всех сил уперлась в валун  и  попыталась  сдвинуть
его с места. Не то камень был на самом деле легче, чем  это  представлялось,
не то Исфандат и Лондэк сильно расшатали его, сдвигая несколько месяцев тому
назад, не то  доспехи  Ур-Шанаби  существенно  облегчали  жизнь,  но  только
задуманное удалось ей без особого труда.
   Приказав Ворону дожидаться ее на месте,  Каэтана  спустилась  в  глубокий
подземный ход, больше напоминающий размерами нору крупного зверя.
   По углам шуршало и шелестело, но на дороге у нее о не становился, и  цели
своей достигла Каэ так быстро, что это  показалось  ей  подозрительным.  Она
была научена горьким опытом и  твердо  помнила,  что  легко  такие  дела  не
делаются. Отсутствие проблем начинало ее серьезно пугать. Она насторожилась,
вытащила оба меча из ножен и стала красться к  входу  в  маленькую  пещерку,
освещенную ярким светом.
   - Никого неф, - сказал Ниппи негромко. - Дафай.
   Даже его свидетельство Каэтану не успокоило: неужели  волшебные  предметы
никто не охраняет? Однако стоять столбом на расстоянии нескольких метров  от
собственной цели было верхом глупости. Она вошла  в  небольшое  помещение  и
остановилась в изумлении - в снопе золотого  пламени  возвышался  перед  ней
треножник, на котором, небрежно сваленные в кучу,  лежали  четыре  талисмана
Джаганнатхи.  Но  не  это  поразило  Интагейя  Сан-гасойю,  а  то,   что   с
противоположной стороны она видела точно такой же вход. И около него  стояла
хрупкая женщина в сияющих так, что больно глазам смотреть,  доспехах,  держа
перед  собой  обнаженные  клинки.  Она  выглядела   изумленной   и   немного
растерянной. А на безымянном пальце ее  правой  руки  полыхал  алым  большой
перстень...
   Двойник опомнился первым.
   - Ничего не понимаю, - заявила вторая Каэтана, разглядывая себя и  так  и
этак сквозь пламя костра. - Что за наваждение?
   - Талисманы хитры, Мелькарт силен, -  произнес  до  боли  знакомый  голос
Ниппи. - Не смотри, бери эту мерзость и пошли.
   - То есть как это - бери? - возмутилась Каэ. - Я черт знает откуда пришла
за этой гадостью, а тут ты мне в глазах двоишься. Да еще и мешаешь.
   - Это я пришла, а двоишься и мешаешь - ты.
   - Еще скажи, что я - иллюзия.
   - А что еще? Я, конечно, знала, что  талисманы  Джаганнатхи  способны  на
многое, но никогда не думала, что и без носителя они так могущественны.
   - Извини, но тебя нет на самом деле. Это я сама с собой беседую...
   Двойники уставились друг на друга ненавидящим взглядом.
   - Понятно, - наконец прошипела сквозь зубы вторая  Каэтана.  -  Это  меня
талисманы разыгрывают. Слушай, видение, проваливай отсюда, если ты из плоти.
Добром прошу.
   - Это ты уходи, - предложила Каэ, думая,  что  себя  убивать  не  слишком
приятно.
   - Мне нужно уничтожить талисманы, - сказал двойник. - Ты мне мешаешь.
   Вздохнул.  Понял,  видимо,  что  так  можно  стоять   и   беседовать   до
бесконечности. И внезапно  прыгнул  вперед,  приземлившись  на  полусогнутые
ноги. Мечи он держал  клинками  вверх;  затем  начал  вращать  их  в  разных
направлениях, образуя перед собой два сверкающих круга.  Глазам  моментально
стало больно.
   Пещера огласилась звоном стали, и выяснилось, что двойник материален - не
наваждение, но от этого было еще страшнее. Противникам  приходилось  тяжело:
казалось, они читают мысли на расстоянии и предугадывают все возможные ходы.
Самые хитрые, самые отчаянные выпады были парированы; а все ответные  удары,
изобретенные на ходу, отбиты с не меньшей силой.
   - Стоп! - сказал двойник. - Я понимаю: я дерусь сама с собой.  Главное  -
вовремя остановиться.
   Каэ и сама была такого же мнения.
   - Сейчас я  просто  подойду  и  возьму  талисманы,  а  ты  шагай  в  свое
пространство.
