вочки, и гнал от себя мысль, что  она  смотрит
сейчас мне в глаза и думает о том,  какая  жизнь  у  меня.  Как  быстрая
вспышка, мелькнул в голове дом  и  пропал,  оставив  после  себя  острое
чувство тоски и вины.
   - Уходи, - тихо сказал я.
   Она не сдвинулась с места. Я сделал  несколько  шагов,  и  она  опять
пошла за мной, теребя рукав.
   Окончательно выйдя из себя, я развернулся и толкнул ее - мягко, чтобы
она не упала, но и  достаточно  сильно,  так  что  ей  пришлось  сделать
несколько шагов назад. Девчонка все так же пожирала меня глазами.
   Я пошел дальше, и на этот раз она осталась там, где была.
   Я старался  не  думать  о  происшествии.  Это  то,  к  чему  придется
привыкать. Наверное, можно отгородиться. Должны же как-то отгораживаться
индусы. Нужно просто научиться. Я вдруг почувствовал прилив сил. Значит,
нужно бороться. Я бросил сам себе вызов.
   Затем я снова впал в уныние. Желудок опять наполнился булыжниками.
   Теперь я был на  главном  проспекте.  На  противоположной  стороне  я
увидел банк. Я перешел через дорогу.

Они игнорируют.

   Когда  я  вернулся  в  отель,  Лиз  и  Джереми  сидели  на   кровати,
склонившись над картой Индии и  дружно  хихикая.  Как  только  я  открыл
дверь,  они  оборвали  смех  и  виновато  на  меня  посмотрели,  за  чем
последовали плохо скрытые самодовольные ухмылки.
   - Кто-нибудь собирается есть? - спросил я.
   -  Почему  бы  и  нет?  -  Лиз  изобразила  на  лице  слабую  улыбку,
означавшую: не волнуйся, ничего не было.
   - Где тут поблизости китайский ресторан? - спросил я.
   Они одновременно сдвинули брови.
   - Шутка, - пояснил я.
   - Да, конечно, - сказал Джереми, - я понимаю.
   - Что ты порекомендуешь? - спросила Лиз, надувшись.
   - Тут много  мест,  -  сказал  Джереми.  -  Надеюсь,  вы  предпочтете
вегетарианскую пищу?
   - Конечно.
   - Что? - удивился я. - Ты же не вегетарианка.
   - Теперь  стала,  -  сказала  Лиз.  -  Это  лучший  способ  сохранить
здоровье. Есть то, что едят местные. Туземную пищу.
   - Это ты ее надоумил? - спросил я.
   - Конечно. Всем известно, что  мясо  здесь  есть  опасно.  Достаточно
посмотреть, как оно валяется, засиженное мухами.  Разумеется,  я  сам  -
вегетарианец с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Я  с  рождения  не
переваривал мясо, но до пяти лет это не хотели  признавать.  В  западной
культуре  слишком  глубоко  укоренилось   представление   о   том,   что
единственная нормальная пища - это пища, основанная на животных белках.
   - Ты хочешь сказать, что есть мясо здесь опасно?
   - Разумеется.
   - Значит, от него можно заболеть?
   - Почти наверняка.
   - Не может быть! Ты серьезно?
   - Конечно.
   - Нет, ты не шутишь?
   - Нет, я не шучу. Это общеизвестно.
   - Нет, ты шутишь.
   - Знаешь что - ешь, что хочешь. Меня не колышет. Но  я  не  собираюсь
переть тебя в больницу.

