льное лицо, Брандл жестом  заверил
Луконю, что тайна эта навсегда останется похороненной в  его
душе. По большому счету, ему было абсолютно безразлично, кто
доставил  в  пирамиду припасы. Лепрехун  проявлял  некоторое
беспокойство  по  одной  простой  причине:  он   сомневался,
известен ли Мороку его любимый сорт табака.

                          ГЛАВА 22

      Наверное,  Луконя  не  грешил против  истины,  называя
гробницу  Диджера  Четвертого идеальным убежищем.  Какие  бы
усилия  ни прилагал Гудри-хан для поисков беглецов, вряд  ли
%,c  самому или кому-либо из его советников могло  прийти  в
голову,  что  искать  их  следовало под  каменной  громадой,
достигающей  ста  семидесяти пяти метров  в  высоту.  Скорее
всего  и  Хорн был прав, считая, что им следует  провести  в
пирамиде  не менее десяти дней - за этот срок даже  наиболее
рьяные  прислужники  Гудри-хана должны  были  отказаться  от
дальнейших  активных  поисков Волчатника  и  его  сообщника,
уверовав в то, что, вопреки предпринятым чрезвычайным мерам,
им  каким-то  образом  удалось  покинуть  пределы  Подлунной
Империи.
     Десять дней - так десять дней: ни у кого на сей счет не
было  никаких возражений. И это несмотря на то что  гробница
фараона,  помимо  всего прочего, была еще  и  самым  скучным
местом  во всем Бескрайнем мире. Впрочем, свое мнение каждый
держал  при  себе.  Точно так же, как  каждый  сам  старался
придумать  для  себя  какое-нибудь  занятие,  чтобы   как-то
скоротать уйму свободного времени.
     Проще всех решил эту проблему Брандл. Лепрехун притащил
из   сокровищницы  фараона  старый  полуистлевший  ковер   и
постелил   его   на   полу   в   уголке   камеры,    которую
путешественники   выбрали  в  качестве  своего   постоянного
местопребывания   по  той  простой  причине,   что   древняя
осветительная  система, основанная на системе зеркал,  здесь
работала  лучше,  чем  в других отсеках  гробницы.  Сидя  на
ковре,  скрестив ноги, лепрехун целыми днями, дымя  трубкой,
которую не выпускал изо рта даже во сне, подшивал маленький,
аккуратный  синий башмачок из мягкой замши.  Как  оказалось,
все  это время башмачок находился у него в кармане вместе  с
шилом,  мотком дратвы и небольшим сапожным ножом.  Тем,  кто
наблюдал  за его работой, казалось, что башмачок  давно  уже
готов, но Брандл вечно был чем-то недоволен. Глядя на  него,
можно  было подумать, что во всем свете не существует  более
важного  занятия, чем придание этому и без того безупречному
башмаку идеальной законченной формы.
      На  второй  день пребывания в гробнице,  освоившись  с
непривычной   обстановкой,  Антип  вооружился   удивительным
фонариком,  включающимся простым нажатием  маленькой  черной
кнопки  на  его цилиндрическом корпусе, который одолжил  ему
Хорн,  и  на  пару  с Луконей обошел все комнаты  последнего
пристанища   Диджера  Четвертого.  Всего   их   было   пять:
усыпальница  фараона, сокровищница, две  камеры  с  древними
письменами   на   стенах   и  нишами,   заполненными   столь
необходимыми  покойному  вещами, и,  наконец,  пятая  камера
квадратной формы, в которой не было абсолютно ничего,  кроме
бесконечных  надписей, покрывавших не только  ее  стены,  но
даже  потолок и пол. Назначение этой камеры Луконя  не  смог
объяснить  Антипу. Или же не захотел, что тоже  было  вполне
вероятно.
      Сама  по  себе идея хоронить мумифицированный  труп  в
гробнице,   спрятанной  под  циклопическим  сооружением,   в
строительство  которого  были  вложены  немыслимые  силы   и
средства,  представлялась Антипу в  высшей  степени  глупой.
Возможно, именно поэтому и сама гробница не вызвала  у  него
особого интереса. Все здесь было невероятно старым и ветхим.
Mекоторые  предметы рассыпались, превращаясь в пыль,  стоило
только  до  них  дотронуться. Даже каменные плиты,  которыми
были  выложены стены гробницы, покрывали щербины и  трещины.
