Может,
история с Каз стала тому причиной,  не  знаю.  Ее  частношкольный  гонор
заметно истончился, и сквозь него стало проступать печальное подавленное
естество. Что-то такое есть в несчастных женщинах, что действует на меня
возбуждающе.
   Похоже, она остыла ко всему этому спиритическому мусору, и  мы  могли
теперь просто сидеть вдвоем и  болтать  о  всякой  ерунде,  лишь  иногда
отвлекаясь на Каз. Она сказала, что носит  сари  только  потому,  что  в
ашраме их заставили выбросить старую одежду, и  она  пока  не  собралась
купить новую.
   Мы проговорили час или около, изредка прислушиваясь к тому, как Рэндж
перечисляет неимоверное количество пенджабских слов, означающих "сосок",
когда в разговоре стали появляться нотки  флирта.  Плеск  волн,  пальмы,
лунные тени, разносящаяся по берегу  отдаленная  музыка,  разговоры  про
соски - все это  вместе  создавало  именно  ту  атмосферу,  которая  так
необходима для соединения.
   - Вы с Лиз долго были вместе? - спросила Фи, слегка жеманничая.
   - Не очень.
   - Это было... хорошо?
   - Что - секс? - переспросил я, как будто обидевшись.
   Она пожала плечами.
   Я произвел в  голове  вычисления:  если  я  скажу  "нет",  она  может
подумать, что я плохой любовник, а если "да", это будет  выглядеть  так,
будто я ее посылаю подальше. И только  правда  спасала  меня  от  участи
самого выдающегося олуха в мире.
   - Неплохо, но у меня  бывало  лучше,  -  сказал  я,  поражаясь  своим
дипломатическим талантам.
   - А что... было не так?
   - Ну, ты же знаешь Лиз. Она очень напориста. Ее ... - я положил  руку
Фи на колено, - ...трудно назвать чересчур отзывчивой. И это сказывалось
в любви тоже.
   - Я ее ненавижу, - сказала Фи. - Я ее ненавижу, как никого в мире.
   - Мне она тоже не сильно нравится.
   - Если бы... если бы я... могла...
   - Что, урыть ее?
   - Да. Урыть ее. - С акцентом Фи это звучало совершенно по-дурацки,  и
мы оба рассмеялись.
   - Знаешь, что бы ее по-настоящему взбесило? - спросил я.
   - Нет.
   - Мы с ней друг другу никто, но она жутко ревнива, и если узнает, что
я опять с кем-то, полезет от злости на стенку. Особенно, если с  кем-то,
кого она знает.
   Фи смотрела на меня; она дважды моргнула, но  не  отвела  взгляда.  Я
тоже заглянул ей в глаза и чуть заметно подмигнул.
   - Ты сказал то, что я подумала? - спросила Фи,  наклоняясь  чуть-чуть
вперед.
   - Не знаю. А что ты подумала про то, что я сказал? - спросил  я  тоже
наклоняясь к ней навстречу.
   - Ты скажи, что ты сказал, а потом я скажу, то ли я подумала, что  ты
сказал, - сказала Фи еще сильнее наклоняясь вперед. Теперь между  нашими
губами оставалось не больше дюйма.
   - Давай лучше ты скажешь, что ты подумала про то,  что  я  сказал.  А
потом я тебе скажу, то ли я сказал,  что  ты  подумала  про  то,  что  я
сказал, - сказал я наклоняясь вперед еще на подюйма.
   - Похоже, будто мы торгуемся, - сказала она,  преодолевая  оставшееся
пространство, и располагая свои губы вплотную к моим.
   Это был самый жуткий поцелуй в моей жизни. Язык словно  засасывали  в
пылесос,  пропускали   через   мясорубку   и   отжимали   в   центрифуге
одновременно.
   От тяжелой травмы меня спас Рэндж - он предложил вернуться обратно  в
Ашок и проверить содержимое наших минибаров. Несколько шведок  закрутили
носами, но трое из них затолкались с Рэнджем в рикшу, я с Фи и Каз сел в
другую, и всемером мы отправились в отель.