***

   Как только мы вышли из отеля, та самая  девочка,  которая  просила  у
меня недавно деньги, двинулась  вслед  за  нами,  вцепляясь  по  очереди
каждому в рукав. Некоторое время мы шли молча.
   Потом Джереми вдруг резко развернулся, свирепо взглянул на девочку  и
заорал ей в лицо:
   - НЕТУ. НЕТУ БАКШИШ.
   Она не шевельнулась.
   - ПШШЛА! ПШШЛА! - шипел  он  на  нее,  размахивая  руками  и  пытаясь
напугать, словно она была бессловесной собакой.
   Потом  он  схватил  девочку  за  плечи  и  довольно  сильно  тряхнул.
Выражение ее лица оставалось абсолютно невозмутимым, и с  места  она  не
двигалась.
   - ПШШЛА! - снова зашипел он.
   На этот раз она послушалась, спокойно развернулась и  ушла  к  своему
наблюдательному посту у дверей отеля.
   Мы двинулись дальше в ошеломленном молчании.  Я  был  потрясен  такой
жестокостью. Разглядев выражение моего  лица,  Джереми  осклабился,  что
следовало понимать: ты так наивен, а я так мудр.
   - Они на самом деле не нищие, эти дети, - сказал  он.  -  Они  просто
крутятся вокруг туристов. Индусы никогда не дают им деньги.
   - С виду она вполне нищая. И не особенно пухленькая.
   - Они работают на барыг, которые забирают у них все деньги.
   - И детям ничего не остается?
   - Нет, конечно. Все уходит хозяину.
   - А что будет, если они придут без денег?
   - Меня это не волнует, - снова осклабился он. -  У  них  куча  денег.
Сердобольные  туристы,  не  успев  выползти  из  самолета,  суют  им  по
пятьдесят рупий, и все потому, что  эти  пидоры  ни  хрена  не  знают  о
стране. Пятьдесят рупий зарабатывают отцы этих детей за  неделю  честной
работы. Это ужасно. Туристы элементарно подрывают местную  экономику.  А
дети становятся отвратительно навязчивы. Им нельзя потакать.
   Этот парень фашист. Фашиствующий хиппи.
   - Но разве можно так обращаться с людьми? - сказал я.
   Джереми опять засмеялся.
   - Иначе не выживешь. Если переживать из-за каждого нищего,  останется
только  повеситься.  Вам  придется  оставить  западные  предрассудки   и
смотреть на вещи так, как это делают индусы.
   - И как же это делают индусы?
   - Они игнорируют.
   Джереми наслаждался. Он думал, что он очень умный.
   - Поверьте, - продолжал он, - через три дня вы  перестанете  замечать
этих нищих.
   - Как можно не замечать того, кто вцепляется тебе в рукав?
   - Можно. Все дело в выражении лица - оно должно  быть  непроницаемым,
тогда нищие не пристают, они видят, что ты не обращаешь на них внимания,
и что ты не дашь им денег.
   - Почему тогда эта девочка прицепилась к тебе?
   - Не ко мне, а к вам. Я просто проявил любезность и помог вам от  нее
избавиться. Кстати, в Дели они не такие, как  в  других  городах.  Более
организованные.
   - Ты хочешь сказать, - переспросила Лиз, - что через три дня  они  от
нас отстанут?
   - Даю гарантию. Они отстанут, как только вы перестанете их бояться.
   - Мы должны стать жестче, - сказала Лиз.
   - Именно. Мы слишком изнежены у себя на Западе. Лучшее в Индии -  это
то,  что  приходится  сталкиваться  с   очень   тяжелыми   явлениями   и
вырабатывать к ним иммунитет.
   - А кто сказал, что иммунитет - это хорошо? - спросил я.
   - Ну, без иммунитета ты  никогда  не  будешь  здесь  счастлив,  -  со
вздохом произнес Джереми так, словно ему наскучил разговор. - Это же так
просто.
   - Ты прав, - сказала Лиз. - Ты абсолютно прав.
   Я видел, с ее лба сбежали тревожные складки, а лицо  приобрело  новое
выражение. Подбородок выдвинулся вперед, глаза прищурились.
   Лиз старалась стать жестче.
   Вот так, подумал я. Как будто до сих пор она  мало  корчила  из  себя
начальника.