От  всего,  что  видел  Антип, веяло не  просто  стариной  и
древностью, а тленом и прахом. Казалось, в этой застоявшейся
атмосфере,  воздухом которой дышали еще рабы  Второй  эпохи,
все, будь то вещь или живое существо, медленно, но неумолимо
превращалось в ничто.
     Завершив осмотр гробницы, Антип окончательно заскучал.
      Как-то  он спросил у Хорна, сколько лет требуется  для
того, чтобы овладеть всеми знаниями, которые известны людям,
на  что Волчатник, усмехнувшись, ответил, что тот, кто хочет
знать все, не прекращает учиться всю свою жизнь.
       Подобная  перспектива  вовсе  не  показалась   Антипу
настолько уж привлекательной, чтобы отказаться ради  нее  от
всего остального, что могла подарить человеку жизнь.
      -  А  что,  если использовать для этого колдовство?  -
спросил он.
     Хорн снова усмехнулся.
      -  С помощью того, что ты называешь колдовством, можно
за  достаточно  короткий  срок  загнать  в  голову  человека
колоссальный объем информации, - ответил он.  -  Но  на  то,
чтобы он научился пользоваться всеми этими знаниями, ему  не
хватит  и жизни. Это все равно, как если бы ты взялся читать
толстенную книгу, при написании которой были использованы не
менее  сотни языков. Причем слова на разных языках следовали
бы  друг  за  другом вперемежку, без какой-либо определенной
системы.  Для  того чтобы прочитать эту книгу  или  хотя  бы
просто  понять, о чем в ней идет речь, тебе мало  того,  что
пришлось  бы  сначала овладеть всеми использованными  в  ней
языками,  но  еще  и нужно было бы выяснять  каждый  раз,  к
какому  из  языков  принадлежит то или иное  слово.  Как  ты
думаешь,  тебе  хватило бы жизни на то,  чтобы  освоить  эту
книгу?
     Антип скептически усмехнулся.
     - В таком случае к чему все это?
     - Что именно? - не понял его Хорн.
      -  Стремление к знаниям, которые невозможно постичь  в
полном объеме?
     Хорн озадаченно провел пальцами по шраму на щеке.
      - Честно признаться, не знаю, - сказал он. - Но похоже
на  то,  что  человек просто не может жить без стремления  к
чему-то недостижимому. Это не обязательно должны быть знания
-  цель  у каждого может быть своя, но она непременно должна
находиться  за  пределами  той  области,  которая  лежит   в
границах досягаемости.
      Похоже,  Луконя  полностью разделял  мнение  Хорна  по
данному вопросу. Бес и Волчатник могли часами сидеть в  углу
камеры,  обсуждая что-нибудь такое, до чего другим  не  было
абсолютно  никакого  дела. Например, проблему  расширяющейся
Вселенной.  Если  их послушать, то можно  было  решить,  что
звезды  постоянно  с огромной скоростью  удаляются  друг  от
друга,   а  ведь  для  того,  чтобы  убедиться  в  обратном,
достаточно было просто ночью взглянуть на небо. А  в  другой
`  '  они заспорили о том, что было, когда Вселенной еще  не
было.   Луконя  утверждал,  что  ничего  и  не  могло  быть,
поскольку в тот момент не существовало даже времени. Хорн же
придерживался мнения, что Вселенная была всегда, только  она
постоянно   видоизменялась,  то  расширяясь  до  непостижимо
огромных размеров, то сжимаясь в бесконечно малую точку,  из
которой затем рождалась новая Вселенная.
      Даже Брандл, который сидел в сторонке, мерно попыхивая
трубочкой,  и  тот  время от времени  вставлял  какое-нибудь
глубокомысленное замечание по поводу обсуждаемой проблемы.
       Антип  же  во  время  этих  бесед  по  большей  части
отмалчивался.  И  вовсе  не  потому,  что  ему  было  нечего
сказать.  Причина заключалась в том, что, по мере  того  как
один  день сменял другой, такой же длинный и скучный, как  и
предыдущий,   он   начинал   чувствовать,   что   постоянное
присутствие  рядом  товарищей  по  добровольному   заточению
тяготит его. И хотя никто из них не предъявлял парню никаких
упреков  или претензий, Антип все время ждал, что кто-нибудь
припомнит  ему,  что произошло в лагере янычар  и  во  время
последующего бегства. Не желая говорить на эту  тему,  Антип
предпочитал держаться в стороне.
