Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
е можно чем-то заниматься?
- Никак. Не надо. Ничем.
- Точно. - Он посмотрел на меня так, словно я спорол какую-то чушь.
- Сколько вы уже здесь? - спросил его приятель.
- Ох, долго. Через два дня улетаю.
- Универ начинается?
- Э-ээ ... ага. Кажется.
- Что вы читаете?
- Джона Гришема . Не помню
название.
- Нет, я имею в виду в университете. Какой предмет?
- Ах, да. Гм... Английский.
- Правда? А где?
- В Йорке. У вас свободный год? - спросил я, торопясь сменить тему. Я
еще не мог думать о доме.
- Ага.
- Только начинаете?
- Мы пробудем пару месяцев здесь, потом, если получится - в Пакистан,
потом Тайланд, Индонезия и Австралия.
- Здорово.
- Страшновато на самом деле.
- Все будет хорошо, - сказал я, думая о том, что они запросто могут
заболеть, покалечиться, не говоря уже о депрессии, одиночестве,
отчаянии, кражах, потерях, ностальгии и о том, что в один прекрасный
день возненавидят друг друга до самых печенок. - Будет весело.
Глядя на этих свеженьких перепуганных зайчат, для которых Индия
только начинается, я радовался, что для меня все это уже позади.
Наконец-то я по-настоящему чему-то радовался. Я победил, но должен вам
признаться: победить гораздо лучше, чем побеждать. Обсирать свои штаны -
это ужасно и отвратительно, но из того, что штаны были когда-то
обосраны, можно сделать веселый прикол и рассказывать на вечеринках. Я
уехал на тысячи миль от того несчастного собачьего бургера. Лет через
десять я только его и вспомню, и неважно, что скорее всего бургер был
сделан вовсе не из собачатины. Можно не сомневаться: собачий бургер
займет почетное место среди прочих моих индийских историй. Судя по тому,
что я слышал от других путешественников, в ней в нужной пропорции
совмещалось "я такой дурак, что вляпался" с "я такой крутой, что
выпутался".
Никто ведь никогда не спросит меня, на что похожи горы, или как
меняется климат этой страны, если ехать с севера на юг - им будет
интересно, кого я трахал и чем болел. К счастью, я поймал и то, и другое
(почти), так что всегда найду, чем отчитаться. И какой бы скучной ни
была потом моя жизнь, я всегда смогу сказать, что три месяца
путешествовал в одиночку по Индии. То есть, я, конечно, не все время был
один, но пошли вы к черту - что хочу, то и говорю.
Совсем другой человек.
Самолет улетал в шесть тридцать утра, зарегистрироваться нужно было
минимум за три часа, так что ложиться спать не имело никакого смысла. На
два часа ночи я заказал рикшу из отеля, весь вечер провел за чтением,
потом спустился к стоянке, где еще днем договорился встретиться с
водителем.
Тот мирно спал у себя в кабине, и я несколько раз без всякого успеха
дернул его за руку. Крепкий щипок все-таки заставил его проснуться.
Голова оторвалась от сложенных рук, он долго испуганно на меня смотрел,
с трудом соображая, кто я такой, и что мне от него надо. Потом что-то
забормотал, выскочил из рикши и стукнулся головой о ближайшую стену.
Потирая лоб, он провалился обратно, завел мотор, и мы поехали.
Пока мы ползли по городу, нам то и дело попадались шоферы, спавшие в
своих машинах. Я раньше не знал, что они не уходят по вечерам домой. Мне
вдруг стало стыдно, я подумал, что был слишком жадным - гораздо больше,
чем это требовалось, торговался из-за каждой рупии. Но это чувство тут
же смыло мощной волной облегчения. Я понял, что все эти три месяца
подобные маленькие вины ели меня поедом, и что через несколько часов
буду от них свободен - навсегда.
Трудно было понять со спины, но судя по качанию головы и вилянию
машины, водитель проспал не меньше половины всего пути. Тем не менее,
когда мы приехали в аэропорт, я был все еще жив и дал ему щедрые чаевые.
Циник скажет, что я избавлялся таким образом от ненужной уже валюты, но
я на самом деле хотел дать ему побольше. Знать бы раньше, какую ерунду
зарабатывают водители рикш, я бы и другим давал столько же.
