шениях со старухами?
   - Майк, ради меня.
   - Подумай, во что ты меня втягиваешь. Подумай, что получится. Найджел
решит, что я муж одной из этих старух. Найджел подумает, что я из полиции.
Найджел станет выяснять, кто я такой. Подумай, ради Бога, какое я имею
право что-то у него спрашивать.
   Свен сказал:
   - Вот все, что ты должен сказать: Это Найджел? Слушай, Найджел, что еще
за старухи ходят к тебе домой днем и ночью? Прикинешься, что ты из
министерства социальной защиты.
   - Я не могу называть человека Найджелом и говорить, что я из
министерства социальной защиты.
   - Майк, мужа Марго зовут Найджел. Он не удивится, когда ты назовешь его
Найджелом. Если ты будешь называть его не Найджелом, а как-нибудь
по-другому, он просто пошлет тебя к черту. Скажет, что ты перепутал номер.
   - Что я ему скажу? "Привет, Найджел, это министерство социальной
защиты"? Он решит, что я ненормальный.
   Марго сказала:
   - Майк, говори, что хочешь. Не обращай внимания на Свена. Свен съел
слишком много пирожных. Давай, ты же знаешь, где телефон. - Она протянула
мне бумажку с номером.
   - О, господи, - сказал я и, не в состоянии больше это выносить, взял у
них монету и зашагал к телефону.
   - Алло? - произнес голос на другом конце провода.
   - Алло. Можно поговорить с Люси? Пожалуйста.
   - Алло, - сказала Люси.
   - Алло, Люси.
   - Да, - сказала Люси.
   - Это Майк.
   - Я знаю, что это Майк.
   - Они хотят, чтобы я позвонил этому человеку, помнишь я тебе говорил,
но не могу же я звонить просто так:
   - Почему бы тебе не пойти домой и не лечь спать?
   - Потому что я не хочу спать. Помнишь этого человека со старухами? А
сейчас они говорят, чтобы я ему позвонил и спросил, что происходит. Люси,
правда, это нельзя делать?
   - Да, пожалуй, не стоит.
   - Они говорят, чтобы я сказал, что я из министерства социальной защиты.
   - До свиданья, Майк.
   - Подожди, Люси.
   - Да?
   - Этот человек все еще у тебя?
   - Какой человек?
   - Ну этот, который у тебя был.
   - Фрэнк. Да, он здесь.
   - Кто он, Люси?
   - Его зовут Фрэнк.
   - Да, но что он делает?
   - Я не знаю, что он делает. Фрэнк, что ты делаешь? В жизни. Он говорит
:что, Фрэнк? Он страховой агент, Майк.
   - Страховой агент?
   - До свиданья.
   - До свиданья, Люси.
   Когда я вернулся к столику, всем было очень весело. Никто не
поинтересовался, что сказал Найджел. Свен заплатил по счету и сказал, что
мы сейчас поедем в Юстон смотреть какой-то восточный триллер, а потом он
повезет нас на вечеринку.
   В такси Марго спросила:
   - Что сказал Найджел?
   - Его не было.
   - Что, никто не ответил?
   - Какая-то женщина. Она сказала, что я мешаю им проводить заседание. Я
спросил, какое заседание, но она захотела сначала узнать, кто говорит. Я
сказал, что я из министерства социальной защиты, тогда она сказала: о,
Господи, - и повесила трубку.


