сшествия на трон императора Ферроса. Двадцать один год назад закончилось Время Смуты, когда от Империи, раздираемой усобицами, отпали Тайдуан, Конг и Хурида, а Гурам перестал отправлять на север корабли с данью. Империя потеряла две трети своих земель, а по оставшимся бродили озверевшие от голода солдаты. Все, в ком текла хотя бы капля доблестной крови Вэрда Смелого, были вырезаны подчистую. Кроме одного. Этим единственным был Феррос, тихий шестнадцатилетний мальчик из обедневшего рода, недоучившийся воспитанник Рунской школы магии, уцелевшей только потому, что даже самый отъявленный разбойник не решался поискать добычи в Руне. А если решался... В общем, Руна уцелела. И скромный ученик Феррос - тоже. И когда отощавшие от взаимной грызни представители лучших родов Империи собрались в Руне (маги обещали всем неприкосновенность), имя Ферроса всплыло само собой. Двадцатитрехлетний Асхенна, сын Торда, сильный поддержкой вагаров, и шестидесятилетний Лад, старший из рода Русов, предложили отдать ему трон, и ни у кого из собравшихся не нашлось возражений. Должно быть, каждый подумал: уж такой-то император не утеснит моих свобод!
     Феррос стал императором. И время Смуты закончилось в восемьсот шестом году от воцарения Вэрда Смелого. В восемьсот одиннадцатом в Аркисе и Хольде восстановился порядок, в восемьсот пятнадцатом Асхенна вернул Империи Тайдуан, а в восемьсот семнадцатом корабли Империи подошли к берегам благословенного Конга. Их встретила фарангская эскадра. Сражение длилось два дня, причем конгаи в основном обороняли Фарангский залив. Но на третий день подошел флот Хуриды и двадцать боевых кораблей из Сарбура. Имперцы были разбиты. Одиннадцать кораблей прорвались и ушли на север. Конгаи их преследовать не захотели, а пятнадцать уцелевших хуридских кораблей - не рискнули.
     В году восемьсот двадцать седьмом, спустя десять лет после разгрома имперского флота у Фарангского залива, военный двухмачтовик "Охотник", принадлежавший к Южной эскадре имперского флота, в одиночку шел по пенному морю Зур. Разразившийся прошлой ночью шторм разметал двенадцать кораблей Южной эскадры. "Охотнику" тоже досталось изрядно, но он вполне сносно держался на плаву. В это ясное утро, подгоняемый слабым ветром двухмачтовик шел на север, к проливу, соединяющему море Зур с Межземным морем. После восхода прошло два часа.
     Именно в это время наблюдатель на мачте криком дал знать: прямо по курсу - красные паруса. Пираты-омбамту. Четыре малые шекки <Шекка - небольшое парусно-гребное судно.>.
     - Попробуем уйти? - проформы ради спросил капитан "Охотника".
     Командир воинского отряда пожал плечами:
     - Уйти от шекк? При таком ветре и с нашим покалеченным рангоутом?
     - Я спросил, - заметил капитан, подразумевая, что его просто интересовало мнение начальника моряков-воинов.
     - Не меняй курса, - сказал командир. - Вот мой совет. Может, они и не решатся напасть на нас!
     - Омбамту? - пришло время удивиться капитану.
     Командиру моряков-воинов шел двадцать второй год. Нынешний рейд - второй в его жизни. Впрочем, в воинском искусстве светлорожденный был достаточно исскушен.
     - Жаль, что у нас только тридцать шесть воинов! - сказал капитан.
     - А твои моряки?
     - Мои моряки неважно сражаются. Это не их работа. Но я дам оружие всем.
     - Четыре шекки, - задумчиво проговорил светлорожденный. - Думаю, парочку мы подожжем прежде, чем они полезут на палубу. Когда сойдемся?
     - Через час. Или меньше!
     - Десятник! - крикнул командир. - Баллистерам - готовность! Арбалетчикам - на реи!
     - Пожарная команда? - спросил капитан.
     - Нет! Они не будут стрелять. Наши паруса и снасти не загорятся, верно?
     - Новая пропитка - два месяца назад, - кивнул капитан. - На год хватит.
     - Отлично!
