реньку  откуда-то  с  фермы  в штате  Мэн.  Тучный
инструктор ударом приклада выбивает рядовому Барнарду два зуба.
     Цель  обучения рукопашному бою, объясняет сержант Герхайм - пробудить в
нас  инстинкт  убийства.  Инстинкт   убийства  сделает  нас  бесстрашными  и
агрессивными,  как   это  свойственно  животным.   Если  кротким  и  суждено
когда-либо унаследовать землю,  то сильные ее у них отберут.  Предназначение
слабых -  быть сожранными сильными. Каждый морской  пехотинец лично отвечает
за  все, что  должно  быть  при нем. И  спасение  морпеха  -дело рук  самого
морпеха. Все это жестоко, но именно так.
     Рядовой  Барнард, с окровавленной челюстью, со ртом как кровавая дырка,
тут же доказывает, что  выслушал все внимательно.  Рядовой Барнард подбирает
винтовку и,  поднявшись в  сидячее положение,  протыкает  сержанту  Герхайму
правое бедро.
     Сержант  Герхайм крякает  и  отвечает  вертикальным ударом приклада, но
мажет. И наотмашь бьет рядовому Барнарду кулаком в лицо.
     Сбросив с  себя ремни, сержант Герхайм накладывает примитивный жгут  на
кровоточащее бедро.  После этого производит  рядового  Барнарда, который все
еще валяется без сознания, в командиры отделения.
     - Черт  возьми! Нашелся  же  гниденыш,  который  понял,  что  дух штыка
-убивать! Из него выйдет охренеть  какой классный  боец-пехотинец. Быть  ему
генералом, мать его.

     В последний день шестой недели я просыпаюсь и обнаруживаю свою винтовку
на шконке.  Она под одеялом, у меня под боком. И  я не могу понять, как  она
там оказалась.
     Задумавшись над  этим,  забываю о  своих  обязанностях  и не  напоминаю
Леонарду о том, что надо побриться.
     Осмотр. Барахло - на шконку. Сержант Герхайм отмечает, что рядовой Пайл
не потрудился приблизиться к бритве на необходимое расстояние.
     Сержант Герхайм приказывает Леонарду  и  командирам отделений  пройти в
гальюн.
     В гальюне сержант Герхайм приказывает нам мочиться в унитаз.
     - ПЯТКИ ВМЕСТЕ! СМИРНО СТОЯТЬ! ПРИГОТОВИТЬСЯ... П-С-С-С-С...
     Мы писаем.
     Сержант Герхайм хватает  за  шкирку Леонарда  и силой  опускает его  на
колени, засовывает голову в желтую воду. Леонард пытается вырваться. Пускает
пузыри.  От  страха  Леонард  дергается  все  сильнее,  но  сержант  Герхайм
удерживает его на месте.
     Мы  уже  уверены, что  Леонард захлебнулся,  и  в  этот  момент сержант
Герхайм  спускает воду.  Когда  поток  воды  прекращается,  сержант  Герхайм
отпускает руку от загривка Леонарда.

     Воображение  сержанта  Герхайма  изобретает  методы  обучения,  которые
одновременно и жестоки, и доходчивы, но ничего не  выходит. Леонард лажается
по-прежнему.  Теперь  каждый раз, когда  Леонард  допускает ошибку,  сержант
Герхайм наказывает не  Леонарда. Он  наказывает весь  взвод.  А  Леонарда от
наказания освобождает. И, пока Леонард отдыхает, мы  совершаем  выпрыгивания
вверх и прыжки в стороны - много-много раз.
     Леонард  трогает  меня за руку, когда  мы продвигаемся с металлическими
подносами к  раздаче. "У меня  просто  ничего не выходит  как надо. Мне надо
немного помочь. Я не хочу, чтобы из-за меня вам всем было плохо. Я - "
     Я отхожу от него в сторону.

