,  что  я заблуждаюсь
насчет своей внешности, но, без ложной скромности, скажу, что недурен.
     " Ишь ты, разговорчивый, " скрипнул кто-то надломленным басом.
     " Меня спросили " я ответил. А могу и молчать.
     "  Здесь  ты  ничего  не можешь. Здесь ты  должен будешь то,  что  тебе
скажут, делать, "  проронил фразу  все тот же  надломленный бас.  "  Ты хоть
представляешь, где ты находишься, дружбан?
     " Смутно. А по тому, что заметил, то в "Отделении милиции No 6".
     "  Хоть  ты и красавчик, но ты и грач  " простая душа. Ты  находишься в
камере смертников. Здесь никто никогда не увидит друг друга, и никто никогда
не выйдет отсюда.  Отсюда выносят вперед ногами, потому  что стреляют  здесь
же. На месте.
     " Какое же они имеют право?
     " Право большинства.
     " Ты имеешь в виду суд и прочие ему подобные учреждения?
     " Красавчик, я так понимаю, что ты  недавно не только в этой дыре, но и
впервые на этом острове. Поэтому попытаюсь тебе хоть что-то объяснить. Меня,
понимаешь ты, толкнула  сюда несчастливая судьба. Жил я себе одиноко, никого
не  трогал,   жил   не  в  городе,  а  близ   него.  Ходил  в  город  только
затовариваться: ну,  там солью, хлебушком и все, не более, ну разве что иной
раз  и  спички с водярой прихватишь.  Шел  я  как-то  раз  по этому  делу  к
магазину,  пристроился в  очередь к  мужику. Стою. Очередь  не  двигается. А
мужики и бабы  стоят, как неживые. Кричу им: чего не двигаетесь-то?! Молчок.
Я взял " дурак " и прошел далее к двери, а потом и в магазин зашел. И увидел
вопиющий факт:  наша продавщица  в обнимку  с генералом танцуют  полонез,  а
дружбаны-посетители  им наигрывают его на  губах, таких  же  толстых, как  у
самого генерала. Ну я ради шутки тоже присоединился, значит. И дуду. Во-от.
     " И что же дальше? " полюбопытствовал я.
     " А дальше, этот генерал и говорит: господа-трудящиеся, бомжи-одиночки,
алкоголики-бездельники и прочая иная сволочь, присутствующая здесь и стоящая
там, за пределами магазина! Объявляю вам, что  гражданка продавщица по нашим
данным сильно  проворовалась  и  ее предстоит ликвидировать, ибо вы  ныне не
получите  ни хлеба, ни  мяса,  ни  прочих продуктов, необходимых  для  вашей
жизнедеятельности. Что тут началось! Все готовы были разорвать ее на части "
запыхавшуюся от полонеза. А  я-то эту Мананну знал. Я с  ней  любился десять
лет назад. Заскочила она к нам в края с каким-то вертихвостом, пожили, потом
он ее  бросил, ну она и пошла, куда можно было, " в магазин,  хотя, конечно,
место опасное: товар, проверки на  дорогах и прочий  контроль.  Вот я  ее  и
приголубил, Мананну-то. А генерал не унимается и продолжает: все вы должны с
ней  сделать то, что она сделала со своими продуктами. Вы должны подвергнуть
ее съедению. Кто за? - спрашивает. Мужики и бабы и онемели. Ведь я как раз в
этот  момент и попал. Расталкиваю  их, кричу, что дело-то небывалое, не было
такого в мировой еще практике, чтобы продавщицу подвергать съедению. Меня не
слушают. А я присматриваюсь и вижу  у иных слюни-то  текут. Бросился я тогда
на генерала и откусил ему нос.
     " Чего же у него было откусывать? У него ведь его почти нет.
     "   А  тогда  был   и  весьма   существенный,  дружбан.  Это  он  после
косметической операции таким стал: курносым.