     Четыре шекки перестраивались полукругом, чтобы одновременно подойти к "Охотнику". Ряды длинных весел пенили воду. Боевой корабль Империи - серьезный противник и не слишком богатая добыча. Но безумная отвага пиратов-омбамту всем известна. Порой одиночные шекки набрасывались на большие корабли с военным отрядом в три сотни мечей. Это, впрочем, было равносильно самоубийству.
     Все четыре пирата почти одновременно подошли на расстояние выстрела. Грохнули баллисты "Охотника", и начиненные огненным зельем снаряды, прочертив дымные полосы, упали на палубы двух ближних шекк. Одна запылала сразу, вторая успела сманеврировать, и только три снаряда упали на приподнятую корму. Команда вступила в отчаянную борьбу с огнем. А первый пират уже полыхал, как облитый маслом факел. Два судна вышли из боя, но два других, почти не снижая хода, с хрустом и треском ударили в борта "Охотника". Длинные весла уже втянули внутрь, а голые, размалеванные краской пираты плясали, размахивая боевыми топорами. Арбалетные стрелы косили их, но, опьяненные наркотиком, свирепые и бесстрашные, омбамту упорно лезли на корабль северян по тросам и цепям наброшенных абордажных крючьев, по штурмовым мосткам и попросту прыгая с рей на палубу "Охотника".
     Атака началась сразу с двух сторон, и, хотя почти треть нападавших была уничтожена стрелками, те, что остались, вчетверо превосходили численностью военный отряд "Охотника". Правда, к воинам присоединилась команда корабля, но против свирепых, презирающих смерть омбамту они немногого стоили.
     Капитан погиб одним из первых - метко брошенный топор прорубил ему грудную клетку. Остальные моряки были перебиты в считанные минуты. Но солдаты, сомкнувшись, умело отражали атаки запрудивших палубу пиратов. Засевшие наверху арбалетчики тоже собирали смертную дань, но недолго. Их было слишком мало, и лучники-пираты быстро расправились с ними.
     Стрелки-северяне были более меткими, но какое это имеет значение на расстоянии в двадцать шагов?
     Окруженные врагами воины Империи медленно отступали к корме. За каждый шаг Омбам платил двумя жизнями против одной, но настал миг, когда в живых осталось только шестеро северян. Пятеро - израненные, с покореженными доспехами, покрытые своей и чужой кровью. Они были старыми солдатами и понимали, что умрут, но хотели захватить с собой в Нижний Мир побольше врагов. Кроме того, в плен к омбамту попадать не стоило. Шестой - молодой светлорожденный. На нем не было ни царапины. Он ухитрялся даже уклоняться от стрел, посылаемых в не защищенную доспехами часть лица, руки и ноги. Будь все шестеро уцелевших такими же, как светлорожденный, еще не известно, чем бы закончился бой. Но через минуту двое из пяти - пали. Один - с разрубленной головой, другой - со стрелой в горле. Командир взглянул на оставшихся: долго им не протянуть. Тогда молодой воин отпрянул назад и распахнул люк, ведущий на огневую палубу. Три ветерана поняли его намерение и, когда он прыгнул вниз, встали над люком, готовые умереть.
     И они умерли раньше, чем разгорелся запальный шнур в руках их командира. Но несколько мгновений спустя вспыхнувшее в недрах корабля пламя вышибло доски палубы, уничтожив большую часть пиратской абордажной команды. Остальных, обожженных, изувеченных, смело в залитое пылающей пленкой море.
     Невероятно, но сам поджигатель успел спастись. Сдвинув баллисту, он выпрыгнул в открытый порт. Погрузившись глубоко в воду, светлорожденный несколько минут плыл под горящим морем, на которое сыпались обломки взорванных кораблей.
     До побережья Конга - около двадцати миль. Не так уж много для такого пловца, каким был юный воин. Но море Зур - не озеро Лёйр. В нем слишком много акул.
     Светлорожденному повезло. Или - не повезло. Это уж - с какой стороны смотреть. Спустя час его подобрал единственный уцелевший пиратский парусник, которому в конце концов удалось сбить пламя и без особого ущерба выйти из боя. Пират тоже шел к побережью Конга.
     С шекки спустили шлюпку. Светлорожденного догнали, оглушили веслом и бросили в соленую лужу на дне лодки.
