гие из  присутствующих,  перебивая друг друга,  уже клялись взять
приступом  гору  Иалдаваофа, сокрушить стены  из яшмы и порфира и повергнуть
небесного тирана во мрак вечной ночи. Но  тут чей-то кристально чистый голос
прорвался сквозь мрачный гул:
     - Нечестивцы,  святотатцы, безумцы,  трепещите! Господь уже простер над
вами карающую десницу!
     - Это  был ангел, оставшийся верным.  В порыве  любви и веры, ревнуя  к
славе  исповедников  и мучеников, стремясь,  подобно богу,  которому служил,
сравняться  с  человеком в  красоте  самопожертвования,  он  проник в  толпу
богохульников, чтобы бросить им вызов, обличить их и пасть под их ударами.
     Единодушный  гнев собрания тотчас же  обратился против  него.  Стоявшие
рядом набросились на него с побоями. А он повторял ясным и звонким голосом:
     - Хвала богу! Хвала богу! Хвала богу!
     Один из  мятежников  схватил  ангела  за ворот и  задушил в  его  горле
хваления богу. Его  повалили  на пол, затоптали ногами. Князь Истар подобрал
его, взял двумя пальцами за крылья, затем, выпрямившись, словно  столб дыма,
открыл форточку, до  которой никто  другой не дотянулся бы, и выбросил в нее
верного ангела. Тотчас же восстановился порядок.
     - Товарищи,- продолжал  Аркадий,-  теперь, когда  мы  подтвердили  свое
решение, нам следует изыскать способы действия  и выбрать из них  наилучшие.
Поэтому  вам  придется  обсудить вопрос  -  должны  ли мы напасть  на  врага
вооруженной  силой,  или  же  будет  лучше,  если  мы поведем  длительную  и
энергичную пропаганду и этим привлечем население небес на свою сторону.
     -  Война!  Война!  -  раздался  единодушный  возглас. И  казалось,  уже
слышались звуки труб и бой барабанов.
     Теофиль,  которого  князь  Истар  насильно притащил  на  это  собрание,
поднялся, бледный, растерянный, и дрожащим от волнения голосом произнес:
     - Братья мои, не поймите дурно моих  слов.  Их  внушает  мне  дружеское
чувство ко всем вам. Я только бедный музыкант. Но поверьте мне: замыслы ваши
снова разобьются о божественную мудрость, которая все предвидит.
     Теофиль Белэ сел под шиканье собравшихся. И Аркадий продолжал:
     - Иалдаваоф  все предвидит,- не стану этого отрицать. Он все предвидит.
Но,  чтобы оставить нам свободу воли, он поступает в отношении нас  так, как
если бы ничего не  предвидел.  Он поминутно  бывает удивлен,  растерян. Даже
самые  вероятные  события  застают  его  врасплох.  Он   сам  взял  на  себя
обязательство согласовать свое предвидение со свободой воли людей и ангелов,
и это постоянно причиняет ему ужасные затруднения и ставит его в безвыходное
положение. Он никогда не видит дальше своего носа. Он не ожидал ослушания со
стороны  Адама и  настолько  не  был  подготовлен  к  злонравию  людей,  что
раскаялся в  их создании и утопил весь  род человеческий в  водах всемирного
потопа вместе  с  ни  в  чем  не  повинными животными. По слепоте его  можно
сравнить только с королем Карлом X, его любимцем. Если мы будем мало-мальски
осторожны, его легко  будет  провести. Думаю, что соображения  эти  успокоят
моего брата.
     Теофиль не отвечал. Он любил  бога, но боялся разделить участь  верного
ангела.
     Одного из  наиболее  ученых духов, участвующих в собрании,  Маммона, не
вполне удовлетворили рассуждения брата Аркадия.
     - Вот о чем надо бы  подумать,- сказал  этот  дух.- Иалдаваоф  невысоко
стоит  в  смысле  умственного развития,  но  это  солдат  до  мозга  костей.
Организация  рая  - чисто  военная,  основанная  на  иерархии и  дисциплине.
Беспрекословное  повиновение  является  там  непоколебимым  законом.  Ангелы
представляют собою настоящее  войско. Сравните это с Елисейскими полями, как
изображает их  Виргилий. В Елисейских полях царят свобода, разум,  мудрость.
