й
огневой группы. Скоро  командиром отделения  стану.  Жду  вот  только, когда
Графа  замочат. Или он просто спятит к  гребаной матери.  Сам-то Граф именно
так главным стал. До него у нас главным старина Сток  был. Просто суперхряк.
Свихнулся напрочь. Ничего, совсем скоро и мой черед придет.
     -  Ну,  Ковбой, ты там не расслабляйся. Не забывай, какой ты дурень. Ты
же сам  о  себе  позаботиться, и  то  не можешь. Помнишь,  как легко я  тебя
завалил, когда сержант Герхайм заставил  меня снайпера изображать? Я вот как
думаю: Корпус должен твою маму сюда на самолете доставить, чтобы она с тобой
вместе по джунглям шастала.
     Ковбой делает  несколько  шагов  к  двери, оборачивается,  машет рукой,
улыбается.
     Показываю ему средний палец.


     Когда  Ковбой уходит  за  своим  отделением,  мы  с  Стропилой  смотрим
мультики  про  розовую пантеру. Потом берем  свои  винтовки и отправляемся в
лавку, которая по виду ничем не отличается  от обычного склада. Покупаем там
всякую недорогую хавку.
     Стоим  в  очереди, чтобы  расплатиться  за  хавку  военными  платежными
чеками. Стропила мнется, придумывает, как бы получше сказать.
     - Джокер, я хочу ... Куда-нибудь. Я на  операцию  хочу.  Я в стране уже
почти три месяца. Три месяца. А чем занимаюсь? Только  рукопожатия щелкаю на
наградных церемониях. Намба тен, хуже  некуда. Мне надоело уже. Какая-нибудь
школьница - и та бы справилась.
     Он протягивает чеки миловидной кассирше-вьетнамке.
     Когда мы выходим за дверь, юный вьетконговец-стажер насильно заставляет
меня  сдаться  и  разрешить ему почистить  мне ботинки, а тем  временем  его
старшая сестренка демонстрирует свою грудь Стропиле.
     - Не гоношись, Строп, ради своей же пользы. Успеешь еще и на операцию.
     -  Ну, Джокер,  помоги,  а?  Как я смогу  географии учить, если мира не
видел? Забери меня с собой в Фу-Бай. Договорились?
     - Ага, а там тебя  замочат на первой же операции, и  я же буду виноват.
Вернусь  в Мир, а там твоя  мамочка меня  разыщет.  Она же меня  до  усрачки
отмудохает. Никак нет, Строп. А я ведь  не  сержант, я всего  лишь капрал. И
ответственности за твою тощую задницу не несу.
     - А вот и несешь. Я же только младший капрал.

     Мы с Стропилой заходим в контору Объединенных организаций  обслуживания
вооруженных сил и обмениваемся скользкими шуточками с девчонками из Красного
креста,  которые  в  ответ хлопают широко раскрытыми глазами и  угощают  нас
круглыми  бубликами. Мы спрашиваем девчонок из Красного креста, не думают ли
они,  что этими бубликами  мы должны удовлетворять  свои плотские желания, а
они отвечают, что больше дырки от бублика мы ничего не заслуживаем.

     В конторе лежат кучи и кучи писем, которые пишут нам дети из Мира.

     Дорогие Солдаты в Боевой Готовности:
     Мы узнали, что во Вьетнаме все самые  смелые, живые или мертвые. Мы все
стараемся помочь вам вернуться домой в свои дома. Мы покупаем  облигации. Мы
помогаем Красному кресту помогать солдатам. Мы поможем вам и вашим союзникам
прийти обратно. Если можно, мы пошлем вам подарки.
     С приветом из вашей страны,
     Чери

     Дорогой боевой товарищ:
     Мне восемь лет. У меня  есть  брат.  У меня есть  сестра. Там, наверно,
грустно.
     Искренне Ваш,
     Джефф

     Дорогой американец:
     Мне хотелось  бы поговорить с тобой по-настоящему, а не через открытку.