***

   В ресторанном меню меня привлекли лишь несколько названий.
   - Ты правда не шутишь насчет мяса? Может, ты просто  хочешь  обратить
нас в свою веру?
   - Я не собираюсь больше говорить на эту тему.  Ешь  что  хочешь.  Мне
насрать, - сказал Джереми.
   - Неужели я прилетел в Индию, и не могу даже попробовать карри.
   -  Ты  можешь  попробовать   карри,   -   сказала   Лиз.   -   Возьми
вегетарианское.
   - Какое это, к черту, карри? Это же гарнир.
   Они проигнорировали.
   - Как ты нашел этот ресторан? - спросила Лиз.
   - О, я бывал здесь много раз. Кажется, просто случайно наткнулся. Его
нет в книге.
   - В какой книге? - спросила Лиз.
   - В книге. В Книге. Она всего одна.
   - У нас есть "Одинокая планета". Это та книга?  -  У  нее  даже  лицо
вытянулось - так хотелось угадать.
   - Это не "та книга". - Он сделал эффектную паузу. - Это  Единственная
Книга.
   Лиз облегченно вздохнула.
   - Если его нет в Книге, то почему здесь так много белых? - спросил я.
   - Слухами земля полнится.
   - И почему меню переведено на английский?
   Лиз оборвала меня:
   - Когда ты наконец прекратишь брюзжать?
   - Я не брюзжу.
   - Зачем ты сюда летел, если тебе все так не нравится.
   - Мне нравится. Я просто еще не привык.
   - Тогда перестань ныть и сделай, пожалуйста, над собой усилие.
   - Я не ною.
   - Ты ноешь. И ты очень враждебно относишься  к  Джереми  -  я  хотела
сказать, к Ж.
   - Не правда.
   - Нет, правда.
   - Ж, это правда, что я к тебе враждебно отношусь?
   - Может быть, ты чувствуешь с  моей  стороны  некоторую  угрозу.  Это
вполне естественно.
   - Чувствую угрозу? От тебя? Тошноту, может быть. Угрозу - боюсь,  что
нет.
   - Дэйв. Прекрати. Я не шучу, - сказала Лиз.
   - Ты что - мой классный воспитатель?
   - Ты можешь взять себя в руки?
   - Лиз, не будь...
   - Можешь или нет?
   - О, Господи. ОК. ОК. Прошу прощения.  Я  непременно  возьму  себя  в
руки.
   Лиз  бросила  на  меня  стальной  взгляд,  потом  щелкнула  пальцами,
подзывая официанта.
   - Официант, мы хотим сделать заказ.
   - Но я еще не выбрал.
   Она сверкнула на меня глазами.
   - И ты хочешь сказать, что это не нытье?
   - Хорошо. Прошу прощения, что открыл рот. Я возьму то же, что и ты.
   - Какая жертва,  -  сказала  она  и  назло  мне  заказала  что-то  из
чечевицы.

***

Настал торжественный момент приобщения к индийской кухне. Я начал с нескольких зерен риса. Они показались мне вполне ничего. У них был вкус риса. Затем я взялся за чечевицу, на всякий случай стараясь жевать медленно - вдруг произойдет что-нибудь странное. Этот карри оказался острее, чем те, что я ел раньше, но проскальзывал в желудок легко и, кажется не собирался вызывать непредвиденных реакций.
   Я был очень  взвинчен,  и  аппетит  оставлял  желать  лучшего,  но  я
мужественно справился почти со всей порцией  в  надежде  укрепить  таким
образом свой дух. На десерт мы съели по антималярийной таблетке.
   На обратном пути у самого входа в  отель  к  нам  прицепилась  та  же
нищенка. Не добившись толку от меня  и  от  Джереми,  на  этот  раз  она
выбрала своим объектом Лиз.
   Ужесточившаяся Лиз не стала тратить время  и  после  первого  слабого
цепляния за рукав резко  развернулась,  схватила  девочку  за  плечи  и,
потряхивая ее для пущей убедительности, объявила:
   - НЕТУ. НЕТУ ДЕНЕГ. ИДИ ДОМОЙ.
   Девочка   продемонстрировала   гораздо   большее,   чем   я,   знание
человеческой психологии и немедленно ретировалась.
   Победоносно вздернув подбородок, Лиз промаршировала к  отелю.  Я  без
труда читал все, что творилось сейчас у нее  в  голове.  Дэйв  не  смог,
думала она. Ему нужно себя преодолеть. А вот я  -  я  справилась  просто
отлично. Я сильная личность.
   Неожиданно я  почувствовал  глубоко  в  горле  резиновое  послевкусие
антималярийной таблетки. Я был сыт по горло..