Блаженные  тени беседуют  между собой  в  миртовых рощах. В  небе Иалдаваофа
совершенно   отсутствует    гражданское    население.    Все   мобилизованы,
занумерованы,  внесены в списки. Это казарма и плац для учения. Подумайте-ка
об этом.
     Аркадий возразил, что противника надо знать по-настоящему и что военная
организация  рая гораздо больше  напоминает  деревушки короля  Гле-гле,  чем
Пруссию Фридриха Великого.
     - Уже во время первого восстания, до начала времен, битва  продолжалась
два дня, и престол Иалдаваофа поколебался.  Правда, демиург победил. Но чему
он обязан  своей  победой?  Тому, что  во время  битвы  случайно разразилась
гроза.  Молния, упав на Люцифера  и его  ангелов, повергла  их обугленными и
разбитыми. Иалдаваоф обязан своей  победой молнии. Молния - его единственное
оружие.  И он злоупотребляет им. И  законы свои он провозгласил среди блеска
молний и  раскатов  грома. "Пламя  шествует перед ним",-  сказал
пророк.  Между  тем  философ  Сенека  заметил,  что молния,  падая на землю,
приносит гибель немногим, но всех повергает в страх. Это было  правильно  по
отношению к  людям  первого  века христианской  эры, но неверно  в отношении
ангелов двадцатого века. Что демиург, несмотря на все свои громы, не слишком
силен, доказывает тот безумный страх, который овладел им, когда  люди начали
строить башню  из  необожженного  кирпича и  горной  смолы. А  если  мириады
небесных  духов,  снабженные  орудиями,  которые  может  предоставить  в  их
распоряжение современная наука, начнут штурмовать небо, неужели вы  думаете,
что старый владыка солнечной системы, со своими ангелами,  вооруженными, как
во времена Авраама, будет в силах долго сопротивляться? Воины демиурга еще и
сейчас носят  золотые шлемы и алмазные  щиты. Михаил, его лучший полководец,
не  знает   иной  тактики,  кроме  поединков.   Он  по-прежнему   пользуется
колесницами фараонов и понятия не имеет даже о македонской фаланге.
     И  юный Аркадий еще долго  проводил параллель между  вооруженным стадом
Иалдаваофа и  сознательными  воинами революции. Затем перешли  к  обсуждению
финансовых вопросов.
     Зита заявила, что для начала денег хватит, что электрофоры уже заказаны
и что первая же победа откроет возможность получить кредит.
     Прения продолжались горячие и беспорядочные. В этом парламенте ангелов,
как и на совещаниях людей, праздные слова  лились в  изобилии. По мере  того
как  дело подходило к  голосованию, расхождения возникали все чаще и  резче.
Никаких  споров не вызвало решение о передаче  верховного командования тому,
кто  первый  поднял  знамя  восстания.  Но  всем  хотелось  быть  ближайшими
помощниками  Люцифера,  и  поэтому, рисуя тот  тип  военачальника,  которому
следовало отдать предпочтение, каждый из выступавших изображал себя  самого.
Так,  например, Алькор, самый юный  из восставших ангелов, поспешил  сказать
следующее:
     -  На  наше счастье,  в  армии  Иалдаваофа высшие  командные  должности
раздаются  по  старшинству.  Ввиду  этого   мало  шансов,   чтобы  верховное
командование вручено  было  настоящим большим  военачальникам. Не длительным
послушанием  можно  воспитать  способность  к  командованию  и  не  мелочная
практика  учит  руководству  большим  делом.  И  древняя  и   новая  история
показывают  нам,  что  величайшими  полководцами были  либо  монархи,  вроде
Александра и Фридриха Второго, либо аристократы, как Цезарь или Тюренн, либо
плохие  офицеры,  каким  был  Бонапарт.  Профессионал   же  всегда  окажется
ничтожеством или посредственностью. Товарищи,  изберем себе вождей одаренных
и  во  цвете  лет.  Старик  может  сохранять  привычку  к победам, но  чтобы
приобрести ее, нужна молодость.
     Алькора сменил на трибуне склонный к философствованию серафим.
