осаде
          вскочившая  со  стула, загораживает ему дорогу. Стрэйкер
          тем временем успел исчезнуть, - во всяком случае его уже
                                 не видно.

Вайолет. Ох, как некстати!  Я  вас  прошу,  Гектор:  пожалуйста,  ни  слова.
     Уходите и дайте мне закончить разговор с вашим отцом.
Гектор (непреклонно). Нет, Вайолет! Я сейчас же, не сходя  с  места,  должен
     выяснить  все  до  конца.  (Отстраняет  ее,   делает   шаг   вперед   и
     останавливается лицом к лицу с Мэлоуном,  у  которого  щеки  постепенно
     багровеют, по мере того как закипает его ирландская  кровь.)  Отец!  Вы
     сделали нечестный ход!
Мэлоун. То есть как это?
Гектор. Вы вскрыли письмо, адресованное  мне.  Вы  себя  выдали  за  меня  и
     хитростью проникли к этой даме. Так порядочные люди не поступают.
Мэлоун (с угрозой). Эй, Гектор, думай о том, что говоришь. Думай хорошенько,
     слышишь?
Гектор. Я и так думаю. Я все время думаю. Я думаю о своей чести  и  о  своем
     положении в английском обществе.
Мэлоун (горячо). Твое положение  куплено  моими  деньгами.  Ты  об  этом  не
     забывай.
Гектор. Да, но вы же его и погубили, вскрыв  это  письмо.  Письмо  от  дамы,
     англичанки, не вам адресованное,  -  личное  письмо!  интимное  письмо!
     чужое письмо! - и мой отец вскрыл его! В Англии таких вещей не прощают.
     Чем скорее мы уедем домой, тем лучше. (Без слов обращается  к  небесам,
     как бы призывая их в свидетели позора и мук двух отверженных.)
Вайолет (одергивая его с инстинктивным отвращением к  патетическим  сценам).
     Перестаньте,  Гектор.  Совершенно  естественно,   что   мистер   Мэлоун
     распечатал письмо: ведь на конверте стояло его имя.
Мэлоун. Вот! Ни капли здравого смысла у тебя  нет,  Гектор.  Благодарю  вас,
     мисс Робинсон.
Гектор. И я тоже. Вы очень добры. Мой отец этих вещей не понимает.
Мэлоун (в ярости сжимая кулаки). Гектор!..
Гектор (с непоколебимым  моральным  убеждением).  Можете  сердиться  сколько
     угодно. Чужое письмо, папа, есть чужое письмо; от этого не спрячешься.
Мэлоун (возвышая голос). Не смей отвечать мне, слышишь?
Вайолет. Тсс! Тише, ради бога. Сюда идут.

          Отец  и  сын,  вынужденные замолчать, молча обмениваются
          свирепыми  взглядами;  в боковую калитку входят Тэннер и
                     Рэмсден, а за ними Октавиус и Энн.

Вайолет. Вы уже вернулись?
Тэннер. Альгамбра сегодня закрыта.
Вайолет. Какая досада.

          Тэннер  проходит  дальше  и оказывается между Гектором и
          пожилым   незнакомцем,   которые,   по  всей  видимости,
          недалеки  от  того,  чтобы  вцепиться  друг  в друга. Он
          переводит глаза с одного на другого, ища объяснения. Они
          сумрачно избегают его взгляда, внутренне кипя от гнева.

Рэмсден. Вайолет, разве можно с головной болью выходить на солнцепек?
Тэннер. А вы, видно, тоже выздоровели Мэлоун?
Вайолет.  Ах,  что  это  я!  Ведь  здесь  не  все  знакомы.  Мистер  Мэлоун,
     представьте же вашего отца.
Гектор (со стойкостью римлянина). Нет. Он больше не отец мне.
Мэлоун (возмущенно). Ах, вот как! Ты отказываешься  от  родного  отца  перед
     своими английскими друзьями!
Вайолет. Ради бога, только без сцен.