     Гребцов-невольников на кораблях Омбама нет. Успех пиратского набега - быстрота. И редкое судно может в этом потягаться с шеккой. Никакие побои не заставят раба грести так, как гребут могучие омбамту. Раб просто умрет на скамье.
     Невольников на кораблях Омбама нет, но, возвращаясь домой, пираты охотно берут пленных. Их можно продать, можно заставить делать грязную работу или услаждать хозяев. Наконец, их можно просто замучить, что тоже представляет из себя отличное развлечение. Но это - когда шекка возвращается к собственным берегам. В набеге же любой лишний человек - помеха.
     К счастью для светлорожденного, несколько омбамту, побывавших на палубе "Охотника", уцелели и были подобраны шеккой. Тех, чьи раны были тяжелы, умертвили, остальные присоединились к команде. Они-то и опознали в молодом воине искусного бойца, отправившего в Нижний Мир не один десяток их соплеменников. Поэтому, когда северянина привели к капитану шекки, капитан этот уже знал, что ему нужно.
     Огромного роста, густо заросший черным волосом, коротконогий и тяжелоплечий, как и все омбамту, капитан свирепо глянул на светлорожденного и напрямик предложил ему присоединиться к ним. Маленькие глазки капитана сверлили пленника из-под тяжелых надбровных дуг. Руки юноши были скручены над головой по пиратскому обычаю - локтями вместе.
     - Куда идет шекка? - спросил светлорожденный.
     - В Конг! - Пират хитро сощурился.
     Со времен баталии у Фарангского залива отношения Конга и Империи не изменились. И капитан это знал. Чтобы стать во главе пиратского корабля, мало звериной силы, ярости и умения работать топором. Нужны еще ум и хитрость.
     Выбор у светлорожденного был невелик: или согласиться, или умереть медленной смертью. Конечно, он мог бы умереть, откусив язык, но был молод и полагал, что найдет что-нибудь получше смерти. Омбамту не были ему ровней и не могли нанести оскорбления. А Конг - Конг действительно был врагом.
     - Да, - произнес молодой воин. И капитан собственноручно перерезал веревку, стягивающую локти юноши. И когда северянин опустил затекшие руки, капитан не обнаружил на его лице признаков страдания.
     "Крепок!" - одобрительно подумал пират. Несмотря на внешность, капитан был лишь наполовину омбамту. Мать его, рабыня из Гурама, передала ему по наследству осторожность и расчетливость крысы, а отец, истинный омбамту, - силу парда, свирепость хуруга и ловкость кошки. Так что под толстыми костями приплюснутого черепа омбамту таился изворотливый ум гурамиди.
     Береговая линия Конга издавна была излюбленным местом набегов. Ни береговые патрули, ни сторожевой флот, находившийся в постоянной готовности, ни воинские отряды, приданные чуть ли не каждой деревушке, не могли отвадить жадных и бесстрашных разбойников Омбама. Опытнейшие из них постоянно искали лазейки в обороне. И находили их, неся смерть и опустошение благословенному Конгу.
     Капитан уцелевшей шекки был, - из удачливых. Четырежды паруса его возникали у конгских берегов. И четырежды наполнялись его трюмы добычей, а палубы - рабами.
     Четыре шекки, повстречавшие "Охотника", естественно, не занимались охотой на имперские суда. Не ожидай капитан обвинения в трусости (после чего капитаном ему не быть), он предпочел бы оставить военный корабль в покое. Его целью была деревушка на западном берегу моря Зур, к северу от Сарбура.
     Задача не представлялась сложной. Воинский отряд в деревушке состоял всего лишь из дюжины солдат, а залив никак не охранялся, зато изобиловал жемчужницами трех видов. Жемчуг и был естественным и доходным промыслом жителей прибрежной деревни. Перлы и рабы - разве не достойная приманка?
     Три месяца назад парусник-разведчик под фальшивым флагом Конга подошел к самому берегу и не обнаружил ни сторожевых башен, ни иных укреплений - только чистую голубую воду и крутые скалы вокруг. Впрочем, в глубине залива берег песчаный и достаточно пологий для высадки.
     Из четырех шекк уцелела только одна. Но разве это остановит пиратов, чья граничащая с безумием храбрость вошла в поговорку?
