колад, а
мужчина дождется удобного момента, чтобы ее облапать.
   Почему он не может сказать матери, что выпил у Кьофа три бутылки
портера? Почему не может сказать, что представляет голое тело миссис
Тэггерт? Почему он не сказал мистеру Линчу, чтобы тот говорил правду, как
всегда говорит правду Куигли? Мистер Линч всю свою жизнь не мог забыть две
потрясшие его когда-то сцены: бельгийская женщина, распластанная на земле,
и проститутки на площади Пикадилли. Но говорил про них только с
мальчишками, у которых не было отцов - потому что это была единственная
причина, которую он смог себе придумать.
   - Вот что у меня для тебя есть, - сказала мать.
   Она протянула ему старую отцовскую поршневую ручку, которую он уже не
раз видел в верхнем ящике трюмо.
   - Я давно решила отдать ее тебе в день твоего пятнадцатилетия.
   Он взял в руки черно-белую ручку, которую уже пятнадцать лет не
наполняли чернилами. В ящике трюмо, где валялись отцовские запонки, его же
зажимы для галстука, куча старых ключей и несколько ниппелей от
велосипеда. Все время, пока мать мыла посуду, догадался он, она не
переставала думать, какой бы преподнести ему сюрприз. Ручка оказалась
вполне кстати, вряд ли для этой цели подошел бы велосипедный ниппель.
   - Подожди, я принесу чернила, - сказала она, - проверишь, как пишет. -
Из приемника доносился мужской голос, рекламировавший хозяйственные
мелочи. "Мыло Райан," - мягко верещал голос. - "Нет лучше очистителя".
   Она принесла чернила, и он набрал их в ручку. Сел за стол и принялся
водить пером по мятому куску серой бумаги, в которую миссис Кьоф
заворачивала бекон, и которую мать запасливо складывала, чтобы потом
использовать в хозяйстве.
   - Видишь, как хорошо, она до сих пор пишет, - сказала мать. - Значит,
хорошая ручка.
   Здесь жарко, - написал он. - Сними свой свитер.
   - Что за странные вещи ты пишешь, - сказала мать.
   - Просто первое, что пришло в голову.
   Они не хотят, чтобы он водился с Куигли, потому что знают, о чем
рассказывает Куигли, когда говорит правду. Они завидуют, потому что между
ним и Куигли нет притворства. Несмотря на то, что говорит только Куигли,
они понимают друг друга:
   быть с Куигли - то же самое, что быть одному.
   - Я хочу, чтобы ты пообещал мне, - сказала она, - сегодня, в день
твоего пятнадцатилетия.
   Он закрыл ручку и скрутил бумагу, в которую заворачивали бекон. Открыл
дверцу плиты и бросил бумагу внутрь. Она хочет, чтобы он пообещал не
водиться больше с городским идиотом. Он уже большой мальчик, достаточно
большой, чтобы владеть отцовской поршневой ручкой, и вполне понятно, что
ему уже не к лицу собирать улиток в банки из-под варенья в компании со
старым полоумным созданием. Это помешает ему получить работу на лесопилке.
   Он выслушал все, что и предполагал услышать. Она продолжала, рассказав
еще и о том, каким прекрасным человеком был его отец, пока, к несчастью,
не свалился со строительных лесов. Она достала из буфета столь знакомую
ему фотографию и вложила ее ему в руки, предлагая рассмотреть поближе.
Если бы отец был жив, подумал он, ничего бы не изменилось. Отец был бы
таким же, как и все остальные; и если бы Джону Джо вдруг пришло в голову
заикнуться о голом теле миссис Тэггерт, он отлупил бы его ремнем.
   - Я прошу тебя ради него, ради меня и ради тебя самого, Джон Джо.
   Он не понял, что она хотела этим сказать, но не стал уточнять. Он
скажет ей то, что она хочет услышать и, наверное, сдержит обещание, потому
что это легче всего сделать. Куигли легко оттолкнуть, его можно просто
послать подальше, как бродячую собаку. Смешно, они все думают, будто для
него будет большой разницей, есть рядом Куигли или нет.
   - Хорошо, - сказал он.
   - Ты славный мальчик, Джон Джо. Тебе нравится ручка?
   - Хорошая ручка.
   - Тебе будет легче писать.
   Он повернула ручку приемника, и они сели вдвоем у плиты слушать музыку.
Не так уж плохо жить под навесом, как Куигли: племянница приносит еду
прямо в сад, можно бесцельно бродить по городу наедине со своими мыслями.
