иветствует - трасса!...
     Василий его ободряюще прервал:
     -  Да ладно,  чего  уж  там, все свои,  не  стесняйся, язвенник.  Прими
нарезного.
     Богдан проворно заскочил на кровать, которая, как  всегда,  служила ему
стулом,  умело  прошел,  как цирковой лилипут по  батуту,  к противоположной
дужке  и  снял с  полки  початый  флакон  тройного одеколона. Изящно чиркнул
большим пальцем  по колпачку, который юлкой слетел  с резьбы и упал в  ловко
подставленную ладошку фокусника. Быстро вылил содержимое в кружку. Изобразив
на  лице  борьбу  с  брезгливостью  и  скороговоркой позавидовав нам,  более
здоровым людям, ухнул "тройник" молодецким залпом с запрокидом головы.
     - Фу, прижгло. Полегчало, хорошо! - поделился  он через  минуту, влажно
моргая и удовлетворенно закусывая.
     - Еще бы, - хмыкнув, согласился Василий, не поднимая головы.
     - Самое  главное -  вкусно, - Богдан  отдал  должное и повару  за  свое
удовольствие.  - Ты, Вася, я  подозреваю,  часто дома, на  "земле", то есть,
кашеваришь, а? - В вопросе угадывалось начало интересной для Богдана темы. -
Наверное, жену на пушечный выстрел к печке не подпускаешь, а?
     -  Да  нет!...  -  борясь  с  гордостью  отпирается  Вася,  опрометчиво
откликаясь  на провокационный комплимент. -  Только если на рыбалке, там, на
охоте. А дома  -  нет. Хотя,  когда  малая прихварывала, жена возле кроватки
все... Тогда - было  немного. Я, вообще-то, много чего могу: суп, щи, кашу -
это без разговору. Я даже плов умею, в армии Ахмет один научил.
     Богдан удовлетворенно закивал. Вася попался. Больше от него пока ничего
не требовалось. Теперь очередь за Богданом.
     Богдан  закончил  есть, облизал  ложку,  тщательно  вытер подбородок  и
пальцы, смачно закурил. И начал обстоятельно:
     -  У меня  тоже аналогичный  случай был. В молодости. Дите  у  нас  уже
появилось,  доченька  любимая,  первенка как-никак. Тоже, с  одной  стороны,
Вася, помощь жене нужна бы. Я ж понимаю, не изверг! Но  в чем принципиальная
ошибка многих, в том числе твоя? В том, что сами, согласно известной притче,
хватаются рыбку для жены ловить. Это все ненадежно, - а вдруг ты заболел или
в командировке, ну?  Нет. Ты  ей лучше спиннинг купи,  в образном смысле. Ты
научи ее саму рыбачить, чтобы данное вошло в плоть и кровь на генном уровне,
в  подкорковое   сознание,  без  рассуждений,  кто  устал   и  чья  очередь.
Разумеется,  Вася, это официальная версия, мы же мужики, я никого за дураков
не считаю. Если же по-простому - то стоит один раз себе картошку  пожарить -
гарантировано пожизненное самообслуживание, а то  и роль придворного повара.
Корешки мощнеют,  габариты  той самой  зловредной рептилии  увеличиваются по
всем ракурсам, ты же своей сущностью падаешь во всех глазах.
     Богдан,  в  майке  и  в  трусах, вскочил с  кровати  и,  держа в  руках
баночку-пепельницу и  дымящую  папиросу,  стал  нарезать  круги на свободном
пространстве  комнаты.   Что   говорило  о  наступившей  уже   релаксации  и
сопряженной  с  ней высокой  степени  увлеченности содержанием  собственного
монолога.
     -  Однажды пришел я с  работы, с  ночной смены,  самосраннего утра, как
говорится. Усталый и голодный. Как  пес, словом. Эх, думаю, сейчас поживлюсь
борщом  да со сметанкой. Шиш тебе:  женушка моя возлежит на  семейном  ложе,
опять вся томная. Пацанка, правда, спит, ничего  не скажу, - детишки у  моей
всегда сухие да  сытые были.  Этому, слава богу, учить  не  пришлось, было у
коровки  молоко,   унаследовала  от  мамочки  своей....  Не  к  ужину  будет
вспомнена. Тоже так  вот  тестя  встречала,  ох,  да ах. Моя,  значит, тоже:
ох-ах,  Богдя,  устала,  сил нет, всю ноченьку-то  доченька спать не давала.
Ой-е-ей!... Пожарь себе, что ли, яичницу.