     Подобное поведение не могло не вызвать ответной реакции
со стороны других временных обитателей гробницы, которые,  в
свою  очередь,  тоже начали сторониться Антипа,  подозревая,
что  причина  его  отчужденности кроется  в  тех  далеко  не
лестных  замечаниях,  которые  он  не  так  давно  делал   в
отношении  представителей  рода  нечисти.  Луконя   старался
общаться с Антипом как можно меньше и без необходимости даже
не смотрел в его сторону. Брандл же попросту игнорировал его
присутствие.
      Кто  относился  к Антипу по-прежнему, так  это  только
Волк.  Рана от янычарской сабли на его голове, как и  обещал
Хорн,  зажила  на второй день после того, как были  наложены
скобки,  и  теперь  Волк неподвижно, как изваяние,  лежал  в
дальнем углу камеры, вытянув перед собой свои сильные  лапы,
и  немигающим  взглядом  наблюдал за  тем,  что  происходило
вокруг.
      Да  что  говорить  о нечисти и Волке,  который  вообще
непонятно  кем  был, если даже в общении  с  Хорном  пропала
былая  непринужденность.  Антип  более  не  испытывал  перед
Хорном того панического страха, который погнал его прочь  из
суразской   таверны  "Бутылочное  горлышко".   Наблюдая   за
Волчатником,  он  пришел  к  выводу,  что  истории,  которые
рассказывал  ему  дед  о людях из Мира  без  Солнца,  сильно
преувеличивают  реальные факты. Да, у  Хорна  была  какая-то
своя,  никому не понятная цель, но при этом он не шел к  ней
по  трупам.  Более  того, Антипа порою даже  удивляло  столь
трепетное отношение сурового воина, каким представлялся  ему
Хорн,  к чужим жизням. И все же Антип сторонился Волчатника.
А  тот,  в  свою очередь, не стремился навязать  парню  свое
общество. Казалось, его вполне устраивало общение с  Луконей
и  Брандлом,  с которыми он мог часами беседовать  на  самые
разнообразные темы. Слушая эти их разговоры, Антип  мысленно
благодарил  старого  отшельника из покосившегося  домика  на
!%`%#c  реки  Солмы, отделяющей Великие Степи  от  Подлунной
Империи,  за  основы тех знаний, которые  он  ему  преподал.
Антипу  и  сейчас было далеко не все ясно  из  того,  о  чем
говорил  Хорн со своими чудными собеседниками, а уж  простой
сельский  парень, каким он был до того, как покинул  Устынь,
так и вовсе не понял бы в их разговоре ни единого слова. Но,
возможно, именно той утраченной простоты и наивности как раз
и  не  хватало Антипу для того, чтобы снова найти общий язык
со  своими  спутниками.  То, что прежде  вызывало  у  Антипа
неподдельный  интерес,  теперь настораживало  его.  В  любой
случайно  произнесенной фразе он искал скрытый смысл.  А  за
каждым   действием  старался  разглядеть  его  побудительные
мотивы.  Он  и сам не мог объяснить, почему это происходило,
но  и  не  стремился  избавиться от  своих  новых  привычек,
считая,   что   именно   так  и  должен   поступать   всякий
здравомыслящий человек, стремящийся чего-то достичь  в  этой
жизни.  При этом Антип думал не о какой-то конкретной  цели,
которой  у  него  пока  не  было,  а  рассуждал  абстрактно,
полагая,  что при соответствующей настойчивости  удача  рано
или  поздно должна ему улыбнуться. Тем более что он  обладал
уникальной  способностью, которой судьба  награждала  только
избранных, - далеко не каждый мог хотя бы просто удержать  в
руках  нож  вестника  смерти, не  говоря  уж  о  том,  чтобы
использовать его по прямому назначению. Нож, который  теперь
принадлежал  Антипу  и  который  сам  он  уже  считал  своей
законной собственностью, был создан для того, чтобы убивать.
Придя к такому выводу, Антип наконец-то понял, почему он  не
испытывал  ни  малейших угрызений совести по  поводу  убитых
янычар,  -  за  ним  не было и не могло быть  никакой  вины.
