и о количестве  полученных  по
воздуху продовольствия и боеприпасов. Они измерялись немногими
процентами от обещанного.  Хотя Гитлер непрестанно требовал от
Геринга отчета,  но тот все время вилял: виновата погода - ту-
ман, дожди со снегом или бураны - не позволяют выполнить наме-
ченные поставки. Но как только погода исправится к лучшему, он
выйдет на обещанный тоннаж.
     Стало неизбежным  дальнейшее  сокращение фронтовых рацио-
нов. Цейтцлер распорядился подавать ему в казино Генштаба точ-
но такое же питание,  и заметно похудел.  Через несколько дней
Гитлер заметил ему,  что считает неуместным подобные жесты со-
лидарности. Не на это следует расходовать свою нервную энергию
начальника Генерального штаба. Цейтцлер обязан немедленно вер-
нуться к нормальному питанию.  Одновременно Гитлер запретил на
несколько недель подавать шампанское и коньяк. Настроение ста-
новилось все более скверным;  с окаменевшими лицами, молча со-
бирались мы небольшими группами,  Никто уже не мог больше раз-
говаривать о  неуклонной гибели еще несколько месяцев тому на-
зад столь победоносной армии.
     Когда я  снова  оказался в ставке между 2 и 7 января 1943
г. Гитлер продолжал жить еще надеждами.  Контрудар,  который в
соответствии с его приказом должен был разорвать кольцо вокруг
Сталинграда и обеспечить снабжение погибавших там  войск,  по-
терпел провал  еще две недели назад.  Какой-то небольшой шанс,
возможно, еще и сохранялся,  если бы  решиться  на  оставление
котла.
     В приемной "ситуационной" комнаты в один из этих  дней  я
стал свидетелем  того,  как Цейтцлер вцепился в Кейтеля и бук-
вально заклинал поддержать его хотя бы сегодня у Гитлера, что-
бы тот отдал приказ об оставлении котла.  Сейчас последние ми-
нуты, когда еще можно избегнуть ужасной катастрофы.Кейтель дал
решительные и торжественные заверения помочь. Но как только во
время "ситуации"  Гитлер  снова  заговорил   о   необходимости
упорства в Сталинграде,  Кейтель с взволнованным лицом подошел
к нему и ткнув на карте в небольшой кусочек города, окруженный
красными кольцами, изрек: "Мой фюрер, это мы удержим!"
     В этом безнадежном положении Гитлер  15  января  1943  г.
предоставил фельдмаршалу  Мильху чрезвычайные полномочия,  да-
вавшие ему право,  через голову Геринга, отдавать любые распо-
ряжения для  снабжения Сталинграда военными и гражданскими са-
молетами (13).  В те дни я часто звонил Мильху,  обещал спасти
моего брата,  попавшего там в окружение. Но при общей неразбе-
рихе оказалось невозможным разыскать его.  От  него  приходили
отчаянные письма.  Он  заполучил желтуху,  весь отек,  его по-
местили к госпиталь, но там он не выдержал, и вернулся к своим
товарищам на артиллерийский наблюдательный пункт. С тех пор он
бесследно пропал. Мои родители и я переживали то же, что обру-
шилось на  сотни  тысяч  семей,  в  которые еще какое-то время
после закрытия котла приходили воздушной почтой письма, прежде
чем настал  конец  (14).  О катастрофе,  за которую полную от-
ветственность несли он и Геринг, Гитлер впоследствии не проро-
нил ни слова.  Вместо этого он отдал приказ о формировании но-
вой 6-й армии,  которой предстояло возродить боевую славу  по-
гибшей.
                          Глава 18
                           Интриги
     Зимой 1942 г.  во время кризиса  в  Сталинграде  Борман,
Кейтель и  Ламмерс решили еще теснее сплотиться и еще плотнее
окружить Гитлера.  Отныне проекты любых  постановлений  могли
попадать к  главе  государства  на  подпись только через этот
триумвират, тем самым должен был быть положен конец  импрови-
зированному подписанию  директив  и  хаосу приказов.  Гитлера
вполне устраивало,  что за ним оставалось последнее  решение.