Одного взгляда на толчею в аэропорту было достаточно, чтобы впасть в
депрессняк, но, оглядевшись по сторонам, я обнаружил в дальнем углу
группу европейцев. Выяснилось, что эти пятеро туристов летели тем же
рейсом, что и я. Там был Брайен, инженер с БТ , который только что закончил "путешествие всей своей жизни", и
теперь волновался, что не сможет опять вернуться к привычной работе; его
безымянная надутая подружка с носом, как у Джилли Купер ; Лайонел - ученик ортопеда
из Ланкашира; Умпт - немецкий студент и его подружка Литти, которая
сказала, что пишет диссертацию о заморозках на почве.
Некоторое время мы сидели кружком и болтали, потом Умпт сказал, что у
него в рюкзаке есть фрисби . Вчетвером мы принялись бросаться фрисби, заняв половину
огромного зала.
Пока мы играли, я заметил, как в дверях появилась странная, похожая
на альбиноску женщина, завернутая в абсолютно белое сари. Потом я
увидел, что она везет на тележке рюкзак, и подумал, что это не
альбиноска, а скорее западная женщина с очень странным вкусом. Затем она
повернула голову в нашу сторону, и - я застыл на месте, а фрисби заехало
мне в морду.
О, Господи! Это была Лиз. Пусть в индийском наряде, но это
определенно была она. Все та же напряженная и одновременно плавная
походка.
Я швырнул фрисби Умпту, сказал, что больше не играю, и долго смотрел,
как она усаживается в дальнем углу зала. Я так и не понял, видела она
меня или нет. После минутного раздумья, не обращая внимания на
колотившееся сердце, я двинулся в ее сторону. Я старался дышать реже,
чтобы спрятать волнение, но вместо этого вообще перестал дышать, отчего
волнение целиком вылезло наружу.
Подойдя ближе, я увидел, что сари дело не ограничилось, на лбу у нее
красовалась темная точка. Что за блядство!
- Привет!
- Привет.
Она презрительно усмехнулась и стала смотреть в сторону. Всего минуту
назад, когда она появилась в зале совсем одна, мне стало ее жаль, но
этого надменного взгляда оказалось достаточно, чтобы вспомнить, как
сильно я ее ненавижу.
Однако, я решил держаться по-дружески, поскольку это был лучший
способ вывести ее из себя.
- Тебя это не удивляет?
- Что?
- То, что мы встретились.
- Вообще-то мы брали билеты на один и тот же самолет. Я бы не
сказала, что это такая уж неожиданность.
- Ааа, ну да. Совсем забыл.
Она быстро на меня посмотрела и ничего не сказала.
- Когда ты вошла, я подумал, что это какая-то альбиноска.
- Очень остроумно.
- А потом не поверил своим глазам. Что за маскарад?
- Просто я приспособилась к индийскому климату и культуре. Для этого
я сюда и ехала, если ты еще не понял.
- Сдуреть можно. На Пикадилли на тебя будут оглядываться.
- Меня встречают родители.
- Дома все равно придется переодеваться.
- Смотря что понимать под домом.
- Дом - это дом. Там, где живут твои папа с мамой.
- Я не считаю его своим домом. Я переехала.
- И где же тогда твой дом?
- Там, где я захочу.
- Значит, так и собираешься таскать на себе это сари?
Она бросила на меня высокомерный взгляд.
- Может я и привыкну снова к Англии, но сейчас мне трудно вспомнить,
какая она.
- Холодная. Сырая.
- А ты все такой же нытик.
- Это не нытье. Я рад, что возвращаюсь. Это было весело, но - знаешь
- жить тоже нужно.
Произнося эти слова, я чувствовал, что голова у меня идет кругом.
Совершенно неожиданно до меня вдруг дошло, что я действительно
возвращаюсь домой. Пройдет совсем немного времени, я влезу в железный
ящик, и он доставит меня в Англию, в настоящую жизнь. Через две недели
начнется университет. Придется работать - читать настоящие книги и
писать.
- Жить тоже нужно? Как это типично. Ты типичный европейский
карьерист.