У нас есть собака,  она такая четкая. Она черная, с длинными волосами.  Меня
зовут Лори. Я всегда буду упоминать о тебе в своих молитвах. Скажи всем, что
я люблю их всех, и тебя тоже. Ну, пока.
     Твой друг Лори

     Стропила читает эти письма вслух. Его они еще способны тронуть.
     А по мне эти письма -  что туфли для покойников,  которые ходить уже не
могут.

     Когда  начинает  темнеть,  мы  с  Стропилой  добираемся на  попутках до
хибары, отведенной для  информбюро в расположении штаба 1-ой дивизии морской
пехоты.
     Стропила пишет письмо матери.
     Достаю черный маркер  и  рисую  жирное "X" на числе 59  на крутом бедре
голой женщины,  которую  я  нарисовал  в  натуральную  величину  на фанерной
перегородке  позади  своих  нар.  На  моем бронежилете,  на задней стороне -
уменьшенная копия той же самой женщины.
     Практически  у  каждого  морпеха во  Вьетнаме  есть  свой  стариковский
календарь  его  срока  службы -  обычных  365  дней  и  еще  20  бесплатного
приложения  за  то,   что  он  морпех.  Некоторые  рисуют  их  маркерами  на
бронежилетах. Некоторые  украшают  ими каски. Некоторые  накалывают. Есть  и
трафаретные картинки Снупи, на которых его собачье  тело  разделано на части
бледно-голубыми чернилами,  или  каска с  парой ботинок -  "Старик". Рисунки
бывают  разные, но  самый  популярный -  полуженщина-полудевочка  с  большим
бюстом,  которая раскроена  на  кусочки,  как  сборная картинка-головоломка.
Каждый  день очередная  деталь ее соблазнительного анатомического устройства
затушевывается, а  та,  что  между ног, естественно,  остается на  последние
несколько дней в стране.
     Сидя на  шконке, я печатаю  на машинке свой  отчет о  Высоте  327, этом
оазисе для  военнослужащих,  о  том,  как  всем  нам,  добропорядочным  юным
гражданам  Америки,  гарантируются здесь ежедневные рационы хавки, и  о том,
как те  из  нас,  кому  повезет посетить тылы, смогут посмотреть на то,  как
Мистер Джон  Уэйн с помощью каратэ забивает Виктор-Чарли до смерти в цветных
мультиках про войну в каком-то другом Вьетнаме.
     Статья,  которую  я  пишу на  самом деле - шедевр.  Требуется настоящий
талант, чтобы убедить людей в том, что  война - это прекрасное  приключение.
Поезжай один, приезжайте все в экзотический Вьетнам, жемчужину Юго-Восточной
Азии, здесь  вы  познакомитесь  с интересными людьми,  наследниками  древней
культуры, которые  пробудят  в вас  интерес  к  жизни ... и кроме  того,  вы
сможете  их  убить. Стань  первым  парнем  из  своего  района,  кто  откроет
официальный счет убитым врагам.
     Валюсь в койку. Пытаюсь уснуть.
     Заходящее солнце заливает оранжевым светом рисовые поля за  проволочным
заграждением.
     Полночь. Где-то под нами, в деревне Догпэтч, гуки запускают фейерверки,
отмечая  вьетнамский Новый год.  Мы  с Стропилой забрались на жестяную крышу
нашей хибары,  откуда  лучше видны салюты  посерьезнее,  которые запускают с
аэродрома  Да-Нанга.  122-миллиметровые  ракеты  падают с  темного  неба.  Я
открываю  набор "B-3",  и  мы  едим  джонуэйновские  печенюшки, макая  их  в
ананасовый джем.
     Не прекращая жевать, Стропила говорит:
     - Я думал, должно быть перемирие, ведь Тет у них великий праздник.
     Пожимаю плечами.