   Содержимое минибаров мы уничтожили довольно быстро, после чего  Рэндж
со шведками скрылся у себя в номере, а я остался с Фи и Каз.
   - Ну вот, - сказал я.
   - Ну вот.
   Тишина.
   Дискутировать было не о чем, и я стал ее целовать. Чтобы хоть немного
обезопасить ротовую полость,  я  стал  одновременно  раздевать  ее,  что
сильно напоминало процесс разматывания мумии, и это абсолютно невозможно
было  делать  одной  рукой  при  том,  что  вторая   находилась   внутри
бюстгалтера. В конце концов я плюнул и стал бегать вокруг нее кругами  с
распухающей с руках кипой материи, целуя всякий  раз,  когда  оказывался
спереди. Очень увлекательное занятие,  но  мало  подходит  для  любовной
игры.
   Наконец, мы оказались в постели в одних трусах и принялись  в  старой
доброй  манере  извиваться  и  стонать  как  всегда,  когда  люди  хотят
продемонстрировать жуткое возбуждение. В конце концов, Фи застонала так,
как стонут действительно возбужденные люди, и тут я забеспокоился.
   - А как же Каз? - спросил я.
   Она остановилась на секунду и взглянула  на  Каз,  которая  сидела  в
кресле прямая, как палка, не отрываясь смотрела на стену и раскачивалась
быстрее, чем обычно.
   - Нормально, - сказала Фи. - Она даже не смотрит.
   - Значит можно ее так оставить?
   - А что делать?
   - Ну, не знаю. Ты будешь себя нормально чувствовать?
   - Да, я к ней привыкла.
   - За мной еще никто не подсматривал, знаешь.
   - Можно посадить ее в ванную.
   - Нет, это будет еще хуже.
   - Она правда не смотрит. И вообще, это даже возбуждает.
   - Ладно. Я возьму презерватив.
   - Не надо.
   - Что - ты на таблетках?
   - Нет. Мне хочется непроникающего секса.
   - Непроникающего секса? Бля, что еще за непроникающий секс?
   - Секс без проникновения, неужели не понятно.
   - Какой может быть секс без проникновения?
   - Когда делаешь... другие вещи.
   - Но так же не бывает. Это как верхом без лошади.
   Она заткнула мне рот поцелуем, потом занялась минетом. Очень странное
было ощущение, потому  что  стоило  мне  открыть  глаза,  я  видел  Каз.
Некоторое время спустя я заметил, что Каз не смотрит больше на стенку  -
она повернулась,  как  на  шарнирах,  и  глядит  теперь  прямо  на  меня
сощуренными и покрасневшими от гнева  глазами.  Это  настоящий  облом  -
заниматься минетом под таким  присмотром,  но,  к  счастью,  Фи  владела
техникой настолько виртуозно, что мне было уже ни до  чего,  и  я  скоро
кончил ей прямо в рот. Она незамедлительно выплюнула  все  на  пол,  что
показалось мне  грубоватым,  и  спросила,  нет  ли  у  меня  жевательной
резинки. Кроме смалки я ничего другого не мог ей предложить, так что  мы
раскурили косяк, чтобы она могла проветрить рот - и это  было  для  меня
большим облегчением, потому что все сексуальные вибрации растворились, и
я  не  чувствовал  теперь  себя  обязанным   отвечать   любезностью   на
любезность.
   - Что с Каз? - спросил я.
   Та по-прежнему не отрываясь смотрела на нас, глаза ее покраснели  еще
больше и горели теперь явно психотической яростью.
   - К сожалению, она не может спать сидя. Можно положить ее  сюда?  Она
не займет много места.
   - Пожалуйста. Только ты ложись в середину. Не хочу я  спать  рядом  с
ней. У нее вид, как у психованной.
   - Не волнуйся. Она, наверное, просто устала.
   Мы докурили косяк, потом Фи заставила меня отвернуться, раздела Каз и
уложила ее в постель.