     В первую ночь седьмой недели взвод устраивает Леонарду "темную".
     Полночь.
     Дневальный - начеку.  Рядовой Филипс, шестерка,  вечно на  побегушках у
сержанта Герхайма. Шлепает босыми ногами, прокрадываясь по отсеку отделения,
чтобы встать на шухере и не проморгать появления сержанта Герхайма.
     Сто рекрутов подкрадываются в темноте к леонардовской шконке.
     Леонард даже во сне улыбается.
     У командиров отделений в руках полотенца и куски мыла.
     Четыре рекрута  набрасывают на Леонарда одеяло, цепко  держась за углы,
чтобы Леонард не смог подняться, и чтобы одеяло заглушало его вопли.
     Я слышу  тяжелое  дыхание сотни  разгоряченных человек,  слышу шлепки и
глухие удары, когда  Ковбой  и рядовой  Барнард  начинают избивать  Леонарда
кусками мыла, которые завернуты в полотенца, как камень в пращу.
     Леонард  вопит, но издаваемые им звуки похожи  на доносящиеся откуда-то
издалека вопли больного мула. Он ворочается, пытаясь вырваться.
     Весь взвод глядит на  меня. Из темноты на  меня нацелены глаза, красные
как рубины.
     Леонард перестает вопить.
     Я медлю. Глаза меня не отпускают. Делаю шаг назад.
     Ковбой тычет мне в грудь куском мыла и протягивает полотенце.
     Я складываю полотенце, закладываю в  него мыло и начинаю бить Леонарда,
который  уже не шевелится. Он в шоке, лежит  в темноте, задыхаясь  и пытаясь
глотать воздух.
     И я  бью по нему - все сильнее и сильнее, и, когда вдруг слезы начинают
катиться из глаз, бью его за это еще сильнее.

     На следующий день на плацу Леонард уже не ухмыляется.
     И  когда  комендор-сержант  Герхайм  спрашивает  "Дамочки!  Что  должен
сделать морской пехотинец, чтобы заработать себе на кусок хлеба?", и  мы все
отвечаем  "УБИТЬ!  УБИТЬ! УБИТЬ!",  Леонард не раскрывает рта. Когда младший
инструктор спрашивает нас:  "Любим ли мы возлюбленный нами Корпус, дамочки?"
и  весь  взвод  отвечает как один  человек: "ГАНГ  ХО!  ГАНГ ХО! ГАНГ  ХО!",
Леонард по-прежнему молчит.

     В третий день  седьмой  недели мы отправляемся  на стрельбище и дырявим
там бумажные мишени. Герхайм с восторгом  рассказывает, какие меткие стрелки
выходят из морской пехоты - Чарльз Уитмен и Ли Харви Освальд.

     К концу  седьмой недели  Леонард превращается в образцового рекрута. Мы
приходим   к  выводу,  что  молчанье  Леонарда  -  результат  обретенной  им
интенсивной  сосредоточенности  на  службе.  С  каждым  новым  днем  Леонард
набирается  все  больше  мотивации,  все  ближе приближается  к  необходимой
кондиции. Теперь его упражнения с оружием безупречны, но глаза - как матовые
стекла. Никто из рекрутов не чистит свое оружие чаще Леонарда.  Каждый вечер
после хавки Леонард нежно натирает побитый  дубовый  приклад льняным маслом,
так же как те сотни рекрутов,  что терли этот кусок дерева  до  него. Успехи
Леонарда растут во всем, но он по-прежнему молчит. Он выполняет все, что ему
говорят, но он больше не часть нашего взвода.
     Мы  замечаем, что сержант  Герхайм недоволен таким отношением Леонарда.
Он напоминает  Леонарду, что девиз морской пехоты - Semper Fidelis - "Всегда
верен".  Сержант  Герхайм напоминает  Леонарду,  что "Ганг  Хо"  по-китайски
означает "работать сообща".
     Сержант  Герхайм  рассказывает  ему,  что  у  морских  пехотинцев  есть
традиция - они никогда  не бросают погибших или  раненых. Сержант Герхайм не
перегибает палку и старается особо не дрючить Леонарда,  пока тот остается в
кондиции. Мы и так уже потеряли семь рекрутов,  которых уволили по  восьмому
параграфу. Пацан из Кентукки по  имени Перкинс вышел на  центральный  проход
отсека отделения и полоснул штыком по венам. Сержант Герхайм от этой сцены в
восторг не пришел, ибо рекрут  начал пачкать кровью отсек сержанта Герхайма,
весь  такой чистый  и вылизанный.  Рекруту  было приказано навести  порядок,
провести влажную уборку, удалить все следы крови  и  уложить штык  обратно в
ножны.  Пока Перкинс подтирал кровь, сержант Герхайм собрал нас в полукруг и
морально обосрал несерьезные  порезы  на  руках, которые рекрут  нанес  себе
штыком.  В  морской  пехоте  США  для рекрутов  установлен  следующий  метод
самоубийства: рекрут должен обязательно уединиться,  взять бритвенное лезвие
и произвести глубокий разрез в вертикальном направлении, от кисти до локтя -
довел до нашего сведения  сержант Герхайм. После этого он разрешил  Перкинсу
совершить марш-бросок в больничку.
     Сержант  Герхайм  оставляет Леонарда  в  покое  и  сосредотачивает свое
внимание на всех остальных.