     Я -  слова  не сказал. Схема-то  у меня уже была проверена и утверждена
жизненной практикой. То  же самое мытье полов, только вид с боку. И яичницей
называется.  Вышел  я,  не  спеша  так,  на парадное  крыльцо,  на  солнышко
пожмурился. Выкурил папироску, вот так вот  тоже, беломорину.  Беломор тогда
настоящий был, вкусный.  С  бабульками, со сплетницами нашими коммунальными,
покалякал. Захожу  обратно, вижу,  все  готово к бою: семья моя, во главе  с
супругой, по второму кругу спит в полном составе.
     Богдан остановился, наклонив голову набок, и загадочно прищурился:
     - Ну?
     -  Что "ну"? -  Вася переспрашивает несколько  раздраженной интонацией,
что для него не характерно.
     - Ну, что вот ты думаешь, я сделал на этот раз?
     - Да пакость опять, что еще. - Вася демонстративно глянул на меня.
     Богдан,  радостно  ощерившись,  дернул  мышцами  шеи   -  на  мгновение
поперечные морщины сменились  продольными упругими струнами. Голос на начале
фразы слегка завибрировал:
     -  Захожу на общественную, значит, кухню. Тишина,  на редкость, никого.
Благоприятная, можно сказать,  политическая прямо, ситуация. Текущий момент!
Сейчас,  сейчас,  думаю... Завоют фанфары.  Ставлю,  значит,  сковородку  на
плитку,  раскаляю  почти докрасна,  колю яйцо, кидаю на....  Никакого масла,
Вася, никакого. Все шипит,  - представляешь,  да?  Горит, обугливается. А  я
знай  себе:  колю и дальше  бросаю. Желтки уже на  лету вспыхивают.  Дымовая
завеса, фейерверк. Весь курятник проснулся, закудахтал, закукуарекал: горим,
мол!  Забегает  моя,  с  дитем  голеньким  на  руках,  как  погорелица,   аж
по-человечески  жалко  стало. А  я  в  облаке,  головы  не  видно, как  Зевс
какой-нибудь, гимны пою. Вставай, мол, проклятьем заклейменный!... Весь мир,
там, голодных и так далее!.. Ну, результат  ты уже знаешь:  то же самое, вид
сбоку, - последний раз себе при живой жене харч варганил.
     Укладываясь спать, борясь  с большим ватным одеялом, Богдан небольшими,
но  довольно-таки  витиеватыми скороговорками довершает  нюансы  сегодняшней
темы, которая,  впрочем, и  без этого  уже,  по  мнению  автора, убедительно
раскрыта:
     -  ...Другие,   бывает,  живот,   там,  утюгом   прижигают,   противясь
насильственному  привлечению  со  стороны   жен  к,  положим,  разглаживанию
постиранной семейной мануфактуры.  Но это уже членовредительство, которое  я
никогда не практиковал. Ибо члены - они ведь могут и не восстановиться.

     После войны Богдан,  хлебнувший  жизненных  невзгод,  к  числу  которых
сейчас он  относил  и свою раннюю женитьбу,  стал искать утоления печалей  в
"индивидуальном жилье,  сопряженным  с  логичной  переменой  мест".  В конце
концов,  подработав на  донецких  шахтах,  переехал  в более теплые края,  в
небольшой живописный приморский поселок недалеко от Сочи.
     Как известно, самая распространенная работа в этих солнечных местах - в
сфере обслуживания. Жена устроилась в пищеблок пансионата.  Богдану пришлось
оставить профессию электрика, которую сразу  после войны  получил в  ФЗУ.  И
хоть  зарплата  массовика не решала  всех проблем, преимущества первое время
были  налицо: тепло  и весело.  Однако очень  скоро  напасть  пришла  "новым
образом", зайдя с другой, нежданной стороны.  Рано лишившиеся родителей, они
с женой вскорости  узнали,  насколько  сильны бывают фамильные узы, школьные
дружбы, земляческие  знакомства, и  что,  в принципе, все люди - братья. Вал
летних  гостей захлестнул Богдана.  Не  прошенные  квартиранты  занимали все
помещения, во  дворе ставились палатки. Семья хозяев вынуждена  была на лето
переселяться  во  флигель. Гости  уезжали и  приезжали, передавая друг другу
комнаты, домашнюю утварь, ключи.  Находились такие, которые умудрялись сдать
какое-либо помещение дома следующим "знакомым" или "родственникам",  получив
за  это плату,  согласно  действующим  для сезона расценкам.  В июле  хозяев
трудно было отличить от гостей. Иногда Богдану, в  минуты, когда приходилось
перешагивать через загорающих прямо во дворе,  приходила мысль: а не  должен
ли он кому-нибудь за свое бесконечное проживание  во флигеле?.. Конечно, это
были  сарказм и скорбная ирония, горечь от которых способствовали вызреванию
мысли:  опять  пора в поиски  воли и  доли, пришла пора менять дислокацию. К
тому  времени  через  караван-сарай  Богдана прошло отпускным  курсом  много
людей,  выходцев из разных точек  страны, от Бреста до Находки,  от Кушки до
Шпицбергена, - достаточно для того, чтобы уже накопилась достаточно объемная
информация:  где, что  и  почем.  Одной  из  территорий, где по  редким,  но
убедительным рассказам есть  "беспроигрышная вотчина с неиссякаемой денежной
жилой", был Крайний Север.