     -  Ну,  наверное,  лишь   из-за  того,  что  сегодня  праздник,  трудно
отказаться  от  удовольствия пострелять по тем,  кого  уже  давно  пытаешься
пристрелить.
     И вдруг "у-у-у-ш-ш-ш..."
     Это по нам.
     Я спрыгиваю с крыши.
     Стропила,  раскрыв  от изумления рот,  вскакивает на  ноги. Он  смотрит
сверху вниз на меня как на сумасшедшего.
     - Что -
     Мина разрывается на палубе в пятидесяти ярдах от нас.
     Стропила слетает с крыши.
     Рывком поднимаю  Стропилу  на  ноги. Пихаю  его. Он валится в бункер из
мешков с песком.
     Повсюду вокруг  холма оранжевые пулеметные  трассеры  взлетают  к небу.
Летят в противника мины. Бьет артиллерия. Ракеты летят  в нас. Осветительные
заряды вспыхивают  над рисовыми полями. Ракеты блестят,  плавно скользя вниз
на миниатюрных парашютах.
     Пару секунд прислушиваюсь, потом  хватаю  за шкирку Стропилу и втягиваю
его в хибару.
     - Хватай оружие.
     Беру  свою M-16.  Щелкаю магазином. Кидаю набитый магазинами  патронташ
Стропиле.
     - Вставляй магазин, и патрон - в патронник. Заряжай.
     - Но ведь так не положено.
     - Делай что говорят.
     За дверью штабные из окружающих хибар несутся, запинаясь,  в стрелковые
ячейки,  отрытые по периметру. Они в  одном исподнем, съеживаются  в  мокрых
окопах. Напряженно вглядываются в темноту за проволокой.
     Там внизу, на аэродроме Да-Нанга, ракеты Виктор-Чарли поливают бетонные
конюшни,  где  крыло  авиации морской пехоты разместило свои штурмовики  F-4
"Фантом".
     Ракеты  мерцают  как фотовспышки. Затем  вспышки лопаются.  И  начинают
стучать барабаны.
     Информбюро  на  высоте напоминает  карнавал,  на  который все пришли  в
зеленых костюмах  -  много-много человек. Служаки  так и хотят показать себя
бесстрашными командирами.  Новички  готовы обмочиться от страха. Говорят все
сразу.  Все  ходят  взад-вперед  и  смотрят  туда-сюда,  ходят   и  смотрят.
Большинство из этих ребят в говне еще ни разу не были. Насилие не волнует их
так, как волнует оно меня, потому что так, как я, они им еще  не прониклись.
Им  страшно. С ними смерть еще не побраталась. Потому они и не знают, о  чем
говорить. Они не знают, что им надо делать.
     Входит  наш  начальник  майор  Линч  и  приводит  всех в  кондицию.  Он
сообщает, что Виктор-Чарли воспользовался праздником Тет и начал наступление
по всему Вьетнаму.
     Нападению подверглись все основные объекты во Вьетнаме, имеющие военное
значение.
     В Сайгоне посольство Соединенных Штатов захвачено отрядами  смертников.
В Ке-Сань  ждут, когда и  их захватят, второй Дьен-Бьен-Фу получится. Термин
"укрепленный район" отныне потерял всякое значение. Всего в пятидесяти ярдах
дальше по  холму, возле генеральских  апартаментов, отделение вьетконговских
подрывников  разнесло  ранцевыми зарядами  центр  связи.  Наш  "побежденный"
противник взбрыкнул поразительно мощно.
     Все начинают говорить одновременно.
     Майор Линч спокоен. Он стоит в центре этого бедлама и пытается отдавать
нам приказания. Никто не слушает. Он заставляет нас себя услышать. Его слова
вылетают отрывисто, как пули из пулемета.
     - Задернуть молнии на бронежилетах. Ты, морпех, каску надень. Примкните
магазины, но  не досылайте патрон в патронник.  Всем  приказываю  заткнуться
нахер. Джокер!