     Воскресенье.

     Представление:  чудеса и фокусы.  Религиозные  службы в соответствии  с
вероисповеданием  по  выбору  -  выбор  обязан  быть  предоставлен  согласно
приказа,  ибо про религиозные службы расписано  в  цветных брошюрах, которые
Корпус рассылает мамам и папам по всей родной Америке. Тем не менее, сержант
Герхайм  доказывает  нам, что морская пехота появилась  раньше бога. "Сердца
можете отдать Иисусу, но жопы ваши принадлежат Корпусу".

     После   "представления"   отправляемся   хавать.   Командиры  отделений
зачитывают молитву  (для  этого  на столах на  специальных подставках  стоят
карточки). Звучит команда: "СЕСТЬ!"
     Мы намазываем  масло на  куски  хлеба,  потом  посыпаем  масло сахаром.
Таскаем  из   столовой  бутерброды,   невзирая   на  опасность  огрести   за
непредусмотренную  уставом  хавку. Нам  насрать, мы  просолились.  И теперь,
когда сержант Герхайм со своими младшими инструкторами начинает вытрясать из
нас душу, мы лишь сообщаем им,  как нам это нравится и просим добавки. Когда
сержант   Герхайм   командует:   "О'кей,   дамочки,   выполнить    пятьдесят
выпрыгиваний. А  потом  из стороны в сторону поскачем.  Много-много раз", мы
только смеемся и выполняем.
     Инструктора с гордостью  замечают,  что мы  начинаем выходить из-под их
контроля.  Морской пехоте  нужны  не роботы.  Морской  пехоте нужны  убийцы.
Морская  пехота  хочет  создать  людей,  которых  не уничтожить,  людей,  не
ведающих  страха. Это гражданские могут выбирать: сдаваться  или отбиваться.
Инструктора  не  дают  рекрутам  такой  возможности. Солдаты  морской пехоты
должны давать отпор врагу -иначе им не выжить. Именно так. Халявы не будет.
     До выпуска  осталось  всего  несколько  дней,  и  просолившиеся рекруты
взвода 30-92  готовы слопать собственные кишки и  попросить  добавки.  Стоит
командующему корпуса  морской пехоты  сказать  лишь слово  -  и  мы  возьмем
вьетконговских  партизан и  закаленных в боях солдат северовьетнамской армии
за их тощие шеи и посшибаем с них их гребаные головы.