          Энн  и  Октавиус,  замешкавшиеся у калитки, обмениваются
          удивленными   взглядами   и   потихоньку   поднимаются к
          цветнику,   откуда   они  могут,  оставаясь  в  стороне,
          наслаждаться  скандалом.  Проходя мимо, Энн молча строит
          сочувственную  гримасу  Вайолет,  которая стоит спиной к
          садовому  столу  и  с бессильной досадой слушает, как ее
          супруг  уносится  в  заоблачные  выси этики без малейшей
                        оглядки на миллионы старика.

Гектор. Мне очень жаль, мисс Робинсон, но это для меня вопрос принципа. Я  -
     сын, и, смею сказать, довольно почтительный сын; но прежде  всего  я  -
     Человек!!! И если папе угодно обращаться  с  моими  письмами  так,  как
     будто они адресованы ему,  и  потом  еще  заявлять,  что  я  не  посмею
     жениться на вас, даже если вы удостоите и осчастливите меня  согласием,
     - мне остается только одно: отвернуться и идти своей дорогой.
Тэннер. Жениться на Вайолет!
Рэмсден. Да в уме ли вы?
Тэннер. После того что мы вам сказали?
Гектор (забывшись). Мне все равно, что бы вы мне ни сказали.
Рэмсден (шокированный). Что вы, что вы, сэр! Это чудовищно! (Бросается назад
     к калитке, его расставленные локти дрожат от негодования.)
Тэннер.  Еще  один сумасшедший! Всех этих влюбленных нужно просто сажать под
     замок.  (Махнув  рукой  на Гектора, направляется к цветнику; но Мэлоун,
     неожиданно  усмотрев  новый  повод для обиды, бежит за ним и угрожающим
     тоном заставляет его остановиться.)
Мэлоун. Постойте, постойте. Вы что же,  считаете,  что  Гектор  недостаточно
     хорош для этой молодой леди?
Тэннер. Дорогой сэр, дело в том, что эта молодая леди  уже  замужем.  Гектор
     знает, но упорствует в своем безумии. Уведите его домой и заприте.
Мэлоун (язвительно). Ах, значит это и есть хороший тон,  который  я  нарушил
     своими грубыми,  неотесанными  манерами!  Амуры  с  замужней  женщиной!
     (Становится между Гектором и Вайолет  и  рычит  чуть  не  в  самое  ухо
     Гектору.) Это ты у английских аристократов набрался таких замашек?
Гектор.  Ничего,  ничего.  Вы  только  не   беспокойтесь.   Я   отвечаю   за
     нравственность своих поступков.
Тэннер (с горящими глазами бросается к  Гектору).  Хорошо  сказано,  Мэлоун!
     Значит, и вы понимаете, что брачный закон - это одно, а  нравственность
     - другое. Я вполне согласен с вами! Жаль только,  что  Вайолет  смотрит
     иначе.
Мэлоун. Я вот не уверен в этом, сэр. (Обернувшись к Вайолет.) Позвольте  вам
     сказать, миссис Робинсон, или как  вас  там  по-настоящему  зовут,  что
     довольно стыдно замужней  женщине  посылать  такие  записочки  молодому
     человеку.
Гектор (вне себя). Ну, это последняя капля. Отец! Вы оскорбили мою жену.
Мэлоун. Твою жену?!
Тэннер. Так  исчезнувший  муж  -  вы?  Еще  один  мнимый  преступник  против
     нравственности! (Хлопает себя рукой по лбу и валится на стул Мэлоуна.)
Мэлоун. Ты женился без моего согласия!
Рэмсден. Вы нас заведомо дурачили, сэр!
Гектор. Слушайте! Довольно с меня, наконец, этой комедии. Мы с Вайолет - муж
     и жена, вот и все. Теперь, надеюсь, вам нечего сказать.
Мэлоун. Я-то знаю, что мне сказать. Она вышла за нищего.
Гектор. Неправда! Она вышла за труженика. (Его американский  акцент  придает
     особую вескость этому простому и мало популярному слову.) Я сегодня  же
     начинаю сам зарабатывать на жизнь.
Мэлоун (злобно усмехаясь). Да, да, ты очень храбр сейчас, когда  только  что
     получил от меня очередной чек. Подождем, пока ты эти деньги  истратишь,
     тогда у тебя спеси поубавится.
Гектор (вынимая из бумажника чек). Вот. (Бросает его в  лицо  отцу.)  Берите
     свой чек, и больше вы меня не увидите. Я теперь покончил с чеками; и  с
     вами тоже. Права оскорблять  мою  жену  я  не  продам  даже  за  тысячу
     долларов.
Мэлоун (потрясенный и взволнованный). Смотри,  Гектор!  Ты  не  знаешь,  что
     такое бедность.
Гектор (пылко). Вот я и хочу узнать это. Я хочу стать Человеком. Вайолет, ты
     сейчас же переедешь ко мне, я помогу тебе собраться.
Октавиус (одним прыжком оказывается внизу на лужайке и подбегает к Гектору).
     Но прежде чем вы уйдете, Гектор,  я  хочу  пожать  вам  руку.  Не  могу
     передать, как я восхищен вами. (Пожимает ему руку,  чуть  не  плача  от
     умиления.)
Вайолет (тоже чуть не плача, но от  злости).  Ах,  не  будь  идиотом,  Тави.
     Гектор так же годится в труженики, как и ты.
Тэннер (встав и подойдя к Гектору с  другой  стороны).  Не  бойтесь,  миссис
     Мэлоун, чернорабочим он не будет. (Гектору.) Вам потребуется  кое-какой
     капитал для начала, но пусть это вас не беспокоит. Считайте меня  своим
     другом и возьмите у меня в долг.
Октавиус (поспешно). Или у меня.
Мэлоун (уязвленный в самое сердце). Кому вы нужны с вашими  деньгами?  Зачем
     это ему брать у чужих, когда есть родной отец?