     " Как смерть? " продолжил я шутя.
     " Не понимаю, " проскрипел бас. "  Не понимаю, дружбан. Короче, сожрали
ее за милую душу и разошлись. А меня сюда вот. И тоже жрут. По частям.
     " Ты не бредишь?
     " Да я наполовину  обглодан. Но умирать не дают. У нас на острове " это
не составляет труда. Генерал  " большой ученый. И  тебя, видимо, тоже начнут
покусывать.

77

     Я пытался  по прошествии времени  приглядеться к темноте, но напрасно "
она оставалась такой же  насыщенной  и  непроглядной.  Ни фотона света.  Мой
собеседник, как бы догадался, что я хочу и сказал :
     " Не напрягай глаза. Я  уже здесь второй год и  ни хрена не вижу.  Даже
того, кто от меня откусывает куски мяса.
     " И тебе даже не больно?
     "  Нас  с тобой сначала будут подмораживать все сильнее и сильнее, пока
не окоченеем,  потом нечто ползущее подберется к нашим телам  и начнет рвать
ноги, руки,  а головы " это последнее. Мы с тобой  даже  не будем  видеть, а
только чувствовать, что на нас еще висит из тела.
     " Это бред!
     " Это остров! " произнес бас.
     " И когда же эта мука начнется?
     "  Сон  разума  рождает  чудовищ.  Неужели   ты  до  сих  пор   еще  не
почувствовал, что твой  мозг уже начал откусывать от тебя части твоего тела?
Неужели ты, красавчик, настолько  невосприимчив к  слову, которым я тебя уже
начал мучить, а ты все ждешь еще более реального продолжения.
     Я   устыдился   неизвестного    мне   существа,   рассказавшего   нечто
невообразимое и  упрекнувшего  меня  в восприятии  эстетического воздействия
словом.  Неужели я так огрубел,  так опустошился  душой, что физический  мир
стал  для меня более  важен, чем  мир  галлюцинаций. И, когда мир физический
перетекает   в  мир  галлюцинаторный,  я   больше  пугаюсь  первого,  нежели
последующего.  Какая  глупость!  Какое убожество!  Но  какой  странный  этот
незнакомец.
     " Я не знаю, как тебя назвать, но назову Лапой?
     " Ты угадал. Это моя кличка.
     " Твои размышления о слове не соответствуют твоему, как бы это сказать,
обозначенному умственному уровню. Ты выдаешь себя за другого?
     " Вот так всегда с интеллигентами. Ввернешь им какую-нибудь хреновину "
они готовы уже строить воздушные замки.
     " Я не о том, Лапа. Ты ведь тоже не знаешь кто я. Я " Бог. Меня избрали
им мои фантомы, один из  которых  Платон,  ну, милиционер, который и  привел
меня к генералу, вдруг превратился в крепкое физическое  реальное существо и
вышел из-под моего повиновения. И именно на  этом острове. Видимо, эта земля
обладает свойством метафизические измышления превращать в грубую физику?
     " Я это знаю. Я сам оказался в этой ловушке. Когда  я пришел сюда одним
из первых, а привела меня  на эту землю, как я говорил, несчастливая судьба,
то я привел с собой в мозгу и генерала, и прочую шушеру, которую ты не видел
еще. Они воплотились  в реальные лица. Я бежал, как  и ты, из мира и попал в
мир своих собственных страхов  и  грез. Они меня пожирают. Но если тебя твои
фантомы объявили богом, то тебя ждет нечто пострашнее, поритуальнее.
     " А тебя не соблазняла Лиза?
     " Ты все еще не догадался, что это та же " Мананна!
     " А кто же тогда Терентий Щуга и его Аграфена?
     "  Ты, Скалигер,  не валяй дурака. Я тебя заприметил еще в том  кабаке,
когда ты со стариканом  каким-то винцо попивал и язык  официанту оторвал.  Я
подумал, вот крутой парень. А ты " Бог, да кто такие другие...