     Так что, спустя три дня после гибели "Охотника" пиратский корабль пристал к одному из крошечных скалистых островков в девяти милях от побережья Конга.
     Скалистый остров, девяносто шагов в поперечнике, восемьдесят локтей в высоту. Ни воды, ни растительности. Только на то и годится, чтоб укрыть в тихую погоду пиратский парусник от наблюдателей с конгских сторожевиков.
     Ночью, вернее, за час до наступления темноты пират снялся с якорей и на парусах двинулся к побережью. Когда до береговой линии осталось три мили, шекка убрала часть парусов и бесшумно подошла к скалистому берегу, черной громаде в триста локтей высотой. От южного края бухты его отделяло не больше четверти мили.
     Последние отблески угасли на горизонте, и все вокруг погрузилось в непроглядную темень.
     С палубы корабля, ощупью, потому что даже собственной руки не увидишь в таком мраке, спустили плоский кожаный каик.
     На дне его лежал, продев руки в специальные отверстия, натертый черной краской разведчик.
     Молясь богам, чтобы поблизости не оказалось хищников, разведчик, гребя ладонями, бесшумно обогнул скалу и, определяясь по звездам, заскользил в глубину залива.
     Ему повезло. В этот сезон косяки рыб, а значит, и акулы - далеко от берега. Через каждые двадцать гребков разведчик опускал в воду грузило лота. Множество раз выполнял он подобное и научился безошибочно определять расстояние в полном мраке. Когда глубина стала недостаточной для шекки, разведчик все равно продолжал плыть, до самой песчаной отмели, до тех пор, пока кожаное днище каика не легло на дно, а впереди не замаячили темные туши вытащенных на берег рыбачьих плоскодонок. Только после этого разведчик повернул назад и двадцать минут спустя тихим стуком в борт сообщил о своем возвращении. Сверху тотчас спустили два троса, поднявшие лодочку и человека на палубу.
     Спустя еще десять минут закутавшийся в теплый халат разведчик, прихлебывая подогретое вино, докладывал капитану.
     Да, шекка может подойти к берегу на восьмую часть мили, то есть на две трети глубины залива. Шлюпки пройдут еще локтей двести пятьдесят - триста. Дальше дно неровное, но глубина - два с половиной - три локтя, меньше, чем по грудь, пустяки.
     Для капитана этот рейд был не первым, даже - не десятым. И ему не понадобилось много времени, чтобы составить план нападения.
     Основа успеха морского набега - внезапность. Промедли и жители успеют изготовиться к бою. Хуже того - отослать женщин и припрятать все ценное. Десяток-другой израненных мужчин - не добыча.
     Рассвет на юге столь же стремителен, как и наступление темноты. Но еще до того, как огненный край светила показался над горизонтом, парусник выбрал якоря и, подгоняемый ударами весел, пошел вперед. Шесть узких лодок с вооруженными пиратами двигались за ним. Несколько минут спустя шекка обогнула утес, похожий на выпрыгнувшую из воды рыбину, и вошла в залив.
     Первым его увидел чинивший сеть рыбак (будь сейчас другой сезон, - рыбак этот был бы давно в море).
     Оскаленная фигура на носу - голова хуруга - ясно говорила о принадлежности корабля.
     Истошный вопль заставил весь поселок съежиться от ужаса:
     - Омбам!
     Длинные весла вспенили воду, шекка рванулась вперед, обогнав лодки, и под истошные вопли пиратов понеслась к берегу.
     В четырех сотнях локтей от него корабль сбросил ход, четко развернулся и выплюнул из баллист два огневых снаряда.
     Оба попали в цель. Из вспыхнувших хижин, вопя, выбежали люди. Следующий залп - и бросившиеся к воде солдаты маленького воинского отряда отпрянули назад. Еще две огненные стрелы упали на поселок.
     Переполненные лодки неслись к берегу. Пять дюжин омбамту, распаленных предчувствием боя и жаждой убийства. С раскрашенными лицами, красными выкаченными глазами, потрясая тяжелыми боевыми топорами, передовые готовились перемахнуть через борта, а их собратья на веслах, надрывая глотки ревом, со сверхчеловеческой силой гнали лодки вперед.