     Сюда, в  край полярных сияний и дешевого пантокрина, и  подался наш уже
пожилой  Одиссей, минусуя себя  от  своей  ячейки общества, от жены и детей,
оставляя  Черноморскую обитель только для отпускных наездов. К  тому времени
реальная ценность главы  семейства для остальной части "ячейки" окончательно
обозначалась  и  отсчитывалась  исключительно  в материальных  эквивалентах,
поэтому  у Богдана здесь,  на  Севере, не  было  проблемы "воссоединения"  с
семьей. Формула  успеха, как  он  говорил, упростилась:  получи  зарплату  -
отошли  перевод.  Оказалось, что  решение  данной  нехитрой  формулы имело в
результате потрясающий  взлет котировки главы семейства в глазах жены, детей
и подраставших внуков. Успех,  который, -  со вздохом  констатировал Богдан,
несколько  противореча  сообщенному  о  себе  ранее,   -  пришел  только  "в
окончательно  зрелые   годы".   И  теперь  Богдан  черпал  вдохновения   для
скрашивания  тундровой повседневности  единственно из  нафталиновых  полотен
своего богатого прошлого.
     Причем, тема взаимоотношения  полов  осеняла его  наибольшим творческим
вдохновением.

     - Жена, Вася, она - как заземление.  А ведущая роль должна принадлежать
- кому?
     - Кому,  - мужу, конечно.  - Это простой для Васи вопрос, он хототнул и
качнул головой: дескать, что за вопрос такой простой.
     -  Молодец, Вася. Молодец. - Богдан снисходительно покивал: то  ли  еще
будет. - Конечно, мужу. Тебе, то  есть. Ты, если правильно подходить,  возле
жены,  по идее,  - как фаза  около надежного  нуля.  Говоря  нашим  с  тобой
профессиональным  языком.  Но тут,  главное,  не коротнуть и окончательно не
занулиться.  Вообще,  мужика, Вася, можно  сравнить  и с конденсатором тоже.
Ему, в  образном смысле,  разрядка нужна. Вот я, к  примеру, когда  трудился
массовиком,  как  говориться,  затейником на Черноморских  берегах. Эх-ма!..
Трудился буквально в поте лица.
     Богдан  на несколько секунд уронил в  ладонь  лицо, которое, по  версии
рассказчика,  часто  покрывалось  трудовым  потом, и  остановился  в  центре
комнаты. До этого он возбужденно мельтешил в своем классическом кружении:
     - А кругом, - он развел руки в стороны, - сам представляешь, прекрасная
половина человечества... Вся в плавочках да шортиках. Жизнь обнажена, жизнь,
как говорят драматурги,  - в  бикини. Отказывать себе - значит глумиться над
прекрасными порывами природы. Запросто  может произойти безвозвратный пробой
жизненно-важных обкладок конденсатора. Даже супруга потом не спасет со своим
глухим заземлением. Резонный  вопрос:  в чем выход? А выход,  Вася, в кон...
нет,  совсем не  то,  что  ты подумал:  в конспирации.  Способов  -  великое
множество, целая подпольная стратегия. Поэтому, чтобы беседу не  засорять, -
всего один пример из этого неиссякаемого реестра.... Одним словом...
     Богдан  прекратил хождение и возвратился на свой "топчан". Глядя  перед
собой невидящими глазами,  засучил  трико до коленок,  как  будто предстояло
преодоление какой-либо водной  преграды. Может быть, ему вспомнился  морской
берег, и операция с брючинами была безотчетной.
     -  Одним словом,  Вася,  сбрасываешь, например, в  течение рабочего дня
свое давленьице по  обоюдоострому согласию.  С какой-нибудь  мини, по полной
макси... Тут без подробностей, Вася. Не обижайся. Опускаю ввиду подорванного
годами вестибулярного  аппарата.  В глазах темнеет  и  в обморок  клонит  от
подробных воспоминаний.