Это не обязанность, понимаешь?

   Я познакомился с Лиз несколько месяцев назад. Незадолго до  Рождества
мы с компанией школьных друзей решили отметить середину свободного перед
университетом  года  и   выпить   на   прощание   по   рюмке.   Компания
разваливалась, потому  что  почти  все  отправлялись  путешествовать  по
свету.
   Джеймс (номинально мой лучший друг,  хотя  фактически  последние  три
года мы только и делали, что трепали друг другу нервы) пришел  вместе  с
Полом и со своей новой подружкой - Лиз. Мне это не  понравилось.  Как-то
не хочется видеть чужаков на прощальной пьянке старых друзей. Тормозит.
   - Вы знакомы? - спросил он, делая вид, что все идет,  как  надо.  Он,
конечно, помнил, как рассказывал про Лиз все,  вплоть  до  самых  нудных
подробностей, держа ее при  этом  от  меня  подальше.  Я  думал,  он  ее
стыдится, боится обнаружить несоответствие между ее внешностью и  своими
росказнями; однако с первого же взгляда на нее эта теория разлетелась  в
дым. Лиз была  великолепна.  Точно  такая,  как  он  описывал.  Пришлось
потрясти как следует свое самолюбие и признать, что он не  знакомил  нас
раньше, потому что стыдился меня, а не ее.
   - Кажется, нет, - ответил я.
   - Лиз. Дэйв.
   - Привет, - сказала она, подставляя мне щеку для поцелуя. (Обалденная
кожа, между прочим.)
   - А это ты видел? - спросил Джеймс, делая шаг назад и указывая на две
совершенно одинаковых пары коричневых кожаных ботинок, красовавшихся  на
ногах у него и у Пола. - Это еще что за херня?
   - Туристские ботинки. Новые, - объяснил Джеймс. - Мы  уже  почти  вс„
закупили. Смотри. - Он поднял за дно огромный зеленый пакет, лежавший на
столе, и вывалил наружу его содержимое.
   - Рюкзак; ремень с кошельком; свечи от комаров; аэрозоль от  комаров;
мазь  от  комаров;  хлорные  таблетки  для  воды  -   восемь   упаковок;
бактерицидный гель - четыре тюбика...
   Пока эта мусорная куча росла на столе, я раглядывал Лиз. Она смотрела
в сторону, сложив  губы  в  обиженную  гримасу.  Джеймс,  как  я  понял,
отправлялся в  долгое  путешествие  с  Полом  (старым  другом  и  верным
подпевалой), Лиз же  застряла  в  Лондоне,  потому  что  ей  нужно  было
закончить курс по искусствоведению.
   - ...нитки с иголками; подводный  фонарь,  специальные  носки,  чтобы
ноги не потели; медицинский жгут; надувной спасательный жилет,  а  самое
главное... смотри.
   Джеймс держал за уголок черный пластиковый прямоугольник  размером  с
ладонь.
   - Что это?
   - Оооп-па! - он с гордым видом  разорвал  пластик  и  вытащил  оттуда
бумажный квадрат, который после осторожных и  торжественных  манипуляций
развернулся в карту мира.
   Вот на что мне меньше всего хотелось смотреть, так это на карту мира,
потому что я точно знал, что сейчас меня будут пичкать тем,  что  и  так
уже лезло из ушей -  очередными  самыми  последними  изменениями  в  его
генеральном плане. Я избрал тактику отвлекающих маневров.
   - Туристские ботинки? Зачем тебе туристские ботинки?
   - Для походов. Мы пройдем через...
   - Когда ты последний раз ходил в поход?
   - Никогда.
   - Мудила. Ты же терпеть не можешь выезжать за  город.  Ты  же  всегда
вопил, что тебе это скучно.
   - Мы говорим о Гималаях, Дэйв. Это не за город.
   - То же самое. Большой за-город.
   - Дэвид, мы увидим три восьмитысячных пика. Ты знаешь, сколько  всего
на земле восьмитысячных пиков?
   - Нет, и мне не инт...
   - Шесть.
   - Семь, - сказал Пол.
   - Шесть.
   - Семь.
   - Шесть.
   Я повернулся к Лиз.
   - Офигенная компания - эти ребята.
   Она пожала плечами и чуть заметно улыбнулась.
   - Джеймс, - сказал я, обрывая их перепалку, - ты мне надоел.  Вы  оба
мне осточертели. Обсуждайте свой турпоход, когда будете одни, ОК? Здесь,