   И они выполнили этот нехитрый  маневр.  Вдвоем.  Руки  -  теплые,  живые,
защищенные наручами Ур-Шанаби, - встретились над треножником, соприкоснулись
и отпрянули, будто дотронулись до жала змеи. Тут Каэ не выдержала и изо всей
силы, как проделывала это не раз на арене, в  бытность  свою  гладиатором  у
унгараттов, нанесла сокрушительный удар прямо  в  челюсть  видения.  Во  все
стороны брызнула кровь.
   Правда, у обоих двойников, потому что у второй Кахатанны  тоже  оказались
свои воспоминания. И они некстати всплыли именно теперь. Возможно, вспомнила
она что-то другое, но ударила не слабее.
   От неожиданного сотрясения обе богини качнулись сначала  назад,  затем  -
пытаясь восстановить равновесие - вперед; затем рванулись прочь  от  пламени
костра, споткнулись и упали, проехав на животе  по  каменному  полу  пещеры.
Хорошо еще - вдоль стены, не свалившись в огонь.
   И получилось так, что они поменялись местами.
   - Неплохо, - сказали они хором.
   И в этот момент Каэ поняла, что перестает различать себя  и  свою  точную
копию; понятие направления потеряло всякий смысл; она видела, что двойник ее
так же безумно озирается по сторонам, и уже не знала, обман  это  или  самая
страшная ситуация, в которую она когда-либо попадала. Пещера  закрутилась  у
нее  перед  глазами,  и  ориентиры  стали  смещаться.  Вторая  Каэтана  была
правдоподобнее, нежели зеркальное отражение, именно тем, что она  отличалась
буквально во всем. Она совершала другие движения; она говорила другие  слова
- вот только смысл был одинаков. Ибо вела она себя именно так, как и  должна
была себя вести Великая Кахатанна, Интагейя  Сангасойя,  Суть  Сути  и  Мать
Истины.
   - Фамосфанфы! - пискнул Ниппи возмущенно.
   Каэ, тяжело привалившаяся к холодному камню пещеры, прошептала:
   - Ты думаешь, мы?
   - Пофему это?! - возмутился Ниппи. - Ты мофешь быфь хоть  фпятером!  А  я
ефинсфенный!
   Странным образом нахальная самоуверенность перстня придала ей сил.
   Каэ встала на ноги и оглядела свою соперницу. Она почти не сомневалась  в
том, что это чудовищное  состояние  раздвоения  было  вызвано  объединенными
усилиями четырех талисманов. Видимо, они каким-то образом проведали, что  ей
бесполезно предлагать власть и могущество; что в битве с Мелькартом она  все
равно будет на противоположной стороне. И решили избавиться  от  нее  ее  же
собственными руками. Выдумка была остроумной, а исполнение - талантливым. Но
не до такой же степени...
   Каэ почувствовала, что кровоточит ладонь: падая, она порезалась о  клинок
Такахая. Видимо, меч всячески старался уберечь ее от последствий. Интересно,
как выглядело бы падение с обычными, неодушевленными мечами?
   Она выпрямилась; коротко кивнула двойнику:
   - Давай попробуем еще раз! Нужно же мне забрать эти проклятые талисманы.
   И когда вторая Каэтана встала в позицию, приготовившись  защищаться,  она
шагнула в сторону и обрушила  оба  меча  на  золотой  треножник,  стоящий  в
ярко-золотом пламени. Громкий вопль потряс своды  пещеры,  и  два  украшения
перестали существовать.
   Каэ  подняла  взгляд  на  свое  отображение.  Оно  подернулось  дымкой  и
несколько потускнело, хотя и продолжало  упрямо  двигаться  к  ней,  работая
клинками в самых лучших традициях Траэтаоны.
   - Неплохо, - одобрила Каэ. И рубанула второй раз.
   Свет в пещере померк; вторая Богиня  Истины  моментально  растворилась  в
воздухе. И только долгий стон еще звучал под сводами...
   Какой-то из талисманов умер не сразу.
   - Минуф фетыре! - радостно сказал Ниппи.

***

   Аджа Экапад почувствовал, как талисман Джаганнатхи,  висящий  у  него  на
груди, под складками лилового одеяния, тихо застонал, словно  ему  причинили
боль.
   - Не успели! - прошипел он со злобой.
   Последствия  такого  опоздания  были  непредсказуемы.  С  одной  стороны,
повелитель Мелькарт был ограничен во времени и поэтому не мог себе позволить
разбрасываться преданными слугами. С  этой  точки  зрения  Аджа  Экапад  мог
чувствовать себя в безопасности.