     - Ай-ай, сэр.
     За спиной майора Линча флаг Корпуса морской пехоты - кроваво-красный, с
орлом,  земным шаром  и  золотым  якорем, на нем надписи: U.S.M.C. и  Semper
Fidelis. Майор стучит пальцем мне по груди.
     - Джокер,  я  приказываю снять этот  чертов  значок. Ну, как  это будет
выглядеть? - тебя убьют, а у тебя пацифик на груди.
     - Ай-ай, сэр!
     - Двигай в Фу-Бай. У капитана Джэньюэри сейчас каждый на счету.
     Стропила делает шаг вперед.
     - Сэр? Можно мне поехать с Джокером?
     - Что? Громче говори.
     - Я Комптон, сэр.  Младший  капрал  Комптон.  Я из  фото. Хочу в  говне
побывать.
     - Разрешаю. И - добро пожаловать на борт.
     Майор отворачивается, начинает орать на новичков.
     Я говорю:
     - Сэр, я думаю, что не -
     Майор Линч раздраженно оборачивается ко мне.
     - Ты  еще  здесь?  Исчез, Джокер, рики-тик  как только можно.  И салагу
забирай. Отвечаешь за него.
     Майор отворачивается и начинает рявкать, отдавая приказы по организации
обороны информбюро 1-ой дивизии морской пехоты.
     На  аэродроме  Да-Нанга  царит   хаос,  реактивные  снаряды  противника
раздолбали кучу хибар,  морских пехотинцев и "Фантомов". Обращаюсь к крысе в
очках  с толстыми стеклами. Крыса  читает  сборник комиксов.  Используя свой
голос как  командное  средство, довожу до этой  крысы, что  я офицер и  имею
личное поручение  от  командующего корпуса  морской пехоты. Мы  со Стропилой
занимаем приоритетное место в очереди, и потому вынуждены ждать всего девять
часов, пока вместе с сотней служак из морской пехоты не запихиваемся в чрево
транспортника C-130 "Геркулес", как в пещеру.
     В тысячах футов под нами Вьетнам выглядит  как узкая полоска драконьего
дерьма,  которую  бог усыпал  игрушечными танками, самолетами  и  множеством
деревьев, мух и морских пехотинцев.
     Мы  идем на посадку на военную базу Фу-Бай.  Стропила прижимает  к себе
три черных "Никона", как железных младенцев.
     Я смеюсь:  "Когда  хряки  увидят,  что знаменитый  Стропила  наконец-то
прибыл, они сразу поймут, что войне конец ".
     Стропила ухмыляется.

     Стропила  получил свое прозвище в ту ночь, когда он свалился со стропил
в клубе "Тандербэрд"  (это солдатская  лавка  в районе  штаба  1-ой  дивизии
морской  пехоты). Для развлечения  зрителей,  которые набили зал  до отказа,
привезли юмориста из Австралии и двух толстых теток из Кореи, исполнительниц
танца живота.  Стропила  был  упившись в доску, но  удержать его я не  смог,
потому  что  сам  был не лучше. Места нам  достались сзади, возле  дверей, и
Стропила решил, что единственная возможность рассмотреть полуголых танцовщиц
получше -залезть на стропила и повиснуть там над зеленой массой морпехов.
     Генерал  Моторс  со своим штабом  тоже  заглянул,  чтобы посмотреть  на
представление. Время от  времени  такое  случалось - генерал Моторс не любил
отрываться от своих морпехов.
     Стропила просвистел  со  стропил  как зеленая бомба,  разнес  вдребезги
генеральский столик, залил всех пивом, раскидал  все сушки и генерала вместе
с   четырьмя  офицерами  его  штаба   так,  что  они   шлепнулись   на  свои
высокопоставленные задницы.
     Сотни  рядовых и  сержантов  решили, что  Стропила  - минометный снаряд
неизвестного образца, и превратились в плотную кучу зеленых тряпок. Затем из
кучи начали высовываться отдельные головы.