 Мы приехали на вечеринку раньше, чем нужно, но это никого не удивило. Я
принялся помогать женщине в шароварах переливать вино из бутылок в
графины. Свен, Марго и Джо возились с магнитофоном; потом появился муж
этой женщины, и мы пошли есть.
   Около восьми начал собираться народ. Комнаты заполнились табачным
дымом, музыкой и винными парами; вечеринка весело покатилась по наезженной
колее. Девушка с кудряшками очень серьезно говорила со мной о любви. Мне
казалось, она чувствует все почти так же, как и я, но я не мог представить
ее своей подругой, даже на время. Она говорила:
   - Я думаю, у каждого человека есть какое-нибудь качество, которое
становится лучше, когда он любит. Сильнее, понимаешь. Гордость, например.
Или честность.
   Или мораль; даже интеллектуальная, даже эмоциональная чистота. Возьми
двух влюбленных людей. Только любовь может изменить их личные качества. У
посторонних это не получится. Разве только кружным путем - вызвать
ревность, например. Ты не согласен?
   Я плохо понимал, что она говорит, но сказал, что согласен.
   - Другое свойство любви, - продолжала девушка с кудряшками, - это
сверхъестественная восприимчивость. Ты когда-нибудь задумывался, почему,
если ты кого-то любишь, тебе очень хочется, чтобы и тебя любили тоже?
Потому, конечно, что это закон природы. Я хочу сказать: было бы очень
странно, если бы всегда, когда один человек любит другого, этот другой не
любил бы его в ответ. Такие случаи составляют очень маленький процент.
   Какой-то агрессивный молодой человек услышал ее последнюю реплику и
принялся смеяться. Он смотрел то на девушку с кудряшками, то на меня, и не
мог остановиться.
   Я отошел налить себе вина из графина и спросил симпатичную женщину
средних лет, как она поживает. Та в ответ засмущалась; я улыбнулся и пошел
дальше. Марго затащила меня за угол.
   - Майк, ты не позвонишь еще раз Найджелу?
   - Только и мечтаю, - ответил я. - Честно говоря, не хочется.
   - Ну, миленький, ты же обещал.
   - Обещал? Я ничего не обещал.
   - Ну, Майк.
   - Ладно, но только чтобы покончить с этим делом раз и навсегда.
   - Сейчас, Майк?
   - Хорошо. Сейчас.


 - Люси?
   - Это Майк?
   - А кто еще?
   - Ну, мало ли. Ты где?
   - На вечеринке.
   - Хорошая вечеринка?
   - Да, ничего. Может, ты приедешь?
   - Не могу, Майк. У меня дела.
   - С этим дурацким агентом, наверно.
   - С каким агентом?
   - Страховым. Твой друг, страховой агент. Фрэнк.
   - Он не страховой агент. Он издатель.
   - Зачем он тогда сказал, что он страховой агент?
   Последовали длинные разъяснения. Это, оказывается, образец юмора Фрэнка
-иногда называться страховым агентом. Я обдумывал это, пока шел обратно к
Марго.
   - Что он сказал, Майк?
   - Женщина сказала, что Найджела нет дома.
   - И все?
   - Я сказал, что за домом ведется наблюдение. Я сказал, что местные
власти недовольны.
   - А что она?
   - Она стала причитать, но я сказал: я предупредил, - и повесил трубку.
   - Спасибо, Майк.
   - Не за что. Всегда пожалуйста.
   Подошел Свен, и Марго сказала:
   - Майк опять звонил Найджелу. Майк сделал все, как надо.
   Свен похлопал меня по спине и спросил:
   - Доволен?
   Марго начала рассказывать ему о разговоре. Я отошел.
   Джо делала вид, что слушает двух мужчин, наперебой пересказывавших ей
какую-то длинную историю. Понизив голос, она сказала мне:
   - Не волнуйся за Марго. Вот увидишь, она прекрасно выкрутится сама.
   Я уставился на нее, не понимая, с чего она взяла, будто я волнуюсь за
Марго.
   - Конечно, выкрутится, - ответил я.
   - Доверяй Джо, - прошептала она.
   Я сказал, что вижу в ней человека, которому определенно можно доверять.
Я принялся наводить порядок в своих мыслях. Один из мужчин спросил:
   - А ты что думаешь, старина?
   Я пожал плечами и потащился обратно к телефону. Набрал номер три раза,
но никто не ответил.
   Опять начались шумные танцы. Остановившись у графина с вином, я вновь
обнаружил себя в компании девушки с кудряшками. Она лениво улыбнулась, и я
спросил:
   - Ты не знаешь девушку по имени Люси Анструс?
   Девушка с кудряшками покачала головой:
   - Откуда мне ее знать?
   - Не знаю, - ответил я. Девушка внимательно осмотрела меня и отошла.
   Я поднялся наверх и обнаружил там тихую комнату с кроватью. Лампа на
комоде отбрасывала неяркий свет. Мягкая и удобная на вид кровать почти вся
скрывалась в тени. Я растянулся на ней, радуясь темноте. Через несколько
минут провалился в сон. Когда я проснулся, светящийся циферблат у меня на
руке показывал, что прошло два часа. У комода стояли две девушки и пудрили
щеки. Потом они достали из сумочек длинные шарфы и намотали их на головы.
Переговариваясь шепотом, вышли из комнаты. Я лежал, перебирая события, и
вспоминал, каким представлял себе этот день утром. Для меня всегда очень
важно продумать за завтраком предстоящий день.