     Солнечный  воскресный день. Мы разложили свои зеленые одежки на длинном
бетонном столе и оттираем ее от грязи.
     Уже в сотый раз сообщаю  Ковбою, что хочу свою  сосиску запихнуть в его
сестренку, и спрашиваю, что бы он хотел взамен.
     И в сотый раз Ковбой отвечает: "А что дашь?"
     Сержант Герхайм расхаживает вокруг стола. Он старается не прихрамывать.
Он критикует нашу  технику обращения с щетками для стирки,  которые стоят на
вооружении морской пехоты.
     Нам на него насрать, мы слишком уже просолились.
     -  Военно-морской  крест  я  получил  на  Иводзиме. -  говорит  сержант
Герхайм. - Мне его дали за то,  что я  учил салаг, как надо кровью истекать.
Из солдат морской пехоты кровь должна стекать в небольшие аккуратные лужицы,
ибо морские пехотинцы отличаются  высокой  дисциплинированностью. Это всякие
там гражданские  и вояки из низших  видов вооруженных сил  все вокруг кровью
забрызгивают - как в кровати ночью обоссываются.
     Мы его не  слушаем.  Мы  друг с  другом  треплемся. Постирочный  день -
единственное время, когда нам разрешается поболтать.
     Филипс -  чернокожий балабол, шестерка сержанта Герхайма - рассказывает
всем про сто тысяч целок, которые он успел переломать.
     Произношу вслух: "Леонард разговаривает со своей винтовкой".
     С десяток рекрутов поднимают головы. Не знают, что сказать. У некоторых
- кислые лица. Другие глядят со страхом. А некоторые смотрят раздосадовано и
зло, как будто я на их глазах калеку убогого ударил.
     Собираюсь  с силами  и говорю еще  раз: "Леонард разговаривает со своей
винтовкой". Все замерли.  Все  молчат.  "По-моему, Леонард спекся. По-моему,
это уже восьмой параграф".
     Теперь уже все,  кто вокруг стола, ждут  продолжения. Как-то  смешались
все. Глаза  будто  не  могут  оторваться  от чего-то  там,  вдалеке -  будто
пытаются вспомнить дурной сон.
     Рядовой Барнард кивает.
     - Мне это не раз уже снилось. Моя ... винтовка со мной говорила.
     И, после паузы: "А я ей отвечал..."
     - Именно так. - говорит Филипс.  - Ага. И  голос у нее такой страшный и
холодный. Я думал, у меня башню нахрен сорвало. Моя винтовка говорила -
     Здоровенный кулак сержанта Герхайма вбивает следующее слово Филипса ему
в глотку так, что оно вылетает  у него из задницы. Филипс падает на палубу и
больше не поднимается. Лежит на спине. Губы у него расплющены. Он стонет.
     Взвод замирает.
     Сержант  Герхайм  упирается  кулаками  в бока.  Его  глаза поблескивают
из-под полей "Медвежонка Смоуки" как два дула охотничьего дробовика.
     -  Рядовой  Пайл  - это восьмой  параграф.  Все  слышали?  Рядовой Пайл
разговаривает с винтовкой? - значит, у него крыша капитально нахрен съехала.
Приказываю  отставить  всю эту  болтовню,  гниды.  И не  позволяйте рядовому
Джокеру играться с вашим  воображением. Больше ни  слова  об этом слышать не
хочу. Всем понятно? Ни слова.
     Ночь над Пэррис-Айленд. Мы стоим в строю, и сержант Герхайм отдает свой
последний на  сегодня приказ: "Приготовиться к отбою... ОТБОЙ!" И вот мы уже
лежим на спине в нижнем белье, по стойке "смирно", оружие прижато к груди.
     Читаем молитвы:

     Я - рекрут Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки. Я служу в
вооруженных силах, которые охраняют  мою страну  и мой  образ жизни. Я готов
отдать мою жизнь,  защищая их, да  поможет мне бог... ГАНГ ХО! ГАНГ ХО! ГАНГ
ХО!

     Затем  -   Символ   Веры  стрелка   морской   пехоты,  который  сочинил
генерал-майор Корпуса морской пехоты У. Х. Рупертэс:

     Это  моя  винтовка.  Много таких,  как  она, но  именно эта - моя.  Моя
винтовка - мой  лучший друг. Она жизнь моя. И она в моих руках, как  и жизнь
моя.
     Без меня нет пользы от  винтовки моей. Я должен  метко стрелять из моей
винтовки.  Я должен стрелять точнее, чем враг мой, который хочет убить меня.
Я должен застрелить его, прежде чем он застрелит меня.
     Клянусь.