- Да? А что же ты собираешься делать? Таскать весь этот хипповый хлам
по Англии? Спустись на землю, эй.
- Неужели ты совсем не изменился? За целых три месяца Индия не
оставила на тебе ни малейшего следа.
- Следа? Не оставила следа? Можешь мне поверить - это как попасть под
машину. Я теперь совсем другой человек.
- Да, конечно.
- Да, конечно.
- В чем же это выражается?
- Я... ты знаешь, я вырос. Я был ребенком - теперь я ответственный
взрослый человек.
- Ты и раньше был слишком самоволен, Дэйв. Я не думаю, что лишняя
самоуверенность пойдет тебе на пользу.
- Самовольный и ответственный - разные вещи. Самовольными бывают
дети, взрослые самостоятельные.
- Значит ты теперь взрослый и ответственный, так?
- Если тебе так хочется, да.
Она закатилась от смеха.
- А пошла ты! Какого хуя я вообще с тобой разговариваю?
- Ты просто очаровашка.
- Не смей так со мной обращаться, ты - снобливая сука.
- Оох! Это теперь называется взрослый и ответственный?
И она снова засмеялась.
- Слушай - последи за собой, пожалуйста. Будешь продолжать в том же
духе, я... боюсь, мне придется рассказать Джеймсу о вашей Внутренней
Йоге.
Смех оборвался.
- Откуда ты знаешь?
- От одной маленькой птички, которую я случайно поймал на пляже. Так
вышло, что мы с ней прекрасно провели время.
- Ты видел...
- Я больше ничего тебе не скажу. Но мне все подробно изложили.
- Слушай, Дэйв. Не забывай, пожалуйста, что ты потратил полгода на
то, чтобы трахнуть девушку своего лучшего друга, так что не надо корчить
из себя шантажиста.
- Никто не корчит шантажиста. Я просто предлагаю нам обоим сделать
над собой усилие и установить некое подобие цивилизованных отношений. Ни
тебе, ни мне не понравится, чтобы весь Лондон чесал на эту тему языки.
Она посмотрела на меня одним из своих проникающе-жестких дьявольских
взглядов.
- Я рассчитываю никогда больше тебя не видеть, - с этими словами она
подняла с колен книгу и углубилась в чтение.
Несколько секунд я смотрел, как она читает, пока до меня не дошло,
что за Лиз, как обычно, осталось последнее слово.
- Будем надеяться, - пробормотал я себе под нос и ретировался.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
ДЭЙВ-ПУТЕШЕСТВЕННИК
Что-то очень нереальное.
Я рулил из Хитроу до дома, и не
мог отделаться от ощущения, что впервые попал в Лондон. Неужели бывают
на свете такие чистые улицы, такой ровный асфальт, из животных - только
ухоженные собачки на поводках, машины, которые ездят, словно в
полицейском ролике о дорожных правилах. Никто не слоняется просто так -
люди целенаправленно движутся туда, куда им нужно. И у каждого будто
свой маленький панцирь, спрятанный за стеклами очков, под плащами или
даже в торопливой походке.
И почему-то очень смешными показались мне английские номерные знаки
на машинах. Вообще все это больше походило на кукольный городок, чем на
столицу государства. Что-то очень нереальное - как пародия на маленькую
смешную глупую Англию.
***
Первым делом, войдя в дом, я выпил залпом стакан воды - прямо из-под крана. Какое блаженство! Мама спросила, что хочу на обед, и я пожелал стэйк с зеленой фасолью и молодой картошкой. Она тут же достала все, что нужно, из холодильника и взялась за стряпню, сказав, что точно знала заранее, чего мне захочется.
Пока я ел, она забрасывала меня вопросами с такой скоростью, что я не
успевал отвечать. Стоило мне начать какую-нибудь историю, как она через
две фразы перебивала ее вопросами типа что я ел, где спал, как стирал
одежду, и прочим нудным хламом, который не давал мне никакой возможности
изложить, чем же в действительности было мое путешествие. Чем дольше я
говорил, тем труднее становилось объяснять. Она попросту не понимала, о
чем идет речь. Между ее и моим миром не осталось ни одной точки
соприкосновения. Все равно, что объяснять медузе баскетбольные правила.
