и, уронив голову на плиты, ответил:
     -  Господи боже мой, узнаю  голос  твой.  Дыхание  твое,  как  бальзам,
разлилось в моем сердце. Да святится имя твое. Да будет воля твоя на небесах
и на земле. Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
     И Сатана упивался хвалами и поклонением. Ему  нравились славословия его
мудрости  и  могуществу. Он с  удовольствием  слушал  песнопения  херувимов,
превозносивших  его  благость,  а  флейта  Нектария перестала  радовать его,
потому что она  воспевала  природу, уделяя и  насекомому и травинке их  долю
могущества  и  любви,  говорила  о   радости  и  свободе.  Сатана,   некогда
содрогавшийся всем  телом при  мысли, что миром владеет скорбь,  стал теперь
недоступен  жалости.  Он  смотрел  на  страдание  и смерть как  на  отрадное
следствие своего всемогущества и великого милосердия. И кровь жертв курилась
перед   ним  как   сладостный   фимиам.  Он   осуждал   разум   и  ненавидел
любознательность. Сам он отказывался познавать что-либо из опасения, как  бы
приобретение  нового  знания  не  показало,  что он не был с  самого  начала
всеведущим.  Теперь он любил  окружать себя тайной и, считая,  что  потеряет
часть  своего  величия,  если   будет   понят,   старался   изобразить  себя
непостижимым.  Мозг  его  туманили  сложные богословские построения.  В один
прекрасный день он задумал, по примеру своего предшественника, провозгласить
себя единым божеством  в трех лицах. На торжестве провозглашения он заметил,
что Аркадий улыбается, и прогнал его с  глаз долой. Истар и  Зита уже  давно
вернулись на землю.  Века проходили как  мгновения. И  вот однажды с  высоты
своего престола он проник взором в самую глубину бездны и увидел  Иалдаваофа
в геенне, куда низвергнул его и где сам  был долгое время заточен. Иалдаваоф
и  в вечной тьме  сохранил свою  гордость. Почерневший, сломленный, грозный,
величественный,  он  возвел ко  дворцу царя небес взор, полный презрения,  и
отвернулся. И новый бог, наблюдая за своим противником, увидел, как скорбное
лицо его озарилось разумом и  добротой. Теперь Иалдаваоф  созерцал  землю и,
видя, что на ней царят страдание и зло, питал в сердце своем благие помыслы.
Вдруг  он  поднялся  и,  рассекая  эфир  своими  необъятными руками,  словно
веслами, устремился на землю,  чтобы  просвещать и утешать  людей. И вот уже
огромная тень  его окутала  несчастную планету  сумраком, нежным,  как  ночь
любви. И Сатана проснулся, весь в холодном поту.
     Нектарий, Истар, Аркадий и Зита стояли подле него. Пели райские птицы:
     -  Друзья,- сказал великий архангел,- нет,  не станем завоевывать небо.
Довольно  того,   что   это  в   наших  силах.   Война  порождает  войну,  а
победа-поражение.
     Побежденный  бог обратится в Сатану,  победоносный Сатана станет богом.
Да избавит меня судьба от такой страшной участи! Я люблю ад, взрастивший мой
гений, люблю землю, которой мне  удалось принести немного добра, если только
это возможно  в ужасном мире, где все живет убийством.  Ныне  благодаря  нам
старый бог лишился земного владычества,  и  все  мыслящее на земном  шаре не
хочет  знать  его  или же презирает. Но  какой  смысл в том,  чтобы  люди не
подчинялись. Иалдаваофу, если дух его все еще живет в них, если они, подобно
ему, завистливы, склонны к насилию и раздорам, алчны, враждебны  искусству и
красоте? Какой смысл  в том, что  они  отвергли свирепого  демиурга, раз они
отказываются  слушать  дружественных  демонов, несущих  им познание истины,-
Диониса,  Аполлона и Муз?  Что  же  касается  нас,  небесных  духов,  горних
демонов, то мы уничтожили Иалдаваофа,  нашего тирана,  если победили  в себе
невежество и страх.
     И Сатана обратился к садовнику:
     -  Нектарий, ты  сражался  вместе со  мной  до рождения  мира.  Мы были
побеждены тогда, ибо мы не  понимали, что победа - дух и что в нас, и только
в нас самих, должны мы побороть и уничтожить Иалдаваофа.




[1] "Как упал ты с неба, Люцифер, рано восходивший?" (лат.).

[2]  Better to  reign  in
Hell, than serve in Heav'n. "Para dise Lost" book I, v.254. (Прим. автора.)