     Я  растерялся.  Кто  же  это  мог  быть со  мной  в  камере?  Кто  этот
соглядатай, который также видел мои перемещения в другом мире?  Я  терялся в
догадках. Неужели шутки генерала?
     "  Не шевели мозгами. Все  равно меня  не вспомнишь. Я  тебе  говорил о
своей несчастливой судьбе.  Ты  со стариком о  своих родителях говорил...  У
меня тоже, что-то близкое произошло. Устал я от мира.  Бросил все: квартиру,
любовниц, машину, дело, здесь еле от  своих коммерческих братьев отвертелся.
Нарядился бомжем и двинулся  в сторону леса. Шел  черт  знает  сколько.  Где
кусок хлеба раздобуду, где одной водой желудок размочу.  Так и шел. Сил  уже
не  было.  Упал где-то  у  дороги.  Видно,  от  голода и усталости  сознание
потерял.  Очнулся,  как  в раю:  на  свежей постели,  умытый, причесанный  и
смотрит  на  меня  женщина  и такая  милая  и ласковая, такая душевная, что,
знаешь, заплакал, как в детстве
     " Что, милый, приключилось с тобой? " спрашивает. А я плачу и ничего не
могу ответить. " Да, говорит, заболела твоя  душа. Отдохни.  Полежи.  Забудь
обо всем. Я тебя не брошу. Ты мой " любимый. Ждала я тебя долго и дождалась.
     Сказала это и вышла из избы. И пропала. Жду я день, другой, месяц, год,
а ее нет и нет. И уйти с места боюсь, а вдруг придет, а меня нет. А  на душе
"  как  камней  навалили. За всю  свою  жизнь  я  не  встречал  такой ласки.
Родителей я своих не помню. Детдомовский. В армии не  до сентиментальностей,
да и были-то одни бляди. А  здесь " свет небесный душу озарил. Пойду, думаю,
поищу. Вдруг что приключилось! Дорогами, тропами,  буераками, пока не набрел
на избу Мананны. Она уже одна жила. Я к ней с расспросами. А она меня вывела
на задворки и говорит: "Знаю,  кого ты ищешь.  Ищешь ты меня. Я та,  которая
приютила тебя, а потом исчезла."
     " А кто же твои, ну этот Терентий и Аграфена?
     " А  это мои родители. Не могла я их оставить. Вот к ним и устремилась.
Думала, обернусь и к тебе поспею. А ты  сам меня нашел, милый. И  кинулась в
объятия. Чего уж было " не вспомню. Но помню, что втолкнули меня сюда, в это
логовище и глодают по частям.
     " Что ж, Лапа, ты обманут был своей мечтой. И терпишь за это муки. А я?
Я, живший  вне вашего того  мира, не участвовавший  в нем и ничего в нем  не
имевший, разве что моих родителей, которых забрала  смерть  и свела  меня  с
ума.  Я, как гонимый ветром странник,  по  разным  пределам и  среди  разных
сопутствующих мне  фантомов, за  что я  оказался  в  этом логовище и  должен
страдать. Я " Бог.
     " За что? За богохульство!
     "  Ты слишком прост  в  своем заключении.  Я  не ищу  поклонения  среди
других,  я не даю  жизнь другим и не  отнимаю ее, но я создаю свои сущности,
которые почему-то  именно здесь становятся страшными  реальностями.  Недаром
меня предупреждал Омар Ограмович, что здесь я могу погибнуть.

78

     Мой  сосед  молчал.  Он  тихо постанывал  и  звал  Мананну.  Его  мечта
оставалась  мечтой: будь она  Лизой ли,  Мананной ли,  все  равно.  Я ощутил
наступление холода. Руки стали деревенеть, ноги почти уже не чувствовались.
     " Начинается... " брезгливо сказал Лапа.