Очень скоро она потеряла интерес и принялась рассказывать о
произошедших, пока меня не было, событиях, которые, на мой взгляд, не
стоили выеденного яйца. Насколько я понял, все шло точно так же, как
раньше, и тем не менее, ее версия последних трех месяцев оказалась не
короче моей. Я пропускал мимо ушей ее торопливый рассказ и только
удивлялся, как она может говорить так длинно, и как ей не приходит в
голову, что это невыносимо скучно.
От стейка, обалденно вкусного, у меня скрутило желудок. Я три месяца
не предлагал ему переварить ничего твердого - тот собачий бургер был
единственной моей индийской пищей, которую требовалось жевать.
Я сунул палец в рот, проверил на месте ли зубы, и отправился
прогуляться, надеясь расходить немного боль в животе. Погода была просто
великолепной: серое небо, стремительные облака заслоняли солнце,
восхитительно холодный ветер, из-за которого кожа у меня мгновенно
покрылась мурашками. Это было так здорово - наконец-то замерзнуть,
почувствовать в горле и в груди свежий прохладный воздух, и как ветер
обдувает щеки, и как краснеет от холода нос. Я все стоял на месте
втягивал в себя настоящий английский воздух. Ааххх!
С трудом пробираясь через сырую траву ближайшего парка, я поразился,
до чего все вокруг невероятно зеленое. Я так привык к пылающей пище и
выжженным пейзажам - и вдруг все стало другим. И опять казалось каким-то
неубедительным. Будто ненастоящим. Я трогал все, что попадалось под
руку, словно хотел удостовериться, что оно существует на самом деле -
выщипывал пучки травы, обламывал веточки, срывал листья.
Возвращаясь из парка домой, я завернул в магазин на углу - мне вдруг
захотелось купить себе плитку Настоящего Английского Молочного Шоколада.
(В Индии этот шоколад продавался, даже в точно такой же обертке, но у
него был ватный вкус.) Я перекинулся несколькими словами с мужиком за
прилавком - "Привет, старина, как дела, Арсенал последнее время не в
форме, " - и вдруг поймал себя на том, что спрашиваю, откуда он.
Продавец посмотрел на меня несколько озадаченно.
- Я только что из Индии, - объяснил я, - поэтому так давно не
заглядывал.
- Неужели! - сказал он, улыбаясь во весь рот. И вдруг до меня дошло,
что за все пятнадцать лет, что я хожу в этот магазин, я ни разу не
видел, чтобы он улыбался. - Из Гаджарата, - сказал он. - Вся моя семья
из Гаджарата.
- Здорово. Я только проезжал через Гаджарат. Какой он?
- Ох, как там красиво! Самое красивое место в мире. Что толку меня
спрашивать, я слишком пристрастен.
- Когда вы сюда переехали?
- Мне было четырнадцать лет.
- Четырнадцать!
- Да. Я там бываю почти каждый год. Проведать семью.
- Понятно.
- А где были вы?
- Прилетел в Дели, потом поехал в Химачал Прадеш...
- Ах, в Химачал Прадеш так красиво.
- Очень. Просто невероятно. Потом через Раджастан в Гоа...
- На самолете?
- Нет, поездом и автобусом.
- Вы добирались из Раджастана до Гоа по земле? Вы сумасшедший!
- Я не знал, что это так далеко. Потом пожалел, если честно. После
поехал в Бангалор и в Кералу.
- Я ни разу не был на юге. Может когда-нибудь - но вы знаете, работа,
дети...
- Там классно.
- Ммм.
- Обязательно съездите. Это очень красиво.
- Я слышал.
- Это действительно здорово.
- Вы опять туда поедете? - спросил он.
- Я?
- Да.
- Господи - мне это даже в голову не приходило. Знаете - это очень
тяжелая работа - путешествовать по Индии. Это не отдых. Но... может
через пару лет... если представится возможность. Да, пожалуй, не
откажусь.