   С другой стороны, если Кахатанна будет  действовать  с  таким  успехом  и
дальше, то двенадцати носителей, обладающих властью, не наберется,  и  тогда
повелитель Мелькарт просто не сможет прийти  на  Арнемвенд  в  урочный  час.
Прийти-то он не придет, но раздавить жалкого червяка,  который  его  подвел,
ему не составит труда.
   Маг закрыл лицо ладонями. Он боялся. Он боялся настолько сильно, что  это
было замечено рыцарями из сопровождающего его отряда.
   - Чего это с чародеем? - весело поинтересовался  один  из  них  у  своего
сотника.
   - Пришпорь коня и узнай у него, - невозмутимо посоветовал тот.
   - Неохота чего-то,  -  неожиданно  для  себя  самого  рифмованным  стихом
ответил рыцарь, на  фиолетовом  плаще  которого  были  серебром  вышиты  две
могучие рыбины, кусающие друг друга за хвост.
   Рифма была нехитрая, но вполне могла развиваться дальше,  и  вскоре  весь
отряд уже сочинял песенку, начинавшуюся этими словами.
   Но моментально очнувшийся от своих невеселых дум Аджа Экапад  рявкнул  на
командира, требуя тишины и полной готовности.
   Чародей пребывал в замешательстве. Он не  мог  решить  -  бежать  ли  ему
отсюда подобру-поздорову или все же попытаться выяснить  судьбу  талисманов.
Может, хоть один из  них  уцелел.  Риск  был  велик  в  обоих  случаях:  что
нарваться на Кахатанну, что - принять на себя гнев  Мелькарта  и  перед  ним
отвечать за бездеятельность, непредусмотрительность и совершенные ошибки.
   Последняя мысль, собственно, все и расставила по местам.
   Аджа Экапад принял решение ехать дальше.

***

   - Как ты? - спросил Ниппи, когда Каэтана немного пришла в себя.
   И она  отметила,  что  голос  его  звучит  бодро  и  без  привычного  уже
пришепетывания, как если бы прошло  какое-то  время.  Кажется,  она  немного
переоценила свои силы, уничтожая одним махом все  четыре  талисмана.  Другое
дело - был ли у нее выбор?
   - За гранью добра и зла, - ответила она после минутной паузы. - И сколько
я провела в бессознательном состоянии?
   - Многовато, - сообщил перстень. - Особенно если  учесть,  что  с  севера
приближается еще один любимый тобой предмет.
   - А не слишком? - жалобно спросила Каэ, адресуясь к равнодушному небу.
   Тому, естественно, было плевать, и ответа она не получила.
   - У тебя нет выхода, - пробормотал Ниппи. - Если ты не найдешь  талисман,
то он найдет тебя. А это уже хуже.
   - Хуже не бывает, -  убежденно  сообщила  она,  порываясь  выпрямиться  в
седле. Шея и плечи затекли, руки  свело,  и  вообще  она  больше  напоминала
взъерошенную птицу, чем могущественную богиню, призванную отвечать за судьбы
мира.
   Каэ спрыгнула на землю, только в последнюю секунду вспомнив  о  том,  что
под ногами трясина. Мелькнуло запоздалое сожаление - а кому охота по  колени
провалиться в жидкую и холодную грязь; но обошлось. Оказывается, болото  уже
закончилось, а она пропустила этот момент.
   - Умница моя, - потрепала Ворона между ушами.
   Конь довольно фыркнул,  всем  видом  показывая,  что  он  способен  и  на
большее; нужно только больше ему доверять.
   Оглядевшись, она обнаружила, что находится в  маленькой  рощице.  Корявые
деревца были разбросаны по нескольким  невысоким  холмикам,  между  которыми
протекал ручей,  питавший  своими  водами  оставшееся  позади  болото.  Небо
хмурилось серыми тучами, солнца не было. Дул  прохладный  ветер,  и  у  всей
природы было какое-то пасмурное настроение. Каэ поежилось; ей было  неуютно,
и на душе - тоже.
   Скудная растительность с вялой  и  бледной  листвой;  тоскливое  карканье
вездесущих ворон... Несмотря на абсолютную непохожесть, это место  отчего-то
напоминало  ей  Аллефельд.  Очевидно,  оно  было   таким   же   сердитым   и
неустроенным, как и мрачное царство Кодеша.
   Кахатанна потрясла головой, стараясь отогнать  печальные  мысли.  Но  это
получилось не слишком хорошо -  ей  было  одиноко  и  немного  страшно.  Она
понимала,  как  должен  чувствовать  себя  заблудившийся  в  лесу   ребенок.