кроме вас, еще два человека, и давайте поговорим о чем-нибудь другом,  а
то мы с Лиз сейчас заснем.
   - Ха, - сказал Джеймс.
   - Что значит - ха?
   - Это... это... не слишком красиво.
   - Красиво?
   - Я хочу сказать, что это... неприкрытая зависть... ты...  ты  просто
комплексуешь.
   - Ах, да. Понимаю. Мне, значит, не скучно, мне завидно.
   - Именно так.
   - И в глубине души мне  зверски  интересно,  сколько  на  свете  гор,
которые на три сантиметра выше, чем все остальные.
   - Дэйв, ты не хочешь слушать про путешествие, потому что  ты  просрал
свой свободный год. А просрал ты его потому, что никуда не поехал, а  не
поехал потому, что боишься.
   - Я еду за границу.
   - В Швейцарию?
   - Да.
   - Оооох, какие мы храбрые! Ты там будешь рисковать жизнью. Официант в
швейцарском отеле! Это же так опасно.
   - Мудак ты, Джеймс.
   - Не забывай про гигиену. А то вдруг заболеешь. В Швейцарии.
   - Джеймс, ты невозможный человек, - сказала Лиз.  -  Может  он  хочет
выучить французский язык. Или немецкий. В какой это части страны?
   - Во франкоговорящей, рядом с...
   - Ты будешь учить фганцузский  язык,  Давиид?  Это  так  повезно  двя
гезюме.
   Я почувствовал, что краснею.
   - Ты завидуешь и трусишь,  -  сказал  он.  -  Ты  боишься  настоящего
путешествия - просто потому что не выживешь в... в другой культуре.
   - Выживу.
   - Тогда почему не едешь?
   - Потому...
   - Оставь его в покое, - сказала Лиз. - Люди не обязаны  быть  такими,
как ты, Джеймс. Если он не хочет ехать,  значит  он  не  хочет.  Это  не
обязанность, понимаешь?
   Вот оно. В эту минуту я влюбился. Или начал влюбляться.
   Джеймс прикусил язык и попытался улыбнуться. Он не хотел ссориться со
своей подружкой на людях. (Вот такой он на самом деле мудак.)
   - Да, но... Я хочу сказать, ты ведь поехала бы, если бы не завязла со
своим искусствоведением.
   - Я не завязла  со  своим  искусствоведением.  Я  решила  взять  курс
искусствоведения.
   - Ага, но если бы у тебя было время, ты же поехала бы в Азию или  еще
куда, разве нет?
   - Я может быть еще поеду "в Азию или еще  куда".  У  меня  достаточно
длинные летние каникулы.
   - Я знаю. Мы об этом говорили. Я только хотел сказать, что если бы  у
тебя был свободный год, ты бы не сидела, как он, в Европе на унитазе.
   - А я только хотела сказать: перестань  выделываться.  Все  прекрасно
знают, какой ты крутой. Все  прекрасно  знают,  что  ты  очень  умный  и
храбрый. Хватит.
   Повисла тишина. Они стояли, уставившись друг на друга. У  Джеймса  на
висках выступили вены. Я чуть не падал со стула от удовольствия.
   - Давайте еще выпьем, - кашлянув, предложил Пол. - Чего вам?... Гм...
как насчет повторить?.. Я принесу.
   Пол ретировался к бару,  пища  ботинками.  Джеймс  и  Лиз  продолжали
пялиться друг на друга.
   - Мне нужно в туалет, - объявил я, вставая. - Нет, я передумал. Потом
схожу. - Я сел опять,  пытаясь  спрятать  торжествующую  улыбку.  Джеймс
бросил на меня зверский взгляд. Я  пожал  плечами,  делая  вид,  что  не
понял. Повернув голову, я  заметил,  что  Лиз  тоже  старается  сдержать
насмешливую улыбку, но с меньшим успехом, чем я.
   - Сколько ты пробудешь в Швейцарии, Дэйв? - спросила она.
   - До конца лыжного сезона. Около четырех месяцев.
   - Что ж, поскольку наш  доктор  Ливингстон  нас  покидает,  я  рискую
растерять всех своих друзей. Позвони, когда приедешь.
   В глазах темно. Пульс взбесился. Холодный пот.
   - Гм... ага. У меня нет... гм... твоего...
   - Вот телефон, - она достала из сумочки карандаш и написала номер  на
пивной картонке.
   - Спасибо. - Я улыбался во весь рот, и она моргнула мне  в  ответ.  Я
посмотрел на Джеймса и хотел улыбнуться ему тоже, но  на  его  лице  так
ясно читались симптомы тяжелой простуды, что он даже не  смог  повернуть
голову.