   В комнату вошел какой-то мужчина и расположился перед зеркалом. Он
пригладил волосы и поправил галстук. Потом достал из кармана носовой
платок и обмотал его вокруг указательного пальца. Засунул палец с платком
по очереди в каждое ухо, покрутил и поелозил взад-вперед. Затем принялся
внимательно изучать оставшиеся на платке результаты такой операции. Я
закрыл глаза; а когда открыл их снова, мужчины не было. Я закурил и
дотянулся до телефона.
   - Кто это? - спросил голос. Это был издатель. Я сказал, что хочу
поговорить с Люси.
   - Привет, Люси.
   - Ох, Майк, я:
   - Люси, опять этот человек.
   - Да, Майк.
   - Сейчас два часа ночи.
   - Два часа ночи. Прости, Майк. - Голос ее стал слишком мягким, и я
сказал:
   - Прекрати меня жалеть.
   - Я думаю, мне лучше повесить трубку.
   - Я сам повешу трубку, черт подери.
   Я стоял у телефона, размышляя и чувствуя себя мерзко. Заметил, что
держу что-то в руке, опустил глаза и увидел бумажку с телефоном Найджела.
Я поднял трубку и набрал номер.
   Пришлось ждать почти целую минуту, прежде чем отозвался женский голос:
   - Да? Кто это?
   Кажется, я сказал:
   - Я хочу знать, что происходит.
   Женщина быстро забормотала:
   - Кто это говорит? Вы, наверное, не туда попали.
   - Я туда попал, - резко оборвал я. - Позовите к телефону Найджела.
   - Найджел сейчас очень занят. Своими требованиями вы мешаете нам
проводить заседание. У нас очень важные вопросы на повестке дня. Я не могу
выполнить вашу просьбу, сэр.
   - Я из министерства социального обеспечения, - сказал я и услышал, как
женщина на другом конце провода прерывисто задышала. Потом повесила трубку.
   В поисках дверей я прошел через всю вечеринку. Я думал о том, что вс„
более-менее решилось. Марго нашла выход своим жалобам; ей теперь лучше, а
нужно было всего-навсего позвонить Найджелу, спросить, что происходит, и
не отставать, пока не добьешься удовлетворительного ответа. Что до меня,
то время вылечит и время исцелит. Я это знал, и это было хуже всего. Я не
хотел исцеляться. Я хотел, чтобы моя сумасшедшая любовь к Люси, как и
прежде, выталкивала меня из снов; дразнилась из полупустых стаканов;
накидывалась на меня в самые неподходящие минуты. Пройдет время, образ
Люси сотрется у меня из памяти и распадется на отдельные точки; пройдет
время, я встречу ее на улице и спокойно поздороваюсь, и мы посидим в кафе
и поговорим о том, сколько воды утекло после нашего последнего свидания.
Сегодняшний - нет, уже вчерашний - день уплывет, как и прочие дни. Этот
день не будет отмечен красным. В этот день не рухнули мои надежды. В этот
день у меня не крали самую главную мою любовь. Я открыл дверь и стал
смотреть в ночь. Там было холодно и неуютно. Мне нравилось. Я ненавидел
это мгновение и любил его, потому что пока еще любил Люси. Я медленно
закрыл дверь и оставил снаружи темноту и холод. Вернулся к вечеринке, но
мысль о том, что все забудется, по-прежнему больно жгла меня. Даже в эту
минуту, думал я, время работает; время уносит Люси прочь; время разрушает
ее, убивает все, что было между нами. Время на моей стороне, и я буду
оглядываться на этот день без горечи и обид. Я буду вспоминать его, словно
легкий блик на хрупкой поверхности пустоты, как день, когда мне было даже
весело, как день, когда мы надрались пирожными.








   "Адам Бид" (1859) - первый полномасштабный роман Джордж Элиот
(Прим.ред.)


