Журавли  успокоились,  и  стало  слышно,  как  над  головой зашелестели
листья, еле  слышно  зашелестели, а  у самых ног, там, где  песок и  галька,
вдруг  легонько плеснула вода. Плеснула, откатилась и опять плеснула. Ночной
плеск воды, как плеск времени. Боже мой, как все интересно!
  - Спасибо тебе, родной мой! - сказала женщина.
  - Прости, что я разбудил тебя.
  --  Спасибо, что разбудил. Иначе бы я ничего не знала об этих ночах, об
этом нашем мире. Спасибо, что ты не даешь мне спать.

  1960

  ЖУРАВЛИ

  Сила слов

  Были в детстве моем и  праздники, и весна  не одна,  и не одна  золотая
осень. Много было всего. Были и свои журавли в небе.
  Когда  с  полей убирали  хлеб,  поля  становились шире  и  светлее, чем
прежде,  горизонт  отодвигался куда-то  вдаль. И  над этой ширью  и  золотом
появлялись  треугольники журавлей. Для  детей  это время  птичьих  перелетов
всегда  празднично.  Мы выбегали из  домов,  неслись  за околицу  и  кричали
вдогонку журавлям:

  Журавли, журавли,
  Выше неба и земли
  Пролетайте клином
  Над еловым тыном,
  Возвращайтесь домой
  По дороге прямой!

  Или много раз повторяли, приплясывая, одни и те же слова:

  Клин, клин журавлин,
  Клин, клин журавлин!..

  Птицы шли по небу ровно, спокойно, красиво.
  Но  находились  озорники,  которые   не  желали  добра  птицам,  хотели
расстроить  их порядок. Бывало, какой-нибудь босоногий заводила  вдруг вопил
истошным голосом:

  Передней птице
  С дороги сбиться,
  Последнюю птицу -
  Вицей, вицей.
  Хомут на шею!
  Хомут на шею!

  Или:

  Переднему - хомут на шею,
  Заднему - головешку под хвост!..

  И  часто журавлиный  треугольник  неожиданно начинал  ломаться,  птицы,
летевшие  сзади, рвались  вперед  либо  уходили  в сторону, а  вожак, словно
испугавшись,  что  он остался впереди  совсем один,  круто  осаживал,  делал
поворот  и  пристраивался  в  хвост колонны. Мы удивлялись силе наших  слов,
визжали  от  удовольствия.  Но  кто-нибудь  из  взрослых  давал подзатыльник
озорнику, и  хорошие  чувства  брали верх в детской  душе.  Мы  в  раскаянье
кричали уже хором, чтобы слышнее было:

  Клин, клин журавлин!
  Путь-дорога!
  Путь-дорога!

  Кричали до тех пор, пока журавли не выравнивались.
  И вот опять вспомнилось мне детство.
  В  этом  году  дожди, затяжные, упрямые, начались так рано,  что  стало
казаться, будто вовсе не было лета. Свету недоставало даже в полях, и  утром
и в полдень было одинаково пасмурно. Сырость пронизала небо и землю, в самом
густом  лесу не  оставалось  ни  одного сухого  места.  Дороги  испортились,
поплыли, шипели, как тесто в квашне,  вылезая на стерню,  на  луговую отаву.
Листья  на деревьях, всегда мокрые,  не  желтели и  не  облетали, сколько ни
свистел ветер по ночам. Где же "бабье лето"? Где золотые рощи? Где кружевная
паутина на скошенных лугах?.. Наверно, и птицы уже улетели, давно улетели...
  Но вот выдался  солнечный денек. Потом другой, третий... И  стала осень
делаться заново. Пришла тишина, мягко пригрело солнце, подсохла  земля, даже
дороги стали проезжими. А когда просохли на деревьях листья,  оказалось, что
они  давно  желтые.  Как-то утром, проснувшись,  моя дочка глянула в сад  на
засверкавшую  осинку  и  ахнула: "Папа,  у тебя под  окном красавица!" Потом
закружилась  и листва в воздухе, облетели осинки, березки, тополя, даже дубы
начали  понемногу  оголяться.  Совсем  сквозным стал орешник,  и  откуда  ни
возьмись на опушку рощи выступили вдруг елочки.
  А солнце с  каждым днем становилось нежнее к земле, ласковее. Казалось,
и  так красиво кругом, а оно  как выглянет, как начнет наводить порядок - не
налюбуешься, не нарадуешься.
  Наконец затрубили,  закурлыкали журавли  в  небе. Все-таки  взяла осень
свое  и  на этот раз:  появились  над  полями птичьи треугольники.  Странным
показалось это: зачем  они  покидают нашу землю?  Все устроилось так хорошо,
стало тепло и тихо, сейчас бы жить и жить, а вот улетают.
  Стою я на крыльце, вспоминаю детство, слежу за журавлями и вдруг вижу -
нарушился их строй, сбились  птицы  в кучу, заходили  кругами,  стремительно
набирая  высоту.  Словно  самолет пронесся  близко,-  завертело  их  ветром,
подкинуло.
  Но мне представилось, что это опять ребятишки-озорники из  какой-нибудь
соседней деревни сбили журавлей с толку обидными словами. Я поверил в это, и
такое доброе  чувство  к летящим птицам  охватило  всю  мою душу,  что  я не
заметил, как начал,  правда,  негромко, почти про  себя,  но все-таки  вслух
шептать  слова,  которые знал с  детства: "Клин,  клин  журавлин!  Летите не
сбивайтесь, домой возвращайтесь!.. Путем-дорогой! Путем-дорогой!.."
  И   вот  уже  выправились   журавли   моего  детства,   угомонились  их
всполошенные голоса, и, благодарные, полетели птицы все дальше и  дальше под
ясным солнцем родного края, полетели путем-дорогой.