***
Разговор давно закончился, я снова был на улице, но еще долго не мог придти в себя из-за того, что только что сказал, будто опять хочу в Индию. За несколько часов в Англии все тяготы путешествия успели улетучиться у меня из памяти. Если бы я мог рассуждать рационально, я бы взвесил все плюсы и минусы и обязательно вспомнил, как все это было ужасно, но я был просто счастлив, что победил, что вернулся живым и здоровым, и эта радость затопила все остальное. В моей голове путешествие превратилось в нечто аморфно хорошее. Я не в силах был примирить радость от "произошло" с ужасами "происходит", радость эта была настоящей и такой сильной, что полностью заглушала свою противоположность. Я на самом деле не помнил, каким кошмаром было для меня это путешествие - не мог вызвать в себе ощущение жесткого сиденья, которое, норовя сбросить на пол, зверски лупило меня по и без того избитой заднице, зато без труда вспоминал все, что видел из окна, и как вдруг заставил сжаться сердце силуэт далеких гор.
Мои противоречивые чувства проходили теперь через фильтр, который
забирал себе все неприятное и болезненное. И я ощущал почти физически,
как в голове остаются одни только ясные, несложные и приятные
воспоминания. Мои индийские скитания на глазах ужимались, превращаясь во
вполне приятный вояж совсем другого человека.
Я вынужден это сделать.
Через несколько дней позвонил Джеймс. У нас так много было о чем
поговорить, и, что гораздо важнее, так много о чем умолчать, что я
постарался побыстрее закончить беседу, и мы условились встретиться позже
в пабе. Я не вспоминал Лиз и надеялся, что она не придет, но он
несколько раз сказал "мы" там, где совершенно очевидно должно было
стоять "я", и это показалось мне дурным знаком.
***
Вечером эта парочка появилась в пабе рука об руку. У меня оборвалось сердце. Я понятия не имел, что она ему рассказывала, и что должен говорить я, чтобы наши версии совпали.
Джеймс сильно отощал с тех пор, как я его видел в последний раз,
волосы на голове напоминали теперь старую швабру и болтались кривыми
светлыми прядями по сторонам заросшего бородой лица. Одет он был в
джинсы, сандалии и вытянутую линялую футболку. Если раньше его внешность
напоминала помесь Ричарда Клайдермана со школьным отличником, то сейчас он был
похож не то на Иисуса с перепоя, не то на деятеля студенческого союза.
Лиз нарядилась в короткую юбку и такую обтягивающую кофточку, что у
меня зазвенели яйца. Сари и темной точки на лбу больше не существовало.
Увидев меня, Джеймс заорал через весь зал "привет" и бросился
обниматься. Этот устрашающий жест мог означать одно из двух: либо он
абсолютно ничего не знает, либо знает все, и теперь примеряется, как бы
всадить мне в спину нож. Лиз улыбнулась и подставила щеку для поцелуя. В
ее жестах и движениях не осталось и следа от Индии.
Джеймс ушел к стойке за выпивкой, и атмосфера стала по-настоящему
тяжелой. Лиз смотрела на меня ничего не выражающим взглядом, я же не
сводил с нее глаз, пытаясь понять, что же, черт дери, она себе думает.
- Сари, значит, выкинула? - спросил я как бы между прочим.
- Тебе-то что?
Я пожал плечами.
- Ты ему говорила? - спросил я.
- Говорила - что?
- О нас.
- Тут нечего говорить.
- Да, конечно. Я дурак.
- Я сказала только, что мы были в Индии, там было здорово, и что мы
вернулись обратно.
- И ты не сказала, что мы разбежались?
- Нет.
- Почему?
- Я не хотела ему лгать, поэтому когда рассказывала о путешествии,
почти не упоминая тебя.
- Ты солгала, потому что не хотела ему лгать
- Ох, опять то же самое. Дэйв со своими нудными играми.
- Не заводись, Лиз. Я просто хочу знать, что можно говорить, а что
нельзя.
- Чем меньше, тем лучше, если ты сам не в состоянии сообразить.
- Значит я еще и трепло, да? Очень мило.
- Прекрати. Он идет.
Появившись у столика, Джеймс обнаружил, что мы улыбаемся друг другу
настороженными улыбками. Явно чтобы позлить меня, Лиз обвила его рукой и
очень чувственно поцеловала в шею.
- Как тебе повезло, - сказал я с сарказмом, предназначавшимся только