     Офицеры  штаба  схватили  Стропилу, рывком привели его  в  вертикальное
положение и начали вопить, вызывая эмпэшников.
     Генерал Моторс  поднял  руку. На  зал опустилась  тишина. В  отличие от
многих  других  генералов  морской   пехоты,  генерал  Моторс  действительно
выглядел  как генерал морской пехоты,  с серыми  глазами оттенка  оружейного
металла, с лицом грубым, но выразительным. В  общем, с  лицом кроманьонского
святого. Его тропическое обмундирование было накрахмалено, стрелки остры как
бритвы, рукава рубашки аккуратно закатаны.
     Стропила уставился на генерала, улыбаясь как дурак набитый. Его шатнуло
в сторону.  Он  попытался  было сделать  шаг,  но  выяснил, что ходить  не в
состоянии. Ему и стоять на месте было нелегко.
     Генерал Моторс приказал убрать остатки разбитого стола. Затем предложил
Стропиле свой собственный стул.
     Стропила  постоял,  посмотрел  на  генерала,  потом на офицеров  штаба,
которые все еще не могли прийти в себя от возмущения, потом на меня, и снова
на генерала.
     Улыбнулся и свалился на складной металлический стул.
     Генерал  кивнул  и присел  на  пол рядом  со Стропилой. Жестом приказал
офицерам штаба усесться на пол рядом с собой (что они и сделали, по-прежнему
в состоянии крайнего недовольства).
     Следующим жестом генерал приказал артистам продолжать представление.
     Юморист  из   Австралии   и   потные  танцовщицы  продолжали  стоять  в
замешательстве.
     Стропила встал.
     Покачался  немного и, обмякнув,  свалился на палубу рядом с  генералом.
Обвил ему плечи рукой.  Генерал Моторс смотрел на него,  не выражая  никаких
эмоций.  Стропила  сказал:  "Слушай, брат, а я  летать умею.  Видал,  как  я
летал?" Сделал паузу.  "Ты думаешь ... пьян ли я? Типа, в доску я пьян или в
доску я пьян?" Осмотрелся. "Джокер? А где Джокер?" Но я все еще пробирался к
нему, запинаясь о разгневанных крыс. "Джокер  - мой брат, сэр. Мы, рядовой и
сержантский -  сплоченный  состав, понял? Неоспоримо. А вон  тех сексуальных
баб я люблю. Вас понял, прием..." И, с серьезным лицом: "А кто проведет меня
через заграждение? Сэр? Где Джокер?" Он осмотрелся, но меня не увидел.
     "Я же там  запутаюсь. Или подорвусь.  Сэр? СЭР! Я на мину наступлю. Мне
бы брата отыскать, сэр. Я не хочу снова в колючке путаться. ДЖОКЕР!"
     Генерал Моторс посмотрел на Стропилу и улыбнулся.
     - Спокойно, сынок. Морские пехотинцы никогда не бросают раненых.
     Стропила посмотрел на генерала  с выражением, с каким пьяницы глядят на
людей, изрекающих нечто сверх их понимания. Потом улыбнулся. Кивнул головой.
     - Ай-ай, сэр.
     Юморист   из  Австралии   и  мясистые  исполнительницы   танцев  живота
возобновили  действо,  которое заключалось  в  основном в  том,  что юморист
отпускал  плотские   шуточки  каждый  раз,  когда  большая  нежная  грудь  у
какой-нибудь из танцовщиц  вываливалась  из ее крохотного золотого  костюма.
Действо имело сокрушительный успех у зрителей.
     К  концу  представления Стропила  мог  удерживаться на ногах  только  в
присутствии  стенки, на которую  мог бы опереться. Генерал Моторс взял  руку
Стропилы,  положил  ее себе на плечи и вывел Стропилу из солдатского  клуба.
