-то
оставленные за ненадобностью. А внешне из себя  она представляла современный
вариант вигвама, как  шутят рыбаки,  -  конструкцию из лиственничных жердин,
обшитых досками,  обтянутых черной изоляционной пленкой, с дощатыми нарами и
полками.
     Свечерело.  Торопливый костер перешел в основательное огнище. Волосатый
Распутин  многолико,  с  десятка   литровых  бутылок,  одобрительно  сверкал
гипнозными  очами   на   бушующих  рыбаков,  пугающих  песенным   ревом  еще
недопуганные остатки северной природы. Настоящие бродяги - всегда демократы:
никогда не  будут приставать  с  расспросами,  убеждать  попробовать  то-то,
сделать так-то.  Это был  тот  самый  случай:  на меня,  казалось, никто  не
обращал  внимания,  в то же время я не  чувствовал себя лишним. Что касается
моего коллеги,  то  быстро  опьяневший, как от внезапного счастья, коллега у
костра   был  беспомощен   и  страшен  одновременно.  Мне   показалось,  что
цивилизация  начисто выхолостила  из  его  генов  программу,  отвечающую  за
естественные  движения  и   звуки,  которые  обычно  непременно  проявляются
раствором алкоголя соответствующей концентрации даже у безнадежно далеких от
натуры  "цивилов"  в  десятом  колене. Словно  пляшущий  мутант,  с желтыми,