Куигли нет нужды притворяться благодарным тем, кто его кормит. Ему не надо
говорить, будто он гулял по городу, когда на самом деле он напивался у
Кьофа; или что играл в карты, а не танцевал в Клонакилти. Куигли не должен
жевать чайные листья и что-то скрывать. Куигли говорит; он все время
говорит то, что хочет сказать.
   Счастливчик Куигли.
   - Я пойду спать, - сказал наконец Джон Джо.
   Они пожелали друг другу спокойной ночи, и он поднялся по лестнице к
себе в комнату. Она разбудит его утром в положенное время, окликнула мать,
пусть он спит спокойно.
   Он закрыл за собой дверь комнаты и с любовью посмотрел на кровать, до
которой наконец-таки добрался. Именно эта провисшая посередине кровать и
согревала его своим теплом. В изголовьи ее украшала железная спинка с
паутиной из проволоки, а волосяной матрац был слишком тонким. Джон Джо
медленно разделся, снимая с себя вместе с одеждой город, мать, мистера
Линча и то обстоятельство, что в свой пятнадцатый день рождения он выпил
первую бутылку портера и сжевал чайные листья. Он забрался в железную
кровать, и лицо мистера Линча уплыло из его сознания, а вместе с ним и
голоса мальчишек, рассказывающих байки о молодоженах.
   И никто больше не говорил ему, что нельзя водить дружбу с полоумным
карликом.
   Лежа в железной кровати и вглядываясь в пустоту, он уплывал туда, куда
хотел, и никакие пальцы Христианского Брата не могли выдернуть его из его
мечтаний. Лежа в железной кровати, он слышал только голос городского
идиота, но потом пропал и тот. Он путешествовал в одиночестве, нанося
визиты женшинам города, любил их и был любим ими, и только в их постелях
он жил по-настоящему - не в школе Христианских Братьев, не в сером
"Колизее", не в кафешке, не в пивной Кьофа, не с матерью на кухне, и даже
не через год на лесопилке. На железной кровати он плыл в рай: он был один.


                            Speaking In Tongues
                               Лавка Языков

Уильям Тревор

                    День, когда мы надрались пирожными

  Перевела Фаина Гуревич


   Облаченный в мятый твидовый костюм, теребя и без того обшарпанный угол
старомодного галстука у себя на животе, Свен де Лайл наполнял
непристойными звуками четыреста кубических футов воздуха - так приличия
ради называли мой кабинет. Мы не виделись несколько лет: он был из тех
людей, которые способны без всякой видимой причины на долгое время вдруг
исчезнуть из поля зрения. Я предполагал, что его долгое отсутствие связано
с какими-то неприятностями, и они оставили след на его лице.
   Я должен был сразу понять, как только его увидел: нужно быть настороже.
Зная свою уступчивость и деликатность, я мог бы сообразить, что у меня нет
ни малейшей надежды устоять перед тем, во что Свен намеревался меня
втянуть. Ибо, надо отдать ему должное, Свен никогда не появлялся с пустыми
руками. Свен всегда брал от жизни все, что мог, и сейчас выложил передо
мною тщательно проработанный план. На этот раз, объяснил он, мне
предлагается приятно провести оставшуюся половину дня. Я, в свою очередь,
объяснил ему, что не расположен к приятному времяпрепровождению, что
слишком занят, чтобы тратить драгоценные часы так, как он рассчитывает. Но
Свен окопался прочно и не сдвинуся с места до тех пор, пока меня не
уболтал.
   Я вставил в пишущую машинку лист с надписью: Вторник, после полудня. Я
под ножом хирурга. Потом снял телефонную трубку.
   - Люси?
   - Привет, Майк.
   - Как дела?
   - Хорошо, Майк. Как ты?
   - Тоже хорошо. Просто решил позвонить:
   - Спасибо, Майк.
   - Нам обязательно нужно встретиться.
   - Да, конечно.
   - Я пригласил бы тебя на ланч просто так, как старый и верный друг.
   - Было бы очень приятно.
   - Да, да.
   - Спасибо, что позвонил, Майк.
   - До свиданья, Люси.
   - До свиданья, Майк.
   Свен выкладывал на полированной поверхности моего стола картинку из
скрепок.
   - Это твоя жена? - спросил он.
   - Жена? Что ты, и близко не стоит.
   - Ты еще не женился?
   - Нет.
   - Это хорошо. Я подцепил в общежитии двух девочек. Они тебя знают. - Мы
не спеша вышли под сентябрьское солнце и отправились на встречу с
девочками.