     - Война,- сказал  он,-  никогда не была  точной наукой или определенным
искусством. Тем не  менее в  ней проявлялся  гений народа или замысел одного
человека. Но как определить качества, которые понадобятся главнокомандующему
в будущей войне,  когда придется иметь дело с такими грандиозными массами  и
сложными  движениями,  каких  не может  охватить  ум  одного  человека?  Все
возрастающее   обилие    технических   средств   истребления,   умножая   до
бесконечности  причины   возможных  ошибок,  парализует  гений   вождей.  На
известном   уровне   военного  развития,   которого   почти   достигли  наши
учителя-европейцы,   и   самый  умный  полководец  и  самый   невежественный
становятся  равно  бессильными.  Другим результатом  современных  гигантских
вооружений является то, что закон больших чисел начинает действовать здесь с
непреклонной силой. В самом  деле, можно с уверенностью  сказать, что десять
мятежных ангелов стоят больше десяти ангелов Иалдаваофа. Но мы не можем быть
уверены  в  том, что  миллион  мятежных  ангелов стоит больше,  чем  миллион
ангелов Иалдаваофа. Большие числа  в военном деле, как и повсюду,  сводят  к
нулю ум и всякое личное превосходство в пользу  того, что может быть названо
коллективной душой, весьма примитивной по своим свойствам.
     Шум разговоров покрыл голос  ангела-философа; когда  он заканчивал свою
речь, его уже никто не слушал.
     Затем трибуна огласилась призывами к оружию и клятвами одержать победу.
Раздавались хвалы мечу,  защищающему правое дело, и заранее десятки раз  под
рукоплескания исступленной толпы провозглашалась  победа восставших ангелов.
Крики: "Да здравствует война!" - возносились к немым небесам.
     В  разгар  возбуждения  князь  Истар взобрался на эстраду, и  подмостки
застонали под его тяжестью.
     -  Товарищи,-  сказал  он.- вы жаждете победы,  и желание  ваше  вполне
естественно. Но ясно, что вы отравлены литературой и поэзией, если надеетесь
добиться  победы, объявив войну. Мысль затеять войну может  теперь  прийти в
голову  только  отупевшим буржуа или  же  запоздалым  романтикам.  Что такое
война? Нелепый  маскарад,  перед которым  изливаются в  глупейших  восторгах
гитаристы-патриоты.  Если бы Наполеон  обладал практическим умом, он не стал
бы воевать, но это был мечтатель, опьяненный Оссианом. Вы кричите: "Да
здравствует  война!"  Вы  фантазеры.  Когда же  вы  станете  умственно
развитыми существами? Существа умственно развитые не добиваются могущества и
силы посредством  пустых выдумок,  из которых состоит  военное искусство, то
есть  тактики, стратегии, фортификаций, артиллерии и  прочего вздора. Они не
верят в войну, ибо это просто  фантазия.  Они верят в  химию, потому что это
наука. Они овладели искусством заключать победу в алгебраическую формулу.
     Вытащив  из  кармана бутылочку, князь  Истар показал  ее собравшимся  и
воскликнул с торжествующей улыбкой:
     - Вот она, победа!

ГЛАВА XXVII,
     где раскрывается тайная и глубокая причина, весьма часто толкающая одно
государство  против другого и ведущая  к  разорению  как  победителей, так и
побежденных,  и  где  мудрый  читатель  (если  таковой  найдется,  в  чем  я
сомневаюсь)    призадумается   над   метким   изречением:   "Война-это
афера".

     Ангелы разошлись. Сидя в траве  у подножия  Медонских холмов, Аркадий и
Зита смотрели на текущую между ивами Сену.
     - На этом  месте,- сказал Аркадий,- который называют светом, хотя в нем
гораздо  больше несусветного,  чем  светлого,  ни  одно мыслящее существо не
вообразит  себе, что  оно  способно  уничтожить  хотя  бы  один  атом. Самое
большее,  на  что  мы  можем рассчитывать,- это  изменить  кое-где  движение
отдельных  групп  атомов или  же расположение  отдельных клеточек.  И,  если
вдуматься, к этому сводится и все наше великое предприятие.  И  даже посадив
Духа Противоречия  на  место  Иалдаваофа, мы не достигнем большего. Скажите,
Зита, в чем же  зло: в  природе вещей или в их устройстве? Вот что следовало
бы знать. Зита, я в полном смятении.
     - Друг мой,- ответила Зита,- если  бы для  того, чтобы действовать надо
было  познать тайну природы, никто  никогда бы не действовал. И никто не жил
бы, ибо жить - значит действовать. Неужели, Аркадий, решимость уже  изменила
вам?
     Аркадий   стал   уверять   прекрасного  архангела,  что  его  намерение
низвергнуть демиурга во мрак вечной ночи непреклонно.