Воспоминания об оставшихся в мире Тайара друзьях  камнем  лежали  у  нее  на
душе. Она знала,  что  ничего  не  могла  сделать  для  них,  но  все  равно
чувствовала себя виноватой. А еще злилась на них за то, что  они  не  смогли
противостоять такому слабому искушению. Она не знала, что будет  делать  без
них, но деваться было некуда. События шли своим чередом, не спрашивая у нее,
готова ли она к новым испытаниям, устала ли, хочет ли  отдохнуть.  С  тоской
подумалось о солнечной и вечнозеленой роще Салмакиды; о друзьях, которые  ее
никогда бы не предали... Она вздохнула и...  запретила  себе  вспоминать  об
этом.
   Впереди ее ждало новое сражение и еще  вся  вечность  с  ее  радостями  и
горестями.
   - Скоро? - спросила Каэ у Ниппи.
   - Через несколько минут, - ответил он напряженным голосом.
   Перстень чуял еще что-то кроме приближения талисмана,  но  точно  описать
свои ощущения не мог, а скверный  характер  мешал  ему  признаться  в  своей
неосведомленности.
   По этой причине выехавшая из редкого перелеска Каэ была более чем  просто
удивлена неожиданной встречей с отрядом из двух сотен воинов. Возглавлял его
высокий и худой человек с  мелочно-белыми,  коротко  остриженными  волосами,
прямо сидевший на чалом жеребце. Они встретились взглядами, и...
   Никогда после Каэтана не  могла  объяснить,  что  последовало  затем,  но
никогда не могла забыть  этот  миг,  избавиться  от  странного,  назойливого
воспоминания.
   А Аджа Экапад,  впервые  увидевший  воочию  Великую  Кахатанну,  внезапно
подумал, что вот она - единственная и неповторимая.  Жаль  только,  что  они
враги и примирение невозможно. Она была  рядом,  только  руку  протянуть,  и
вместе с тем - несказанно далеко, за гранью, за пределами его  мира.  И  маг
почувствовал, что ему горько. Правда, он не позволил себе  долго  размышлять
об этом, и все же...
   А еще мгновение спустя он оценил ее возможности и признал, что не  желает
испытывать себя в поединке с  Интагейя  Сангасойей.  Для  Аджи  Экапада  она
выглядела несколько иначе, чем для самой себя или друзей-бессмертных.
   Бледное лицо в обрамлении черных волос было прекрасным и  печальным,  рот
упрямо сжат, брови немного нахмурены. Оттого, что она сидела в седле,  гордо
выпрямившись, Каэ казалась своим противникам выше, чем была на самом деле, а
ее божественная сущность придавала ей ореол непобедимости и всемогущества.
   Доспехи   Ур-Шанаби   распространяли    вокруг    неземное    сияние    -
серебристо-белое пламя окружало тонкую фигурку, дракон  на  шлеме  распахнул
крылья и угрожающе разинул пасть: Аджа Экапад поклялся бы, что он настоящий.
Полыхали клинки, и сверкал алым перстень на  правой  руке.  Она  была  столь
величественной и грозной, что маг невольно  отшатнулся  и  потянул  поводья,
заставляя своего коня попятиться.
   Каэтана сильно бы удивилась, если бы  узнала,  какой  увидели  ее  двести
рыцарей гуахайоки Гейерреда.
   Что бы ни происходило, чародей умел мгновенно  оценивать  обстановку.  И,
несмотря на смешанные чувства восторга и печали,  ненависти  и  приязни,  он
решил натравить на богиню своих рыцарей, а самому скрыться в суматохе битвы.
И взмахнул рукой, приказывая своим воинам атаковать удивительную всадницу.
   Каэ не собиралась начинать сражение сразу со всеми:  во-первых,  она  все
еще чувствовала себя усталой; во-вторых, ей было жаль ни в чем  не  повинных
людей, которых пришлось бы убить, встань они между ней и носителем талисмана
Джаганнатхи. Судя по доспехам, на нее собирались напасть рыцари Мерроэ, а ей
было нечего делить с королем Колумеллой, которого все  единодушно  описывали
как честного и справедливого монарха.  Она  видела,  что  происходит  что-то
странное: кто этот человек и он ли носит талисман?  Насколько  он  близок  к
королю? Чем обернется эта ситуация?