***

Утром меня разбудила доносившаяся из-за стенки ругань.
   - Нет, нет, нет. Ни за что, - орал какой-то мужик. -  Это  совершенно
непозволительно. Здесь не бордель. Вы безнравственные люди.
   Потом я ясно услышал голос Рэнджа.
   - Это мой номер, и я могу делать в нем все, что хочу.
   - Но это мой отель, в котором я  устанавливаю  правила.  Вы  заказали
четыре завтрака в одноместный номер, что уже подозрительно, и несчастный
молодой человек был в настоящем шоке, когда увидел, что тут творится.  Я
обязан в первую очередь думать о моем персонале и вынужден  просить  вас
оставить мой отель.
   - У вас есть правила? В них что-нибудь сказано о том, с кем мне спать
в одной постели?
   - В вашей регистрационной форме написано, что  менеджер  имеет  право
выселять нежелательных постояльцев, и именно это я намерен сделать.
   Затем я услышал,  как  у  Рэнджа  хлопнула  дверь,  и  через  секунду
раздался стук уже в мою.
   - Входи, - крикнул я, решив, что это Рэндж.
   В комнату нерешительно заглянул индус в темном костюме.
   - Я прошу  прошения  за  беспокойство,  сэр,  но  к  моему  глубокому
сожалению, должен  сказать,  что  из-за  неразрешимых  проблем  с  вашим
товарищем, я вынужден прервать... - окончание фразы повисло в воздухе, и
я увидел, что кровь отлила от его лица. - О, Господи! О,  Небо!  И  этот
тоже! - Он повернулся спиной и всю последующую речь произнес,  обращаясь
к двери. - Трое в одной постели! Я думал, что видел все,  но  чтобы  два
английских джентльмена употребили по  несколько  женщин  за  одну  ночь!
Сначала групповик, а теперь трое в одной постели! Нет, это предел всему.
Будьте добры оба освободить мой отель в течении получаса. Вы не люди, вы
животные. У вас отсутствует мораль.
   - Вы не понимаете. Мы не... Это просто... Это просто ее  подруга.  Мы
не могли положить ее на пол.
   - Меня не интересуют ваши оправдания. Покиньте мой отель и никогда не
приближайтесь к его дверям.
   С этими словами он выскочил из номера и хлопнул дверьми.
   Следом в комнату ввалился ухмыляющийся  Рэндж  в  сопровождении  трех
шведок, единственной одеждой которых были трусы и бюстгалтеры.
   - Умора, - сказал он. - Первый раз меня выпихивают из отеля.
   - Но мы же...
   - Ты тоже влип. Через стенку все  слышно,  уписаться  можно  "Сначала
групповик, потом трое в одной кровати". Клево.
   - Мы не трахались. Просто Каз некуда было положить.
   - Какая разница. Все равно это вонючая дыра, а не отель.  Как  насчет
перебраться к этим милым леди в "Лунный Коттедж"? Рядом с пляжем.
   - Дай мне, пожалуйста трусы.
   Он подобрал с пола одежду, и я натянул  под  простыней  трусы.  Потом
заметил, что Каз каким-то образом умудрилась проспать все представление,
тогда  как  Фи  явно  была  в  шоке  -  она  не  отрываясь  смотрела  на
противоположную стену, совсем как Каз.
   Я вылез из кровати и легонько похлопал ее по руке.
   - Фи? Давай-ка вставать.
   - Нет, - сказала она.
   - Не понял.
   В этот самый момент рот ее раскрылся на всю возможную  ширину  и  она
заорала что было сил.
   - НЕЕЕЕЕЕЕТ! НЕ МОГУ! Я НЕ МОГУ ВСТАВАТЬ! ЭТО ЛУЧШАЯ КРОВАТЬ В  МИРЕ!
НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕЕЕЕЕЕЕТ!
   В комнату снова влетел гостиничный менеджер.
   - ЧТО ЭТО ЕЩЕ ЗА ВОПЛИ? ВЫ... - Тут он  увидел  полуодетых  шведок  и
резко повернулся лицом к стене. - О, Господи!  Это  уже  слишком!  Я  не
вынесу. - Он чуть не плакал. - Пожалуйста. Оденьте  этих  женщин.  Я  не