     По  дороге в  облаке пыли  ехал автомобиль. Он остановился  перед двумя
ангелами, и из дверцы высунулся крючковатый нос барона Эвердингена.
     - Здравствуйте, небесные друзья, добрый день!-  сказал капиталист,  сын
неба.-  Очень рад встретиться с вами.  Я должен дать вам  полезный совет. Не
будьте  инертны,  не мешкайте,  вооружайтесь, вооружайтесь! Не  то Иалдаваоф
опередит вас. У вас имеется  военный фонд; расходуйте  его не считая. Только
что я узнал,  что архангел Михаил сделал на небе крупные заказы  на молнии и
громовые   стрелы.  Послушайтесь  меня,  приобретите   еще  пятьдесят  тысяч
электрофоров. Я принимаю заказ. До свидания, ангелы! Да здравствует небесная
родина!
     И   барон   Эвердинген   умчался   к  цветущим  берегам  Лувесьенна   в
сопровождении хорошенькой актрисы.
     - Правда ли, что демиург вооружается?- спросил. Аркадий.
     - Возможно,- ответила Зита,-  что там, наверху, другой барон Эвердинген
хлопочет о вооружениях.
     Некоторое время ангел-хранитель юного Мориса задумчиво молчал, затем он
прошептал:
     - Неужели мы игрушки в руках финансистов?
     - Ах,  не все ли равно!- воскликнул прекрасный архангел.-  Война  - это
афера. И всегда была аферой!
     Затем  они  долго  обсуждали,  какими  способами лучше  осуществить  их
грандиозное  предприятие. С презрением отвергнув  анархические  приемы князя
Истара,  они задумали  силами  своих отлично  обученных и полных  энтузиазма
отрядов предпринять внезапное и грозное вторжение в царство небесное.
     Между  тем  оказалось,  что  Баратан,  жоншерский  трактирщик,  сдавший
мятежным  ангелам  театральный  зал, был агентом полиции. В  своем донесении
префектуре  он  указал  на  участников  этого  тайного   собрания   как   на
заговорщиков, подготовляющих покушение на некое лицо, которое они изображали
весьма  тупым  и  жестоким   и   называли  "Алабалотом".   Агент
высказывал  предположение,  что  под этим  псевдонимом  подразумевался  либо
президент республики,  либо  сама  республика.  Все  заговорщики  единодушно
произносили  угрозы  по  адресу  "Алабалота",  а  один  из  них,
называющий себя князем Истаром, или Кверубом, человек очень  опасный, хорошо
известный  в анархистских кругах  и неоднократно судившийся за свои мятежные
писания  и речи, потрясал бомбой очень небольшого  калибра, но, по-видимому,
чрезвычайно мощной. Остальные заговорщики не были известны Баратану, хотя он
и вращался среди революционеров.  Многие  из  них  были очень молоды, совсем
безбородые юнцы.  Он специально  проследил за двумя, произносившими особенно
зажигательные речи,-  за  некий Аркадием,  проживающим  по улице Сен-Жак,  и
женщиной,  по  имени  Зита,   особой  своеобразных  нравов,  проживающей  на
Монмартре. Оба они не имели определенных средств к существованию.
     Префекту полиции дело это показалось настолько серьезным,  что он решил
прежде всего снестись с председателем совета министров.
     Это был как раз один из тех климактерических периодов в истории Третьей
республики, когда французский  народ, исполненный любви  к  твердой власти и
преклонения  перед  силой,  считает,  что  он  погибнет,  если  им не  будут
управлять более энергично, и громкими криками призывает спасителя.
     Председатель совета  министров,  занимавший пост  министра юстиции,  не
желал ничего лучшего, как явиться этим спасителем. Но для того, чтобы  стать
им, надо было обнаружить какую-нибудь опасность и предотвратить ее. Поэтому,
известие  о  заговоре  было ему  в  высшей  степени приятно.  Он  расспросил
префекта полиции о характере дела и степени его серьезности. Префект полиции
доложил, что заговорщики, по-видимому, обладают средствами, умом и энергией,
но   они  слишком  много  болтают  и  вообще  слишком  многочисленны,  чтобы
действовать  тайно  и  согласно. Откинувшись на спинку кресла, министр  стал
размышлять.  Письменный стол  стиля  ампир, за которым он  сидел,  старинные
гобелены, покрывавшие стены, большие часы и канделябры  эпохи  Реставрации -
все в  этом традиционном кабинете, казалось,  внушало  ему великие  принципы
управления государством,  остающиеся неизменными при любой перемене режима,-
хитрость и смелость. После краткого  раздумья  он  решил,  что следует  дать
заговору разрастись и принять более четкие формы, что, пожалуй, полезно даже
поддержать его, раздуть, приукрасить и задушить лишь после того, как из него
будет извлечена максимальная выгода.