     Богдан прикрыл веки, взялся за голову и осторожно покачал ей в стороны.
Вероятно, это была демонстрация  нынешнего, несколько запоздалого, бережного
отношения к некогда подорванному здоровью.
     - В общем, вечером...  А вечер,  Вася, в любом  случае, увы, непременно
наступает. Вечером  пора  идти  ночевать  -  домой.  К родному, так сказать,
якорю. К надежному  бордюру  семейного  тротуара, а... А конденсатор-то  при
этом уже вполне логично разряжен.  Выход?.. Ну, вот, что бы ты делал в такой
ситуации?
     - Ничего.  - Ответ у Васи неодобрительно-угрюмый. - Ситуации не было. Я
вообще никогда...
     Богдан перебивает:
     - А я  тебе опишу  типичные ошибочные, фраерские, как говорят на Черном
море, действия семейственного Донжуана. То есть Лжедонжуана. Таковой фрайер,
без   всяких   объяснений   или   с   явно   неубедительной   аргументацией,
отворачивается  от жены к  стенке... И спит. Спит! Молча! Результат:  обиды,
зародыш несправедливых сомнений, зерно разлада на благодатную почву.
     Я, Вася, шел другой дорогой. А  именно. Я, шел в ближайший  гадюшник  с
неоправданным названием  бар, потреблял стакан дешевейшего портвейна - самой
вонючей,  пардон, гадости. Ремарка,  Вася:  допускается  несколькими каплями
оросить пространство вокруг шеи - за пазуху и за шиворот. Заодно дезодорация
посторонних запахов. Впрочем, эта ремарка не из моего буквально репертуара.
     Итак, прихожу домой, жертва  вермута или портвейна, - веселый и пьяный,
цвету  и  пахну.  При этом добрый и  шутливый.  С  неустойчивыми реверансами
ввиду, якобы, сверхнормированного возлияния. Можно: с элементом какой-нибудь
местной биологической  банальности  (засушенная  морская  звезда,  раковина,
мимоза) или  на  худой конец -  с  шоколадкой. В таком случае жена, со своей
стороны, - с пониманием:  такая вот у муженька вредная работа, на грани, так
сказать, фола, иногда  допускаются подобные пассы,  спи,  сокол-добытчик....
Зарабатывал, надо признать, не много. Но это не по теме. По теме же вот что:
ноль  на  фазе, но при  этом никакой  обиды.  Дескать, наверстается. И  она,
мудрая берегиня,  жрица семейного очага,  глубоко права,  если так правильно
думает. Результат - семья в целости и  сохранности.  Потому что главное, как
ни крути, - семья. Так-то, Вася.

     Но наивысшего накала монологи Богдана достигали  при соприкосновения  с
темами "особого кита", "второй маменьки".
     - Теща, Вася, - это тема  космического масштаба. Один  из основных, сто
раз не  устаю повторять, китов семейной жизни. Причем, самый нестабильный ее
кит. Зубатый кашалот, потенциальный  разрушитель  гармонии. Знаешь,  что наш
буровой мастер говорит, когда  трезвый? Теща - это  фонтанирующая  скважина,
потому  основная  задача  в  ее  адрес  после  пробура  -  вовремя  заглушку
установить. Вовремя! - вот ключевое слово, Вася. Иначе - разрушение пластов,
авария. Помнишь пожар на шестом кусту? То-то! Атомная бомба!...
     -  Не  всегда,  наверное,  -  осторожно  вставляет  Василий,  несколько
оживляясь. - Мы, например, с тещей хорошо жили. Может чего они  там с дочкой
и имели, в смысле секретов своих, но на семье это не сказывалось.
     Богдан часто кивает: мол, знакомая ситуация. Выставляет ладонь  вперед,
преградой Васиной излишне длинной фразе:
     -  Типичное непонимание,  основанное на врожденной мужской доброте.  По
неопытному началу бывает, что  вроде  бы с женой - никаких проблем. Вроде бы
вся она твоя на веки  вечные. Вроде, твой  голос  - определяющий и решающий,
как в конгрессе. Ты и успокаиваешься вместе со своей  спящей бдительностью и
не принимаешь никаких мер предупредительного ряда.