Несовпадающие позиции  авторов  различных  документов  отныне
подлежали "прояснению" тройкой. Гитлер положился на объектив-
ную информацию и беспристрастный подход.  Коллегия-тройка по-
делила между собой различные сферы.  Кейтель,  который должен
был отвечать за все распоряжения по вермахту, с самого начала
потрепел неудачу, поскольку главнокомандующие ВМФ и ВВС реши-
тельно отвергли опекунство такого рода. Через Ламмерса должны
были проходить все вопросы,  касающиеся функций  министерств,
все государственно-правовые и все административные сюжеты. Но
постепенно все это отошло к Борману,  который просто не давал
Ламмерсу возможности часто встречаться с Гитлером. Борман за-
резервировал за собой доклады по всем внутриполитическим  ас-
пектам. Для этого,  однако, ему не хватало не только интелли-
гентности, но и достаточных контактов с  внешним  миром.  Вот
уже в  течение восьми лет он безотрывно был тенью Гитлера. Он
никогда не отваживался отправиться в  служебную  командировку
или в отпуск,  постоянно пребывая в тревоге,  что его влияние
может пойти на убыль.  Еще по тем временам,  когда он был за-
местителем Гесса,  он знал, какую опасность представляют чес-
толюбивые заместители,  потому как у  Гитлера  была  привычка
сразу же после их представления напрямик загружать вторых лиц
заданиями и обращаться с ними как с людьми своего  штаба. Эта
черта не  только отвечала его склонности распределять власть,
где бы она ни возникала, - он просто любил свежие лица, любил
подвергать свежих людей испытанию.  Чтобы не допустить подоб-
ной конкуренции в своем доме, иной осторожный  министр просто
не назначал  своими  заместителями  интеллигентных и разумных
сотрудниковв.
     Намерение этих  трех  господ  обнести  Гитлера  оградой,
фильтровать поток информации,  даже контролировать его власть
могло бы иметь своим следствием отход от единоличного правле-
ния Гитлера.  Но для этого было бы необходимо, чтобы эти трое
были людьми  с инициативой,  фантазией и чувством ответствен-
ности. Однако,  приученные всегда выступать только  от  имени
Гитлера, они  рабски зависели от его волеизъявления. Впрочем,
довольно скоро Гитлер перестал придерживаться такого порядка:
он сковывал его и просто не отвечал его натуре. Но, разумеет-
ся, этот круг раздражал прочих,  вне его, и ослаблял их пози-
ции.
     На практике только Борман занимал ключевую позицию,  ко-
торая представляла    для    других    высших   руководителей
действительную опасность.  Используя равнодушие Гитлера, Бор-
ман определял,  кто из штатских руководителей получит аудиен-
цию у Гитлера, вернее - кто ее не получит. Едва ли кто из ми-
нистров, рейхс- или гауляйтеров мог сам выйти на Гитлера, они
все должны были обращаться к Борману с просьбой  доложить  их
проблемы. Борман работал очень проворно.  Уже через несколько
дней тот или иной министр получал письменный  ответ, которого
ему при ином порядке пришлось бы ждать не один месяц. Я был в
исключительном положении. Так как моя сфера деятельности была
военной по своей сути, я имел доступ к Гитлеру в любое время.
Время для встречи с ним назначалось адъютантами.
     После моих  бесед  с Гитлером нередко заходил Борман.  О
его приходе адъютанты докладывали кратко и не соблюдая  стро-
гую форму. Он появлялся с папками в руках. Несколькими фраза-
ми он,  монотонно и внешне очень деловито, излагал содержание
поступивших к нему документов,  чтобы затем самому предложить
решение. По большей части Гитлер только кивал головой:  "Сог-
ласен". Одного  этого слова бывало достаточно для составления
Борманом подчас очень пространных распоряжений,  даже и в тех
случаях, когда Гитлер выражался довольно неопределенно. Таким
способом за полчаса принималось до десятка и более важных ре-
шений. Де-факто  Борман  начал  заправлять внутренними делами
Рейха. Несколько месяцев спустя,  12 апреля 1943  г.,  Борман
испросил подпись  Гитлера под как будто вполне безобидной бу-
магой - он становился "секретарем фюрера".  Если его  прежняя
должность, строго говоря,  должна была бы ограничиваться пар-
тийными делами,  то новая позиция уполномачивала  его  теперь
официально проявлять активность в абсолютно любой области.
     После моих первых успехов на ниве вооружений в отношении
Геббельса ко мне раздражение,  которое он после своей истории
с Лидой Бааровой и не скрывал,  сменилось благорасположением.
Летом 1942  г.  я  обратился  к нему с просьбой задействовать
свой аппарат - киножурналы,  еженедельники и газеты  получили
соответствующие указания.  Мой авторитет рос. Нажатием кнопки
министр пропаганды сделал меня одной из известнейших  личнос-
тей Рейха. Этот подросший капитал мои сотрудники использовали
в свою очередь в их повседневных трениях с  государственным и
партийным аппаратом.
     Было бы неверно делать умозаключения  относительно  лич-
ности Геббельса,  основываясь на заигранном фанатизме его ре-
чей, и представлять его себе человеком с клокочущим  темпера-
ментом. Он  был  усердным  трудягой,  дотошным  в претворении
своих идей в жизнь, не теряя при этом, однако, из поля зрения
общую картину. У него была способность абстрагировать пробле-
му от сопутствующих обстоятельств, что позволяло ему, как это
мне тогда представлялось,  приходить к дельным суждениям. Это
впечатление возникало не только благодаря его цинизму,  но  и
логическому ходу его мыслей,  по которому было видно, что по-
сещение университета не прошло бесследно.  Только в общении с
Гитлером он казался скованным.