Винить его за то, что совершал нож, который он просто держал
в  руке, было бы все равно что судить пчелу за то, что у нее
есть  жало,  которое она вонзает в каждого,  кто  попытается
прикоснуться   к  ней.  Тот,  кто  совершает  убийство,   не
испытывая ненависти или злости по отношению к своей  жертве,
делая это так же легко и почти незаметно для себя, как дышит
здоровый  человек, на самом деле не совершает  злодеяния,  а
вершит   высшую   справедливость,  мотивы   которой   неясны
непосвященным.  Он  -  орудие Судьбы, всего  лишь  исполняет
предначертанное,  подобно  молнии,  ударяющей  в   человека,
идущего  в  грозу по полю. Примерив на себя  роль  вершителя
чужих судеб и не испытав при этом ни малейшего разочарования
или  хотя бы смущения, Антип тем не менее был уверен в  том,
что  по-прежнему  остается  хорошим  парнем.  Просто  отныне
далеко  не каждый мог понять истинные причины того,  что  он
делал.
     Теперь Антип даже и не думал о возвращении домой. Целью
его  был  Тартаканд - город, в котором он рассчитывал  найти
применение   своим   незаурядным,  как   сам   он   полагал,
способностям. И помочь ему в этом должен был  не  кто  иной,
как  тот,  кто  называл себя Хорном из рода  Волчатников.  В
разговоры  о  мести Гудри-хану за жестокое  и  хладнокровное
уничтожение рода Волчатников Антип уже не верил. Но  тем  не
менее Хорн имел твердое намерение пробраться в Императорский
дворец   в  Тартаканде  и  встретиться  с  самим  Всемогущим
(,/%`  b.`., Подлунной. Что ему было нужно, Антип мог только
догадываться.  Возможно, колдуна интересовала  Сфера  Вечной
Мудрости,  о  которой  в свое время он  не  раз  упоминал  в
разговоре  с  Антипом. Хотя, с другой стороны, это  было  бы
слишком  просто. Если Хорну действительно была  нужна  Сфера
Вечной  Мудрости, то, спрашивается, чего  ради  он  стал  бы
обсуждать  это  со  своим  случайным  попутчиком?   Подобная
откровенность  была бы уместна только в том случае,  если  в
планах  Хорна  Антипу  была  отведена  какая-то  далеко   не
последняя  роль.  Но  тогда возникал  вопрос:  каким  именно
образом  Хорн собирался использовать Антипа? Не зная  ответа
на него, строить собственные планы было не только сложно, но
к  тому  же еще и рискованно. Но, как бы там ни было,  Антип
твердо решил идти вместе с Хорном до конца. Он верил в  свою
удачу  и  не  сомневался в том, что  при  случае  сумеет  не
упустить   подвернувшуюся  возможность  обратить   на   себя
внимание кого-нибудь из знатных и влиятельных сановников при
дворе императора Подлунной.
      Беседы Хорна с Луконей продолжались изо дня в день,  и
Антип  все ждал, когда же бесенок спросит своего собеседника
о том, что более всего интересовало Антипа. Но Луконя, то ли
проявляя деликатность, то ли опасаясь, что, услышав  вопрос,
на который он не пожелает отвечать, Хорн вообще прекратит  с
ним  общаться, все время ходил вокруг да около, но так и  не
решался напрямую спросить у Волчатника, кто он такой  и  что
ищет в Бескрайнем мире. Только на пятый, а может быть, уже и
на  шестой  день  пребывания в гробнице  Диджера  Четвертого
Луконя  наконец-то  набрался смелости и  повернул  разговор,
который  начинался  с  обсуждения возможных  причин  кризиса
Первой  эпохи, в сторону легенды, как он сказал, о Мире  без
Солнца.  Причем совершил он этот поворот настолько  искусно,
что Антип понял, о чем идет речь, только когда услышал ответ
Хорна:
      -  Это  только твои догадки, бес. Сам же я никогда  не
говорил, что прибыл из Мира без Солнца.
      -  Но ты ведь и не отрицаешь этого? - лукаво улыбнулся
бесенок.
      - Следуя твоей логике, для того, чтобы меня не приняли
за  императора  Подлунной, я должен на каждом углу  кричать,
что я не Гудри-хан, - рассмеялся Хорн.
      -  Пусть  так,  - согласился Луконя.  Он  и  не  думал
сдаваться,  а  просто  решил подойти  к  проблеме  с  другой
стороны. - Но тебе ведь кое-что известно о Мире без Солнца?
     - Покажи мне человека, который ничего о нем не знает, -
ловко ушел от прямого ответа Хорн.
      -  Я говорю не о глупых историях, которые рассказывают
друг  другу  подвыпившие  завсегдатаи  кабаков,  где  нет  и
крупицы  правды,  а  о  реальных фактах,  -  мягко  и  очень
деликатно возразил ему Луконя.