     Леонард  открывает рот - впервые за последние недели.  Его голос гремит
все громче  и  громче. Головы начинают  поворачиваться к  нему. Тела  уже не
лежат  по стойке  "смирно". Голос взвода затихает.  Леонард  вот-вот лопнет.
Слова вырываются из легких, как из глубокой жуткой ямы.
     В эту ночь дежурит  сержант Герхайм. Он  подходит  к шконке Леонарда  и
останавливается, уперев кулаки в бока.
     Леонард не замечает сержанта Герхайма. Вены на шее  Леонарда  вздулись,
он продолжает реветь как бык:

     МОЯ  ВИНТОВКА -  ЭТО ЧЕЛОВЕК, КАК  И Я - ЧЕЛОВЕК,  ИБО ЭТО ЖИЗНЬ МОЯ. И
ПОТОМУ  Я ПОЗНАЮ  ЕЕ  КАК БРАТА СВОЕГО. Я ПОЗНАЮ ВСЕ  ЕЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ,  ЕЕ
ПРИЦЕЛ, ЕЕ СТВОЛ.
     КЛЯНУСЬ ХРАНИТЬ МОЮ ВИНТОВКУ В  ЧИСТОТЕ  И ГОТОВНОСТИ,  КАК И Я  ДОЛЖЕН
БЫТЬ ЧИСТ И ГОТОВ. МЫ СТАНЕМ С НЕЮ ЕДИНЫ.
     МЫ КЛЯНЕМСЯ...
     ПЕРЕД ЛИЦОМ ГОСПОДА КЛЯНУСЬ Я  В  ВЕРЕ  СВОЕЙ. МОЯ  ВИНТОВКА И Я  САМ -
ПОВЕЛИТЕЛИ ВРАГА НАШЕГО. МЫ -СПАСИТЕЛИ ЖИЗНИ МОЕЙ.
     ДА БУДЕТ  ТАК, ПОКА НЕ ПОБЕДИТ АМЕРИКА И  НЕ  ОСТАНЕТСЯ ВРАГА, И ТОЛЬКО
МИР ПРЕБУДЕТ!
     АМИНЬ.

     Сержант Герхайм отвешивает пинок по шконке Леонарда.
     - Эй - ты - рядовой Пайл...
     -  А?  Что?  ЕСТЬ, СЭР!  - Леонард  замирает на шконке лежа  по  стойке
"смирно". - АЙ-АЙ, СЭР!
     - Как зовут эту винтовку, гнида?
     - СЭР, ВИНТОВКУ РЯДОВОГО ЗОВУТ ШАРЛИН, СЭР!
     - Вольно,  гнида. -  ухмыляется  сержант Герхайм.  -  А  ты уже  совсем
классный рекрут, рядовой Пайл. Из всех рядовых в моем стаде у тебя мотивации
больше всех. Глядишь, я даже разрешу тебе  послужить стрелком в возлюбленном
мною Корпусе. Я-то думал, ты из говнюков, но из тебя выйдет добрый хряк.
     - АЙ-АЙ, СЭР!
     Я бросаю взгляд на винтовку на своей шконке. Это прекрасный  прибор, ее
линии  так  грациозны,  а сама  она -  надежна  и совершенна.  Моя  винтовка
вычищена, смазана и работает безотказно.  Это отличный  инструмент. Я трогаю
винтовку рукой.
     Сержант Герхайм проходит вдоль всего отсека.
     - РЯДОВОЙ ПАЙЛ МОЖЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БЫДЛО МНОГОМУ НАУЧИТЬ. Он доведен до
кондиции.  Вы все доведены до  кондиции.  Завтра  вы превратитесь  в морских
пехотинцев. ПРИГОТОВИТЬСЯ... СПАТЬ!

     Выпуск. Тысяча свежеиспеченных морских пехотинцев  стоят  навытяжку  на
парадной палубе, подтянутые и загорелые, в безукоризненных хаки,  начищенные
винтовки прижаты к груди.

     Во  взводе  30-92   звание  отличного  курсанта  получает  Леонард.  Он
награждается  комплектом  парадного  обмундирования  и  получает  разрешение
промаршировать  в этой  расписной форме  при выпускном прохождении  взводов.
Генерал - начальник  Пэррис-Айленда - пожимает Леонарду руку и одаривает его
своим  "Благодарю  за  службу". Начальник нашего  выпуска  прицепляет ему на
грудь  знак  "СТРЕЛОК  ВЫСШЕГО  РАЗРЯДА",  а  командир  нашей роты объявляет
Леонарду  благодарность  за  лучший  результат  по стрельбе  во всем учебном
батальоне.