     Я  с ужасом и нетерпением  ждал неведомого. Но страх и тоска исчезли из
моего сердца. Лапа своим рассказом многое объяснил мне.  Все, находящиеся на
этом острове, обмануты своими иллюзиями, мечтой и прочей фантасмагорией. Это
не  физические особи,  а  материализованные  мечтания  и  желания.  О,  этот
странный остров! А  если попытаться измышлять здесь, создавая фантомы именно
на этом острове? Может быть, что-нибудь удастся изменить в своей судьбе?

79

     Высокий молотильщик зерна Жакино и  коренастый сапожник Пьер  бродили в
поисках хлеба насущного по Монтобрану и с горечью и тоской вспоминали своего
друга лекаря Бордони,  который в горячечном пылу назвался неким Скалигером и
завел веселенький, как им казалось, роман с вдовушкой Николь.
     " Говорил я тебе, олух, " обращался Жакино к Пьеру, "  что нельзя их до
официальной свадьбы оставлять вдвоем. А теперь поди-ка сыщи их!
     "  Ох, верно,  "  вздыхал Пьер и смотрел подобострастно на  высокого  и
злого Жакино.
     " Что будем делать?
     "  Вспомни  лучше,  как  постарели  мы  и  они, как  ноги Николь  стали
лиловыми, как две рачьи клешни, как она выгнала нас. Было такое?
     " Да, " утвердительно мотнул головой Жакино.
     " Мы с тобой должны пуститься следом за нашим другом его же путем.
     " Не понимаю, друг Пьер.
     " Надо выпить крови старика Жана Понтале. Этого брадобрея.
     " Ну что ж, пошли к цирюльнику.
     У  ворот,  как и прежде,  их  встретил лай  целой своры  собак. И после
недолгого отсутствия явился не слуга, а сам старик Понтале.
     " Чего желаете, бездельники и хулиганы?
     " Желаем  узнать,  где наш  друг с твоей  девкой  с красными  ногами  и
желаем, если их нет в твоем доме, отправиться вслед за ними.
     Ворота распахнулись, и они увидели перед собой крепкого и веселого Жана
Понтале с бритвой в руках.
     Но гости не испугались. "Мы все твои проделки знаем, " начал было Пьер.
" Нам надо к другу нашему " лекарю Бордони!".
     Бодрый старик улыбнулся,  взял две дубовые кружки, разрезал себе вену и
нацедил им по полной " своей черной крови.
     " Пейте ! " сказал он несколько ошалевшим гостям.
     Что случилось с  ними  после  того, как они  опрокинули  с опаской  две
кружки  крови  цирюльника, они  и  представить  не  могли,  но  оказались на
Тверском бульваре, под вечер, где  прогуливалась толпа незнакомых им людей в
странных  одеждах, со странно звучащей музыкой из  рук. Пьер и  Жакино  тоже
устроились на скамейке и стали осматриваться.
     " Во, парни классные, ништяк, " казали две юных подружки, остановившись
напротив них и рассматривая их в упор.
     " Вы, че, иностранцы?
     Жакино крякнул и ответил на чистом русском языке:
     " Нет, киска, мы, как говорится, "новые русские",  вот  вышли из  банка
подышать и повалять дурака.
     " Да-да, " тут же сориентировался Пьер и закинул нога за ногу.
     "  Ой, как  хорошо, " воодушевились девочки. " А то  мы без клиентов. В
ресторане  не  попрыгаешь,  там отстегивать надо Кондеру. А  по  улицам одни
чурки шныряют нищие. Можно с вами повалять дурака?
     " Как вас зовут " для начала? " спросил расхрабрившийся Пьер.
     " Фора  и Анела,  "  ответила за двоих  длинноногая красивая  девушка с
каштановыми волосами.
     " Жакино, " шепнул Пьер, " я хочу быть именно с Анелой.
     " Дурак  ты,  еще не  известно, чем кончится.  Что они к нам просто так
подошли что ли? Ладно.