      -  Да?  -  умело изобразил удивление Хорн. - Интересно
было бы узнать, что ты под этим подразумеваешь?
      -  Ты  ведь не станешь отрицать, - еще более  мягко  и
вкрадчиво начал Луконя, - что владеешь секретами колдовства?
      -  Люди часто называют колдовством то, чему просто  не
,.#cb  найти объяснения, - покачал головой Хорн.  -  Вот,  к
примеру, Антип, - Волчатник покосился на смотревшего куда-то
в  сторону,  но  при  этом внимательно  прислушивающегося  к
разговору  парня.  -  Помнится, он  до  смерти  перепугался,
увидев,  как  из  глаза Волка появился  луч,  который  затем
превратился  в  объемную  проекцию  дворца  Гудри-хана.  Он,
несомненно, решил, что здесь не обошлось без колдовства.
      -  Я не сомневаюсь, что у тебя для этого найдется иное
объяснение,  -  даже  не  взглянув  на  Хорна,  с  сарказмом
произнес Антип.
      - Если постараться, то объяснение можно найти всему, -
глубокомысленно заметил Брандл.
     - Хорошо! - решительно хлопнул себя по коленкам Луконя.
- Давай сыграем в игру!
     - Что за игра? - с интересом посмотрел на него Хорн.
       -   Давай  предположим  -  заметь,  я  говорю  только
предположим! - что ты человек из Мира без Солнца.
      Сказав  это,  Луконя  сделал многозначительную  паузу,
давая Хорну возможность оценить всю красоту и изящество  той
игры, которую он затеял.
     - Допустим, что это так, - сказал Хорн. - И что дальше?
     - А дальше я задаю тебе вопросы, а ты пытаешься дать на
них  ответы  с  точки  зрения человека, которому  доподлинно
известно, что собой представляет Мир без Солнца.
      Услышав  такое,  Хорн  не смог удержаться  от  улыбки.
Поистине, бесенок обладал дьявольской хитростью.
      -  Я  никогда прежде не слышал о такой игре, -  честно
признался Хорн.
     - Потому что она распространена только среди нечисти, -
тут  же  ответил  ему Луконя. - Если не веришь  мне,  можешь
спросить у Брандла.
     Хорн вопросительно глянул на лепрехуна, который как раз
в этот момент был занят тем, что заново набивал табаком свою
трубку.
      - Все верно, - кивнул Брандл. - Есть у нас такая игра.
-  Бросив  быстрый  насмешливый взгляд  в  сторону  бесенка,
лепрехун добавил:
      -  Только  я  ни разу не слышал, чтобы  Луконя  в  ней
выигрывал.
     - И как же определить в ней победителя?
      -  Победителем  становится тот, кому  удается  загнать
своего соперника в угол, - объяснил лепрехун. - То есть либо
одному  из  игроков не удается найти убедительный  ответ  на
поставленный  перед ним вопрос, либо другой не может  больше
задать  ни  одного серьезного вопроса, имеющего отношение  к
оговоренной  теме. Победителя определяет независимый  судья,
роль которого в данном случае я могу взять на себя.
      Сказав это, Брандл с солидным видом сунул трубку в рот
и, сложив руки на груди, выпустил огромный клуб дыма.
      -  Ну,  хорошо,  - согласился Хорн, -  давай  сыграем.
Только имей в виду, - обратился он к бесенку, - все,  что  я
буду говорить, это только плод моей фантазии.
     - Само собой! - с готовностью заверил его Луконя. - Это
ведь только игра! Ну, так как, начали?
     - Начали! - кивнул Хорн.
      -  Итак,  первый  вопрос, - Луконя положил  ладони  на
колени и, разведя локти в стороны, чуть наклонился вперед. -
Что собой представляет Мир без Солнца?
      - Ты в своем уме, Луконя! - возмущенно взмахнул руками
Брандл. В одной руке у лепрехуна был зажат синий башмачок, а
в  другой  -  сапожный нож. - Кто же задает такие  идиотские
вопросы?!
      -  Послушай,  это  моя игра! - обиженно  посмотрел  на
приятеля Луконя. - Так что не вмешивайся!
      -  Что  значит  "моя  игра"! - еще сильнее  распалился
Брандл.  - Можно подумать, что все остальные здесь идиоты  и
не понимают, что это за игра!
     - Умолкни! - процедил сквозь зубы Луконя.
     - Сейчас! - осклабился в язвительной улыбке лепрехун. -
Только прикажи!
      Глядя  на  эту  перепалку, Х