     Как особое  поощрение,  по  представлению  сержанта  Герхайма я получаю
звание  рядового первого  класса. После того как  начальник  выпуска  и  мне
прицепляет  "СТРЕЛКА  ВЫСШЕГО   РАЗРЯДА",   сержант   Герхайм   вручает  два
красно-зеленых шеврона и объясняет, что это  его  собственные нашивки с  тех
времен, когда он сам еще был рядовым первого класса.

     Во время парадного прохождения я  иду правым  направляющим, подтянут  и
горд. Ковбой  получает  значок  "СТРЕЛОК  ВЫСШЕГО  РАЗРЯДА"  и  право  нести
взводный штандарт.
     Генерал - начальник Пэррис-Айленда - говорит в микрофон:
     - Узрели вы свет? Свет истины? Свет великого светила?  Путеводный свет?
Прозрели ли вы?
     И мы аплодируем и орем в ответ, исполненные беспредельного восторга.
     Начальник запевает. Мы подхватываем:

     Хей, морпех, ты не слыхал?
     Хей, морпех...
     Эл-Би-Джей приказ отдал.
     Хей, морпех...

     К маме с папой не придешь.
     Хей, морпех...
     Во Вьетнаме ты помрешь.
     Хей, морпех... йе!

     После выпускного церемониала мы получаем предписания. Ковбой,  Леонард,
рядовой  Барнард,  Филипс и  большинство  прочих  морпехов из  взвода  30-92
направляются  в УПП - Учебный пехотный полк, где из них будут делать хряков,
пехотинцев.

     Согласно моему предписанию, после выпуска из УПП я должен отправиться в
Начальную  школу военной  журналистики  в  Форт Бенджамин Харрисон  в  штате
Индиана. Сержант Герхайм выражает свое отвращение по поводу того, что я буду
военным корреспондентом,  а не солдатом-пехотинцем. Он обзывает меня тыловой
крысой, штабной сукой. Говорит, что только говнюкам вся халява достается.
     Стоя "вольно"  на парадной  палубе  под  памятником  в честь водружения
знамени на Иводзиме, сержант Герхайм говорит:
     - Курительная лампа зажжена. Вы больше не гниды. С сегодняшнего дня  вы
морпехи. Морской пехотинец - это навсегда...
     Леонард разражается хохотом.

     Последняя ночь на острове.
     Мне выпало дневалить.
     Стою  на  посту  в  повседневных  брюках,  нижней  рубашке,  начищенных
ботинках и в каске с чехлом, выкрашенном в серебряный цвет.
     Сержант Герхайм вручает мне свои наручные часы и фонарик.
     - Спокойной ночи, морпех.
     Я  хожу  взад-вперед  по  отсеку  отделения  между двумя безукоризненно
выровненными рядами шконок.
     Сто молодых морских пехотинцев мирно дышат во сне  -  сто оставшихся из
ста двадцати, что были с самого начала.
     Завтра на рассвете мы усядемся в  автобусы-скотовозы, и нас  повезут  в
Кемп Гайгер, что в Северной Каролине. Там расположен УПП -  учебный пехотный
полк. Все морские пехотинцы - хряки, пусть даже некоторым из нас и предстоит
получить  дополнительную  военную  специальность.  После  продвинутого этапа
пехотной подготовки нам разрешат покупать всякие сладости в лавке и ходить в
увольнения по  выходным, а  потом нас распишут  по постоянным местам несения
службы.
     В отсеке  отделения тихо, как  в полночь в мертвецкой. Тишину  нарушает
лишь поскрипывание кроватных пружин, да изредка кашлянет кто-нибудь.
     Как  раз  собираюсь будить  сменщика,  и тут  слышу  голос.  Кто-то  из
рекрутов разговаривает во сне.
     Замираю на  месте.  Прислушиваюс