     Девочки порхнули на  скамейку  и тут же  закурили  сигаретки с каким-то
дурманящим дымком.
     Жакино недовольно повел крупным носом.
     " Не нравится? " обиженно спросила Фора, которая примостилась с Жакино.
     "  Да  нет, просто не пробовал никогда  такого дыму, " неуклюже ответил
Жакино.
     " Тогда зачем  дело стало? А? "  встряхнулась Фора и сунула папироску в
рот Жакино, который чуть было не поперхнулся, затягиваясь сладковатым дымом.
     Не отстал от Жакино и Пьер и через некоторое время они чувствовали себя
крутыми красавцами, которым море по колено.
     -- Эй, мент  засраный,  ты  че  ходишь  туда  и  обратно?  - пристал  к
милиционеру высокорослый детина Жакино.
     Платон подозрительно посмотрел  на загулявшего  бугая, скромно  и молча
отошел подальше от них и спрятался за дерево.
     -  Да  ты  почище  Кондера  будешь,  -  сказала Анела,  оторвавшись  от
прилипчивого Пьера. - Пойдемте-ка  к нам, у нас всего  навалом: и дурноты, и
выпивки, и постелей. Как, согласны?
     - Только как с деньгами? - сурово спросила Фора.
     Жакино  самодовольно и  вызывающе похлопал  себя по карману вельветовых
штанов.
     - И за карманами кое-что есть! - громко захохотал он.
     Они встали и направились  в  сторону  Гоголевского  бульвара.  За  ними
следом, перебегая от дерева к дереву, перемещался Платон.
     Домик был неказистый, но крепкий. Ворот никаких, собак тоже. На третьем
этаже Фора  чем-то  щелкнула и зажегся свет. Прошли в  комнату  - и ,в самом
деле, желтые диваны, стол, заставленный питьем и закуской.
     - Сыто живете, - задорно вскричал Пьер, наливая себе фужер шампанского.
- За вас, девушки!
     - Пора приступать к  делу, - шепнула  Фора Анеле. И та молча и согласно
кивнула головой.
     - Мальчики,  -  ласково продолжала Фора, - надо всем  раздеться,  чтобы
между нами ничего лишнего не было, или кайф весь поломаем.
     -  Не  понимаю, зачем ломать кайф? -  недоуменно  сказал Жакино и начал
стягивать с себя одежду. За ним поспешил сделать то же самое и Пьер.
     Голые  французы  пятисотлетней  давности  стояли  перед двумя  русскими
девушками, которые любили Скалигера и потеряли его, как им казалось, навеки.
Жизнь  их  стала проходить только так: в поисках клиентов и в слабой надежде
на то, что когда-нибудь  они испытают  то же, что испытали со Скалигером. По
не известно  каким  причинам,  но им обеим  казалось, что  эти два  парня из
Франции  чем-то  были  близки  к  пропавшему  Скалигеру.  Что-то  неуловимое
притягивало к их, собственно, весьма посредственным физиономиям.
     Только  они  приблизились  друг к другу,  в дверь постучали и  довольно
нагло.
     -  Не  открывай, -  сказала  Фора  Жакино,  который  пошел  было  голым
навстречу звонку.
     - Почему нельзя? Ведь это ваши комнаты?
     - Ну хотя бы штаны надень,  - горько сказала  Анела, разглядевшая нечто
меж ног высокорослого Жакино и надеявшаяся на приличный с его стороны жест.
     На пороге стояли Платон и Кондер.
     - Эй, вы, пидорасы, а  ну вываливайте отсюда! Мы сами здесь разберемся,
что к чему! - зычно крикнул он в лицо опешившему Жакино.
     -Да-да, и не вздумайте бежать в окно, хотя его и нет, - скромно добавил
Платон.
     -  Неужели ничего не получится? - вновь шепнула Фора  подошедшей к  ней
Анеле.