                            Speaking In Tongues
                               Лавка Языков

Уильям Тревор

                        СВИДАНИЕ В СРЕДНЕМ ВОЗРАСТЕ

  Перевела Фаина Гуревич


   - Я миссис Да Транка, - сказала миссис Да Транка. - А вы мистер Майлсон?
   Мужчина кивнул, и они двинулись по платформе в поисках подходящего
купе, где могли бы остаться одни. В руках каждый держал по небольшому
саквояжу: миссис Да Транка - белый кожаный, или, может быть, из
кожезаменителя, мистер Майлсон - черный и потрепанный. Они были чужими
друг другу, поэтому не разговаривали, а лишь молча разглядывали
светившиеся окна вагона, обсуждать которые было неинтересно.
   "Аренду на девяносто девять лет, - сказал когда-то отец мистера
Майлсона, - подписал в 1862 году мой дед, ты его, конечно, никогда не
видел. Срок истечет, когда ты еще будешь жив и здоров; сочувствую, но это
так. И тем не менее надеюсь, что ты к тому времени будешь занимать
достаточно прочное положение.
   Продлишь договор и сохранишь собственность семьи." Вокруг слова
"собственность"
   реял ореол значительности. Дом был маленький, но удобный, необычной
планировки, не такой, как другие; но когда дошло до дела, оказалось, что
аренда непродлеваемая, и это избавило мистера Майлсона от многих проблем.
Холостому, бездетному, последнему в роду - что ему было делать с домом еще
целых девяносто девять лет?
   Миссис Да Транка на противоположном сиденье листала журнал, выудив его
из целой кипы, которую принесла с собою в вагон. Через некоторое время она
нерешительно сказала:
   - Мы можем о чем-нибудь поговорить. Или вы предпочитаете молчание? -
Она была женщиной в меру полной, хорошо сложенной, одета в элегантный,
скромно-дорогой твидовый костюм. Волосы ее, очевидно, уже тронула седина,
но незаметная; они были рыжевато-золотистого цвета, плотно и аккуратно
уложены. Принадлежи она к другому сословию, миссис Да Транка наверняка
была бы милой хохотушкой; но усилия воли и воспитание успешно победили эту
природную веселость, да она и сама не любила в себе это качество. В глазах
ее время от времени загорался смешливый огонек, но она тут же гасила его
строгостью манер.
   - Не нужно смущаться, - сказала миссис Да Транка. - Мы уже в том
возрасте, когда можем чувствовать себя удобно в любой ситуации. Вы
согласны?
   Мистер Майлсон не знал, что ответить. Он не знал, какие чувства должен
испытывать. Он попытался проанализировать свои ощущения, но так и не
пришел ни к какому выводу. Предположительно, ему должно быть приятно, но
на самом деле таким простым словом его эмоции явно не выражались.
Следовательно, он не мог сказать миссис Да Транка ничего определенного.
Поэтому просто улыбнулся.
   Миссис Да Транка, которая была когда-то миссис Хорэс Спай, и, судя по
некоторым признакам, никогда об этом не забывала, перебирала сейчас в уме
те годы. Вполне логично, потому что теперь, как и тогда, завершался
очередной этап ее жизни. Эта мысль все время крутилась у нее в голове, и
она подумала, что если поменяет на время местами миссис Да Транка и миссис
Спай то смягчит таким образом владеющее ею беспокойство и сможет смотреть
на происходящее просто как на новый жизненный поворот.
   "Ты действительно этого хочешь? - спросил тогда Хорэс. - Ради Бога. Кто
возьмет на себя грязную работу - ты или я?" Таким был его ответ на вопрос
о разводе. На самом деле, грязная работа, как он это назвал, была к тому
времени уже сделана - ими обоими.
   "Честно говоря, не ожидал, - продолжал Хорэс. - Я думал, мы будем еще
очень долго препираться. Ты кем-то всерьез увлечена?"
   Никем она, на самом деле, не была всерьез увлечена, новые отношения
лишь открыли ей ненормальность ее брака и пустоту на месте того, что было
когда-то любовью.
   "Нам лучше разойтись, - сказала она тогда. - Нельзя жить вместе по
привычке.
   Нельзя упускать шанс, пока у нас еще есть время."
   Сейчас, в купе вагона, она ясно вспомнила весь разговор, особенно
последнюю фразу, особенно последние шесть слов. Шанс, который она не
упустила восемь лет назад, оказался Да Транкой.
   - Боже мой! - воскликнула она вслух. - Каким же он оказался напыщенным
ублюдком.