 Мне давно хотелось провести время в компании бойких машинисток с быстрыми
пальчиками, ладными фигурками и пухлыми губками; машинисток, чьи головки
резво поворачиваются в ту сторону, откуда раздается призывный звон монет;
веселых девчонок, которых не интересуют предрассудки, и которые не рвутся
замуж. В таком обществе приятнее всего убить остаток дня. Но получилось
так, что с нами оказались Марго и Джо, славные подружки, занимавшиеся тем,
что рисовали иллюстрации для глянцевых журналов.
   - Когда мне было одиннадцать лет, - рассказывала мне Джо, - я сочинила
детскую книжку и нарисовала к ней картинки. Ее напечатали, и конечно же,
все вокруг меня невзлюбили.
   - Ты, наверно, была очень умная.
   - Нет, если честно. Книжка была ужасная. Просто случайность, что ее
напечатали.
   - Для Джо, - сказала Марго, - слова всегда значат слишком много. Она
очень чувствительная.
   - Она ненормальная, - сказал Свен.
   - Ради Бога, Свен, - сказала Марго.
   Джо и Свен повернулись друг к другу. Свену стало скучно, и он принялся
рассказывать Джо какой-то анекдот. Марго сказала мне тихо, чтобы никто не
слышал:
   - Джо ужасно талантливая, талантливее я никого не знаю. - Я кивнул, мне
было все равно. Бар заполнялся мужчинами в униформах: темно-серые пиджаки,
жилеты, белые рубашки, галстуки с эмблемами клубов или школ.
   - Хочешь выпить, Марго?
   Марго сказала, что идея хорошая, и я, протиснувшись к мокрой стойке,
отправил десятифунтовую бумажку плавать по пивному озеру. Когда я
вернулся, Марго спросила:
   - Скажи честно, что ты думаешь о Найджеле.
   О Найджеле? Стараясь протянуть время, я глотал пиво и спрашивал себя,
зачем я пью эту гадость. Потом сказал:
   - Ох, мне очень нравится Найджел.
   - Правда?
   - Ну, он вполне: Я хочу сказать:
   - Иногда мне кажется, что Найджел ужасно скучный.
   Я вспомнил. Найджел был толстый и болтливый. Найджел говорил все, о чем
хотелось или не хотелось слышать. Когда Найджел расходился, остановить его
было решительно невозможно. Найджел был мужем Марго.
   Я пил пиво. Холодное и безвкусное. И ничего не говорил.
   - Мы с Найджелом вчера разругались.
   - О, Господи!
   Марго принялась рассказывать, как они разругались. Я уныло слушал.
Потом принес еще выпить, но на этот раз себе взял виски. Кто-то когда-то
говорил мне, что у Джо тоже был муж. Значит, обе семейные лодки неслись к
рифам.
   Вдруг Марго перестала говорить о Найджеле. Она хитро посмотрела на меня
и сказала что-то, чего я не понял. После следующих фраз до меня дошло:
якобы я мог бы стать хорошим мужем.
   - Да, наверное, - ответил я.
   - Только не подумай, что я в тебя влюбилась, - нерешительно сказала
Марго.
   - Нет, что ты.
   После паба мы направились поесть. Всю дорогу, пока ехали в такси, я
думал о Люси.
   Мы приехали на Итальянскую площадь и пошли в Сохо - слишком дорогое и
не особенно хорошее заведение. Свен рассказывал истории из своей жизни и
ел только чипсы. Я нашел на лестнице телефон и позвонил Люси.
   - Привет, Люси. Что ты сейчас делаешь?
   - Что значит, что делаю? Разговариваю с тобой по телефону.
   - Мы пьем с ребятами в Сохо.
   - Что ж, рада за вас.
   - Правда? Мне жалко, что ты не с нами.
   Люси это стало надоедать.
   - Я читаю "Адама Бида", - сказала она.
   - Хорошая книжка.
   - Да.
   - Ты уже обедала?
   - Не хотелось. Конфет пожевала.
   - Я позвонил узнать, как у тебя дела.
   - Спасибо, хорошо.
   - Я хотел услышать твой голос.
   - Ох, брось. Обычный голос.
   - Давай, я расскажу тебе, какой он.
   - Да нет, не стоит.
   - Мы с тобой когда-нибудь встретимся?
   - Конечно.
   - Я тебе позвоню, когда протрезвею.
   - Звони. Мне нужно дочитать "Адама Бида".
   - До свиданья.
   - До свиданья.
   Я повесил трубку и некоторое время постоял, разглядывая сверху
ступеньки. Потом спустился.
   - Что, черт побери, мы будем делать? - спросил Свен. - Сейчас только
четыре часа.
   - Я хочу поговорить с Майком, - объявила Марго. - И чтобы никто не
слушал.