          Тэннер  и  Октавиус  отступают;  Октавиус, пожалуй, даже
          несколько  огорчен,  а Тэннер успокоен таким разрешением
          финансовой   проблемы.   Вайолет  с  надеждой  поднимает
                                  голову.

     Гектор,  мой  мальчик,  не торопись. Я сожалею о своих словах и беру их
     обратно. Я не хотел оскорблять Вайолет; она именно такая жена, как тебе
     требуется.
Гектор (потрепав его по плечу). Ну-ну, ладно, папа. Не надо больше слов:  мы
     уже помирились. Но только денег я ни у кого брать не буду.
Мэлоун (униженно молит). Не будь так суров ко мне, Гектор. Уж лучше бы ты со
     мной поссорился и взял деньги, чем помирился и решил  голодать.  Ты  не
     знаешь жизни, а я ее хорошо знаю.
Гектор. Нет, нет и нет! Я решил и решения своего не изменю. (С  непреклонным
     видом отстраняет  отца  и  подходит  к  Вайолет.)  Ну,  миссис  Мэлоун,
     придется вам поселиться со мной в отеле  и  открыто  занять  то  место,
     которое вам по праву принадлежит.
Вайолет. Да, милый, но раньше я должна пойти к себе и сказать  Дэвис,  чтобы
     она уложила мои вещи. Может быть, ты пока поедешь один и  закажешь  для
     меня номер с окнами в сад? Я приеду через полчаса.
Гектор. Идет. Папа, вы обедаете с нами?
Мэлоун (торопясь закрепить перемирие). Да, да.
Гектор. До скорого свидания. (Издали машет рукой Энн и  стоящим  в  цветнике
     вместе с ней Тэннеру, Рэмсдену и Октавиусу,  затем  выходит  в  боковую
     калитку.)

               Его отец и Вайолет вдвоем остаются на лужайке.