     Богдан встает с кровати  и крадучись  уходит  к входной двери, зачем-то
проверяет,  закрыта  ли дверь. Хотя и  так  видно, что  закрыта.  Продолжает
оттуда,  из-под  косяка,  получается, что  как бы  из  затененной  картины в
прочной высокой раме:
     -  Но  вот, нежданно-негаданно, пробуждается у  твоей благоверной,  так
сказать, зов крови  в образе тяги  к  отрицательному персонажу  всех мировых
фольклоров, всех времен и народов. В образе, разумеется, тещи, проще говоря.
И пошло-поехало.  И  теща наша, вторая маменька, становится ветром,  а жена,
соответственно, - флюгером.  А ты,  Вася, в такой  ситуации  - мерин, штиль,
турбулентный  ноль.  Как   потом  из   этой  запущенной  болезни,  из  этого
Бермудского треугольника, выкарабкаться - проблема проблем.
     Вася вздыхает. Вздох, судя по всему,  искренний.  Видно,  проняло. Надо
отдать  должное Богдану, - неплохой  драматург, хотя в  театральных  приемах
проглядываются неоригинальные клише.
     Богдан продолжает назидательно и даже почти грозно:
     -  Выход,  как в  медицине, один - не допускать! Про-фи-лак-тика! Ни на
минуту  не  забывать  о существовании названного  выше  персонажа,  который,
порой,   сродни  затаившемуся  вирусу!...   Сразу  же,   с  первых  же  дней
супружества, - отпачковывать жену от проклятого ее  прошлого!... Безжалостно
резать  по  живому!...  Нейтрализовывать  тлетворное влияние  прежних уз!...
Буквально  по капле выдавливать  из нее... раба..., в смысле -  рабыни своей
родительницы.
     Богдан перешел на  высокий, немного научный слог. Очередной раз удивляя
диапазоном своих интеллектуальных возможностей:
     - А  вот,  чтобы определиться с интенсивностью  профилактических работ,
чтобы выявить степень, так  сказать, запущенности болезни, необходимо, Вася,
жену на лояльность - проверить.
     Голос    понижается,   символизируя   по   отношению    к    слушателям
доверительность и некоторую снисходительность, происходящую от желания  этим
же слушателям, разумеется, добра:
     - Есть один метод. Провокационный, правда, метод. Империалистический, я
бы даже сказал. Но очень  жизненный, потому как верный. При этом простой, до
смеха. Рассказать?...
     - Как хочешь, - Василий пожал плечами. Если бы  он был против, это вряд
ли бы что-то меняло. Кстати, один из Васиных приемов в "беседе" с Богданом -
со всем соглашаться. Наверное, в подобных случаях он исходил из мнения,  что
чем  меньше сомнений с его стороны,  тем  быстрее монолог Богдана сойдет  на
нет. Во всяком случае, закончится без утомительных "ответвлений".
     - Так вот. Простейший прием. Напейся - или прикинься пьяным -  и к теще
в присутствии жены приставай.
     - Тоже мне, выдумаешь, - хохотнул Вася.
     Богдан терпеливо уточнил:
     - В смысле приставай по разным пустякам. Тут  учить не буду -  у каждой
семьи  свои  сокровенные  пустяки.  Допускаются   даже  абсурдные  обвинения
кратковременного  характера.  На  следующее утро, в крайнем случае, скажешь:
ничего не помню,  выпимши, кажись,  был, не выдумывайте, маменька. Не в этом
суть.
     - Ну, и что потом? Извиняться?
     Богдан поморщился:
     - Это детали. А зерно мероприятия, Вася, в том, что на чью сторону твоя
жена встанет  в  этом  принципиальном споре, того она  и... Как  говорит моя
внучка, того она и больше любит...
     Богдан  неожиданно  слегка покраснел, явно  смутившись своего нетипично
сентиментального вывода. Концовка получилась скомканной:
     - Ну и далее - выводы по тексту.
     -  По какому тексту? - задает Василий ненужный вопрос,  который, как ни
странно,  дает "положительный"  эффект:  Богдан, с  гримасой  безнадежности,
машет  на "ученика" рукой,  откидывается на подушку, и, мечтательно подсунув
под голову ладошки, сравнительно надолго замолкает.

     Однажды  вечером,   когда   Богдан  возился  "на  природе"   со   своей
"электрикой", его компаньон поведал мне свою историю.
     Василий, бравый  дембель-танкист, после армии не покинул  родного села,
остался  работать  механизатором.  Вскоре  женился на  бывшей однокласснице,
которая  уже  работала  секретаршей  в  приемной  директора  совхоза.  Нужда
заставила - пошел  в  примаки: ее родители  выделили комнату для молодых.  С
тестем  и тещей  отношения,  слава  Богу, задал