   Перед мистером Майлсоном лежало несколько еженедельников, для которых
нет в языке подходящего названия: полуинтеллектуальные выпуски с
одноцветной обложкой, что-то среднее между журналом и газетой. Тогда как у
нее были настоящие журналы.
   "Харпер". "Мода". Яркие, глянцевые и глуповатые. По краней мере, так
считал мистер Майлсон. Когда они сели в поезд, он открыл один из них на
разделе "врачи и дантисты", потом бегло пролистал нелепые объявления и
снабженные подходящими надписями фотографии моделей - нереальных девушек в
нереальных позах, лишавших их в его глазах признаков не только пола, но и
вообще жизни. Значит, вот какого сорта женщиной была его спутница.
   - Кто? - спросил мистер Майлсон.
   - Ох, ради всего святого, ну кто это может быть! Да Транка, конечно.
   Восемь лет смотреть на то, как заплывает жиром широкая да-транковская
спина. Он слишком часто ей это демонстрировал.
   - Я расскажу вам о Да Транке, - сказала она. - Любопытный экземпляр;
хотя, видит Бог, он едва ли интересуется даже самим собой.
   В любом случае, дом - это всегда хлопоты. Крыша, краска, облезающая с
наружных стен, сырость в самых неподходящих местах. В швейцарском коттедже
гораздо лучше и уютнее, особенно зимой. Старый дом уже наверняка снесли -
как и остальные в округе. На их месте теперь вздымаются в небо
многоквартирные здания с миллионами окон. Пропали сады с гномами и
снеговиками, тюльпаны весной, узкие дорожки с дурацким гравием, птичьи
домики, поилки, кормушки, миниатюрные песочницы, замысловатые железные
ограды вокруг клумб.
   - Приходится идти в ногу со временем, - сказала миссис Да Транка, и он
понял, что все это он говорил ей, или же просто разговаривал вслух,
обращаясь к ней, раз уж она оказалась рядом.
   Его мать держала оранжерею. Гладиолусы, ирисы, лилии, розы к Рождеству.
Ее брат, дядя Эдвард, бородатый и странноватый, привез на машине камни с
морского берега.
   Отец отнесся к проекту равнодушно - лишь пожал плечами и заметил, что
подбирать камни с побережья некрасиво и даже нечестно. За оранжереей росли
логановы ягоды - толстые, грубые, несъедобные фрукты, никогда до конца не
созревавшие. Но никому, включая миссис Майлсон, не приходило в голову
вырубить эти кусты.
   - С ним можно было прожить месяц, - говорила миссис Да Транка, - и не
не услышать ни одной осмысленной фразы. Мы жили в одном доме, ели за одним
столом, ездили в одной машине, и говорили друг другу только: "Пора
включать отопление".
   Или: "Дворники плохо работают".
   Мистер Майлсон не понимал, о ком она говорит, о мистере Да Транка или о
мистере Спае. Они представлялись ему одним человеком: тихие неприметные
парни, крепкими руками державшие эту женщину.
   "Он будет в обычном городском костюме, - сказала ей подруга. - Ничего
выдающегося, не считая шляпы: она у него большая, черная и весьма
экстравагантная." Действительно, странная у него шляпа - наверное,
увлечение молодости.
   Таким он и оказался, пунктуально поджидал ее у табачного киоска: худое
лицо, подтянутый, лет пятидесяти, в старомодной шляпе и с газетой в руке,
которая странным образом подходила шляпе, но не ему.
   - Неужели вы не поймете меня, мистер Майлсон? Неужели вы будете винить
меня за то, что я хочу освободиться от этого человека?
   Шляпа лежала теперь на багажной полке вместе с заботливо сложенным
плащом.
   Большую часть его головы покрывала лысина, белая и мягкая на вид,
словно бархатная. Глаза смотрели печально, как у щенка спаниэля, который
был у нее когда-то в детстве. Мужчины часто похожи на собак, подумала она,
а женщины - на кошек. Поезд спокойно и ритмично двигался сквозь сумерки.
Она думала о Да Транке и о Спае: интересно, где сейчас может быть Спай. Ее
спутник на противоположном сиденье размышлял об аренде на девяносто девять
лет и о том, что в швейцарском коттедже остались две немытые тарелки, одна
со вчерашнего ужина, другая после сегодняшнего завтрака.


 - Вы, должно быть, часто бываете в таких местах, - сказал мистер Майлсон,
оглядывая роскошный холл отеля.
   - Джин с лимоном, джин с лимоном, - на ходу проговорила миссис Да
Транка, направляясь к бару.
   Мистер Майлсон заказал себе ром, решив что он более подходит случаю,
хоть и не смог бы объяснить, почему.
   - Мой отец добавлял в ром молоко. Странное сочетание.
   - Действительно странно. Да Транка всегда пьет виски. Мой бывший любил
портер.
   Ну вот, мы и на месте.
   Мистер Майлсон поднял глаза.
   - По расписанию должен быть обед.
   Но миссис Да Транка не сдвинулась с места. Она выпила еще несколько
пор