   Я подсел к ней, и она заговорила запинающимся шепотом.
   - Мне нужен твой совет насчет Найджела, Майк.
   - Честно говоря, я его почти не знаю.
   - Это неважно. Слушай, мне кажется, с ним что-то не так.
   Я попросил ее выразиться конкретнее. Вместо этого она повторила то же
самое, только в вопросительной форме:
   - Майк, тебе не кажется, что с Найджелом что-то не так?
   - Ну:
   - Только честно.
   - Говорю же, я его не знаю. Могу, например, сказать, что у него
искусственный желудок.
   - У Найджела нормальный желудок.
   - Это хорошо.
   - Не знаю, почему тебе пришло это в голову. У него никогда даже не было
проблем с желудком.
   - Хорошо, тогда с чем у него проблемы?
   - Я думаю, с психикой.
   - Так ради Бога, отправь его лечиться.
   - Думаешь, стоит?
   - Конечно, или тебе нравится, что у него проблемы с психикой?
   Марго хихикнула. Потом сказала:
   - Он ведет себя очень странно. Понимаешь, я не знаю, где он остановится.
   - Что значит - странно?
   - Приводит старух. Приходит домой и говорит, что был с ними на каком-то
заседании, а теперь они хотят выпить кофе. Это очень странно - Найджел, а
сзади топчутся четыре или пять древних дам. Очень старых. Понятия не имею,
где он их берет. Наверно, думает, что оказывает любезность.
   - А что говорит Найджел?
   - Он говорит, что они не успели закончить заседание. Они усаживаются
вокруг него и начинают писать какие-то бумажки. И все молчат.
   - Все это очень интересно. Наверняка, должно быть какое-то простое
объяснение.
   По-моему, Марго, ты не до конца расследовала это дело.
   - Пошли отсюда куда-нибудь, - сказал Свен.
   Мы перебрались в заведение, которое называлось "Голубой пиджак". Один
из тех клубов, в которых можно выпить после обеда, и где почти нет
стриптиза. Марго опять было завела про Найджела, но я твердо сказал, что
не желаю больше слушать о Найджеле. Я повернулся к Джо.
   - Джо, - спросил я, - Ты знаешь такую девушку, Люси Анструс?
   - Маленькая, толстая и немного лысоватая?
   - Нет, Люси очень красивая.
   - Значит, не она.
   - Высокая, стройная, с голубыми глазами. Ходит, как кошка.
   - Нет, не знаю.
   - Всегда говорит что-нибудь неожиданное. Кажется, она наполовину шведка.
   - Майк, а ты бы догадался, что я наполовину валлийка?
   - Нет, я хочу спросить тебя насчет Люси:
   - Но я ее не знаю.
   - Я не знаю, что мне делать с Люси.
   - Ты как Марго. Марго тоже не знает, что ей делать с Найджелом. Никто
ни с кем не знает, что делать. Господи! Можно мне выпить водки?
   - Да. Я хочу сказать:
   - Я хочу водки.
   Я заказал водку. Свен и Марго сидели в молчании, занятые каждый своими
мыслями; они даже не слушали, о чем мы говорили. Марго поймала мой взгляд
и открыла было рот. Я отвернулся и протянул Джо рюмку.
   - С мужем Марго что-то не так, - сказала Джо. - Бедняжка Марго ужасно
переживает.
   - Да, я знаю. Марго мне сказала.
   - Знаешь, мне нравится Найджел.
   - Тогда займись его воспитанием. Мы говорили про другое. Я хотел тебе
сказать:
   - Похоже, Найджел приводит домой женщин.
   - Да, Джо, я знаю.
   - Это очень некрасиво по отношению к Марго.
   Марго услышала последние слова. Она воскликнула:
   - Что некрасиво по отношению к Марго?
   Разговор перешел на общие темы. Я пошел звонить Люси.
   - Люси?
   - Привет. Это Майк?
   - Да.
   - Привет, Майк.
   - Привет, Люси.
   - Как ты?
   - Мне очень весело. Только знаешь, Люси?
   - Что?
   - У меня не получается быть веселым. Мне не смешно.
   - Ты где?
   - В "Голубом пиджаке".
   - Это еще что такое?
   - Пиджак с подкладкой из леопардовой шкуры. Здесь еще Джо, Марго и Свен.
   - Кто это?
   - Просто люди.
   - Спасибо, что позвонил, Майк.
   - У Марго есть муж Найджел, и он приводит домой женщин. Я подумал,
может ты могла бы ей что-нибудь посоветовать, а я бы передал. Она
переживает из-за этих женщин. Они приходят сразу по несколько.