Мэлоун. Вы его образумите, Вайолет, я уверен, что вы его образумите.
Вайолет. Никогда не думала, что в нем  столько  упрямства.  Если  он  всегда
     будет таким, что мне тогда делать?
Мэлоун. Не падайте духом; домашние меры действуют медленно, но  зато  верно.
     Вы его сломите; обещайте мне, что вы его сломите.
Вайолет. Буду стараться. Конечно, по-моему, это верх нелепости - сознательно
     обречь себя на бедность.
Мэлоун. Еще бы!
Вайолет (после минутного размышления). Знаете  что,  отдайте  тот  чек  мне.
     Чтобы расплатиться в отеле, понадобятся деньги.  Попробую,  может  быть
     мне удастся уговорить Гектора принять  их.  Не  сразу,  разумеется,  но
     постепенно.
Мэлоун (поспешно). Конечно, конечно. Это самое лучшее. (Передает ей  чек  на
     тысячу долларов и  добавляет  с  лукавством.)  Вы  понимаете,  что  это
     скромное месячное содержание было рассчитано на холостяка.
Вайолет (холодно). Понимаю.  (Берет  чек.)  Благодарю  вас.  Кстати,  мистер
     Мэлоун, эти два дома, о которых вы говорили, эти аббатства...
Мэлоун. Ну?
Вайолет. Не решайте вопроса о покупке, пока я не посмотрю.  В  таких  старых
     замках можно ждать самых непредвиденных сюрпризов.
Мэлоун.  Хорошо,  хорошо.  Не  беспокойтесь,  я  ничего  не  предприму,   не
     посоветовавшись с вами.
Вайолет (вежливо, но без тени признательности).  Благодарю  вас,  так  будет
     лучше всего. (Спокойно направляется к вилле.)

             Мэлоун раболепно провожает ее до верхних ступеней.

Тэннер (обращая внимание  Рэмсдена  на  заискивающее  выражение,  с  которым
     Мэлоун прощается с  Вайолет).  И  это  жалкое  существо  -  миллиардер!
     Представитель господствующего духа  эпохи!  Плетется,  как  собачка  на
     веревочке, за первой девчонкой, которая дала  себе  труд  выказать  ему
     презрение. Неужели и я когда-нибудь  дойду  до  этого!  (Спускается  на
     лужайку.)
Рэмсден (следуя за ним). Чем скорее, тем лучше для вас.
Мэлоун (возвращается, потирая руки). Вот это  жена  для  Гектора!  Я  ее  на
     десять герцогинь не променяю. (Спускается на лужайку и  останавливается
     между Рэмсденом и Тэннером.)
Рэмсден (учтиво, миллиардеру). Какая приятная неожиданность, мистер  Мэлоун,
     встретить вас в этих краях. Уж не собираетесь ли вы купить Альгамбру?
Мэлоун.  А  хоть  бы  и так? Я бы ее сумел использовать лучше, чем испанское
     правительство.  Но я приехал не за тем. Сказать по правде, с месяц тому
     назад я случайно услыхал разговор между двумя людьми; дело шло о пакете
     акций.  Они никак не могли сойтись в цене; люди были молодые и жадные и
     не  понимали,  что если акции стоят того, что за них дают, значит они и
     стоят  того, что за них спрашивают; разница, видите ли, почти ничего не
     составляла.  Я  для смеху вмешался и купил эти акции. Но до сих пор все
     никак  не  выясню,  что  за предприятие такое. Правление фирмы здесь, в
     Гренаде;  называется  оно  Мендоса  Лимитед.  А что это такое Мендоса -
     копи, или пароходная линия, или банк, или патентованное средство?
Тэннер. Это  человек.  Я  его  знаю;  его  деятельность  основана  на  чисто
     коммерческих принципах. Если вы не возражаете, мистер Мэлоун, мы  можем
     прокатить вас по городу на машине и кстати завернуть к нему.
Мэлоун. Охотно, если вы так любезны. А позвольте узнать, с кем...
Тэннер. Мистер Роубэк Рэмсден, старинный друг вашей невестки.
Мэлоун. Очень приятно, мистер Рэмсден.
Рэмсден. Равно как и мне. Мистер Тэннер также принадлежит к нашему кружку.
Мэлоун. Весьма рад, мистер Тэннер.
Тэннер. Я тоже.