***

Я знаю, что нельзя так думать о своем друге, но в течение многих лет считалось само собой разумеющимся, что Джеймс впереди меня во всем. Это получалось само - он постоянно обыгрывал меня на всяких незначительных мелочах. Но теперь, когда картонка под пиво лежала у меня в кармане, я впервые за последние четыре года почувствовал себя так, словно вырвался вперед.
   Домой из паба я не то плыл, не то летел, и каждые десять секунд  рука
тянулась к заднему карману джинсов, откуда выпирал  маленький  картонный
квадратик с закругленными краями.

Ты меня зовешь на свидание.

   Первую половину года я  трудился  в  магазине  носков  на  Кинг-Кросс
. Работа в любом магазине одежды заключается в том, чтобы
вешать на  вешалки  разбросанные  покупателями  шмотки.  Это  превращает
работу в носочном магазине в нечто потустороннее, потому  что  носки  не
нужно вешать на  вешалки.  В  жизни  становится  так  мало  смысла,  что
начинаешь сомневаться, жив  ли  ты  вообще.  Следом  возникает  резонное
подозрение, что никаких носков тоже не существует.
   Большинство моих друзей, отпахав на похожих  (хотя,  может  и  не  на
столь сюрреалистических) работах, теперь тратили деньги, путешествуя  по
Индии, Юго-Восточной Азии или Австралии. Каждый из них был уверен: найти
себя, что бы под этим ни понималось, можно только в нищей блошиной дыре,
запрятанной среди малярийных гор на другой стороне  планеты.  Все  свято
верили, что  долгие  и  малоприятные  каникулы  крайне  необходимы  делу
превращения существа в человека.
   Я вернулся из Швейцарии, и никаких планов на остаток года у  меня  не
было; одно я знал точно - меньше всего на  свете  мне  хочется  лезть  в
далекую  грязную  дыру.  Во-первых,  я  терпеть  не  могу  болеть,  и  с
содроганием представлял, как  вляпаюсь  в  дизентерию  или  еще  во  что
похуже. Еще я не понимал, что можно делать в стране нищей