   - Ох, Майк, я ничего в этом не понимаю. Даже не знаю, что сказать.
Честно.
   - Извини, Люси. Я просто подумал, может, ты знаешь.
   - Тут звонят в дверь. До свиданья, Майк. На твоем месте я бы поехала
домой.


 Свен сказал, что хочет чаю. Мы вышли из "Голубого пиджака" и под палящим
солнцем двинулись в сторону Флориса.
   Марго опять завела про Найджела.
   Свен сказал, что у него есть знакомый, который может справиться с
Найджелом. Он не помнил, какие методы тот использует, но сказал, что они
точно должны помочь.
   Я ушел звонить Люси.
   - Люси?
   Ответил мужской голос. Я спросил:
   - Можно поговорить с Люси? Я туда попал?
   Мужской голос ничего не сказал, потому что в этот момент подошла Люси.
   - Майк, это опять ты?
   - Привет, Люси, как дела?
   - Прекрасно, Майк.
   - Это хорошо.
   - Майк, ты звонил в пятнадцать минут пятого. Ты знаешь, сколько сейчас
времени?
   - А сколько сейчас времени?
   - Тридцать пять минут пятого.
   - Я тебе надоедаю, да?
   - Нет, нет. Просто я не знаю, чем тебе помочь. Может, тебе что-то
нужно, и ты стесняешься сказать?
   - Мне скучно. Мне скучно с этими людьми, Люси.
   - Правда?
   - Кто у тебя?
   - Мой друг Фрэнк. Ты его не знаешь.
   - Что он делает?
   - Что значит, что делает?
   - Ну:
   - Подожди, я его спрошу. Фрэнк, что ты делаешь?
   - Что он сказал?
   - Он сказал, что наливает чай.
   - Я тоже пью чай. Во Флорисе. Жалко, что тебя здесь нет.
   - До свиданья, Майк.
   - Подожди, Люси.
   - До свиданья, Майк.
   - До свиданья, Люси.
   Когда я вернулся, все возбужденно смеялись. Свен сказал, что они
надрались пирожными, которые принесли, пока меня не было.
   - Понюхай, - сказал он. Пирожные пахли ромом. Я откусил кусок: вкус у
них был тоже ромовый. Мы съели всю тарелку и хохотали так, словно
действительно надрались пирожными. Мы заказали еще порцию и сказали
официантке, что пирожные очень вкусные. Когда веселье немного утихло, Свен
сказал:
   - Майк, нам интересно, что ты думаешь по поводу мужа Марго.
   - Я уже сказал Марго:
   - Нет, Майк, серьезно. Ты разбираешься в таких вещах.
   - С чего вы взяли, что я разбираюсь в таких вещах? Я ничего в них не
понимаю.
   - Хорошо, Майк, я тебе объясню. Муж Марго Найджел все время возится с
этими старухами. Марго волнуется, вдруг дело зайдет дальше - ну, знаешь,
бродяги, нищие, безногие солдаты. Как ты думаешь, что ей делать?
   - Я не знаю, что ей делать. Марго, я не знаю, что тебе делать. Разве
только спросить у Найджела, что происходит. А пока ешь пирожные.
   - А ведь это идея, - радостно воскликнул Свен. - Марго, любовь моя,
почему бы тебе не спросить у Найджела, что происходит?
   Джо шлепнула меня по щеке кончиками пальцев. По тому, как она
улыбалась, я догадался, что этот жест должен был означать одобрение.
   - Но Найджел говорит, - сказала Марго, - что они просто не успели
закончить заседание.
   - Ах, да, - сказал Свен. - Но ты плохо на него надавила. Ты не
спросила: какое заседание? Ты не показала, что тебя интересуют их дела.
Найджел мог подумать, что тебя это устраивает, и ничего другого от
семейной жизни ты не ждешь. Пока ты был в туалете, - это Свен уже мне, -
Марго призналась, что очень переживает.
   - Она и раньше признавалась мне в том же самом. Я был не в туалете. Я
разговаривал по телефону.
   - Значит, надо так и сделать? Позвонить Найджелу и потребовать, чтобы
он все объяснил?
   Мы дружно закивали. Марго поднялась, постояла и села снова. Сказала,
что не может. Сказала, что ей стыдно звонить своему мужу и задавать такие
вопросы. Она повернулась ко мне.
   - Майк, может, ты позвонишь?
   - Я?
   - Майк, давай ты позвонишь.
   - Ты хочешь, чтобы я звонил твоему мужу, которого почти не знаю, и
спрашивал, в каких он отно