          Мэлоун  и  Рэмсден,  дружески беседуя, выходят в боковую
                                  калитку.

     (Окликает Октавиуса, который прохаживается с Энн по саду.) Тави!

                       Октавиус подходит к ступеням.

     (Говорит  ему  громким  шепотом.)  Вайолет вышла замуж за разбойничьего
     банкира. (Убегает вдогонку за Рэмсденом и Мэлоуном.)

          Энн,  в  бессознательном  стремлении помучить Октавиуса,
                          приближается к ступеням.

Энн. Что же вы не пошли с ними, Тави?
Октавиус (глаза его сразу подернулись слезами). Вы раните мое  сердце,  Энн,
     требуя, чтобы я ушел. (Сходит вниз, на лужайку, чтобы спрятать  от  нее
     свое лицо.)

                   Она с ласковой улыбкой следует за ним.

Энн. Бедный Риккк-Тикки-Тави! Бедное сердце!
Октавиус. Оно принадлежит вам, Энн. Простите меня, но я должен  высказаться.
     Я люблю вас. Вы знаете, что я люблю вас.
Энн. Все это напрасно, Тави. Вы ведь знаете, что мама твердо  решила  выдать
     меня замуж за Джека.
Октавиус (остолбенев). За Джека?!
Энн. Трудно поверить, не правда ли?
Октавиус (с нарастающей обидой).  Так,  значит,  все  это  время  Джек  меня
     дурачил? Значит, он меня потому отговаривал жениться на  вас,  что  сам
     хотел стать вашим мужем?
Энн (испугавшись). Нет, нет! И не вздумайте затевать с ним разговор. Он  еще
     решит, что это я вам сказала. Джек, я уверена,  сам  не  разбирается  в
     своих чувствах. Но из завещания моего отца  ясно:  он  хотел,  чтобы  я
     вышла за Джека. И мама ни о чем другом слышать не хочет.
Октавиус. Но нельзя же вечно приносить себя в жертву желаниям родителей!
Энн. Отец любил меня. Мама тоже меня любит. Для меня же лучше, если  я  буду
     следовать их желаниям, а не своим эгоистическим прихотям.
Октавиус. О Энн! Бы - и эгоизм! Но поверьте мне - хоть  я  и  не  могу  быть
     беспристрастным в этом деле,- есть еще другая  сторона  вопроса.  Зачем
     вам обманывать Джека и выходить за него, если вы его не  любите?  Зачем
     вам губить мое счастье и свое собственное, если вы можете  когда-нибудь
     полюбить меня?
Энн (глядит на него с оттенком жалости). Тави, милый мой, вы очень  славный,
     очень хороший мальчик.
Октавиус (печально). И это все?
Энн (лукаво, несмотря на жалость). Это очень  много,  уверяю  вас.  Ведь  вы
     готовы всю жизнь боготворить землю, по которой я ступаю, правда?
Октавиус. Правда. Это звучит смешно, но я не преувеличиваю. Это так,  и  это
     всегда так будет.
Энн. "Всегда" - большой срок, Тави. Вот видите, я же  должна  показать  себя
     достойной такого обожествления! А если бы я вышла за вас замуж, вряд ли
     мне бы это удалось. Зато если я выйду за Джека, вам никогда не придется
     испытать разочарование, - во всяком случае, пока я не состарюсь.
Октавиус. Я тоже состарюсь, Энн. Но даже в восемьдесят лет один седой  волос
     любимой мною женщины сильнее заставит меня трепетать, чем самые толстые
     золотые косы самой прекрасной юной головки.
Энн (почти растроганно). Вот это поэзия, Тави, истинная поэзия!  Ваши  слова
     вызывают у меня странное чувство: будто я слышу отзвук каких-то прежних
     существований. Разве это  не  лучшее  доказательство  бессмертия  нашей