могу на них смотреть. И эти крики, они просто невыносимы.
   - НЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Я НЕ УЙДУ! Я НЕ УЙДУ!
   -  Что  подумают  другие  постояльцы?  Вы  губите   репутацию   моего
учреждения.
   - ЭТО КРОВАТЬ! НАСТОЯЩАЯ КРОВАТЬ! Я ХОЧУ СПАТЬ В НАСТОЯЩЕЙ КРОВАТИ! Я
БОЛЬШЕ НЕ ЛЯГУ НА ДЕРЕВЯННЫЕ ДОСКИ! НИКОГДА! НИКОГДА НИКОГДА НИКОГДА!  И
КОВЕР! Я НЕ МОГУ БЕЗ КОВРА!
   - Уберите свою ведьму из моего отеля.
   В эту минуту Каз решила проснуться. Она увидела, что творится  с  Фи,
лицо ее перекосилось, и она резко села на кровати, вывылив  на  всеобщее
обозрение груди. Она стала раскачиваться гораздо  быстрее,  чем  обычно,
вцепилась руками в волосы и завизжала на невыносимо высоких тонах.
   - Дурдом! - закричал менеджер.
   - Не волнуйтесь, - сказала одна из шведок. -  Девушки  немного  не  в
себе. Мы их успокоим и сразу уедем. Не волнуйтесь. - Она  положила  руку
менеджеру на плечо, отчего бедняга аж взвизгнул.
   От  мучительных  усилий  не  смотреть   на   величественные   сиськи,
расположившиеся прямо  у  его  подбородка,  физиономия  менеджера  стала
серо-красной, и он резким прыжком вывернулся из ее руки.
   - У вас на все двадцать минут, потом я вызываю полицию.
   Он промаршировал к выходу, тщательно обогнув по дороге ножку  кресла,
и со стуком закрыл за собой дверь.
   Та же самая шведская девушка подошла к кровати и  обвила  руками  Фи,
которая выла сейчас в унисон с Каз.
   - Тебе плохо, да?
   - Я НЕ УЙДУ! Я НЕ МОГУ! ЭТО НАСТОЯЩАЯ КРОВАТЬ!
   Шведка посмотрела на меня.
   - Им досталось за последнее время, - сказал я.
   - Я НЕ МОГУ. Я НЕ МОГУ. ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ДВЕ НЕДЕЛИ. Я НЕ  МОГУ  СЕЙЧАС
СДАТЬСЯ. УЖЕ ПОЧТИ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ. Я НЕ МОГУ СЕЙЧАС СДАТЬСЯ.
   - Не хватит ли тебе удовольствий? Может лучше домой?
   - НО УЖЕ ПОЧТИ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ. Я НЕ МОГУ СЕЙЧАС УЕХАТЬ.
   - Здесь больше нет таких кроватей. Только дома.
   И все началось сначала.
   -  НЕЕЕЕЕЕЕТ!  Я   НЕ   БУДУ   ВСТАВАТЬ!   ЭТО   НАСТОЯЩАЯ   КРОВАТЬ!
НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
   - НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! - завопила Каз - первое слово за целый месяц.
   - Значит так, - объявила шведка, - сейчас мы едем в город. Мы  звоним
вашим родителям и объясняем им, что вы очень устали, после чего идем  за
билетами и платим за них кредитной карточкой  ваших  родителей.  В  этом
случае ты попадаешь на настоящую кровать  еще  раньше,  чем  думаешь.  И
больше не придется спать на досках.
   - Ты так считаешь?
   - Ну, может самую последнюю ночь, а потом сразу на настоящую кровать.
   - Правда?
   - Ну конечно. Эй, вы... -  Она  щелкнула  пальцами  и  повернулась  к
забившимся в угол мне и Рэнджу, - выйдите,  пока  я  их  одену.  Как  ее
зовут?
   - Фи.
   - А подружку?
   - Каз.
   - Ясно. Валите.
   Все  время,  пока  пышные  полуголые   шведки   одевали   сумасшедших
англичанок, мы с Рэнджем отсиживались в соседнем номере.
   В полной тишине я наблюдал, как  Рэндж  одевается  и  собирает  вещи.
Через несколько минут появились полуголые шведки в сопровождении  теперь
уже полностью одетых Фи и Каз, а я, все еще  в  одних  трусах,  двинулся
обратно. Пока я шел по коридору, не меньше двадцати уборщиков  толпились
у пожарной лестницы и таращились на меня полными ужаса глазами. Я  пожал
плечами и скрылся в номере.