     Молодой светлорожденный был единственным нормальным человеком в этой команде безумцев. Со спокойным вниманием он изучал берег. Пара минут потребовалась малым судам, чтоб заскрести деревянными килями по каменистому дну. Кое-что, замеченное северянином, заставило его насторожиться.
     На берегу царила паника: пылали хижины, беспорядочно метались женщины и дети. Солдаты стражи, жалкая горстка, не смели подступить к воде из-за непрестанно падающих огненных снарядов.
     Но группки мужчин, налегке, без женщин, без детей, без всякого груза, бежали наверх, к окружавшим бухту скалам.
     Омбамту в наркотическом опьянении могло показаться что конгаи ошалели от ужаса. Но как же должен испугаться мужчина, чтобы бросить собственную семью? Да, один-двое могли обезуметь от страха, но не все же!
     Лодки остановились, и разгоряченные пираты посыпались в воду.
     Светлорожденный было помедлил, но, получив по спине рукоятью топора, счел за лучшее перепрыгнуть через борт. Ноги его коснулись дна и заскользили по сплошному слою мохоподобных водорослей, которыми обросли камни. Потеряв равновесие, воин с головой окунулся в соленую воду и обнаружил, что скользит по ровной поверхности в сторону берега.
     Призвав на помощь всю свою ловкость, молодой человек ухитрился встать, но продолжал съезжать вниз. Он был не одинок. Все покинувшие шлюпки пираты скатывались по наклонной плоскости до тех пор, пока спуск не закончился грудой камней. Омбамту вдоволь наглотались воды, и яростный их рев сменился удивленными воплями. Было довольно мелко, не глубже двух с половиной локтей. И хотя беспорядочно нагроможденные камни тоже обросли скользким слоем зелени, через них можно было перебраться. Пираты воспряли духом.
     Светлорожденный не рвался в первые ряды. Он предпочел остаться среди камней и наблюдать, как более яростные преодолели еще три десятка локтей.
     Нагромождения валунов кончились. Но тут под ногами омбамту вместо песчаного берега оказались обросшие водорослями, идеально подогнанные каменные плиты. ловушка тем более совершенная, что обнаружить ее с моря практически невозможно.
     Две дюжины пиратов ожесточенно рвались вперед, помогая себе топорами, пытаясь ухватиться за коротень - слабые пучки водорослей. Лежа на животе, они моггли проползти пять-шесть локтей, но потом неизменно скатывались вниз. До вожделенного берега - рукой подать, но он - недосягаем.
     Уже и на шекке поняли: что-то не так. Баллисты прекратили стрельбу. Дым от горящего огненного зелья черной шевелящейся стеной висел над берегом. И из этого дыма выскочили солдаты и принялись почти в упор расстреливать застрявших на мелководье пиратов.
     С шекки возобновили огонь, и солдаты отступили. Но прозрачная вода уже окрасилась кровью. Кровью Омбама. Взгляды уцелевших устремились в сторону лодок. Лишь наиболее свирепые продолжали штурмовать скользкую поверхность, раз за разом беспомощно скатываясь вниз.
     Шесть опустевших шлюпок чуть покачивались на короткой волне.
     Из дыма вновь вынырнули арбалетчики и снова полетели стрелы. Часть пиратов в панике полезла назад, но для вооруженного воина отступление было так же невозможно, как недосягаем берег. Светлорожденный и, кое-кто из пиратов посообразительней попрятались за выступающими из воды камнями.
     Молодой воин напряженно искал выход. Со стороны моря верхние края плит были примерно в полулокте от поверхности. Этого хватало, чтобы задержать нагруженную людьми лодку. Но пловцу ничего не стоило добраться до любой из шлюпок.
     "И превратиться в мишень для арбалетчиков", - подумал светлорожденный. Теперь, когда стрельба с шекки стала из-за дыма менее точной, арбалетчики попросту стояли на берегу и посылали стрелы во всякого, кто осмеливался выйти из укрытия. Их было всего человек восемь, но для такой работы многих и не требовалось. Все же десятка полтора пиратов избавились от вооружения и одновременно бросились к лодкам. Кое-кого подстрелили, но большинству удалось укрыться за бортами. На шекке их уже ждали. Корабль подошел к берегу настолько близко, насколько позволяла осадка.
     И в этот момент мужчины, уше