     души?
Октавиус. Но вы верите мне, что это правда?
Энн. Для того, чтоб это стало правдой, Тави, вам надо не только любить меня,
     но и потерять.
Октавиус. О! (Быстро садится на стул  у  садового  стола  и  закрывает  лицо
     руками.)
Энн (убежденно). Тави! Ни за что на свете я  не  хотела  бы  разрушать  ваши
     иллюзии. Я не могу ни взять вас, ни отпустить. Но я знаю, что  для  вас
     будет самое подходящее. Вы должны сохранить  верность  мне  и  остаться
     сентиментальным старым холостяком.
Октавиус (в отчаянии). Я убью себя, Энн.
Энн. О нет, этого вы не сделаете, вы слишком  добры.  Вам  совсем  не  плохо
     будет житься. Вы будете  любезничать  с  женщинами,  станете  регулярно
     посещать оперу. Разбитое сердце - очень приятная болезнь для  лондонца,
     если он имеет приличный годовой доход.
Октавиус (значительно  поостыв,  но  думая,  что  к  нему  просто  вернулось
     самообладание). Я знаю, Энн, вы хотите мне добра. Джек внушил вам,  что
     цинизм  лучшее  для  меня  лекарство.   (Встает,   полный   сдержанного
     достоинства.)
Энн (лукаво наблюдает за ним). Вот видите, вы уже начинаете разочаровываться
     во мне. Этого я и боялась.
Октавиус. Джека вы не боитесь разочаровать.
Энн (в экстазе злорадства, освещающем ее лицо, говорит шепотом). Я просто не
     могу: он мной ничуть не очарован. Джеку  я  готовлю  сюрприз.  Рассеять
     отрицательное  впечатление  гораздо  легче,  чем  оправдать   репутацию
     идеала. Ах, когда-нибудь я пленю Джека!
Октавиус (возвращаясь в стадию  тихого  отчаяния  и  начиная  бессознательно
     испытывать удовольствие от мысли, что сердце его  разбито  и  положение
     безнадежно). Я в этом не сомневаюсь. Вы всегда будете пленять его. А он
     - глупец! - думает, что вы его сделаете несчастным.
Энн. Да. Пока что в этом вся сложность.
Октавиус (самоотверженно). Хотите, я скажу ему, что вы его любите?
Энн (поспешно). Ой, нет! Он сейчас же опять сбежит.
Октавиус (шокированный). Вы  хотите  выйти  за  человека  замуж  против  его
     желания?
Энн. Какой вы все-таки чудак, Тави!  Если  женщина  твердо  решила  добиться
     мужчины, при чем тут его  желание?  (Шаловливо  смеется.)  Я  вижу,  вы
     шокированы. Но вы, по-моему, уже начинаете радоваться, что сами избегли
     опасности.
Октавиус (потрясенный). Радоваться! (С упреком.) И это вы мне говорите!
Энн. Но если бы в самом деле это было так тяжело для вас, разве вы стали  бы
     искать новой пытки?
Октавиус. А разве я ищу?
Энн. Ведь вы же вызвались сказать Джеку, что  я  его  люблю.  Это,  конечно,
     жертва, но, как видно, она дает  вам  некоторое  удовлетворение.  Может
     быть потому, что вы поэт? Вы точно соловей, который прижимается к  шипу
     розы, чтоб лучше петь.
Октавиус. Все это гораздо проще. Я люблю вас и хочу, чтоб вы были счастливы.
     Вы меня не любите - значит, сам я не могу дать вам счастья; но  я  могу
     помочь вашему счастью с другим.
Энн. Да, казалось бы, это просто. Но когда мы что-нибудь делаем, мы едва  ли
     знаем - почему. В  сущности,  самое  простое  -  это  прямо  подойти  и
     схватить то, чего хочется. Я, должно  быть,  не  люблю  вас,  Тави,  но
     иногда