***

Рэндж, который всю предыдущую неделю учился расписываться как его дядюшка, заплатил по счету элегантно поблескивающей золотой карточкой "Американ Экспресс". Вечером всезнающая шведка дозвонилась до родителей Фи и Каз, у которых, судя по голосу, там в Англии тоже начинался нервный срыв. Мама Фи заказала из лондонской конторы билеты и договорилась, что мы заберем их в аэропорту в Тривандраме.
   Ближайший самолет улетал через несколько дней, и на оставшееся  время
нам пришлось взять на себя роль санитаров. После истории с тремя в одной
кровати Фи впала в прострацию, тогда как Каз  чувствовала  себя  намного
лучше и от полного молчания перешла к неуемной болтовне.
   Всей толпой мы довезли их на автобусе до  Тривандрамского  аэтопорта,
взяли билеты, и доставили девушек к месту отлета. Эта парочка,  шатаясь,
разбрелась в разные стороны. Шансы  на  то,  что  они  сядут  на  нужный
самолет, даже здесь в Тривандраме были обескураживающе малы,  не  говоря
уже о пересадке  в  Бомбее,  но  ничего  больше  мы  сделать  не  могли.
Оставалось надеяться, что если они достаточно  долго  будут  бродить  по
международному аэропорту, всегда найдется добрая душа,  которая  посадит
их в самолет, летящий хотя бы приблизительно в нужном направлении.

***

К этому времени я рассказал Рэнджу предисторию нервного срыва у Фи и Каз, что вызвало у него острый пароксизм дикого хохота. Он взял с меня обещание изложить шведкам строго отредактированную версию - так чтобы он тоже мог поучить их мастерству Внутренней Йоги.
   До отлета Фи и  Каз  он  держался,  но  как  только  мы  отъехали  от
аэропорта, бросил как бы между прочим несколько фраз о своих  йогических
талантах, после чего уроки на  берегу  моря  превратились  в  ежедневную
процедуру.
   У всех шведок, кроме вратарши, центр был обнаружен либо на  различной
высоте внутренней части бедер, либо в низу живота.

Мир.

   Дорогие мама и папа,
   Простите меня за последнюю открытку, мне тогда было очень плохо. Зато
сейчас все хорошо. Я встретил  замечательного  индийского  парня,  и  мы
несколько дней прожили вместе в дорогом отеле, за который он платил.  Мы
хорошо повеселились, и только что перебрались в другой - маленький, зато
на самом берегу моря, это даже лучше. Скоро я буду дома.
   Целую,
   Дэйв.
   P.S. Я тут узнал, что Лиз  спала  в  Раджастане  с  йогом-гуру.  Если
встретите случайно ее родителей, можете им так и передать.

   Дорогой дедушка.
   Я прекрасно провожу время. Индия - это замечательная  страна,  и  она
полностью изменила мой внутренний мир.
   А по железным дорогам тут еще ходят паровозы, представляешь!
   Надеюсь, у тебя все хорошо.
   Целую,
   Дэйв.