Оставив офицеров  штаба позади, он помог Стропиле проковылять вниз по холму,
по узкой тропе, проложенной через проволочные паутинки и спирали.
     Покидая клуб  "Тандербэрд",  рядовой  и сержантский состав наблюдал  за
этим маленьким представлением,  кивая головами и заключая:  "Достойно. Намба
ван".
     И добавляли: "Именно так".

     C-130  "Геркулес" крутит  пропеллерами, выруливая  на стоянку.  Тяжелая
транспортная дверь обрушивается на полосу. Мы с Стропилой выпрыгиваем вместе
с остальными попутчиками.
     На левую сторону аэродрома отогнали в одну кучу три поврежденных C-130.
С  правой  стороны   -  скелет  еще  одного  С-130   с  выпущенными   наружу
внутренностями, обугленный, еще дымящийся.  Люди в  космических  костюмах из
фольги прыскают на разорванный металл белой пеной.
     Мы  со  Стропилой  шлепаем с поля и  топаем по  снова ставшей скользкой
грунтовке  до самого  периметра военной  базы  Фу-Бай,  примерно  в миле  от
аэродрома и тридцати четырех от ДМЗ.
     Фу-Бай  -  это широкая глинистая лужа,  разбитая  на  сектора  идеально
ровными  рядами щитовых хибар. Самое крупное строение  в Фу-Бай -  штаб 3-ей
дивизии морской  пехоты.  Это  большое  деревянное здание  возвышается здесь
символом нашей мощи и храмом для тех, кто влюблен в эту мощь.
     Мы  останавливаемся   у  бункера   охраны.   Здоровый   дубина-эмпэшник
приказывает нам разрядить оружие. Выщелкиваю магазин из своей М-16. Стропила
выполняет  то же  самое.  Я  пристально  смотрю  на дубину-эмпэшника,  чтобы
показать ему, что  намерен  играть по своим правилам. Он черкает на  дощечке
огрызком желтого карандаша.
     Неожиданно   эмпэшник   толкает  Стропилу  в  грудь  своей   каштановой
деревянной палкой.
     - Салага?
     Стропила кивает.
     - В наряд пойдешь. Будешь для моих бункеров мешки песком заполнять.
     Эмпэшник указывает согнутым пальцем на бункер охраны посередине дороги.
Из бункера выгрызен здоровый кусок. Минометный снаряд пробил один ряд мешков
и раскромсал другой, из которого высыпался песок.
     Я говорю: "Он со мной".
     С презрительной  ухмылкой сержант  напрягается под  своим  новехоньким,
чистым  полевым обмундированием, какое  носят  в Америке. На белом чехле его
каски красным выведено "Военная Полиция", ремень белый с золотой пряжкой, на
которой орел,  земной  шар  и якорь,  ярко блистает новенький пистолет сорок
пятого калибра,  как и черные начищенные  до блеска  ботинки,  какие носят в
Америке. Дубина-эмпэшник  самодовольно купается в своей власти,  разрешающей
ему требовать обыденных  мелочей. "Он  будет делать, что я скажу. Кап-рал" -
постукивает  по  черным  металлическим  уголкам  на  петлицах  концом  своей
каштановой палки. - "А я - сержант".
     Я киваю. "Так точно. Точно так, служака ты гребаный. Но вот он - только
младший капрал. И приказы ему отдаю я".
     Дубина-эмпэшник пожимает  плечами.  "Ну, хорошо.  Хорошо, урод.  Можешь
отдавать  ему свои  приказания. А вот  ты  сам можешь набивать мешки песком,
капрал. Много-много мешков".
     Я не отрываю  глаз от  палубы. Изнутри  меня  начинает  распирать нечто
чреватое  взрывом.  Пока  это давление нарастает,  я  ощущаю страх,  ужасный
напряг,  а  потом -  как  разрядка,  выпуск  пара:  "Нет  уж,  тупорылая  ты
деревенщина. Никак нет, свинья гребаная. Нет уж