     Молотильщик зерна Жакино обхватил  голову Кондера двумя  ладонями  так,
что она треснула, как орех, а шустрый и коротконогий Пьер в это момент ловко
выбил  пистолет из рук Платона и выстрелил  ему  в  задницу.  Платон потерял
сознание и упал животом на пол, а из задницы тем временем булькала кровь.
     -  Надо  ее чем-то заткнуть,  -  сказал Пьер и сдернул  со стола желтую
скатерть и прикрыл ею Платона.
     - Посмотрите-ка! -позвала всех Фора к столу. - Видите, рукой  Скалигера
написано: "Идите все ко мне, в Россию-остров. Ко мне, мои фантомы и друзья".
     - Так кто же из нас фантом, а кто друг? - спросил Жакино и посмотрел на
Пьера. - Наверно, мы, ведь мы из пятнадцатого века. А вы в каком?
     - Мы, - задумавшись, ответила Фора, - вообще вне любого века, но знаем,
что такое  Россия-остров. Это страшная страна. Вне ее -сходишь с ума, внутри
ее - претерпеваешь страшные мучения. И выбора нет. Такого выбора не было и у
Скалигера, или по-вашему, Бордони.  Я никогда не понимала Юлия, - продолжала
говорить  страстно и увлеченно  Фора, - я думала,  что он бредит,  оставаясь
наедине  с самим собой,  то  теперь я  многое осознала: не  там родина,  где
сердце и плоть, а там, где ум и безумие. Вот его безумие постоянно находится
на  острове-Россия. Там  его должны окружать  созданные им фантомы,  которые
стали вдруг страшными реальностями.
     - Вы готовы помочь мне в борьбе с ними?
     Жакино  и  Пьер замялись.  Они  не  думали,  что спустя пятьсот лет  им
придется  иметь  дело  с каким-то  Скалигером, да еще  с  его  врагами, суть
которых была им неясна и чужда.
     - Девочка! Ты все время очень много говоришь, а подошла к нам и привела
нас  к себе вместе с подругой с  одной целью - порезвиться.  Если  этого  не
получается, то мы уходим. Нам и случившихся приключений хватает.
     - Надо кончать с этими  наполеонами, - резко высказалась Анела и нажала
кнопку,  которая скрывалась  за портьерой. Место,  где стояли Пьер и Жакино,
распахнулось и они рухнули в подвал с криком и проклятьями.
     - Вы правильно поступили с этими образинами, - послышался голос. Фора и
Анела обернулись на дверь. В ней стояла Николь и улыбалась.
     - Вы  ищите Скалигера,  а я  ищу Бордони.  Их разделяют века, но это не
имеет никакого значения. Скалигер и Бордони - одно  лицо. Только Скалигер  -
безумно  болен. Я знаю это,  и своей болезнью  он заразил  вас  всех. Вы  не
понимаете - кто  вы!  Я -  фантом,  я произведение  Жана  Понтале. Я  спасла
Скалигера  и выпустила  его к  вам. Но не учла его богатого воображения: его
фантазии заменили ему реальность.
     - У тебя лиловые ноги, сука, - разозлилась Фора. - И не тебе нас учить:
что мы  понимаем, а что нет. Да, мы живем в  мире болезненных фантасмагорий,
мы порой  не ощущаем, где заканчивается "Я" и  где начинается "МЫ". Но я, по
крайней мере, знаю, что такое любовь.
     - И я тоже знаю, - откликнулась задумчивая Анела.
     - Девочки, вы еще глупенькие,  и не можете оценить то, что я вам сейчас
говорю. Вами владеет страсть, а Скалигером, я повторяю,  овладело безумие, и
только мы его сможем спасти, или его всю жизнь будут преследовать кошмары.
     -  Но  разве ты не кошмар? - спросила Фора. - Ты, с лиловыми ногами, да
еще из пятнадцатого века! Эт