   Шведки уехали, и Рэндж затосковал. К  этому  времени  мне  оставалось
пробыть в Индии всего неделю, и мы решили, что  Рэндж  отправится  домой
просить прощения и обручаться сразу после того,  как  я  уеду.  До  Дели
предстояло пилить через всю страну - согласно Книге сорок восемь  часов,
поэтому если я хотел оставить три дня,  на  то,  чтобы  зарегистрировать
билет, и один на всякий случай, отправляться надо было сейчас.
   Мы с Рэнджем в глубокой депрессии доехали вместе до Тривандрама,  там
он отправился в аэропорт, посмотреть, какие самолеты летят в Пенджаб,  а
я - на вокзал. Вечером на пляже мы рассматривали маленькие клочки бумаги
так, словно это были наши собственные похоронки. Ладно - не мы, а Рэндж,
какая разница. На самом деле я радовался возвращению, хоть  мне  и  было
немного стыдно за то, что эта радость затмевает прощание с Коваламом.  А
если совсем честно, то я был на седьмом небе от счастья, что  наконец-то
возвращаюсь в Англию - возбужден настолько, что почти всю  ночь  не  мог
заснуть.
   Поезд уходил рано утром, Рэндж уже не спал и, стоя  в  дверях  отеля,
махал мне на прощанье рукой. Мы обменялись адресами и телефонами, но все
это было притворством - мы никогда больше друг друга не  увидим.  Лондон
только все испортит. Я не хотел  встречаться  с  Рэнджем  из  Патнея.  Я
боялся обнаружить на его месте  обычного  азиатского  выскочку,  который
навсегда испортит мне воспоминания о клевом психе - Рэндже из Индии.
   В поезде я наконец почувствовал, что  еду  домой,  и  странная  мысль
пришла мне в голову - мысль о том, что  именно  этого  я  сильнее  всего
ждал. Я  не  хотел  быть  дома,  я  хотел  ехать  домой.  Все  трудности
оставались позади, и это долгое путешествие обратно в  столицу  казалось
даже наградой. Я возвращался к исходной точке,  и,  разглядывая  в  окно
проносившиеся мимо пейзажи, чувствовал себя  колонистом  -  так,  словно
обозревал  территории,  которые  успел  покорить.  Чем  дольше   длилось
путешествие,  тем  внушительнее  становилось  впечатление,   которое   я
производил на самого себя. Такие огромные пространства, и все  мои  -  я
это сделал. Подумать только - я пересек эту землю совершенно  один  -  и
никто меня не убил, не ограбил и не съел.
   Все сорок восемь часов до Дели я в  состоянии  полного  умиротворения
просмотрел  в  окно  или  проспал   -   крепким   сном   новоиспеченного
олимпийского чемпиона.

***

В Дели я сразу направился гостиницу миссис Коласо и даже умудрился получить ту же койку в той же общей спальне. Я устроился на жестком матрасе и некоторое время размышлял о том, какой я крутой. Я действительно победил. Я вернулся в исходную точку, и я жив. Я чувствовал себя на много лет старше и мудрее, чем был совсем недавно здесь, на этом же самом месте. Это продолжалось три месяца, и я не сдался и не сбежал домой. Экспедиция признается успешной.
   Я так и не узнал, что путешественники делают целыми днями, но  сейчас
это было неважно. Я сам теперь путешественник. Я был там и делал  то,  о
чем большинство людей боятся  даже  подумать.  Я  страдал  и  боролся  с
темными сторонами своей души. Я пробовал мир.

***

Через некоторое время в комнату вошли два нервных парня в чистеньких джинсах; они бросили рюкзаки на кровати и уселись туда же в полном молчании и с таким видом, словно у каждого в голове разорвалось по бомбе. Я заметил, что на рюкзаках у них болтаются самолетные бирки.
   - Привет, - сказал один из них.
   - Мир - эээ, то есть, привет, - сказал я. - Вы только что прилетели?
   - Ага.
   - И оно вас уже достало?
   - Госссссподи, - простонал второй. - Какая жара. Это  же  невозможно.
Как здесь вообщ