     Он  велел  префекту полиции внимательно следить за этим делом  и каждый
день  представлять  подробный  отчет  о ходе  событий,  ограничиваясь  ролью
информатора.
     -  Полагаюсь  на  ваше всем  известное благоразумие: наблюдайте,  но не
вмешивайтесь.
     И министр  закурил  папиросу. С помощью этого  заговора  он рассчитывал
ослабить  оппозицию,  упрочить  свою  власть,  опередить  коллег,  посрамить
президента республики и стать вожделенным спасителем.
     Префект  полиции обещал следовать во всем  указаниям министра,  но  про
себя решил действовать по своему  усмотрению.  Он устроил  слежку за лицами,
названными Баратаном, и велел  агентам не  вмешиваться  ни  под каким видом.
Заметив, что  за  ним следят,  князь  Истар,  у  которого сила  сочеталась с
осторожностью, вынул  из водосточной трубы скрытые там бомбы и, перепрыгивая
с автобуса в метро и из метро опять  в автобус,  ловкими обходными маневрами
пробрался к ангелу-музыканту и спрятал у него свои смертоносные снаряды.
     Аркадий, выходя из своего дома на  улице Сен-Жак, неизменно  встречал у
дверей какого-то преувеличенно элегантного господина в желтых  перчатках и с
бриллиантом в  галстуке,  более  крупным, чем  "Регент".  Чуждый
земным делам, мятежный ангел не придавал этой встрече  никакого значения. Но
юный   Морис  д'Эпарвье,   взявший  на  себя  обязанность   охранять  своего
ангела-хранителя, с беспокойством смотрел  на  этого  джентльмена,  не менее
упорного  и еще  более бдительного, чем  г-н  Миньон, который  в  свое время
озирал испытующим взглядом улицу Гарансьер  - от  бараньих голов особняка де
ла Сордьер до абсиды церкви  св. Сульпиция. Два или  три  раза  в день Морис
заходил  к Аркадию в  меблированные комнаты,  предупреждал  об  опасности  и
торопил переменить квартиру.
     Каждый вечер он водил своего ангела в ночные кабачки, где они ужинали с
девицами. Там юный  д'Эпарвье делился  своими прогнозами относительно исхода
предстоящего состязания боксеров, затем силился доказать Аркадию бытие бога,
необходимость религии и  красоту  христианской веры, заклиная его отказаться
от нечестивых и преступных замыслов, которые  не  принесут ему ничего, кроме
самого горького разочарования.
     - Ибо, в конце-то концов,- говорил юный апологет,- если бы христианство
было ложно, все бы уже давно знали об этом.
     Девицы  одобряли религиозные чувства Мориса, и когда прекрасный Аркадий
высказывал какие-нибудь богохульные мысли на понятном им языке, они затыкали
уши и требовали, чтобы он замолчал, из  страха, как бы гнев божий не поразил
их  вместе  с  Аркадием. Ибо они полагали, что бог, всемогущий  и всеблагой,
молниеносно карая  за  оскорбление,  способен  безо  всякого  дурного умысла
поразить невинного наравне с грешником.
     Иногда ангел  в сопровождении своего хранителя  отправлялся  ужинать  к
ангелу-музыканту. Морис,  время от  времени  вспоминавший,  что  он любовник
Бушотты, с  неудовольствием  наблюдал  крайне вольное  обхождение Аркадия  с
танцовщицей.  Бушотта разрешала  Аркадию эти  вольности с  тех пор, как  они
соединились на  маленьком  диванчике  в  цветах, едва только  ангел-музыкант
починил его. Морис, сильно любивший г-жу дез'Обель, слегка любил и Бушотту и
немного  ревновал ее к  Аркадию. А ревность - чувство,  естественное  и  для
людей и для животных, даже будучи легкой, причиняет им жгучую боль. Поэтому,
угадывая  истину, что было нетрудно, если принять  во  внима