   В отличие от Ниппи Богиня Истины не  могла  точно  определить,  здесь  ли
находится пресловутое украшение, на ком оно в настоящий  момент.  Всадник  с
белыми волосами показался ей самой значительной фигурой в отряде, но  вполне
могло быть и так, что он - всего лишь подставное лицо, а настоящий  носитель
талисмана укрылся где-нибудь  и  наблюдает  со  стороны  за  ее  действиями,
защищенный двумя сотнями воинов и ее неведением.
   Каэ была уверена, что сражение - худшее, что может сейчас произойти,  ибо
важнее было разобраться, но этой возможности люди ей не оставили.  Никто  не
знает, что думали храбрые воины,  несясь  в  атаку  на  явно  нечеловеческое
существо, явившееся к ним в облике юной и прекрасной воительницы. Солдаты не
имеют права рассуждать, когда командир приказал вступать в бой.
   - Вот незадача!  -  Каэтана  попыталась  было  уклониться  от  одного  из
нападавших, сильным ударом  столкнула  с  коня  другого,  и  он  с  грохотом
обрушился на землю.
   На  нее  налетели  со  всех  сторон  около  десяти  всадников.  Остальные
сгрудились в нескольких шагах от места сражения, не зная, как  поступить.  В
конце концов, большее число воинов только ухудшало положение - рыцари мешали
друг другу и уже не могли повредить врагу.
   Каэтана старалась их не убивать. Но - убивая или не убивая - она не могла
пробиться сквозь их ряды, чтобы догнать  чалого  жеребца,  уносившего  вдаль
высокого и худого всадника в лиловом одеянии.
   Красно-белые значки и  штандарты  с  изображением  медведя,  трубящего  в
золотой рог, взметнулись над рядами воинов, громко и протяжно запели  горны,
отряд ощетинился копьями и мечами. Правда,  они  не  знали,  что  им  делать
дальше.
   Командовал рыцарями личный друг гуахайоки, потомок  древнего  гемертского
рода, граф Коннлайх. За  долгие  годы  службы  в  армии  Мерроэ  он  пережил
множество приключений, участвовал в жестоких сражениях,  прошел  с  мечом  в
руках до берегов Внутреннего моря Хо, но никогда еще не чувствовал себя  так
глупо и беспомощно. Провожая его в  дорогу,  Гейерред  намекнул,  что  дело,
поручаемое ему, весьма важно,  а  вот  персона  мага  Аджи  Экапада  не  так
драгоценна, как кажется на первый взгляд. И при  необходимости  магом  можно
пожертвовать. Однако гуахайока либо скрыл, либо сам не знал,  что  сражаться
рыцарям придется с кем-то из бессмертных Арнемвенда.
   Коннлайх об этом тоже не подозревал до  последнего  мгновения.  Все  было
предельно ясно и просто: Экапад сообщил, что сейчас они доберутся до  болот,
выделят группу человек в двадцать -  двадцать  пять,  чтобы  достичь  некого
места, где хранится вещь, необходимая его величеству Колумелле, а после того
как искомый предмет будет добыт, его  следует  со  всеми  предосторожностями
доставить в Кайембу. Для графа вышеописанные  действия  были  самой  обычной
операцией из тех, что мог поручить ему Гейерред.
   Однако  встреча  с  удивительной  всадницей  в  сияющих   доспехах,   чье
нечеловеческое происхождение сомнений  ни  у  кого  не  вызывало,  несколько
нарушило планы старого воина. Он хотел было посоветоваться с Аджой Экападом:
не потому, что так доверял ему, а потому, что других советников под рукой не
случилось. Внезапное  и  молниеносное  бегство  чародея  поставило  графа  в
затруднительное положение,  но  позволило  последнему  сделать  определенные
выводы.
   Во-первых,  он   сразу   уразумел,   что   юная   воительница   настолько
могущественнее Аджи Экапада, что тот не посмел даже попытаться  сразиться  с
ней. Значит, у обычного человека шансов вообще никаких нет и быть не  может.
Во-вторых, предмета, из-за которого, собственно, и разгорелся весь  сыр-бор,
тоже не видно, а следовательно - зачем графу Коннлайху губить  своих  лучших
воинов? И потому командир отряда  не  приказывал  никому  из  своих  рыцарей
вступить в схватку.
   Так и вышло, что битва, кипевшая на крохотном пятачке  у  лесного  ручья,
никому не была нужна. И  сражалась  Каэ  только  с  теми  воинами,  которые,
подчинившись чародею,  напали  на  нее,  не  дожидаясь  подтверждения  этого
приказа от своего непосредственного начальника.
   Глядя на то, как легко и просто небесная воительница расправляется с  его
олухами, Коннлайх не протестовал. Он  считал,  что  этот  урок