     На первой, столь успешной стадии войны он не обнаруживал
особенного тщеславия;  напротив, еще в 1940 г. он говаривал о
своем намерении после победоносного завершения войны  всецело
посвятить себя  своим многочисленным личным хобби,  а ответс-
твенность должно будет принять на себя новое поколение.
     В декабре 1942 г. катастрофический поворот событий побу-
дил его чаще приглашать к себе трех  своих  коллег:  Вальтера
Функа, Роберта Лея и меня. Выбор был показателен для него: мы
все были дипломированными выпускниками высших учебных заведе-
ний.
     Сталинград нас потряс - даже не в первую очередь  траге-
дией солдат 6-й армии,  а тем,  что подобная катастрофа могла
приключиться под командованием Гитлера. До этого любой неуда-
че можно  было противопоставить успех,  который уравновешивал
все потери, жертвы и поражения или, по крайней мере, позволял
о них не думать.  В первый раз мы потерпели поражение без эк-
вивалента взамен.
     "В начале  войны,  - рассуждал Геббельс во время первого
из этих обсуждений, в январе 1943 г., - мы, ограничиваясь по-
лумерами внутри страны,  добились слишком крупных военных ус-
пехов. Поэтому мы уверовали, что можно и далее одерживать по-
беды без  чрезмерного  напряжения.  Англичанам  в этом смысле
повезло, они уже в самом начале пережили Дюнкерк. Это пораже-
ние стало  оправданием  для  самых суровых ограничений мирных
привычек и запросов.  Сталинград - это наш Дюнкерк. Созданием
только хорошего настроения войны теперь не выиграть".
     Геббельс сослался на агентурные данные  своего  разветв-
ленного аппарата  о  беспокойстве  и недовольстве в обществе.
Оно требует отказа от всякой роскоши,  которая народу  отнюдь
не на  пользу.  Вообще  же чувствуется не только готовность к
величайшим усилиям. Чувствительные ограничения просто необхо-
димы для восстановления доверия к руководству.
     Необходимость основательных жертв диктовалась и  положе-
нием в промышленности вооружений. Гитлер потребовал не только
нового рывка производства. Для покрытия неслыханных потерь на
Восточном фронте  в вермахт призывались одновременно 800 тыс.
молодых квалифицированных рабочих (1).  Любое сокращение чис-
ленности немецкого костяка рабочей силы неминуемо должно было
увеличивать и без того немалые трудности. Но воздушные налеты
показали также,  что  в тяжело пострадавших городах жизнь шла
по заведенному порядку.  Даже налоговые поступления почти  не
снизились, несмотря  на  то,  что документация финансовых ве-
домств погибала в огне!  Отталкиваясь от идеи,  заложенной  в
нашей системе "самоответственности промышленности",  я выдви-
нул предложение поставить  в  центр  отношений  с  населением
вместо недоверия  доверие  и одновременно тем самым сократить
наши надзирающие и управляющие власти,  в которых было занято
без малого  три  миллиона человек.  Обсуждались разнообразные
проекты. Например, предложить плательщикам налогов самим оце-
нивать свое имущество и доходы, или же отказаться от перерас-
пределения налогов,  или же ввести твердую ставку для  налога
на заработную плату.  Какую роль, при миллиардных суммах, ко-
торые ежемесячно уходят на войну,  могут играть несколько сот
миллионов марок, которые, возможно, будут скрыты от государс-
тва единицами нечестных людей, - доказывали Геббельс и я.
     Еще больше  волнений  вызвало,  впрочем,  мое требование
приравнять продолжительность рабочего  времени  чиновников  к
рабочему дню на военных заводах. По арифметическим прикидкам,
это бы высвободило около 200 тыс.  управленцев для работы  на
вооружение. Кроме  того,  резким  снижением жизненного уровня
высших слоев я хотел высвободить для этой же  цели  еще  нес-
колько сот  тысяч  пар  рабочих  рук.  На  одном из заседаний
"Центрального планирования" я предельно жестко  охарактеризо-
вал последствия моих радикальных предложений:  "Они означают,
что на время войны, если она станет затяжной, мы, грубо гово-
ря, должны опролетаризироваться" (2).  Сегодня я с удовлетво-
рением отмечаю,  что я не смог тогда пробить свои планы: Гер-
мания оказалась   бы   перед   лицом  невероятных  перегрузок
послевоенных месяцев еще более экономически и административно
ослабленной и дезорганизованной.  Но убежден я и в том, что в
аналогичной ситуации, например, в Англии, подобного рода идеи
были бы последовательно претворены в жизнь.
     Гитлер довольно неохотно согласился с нашим планом реши-
тельного упрощения  административных процедур и аппаратов,  а
также с сокращением потребления и ограничением развлекательно
-культурной сферы.  Однако  моя попытка передоверить осущест-
вление этой программы Геббельсу разбилась о бдительного  Бор-
мана, который опасался прироста власти у своего честолюбивого
соперника. Вместо Геббельса реализация замысла  была поручена
д-ру Ламмерсу, союзнику Бормана по триумвирату, чиновнику без
фантазии и инициативы,  у которого волосы вставали  дыбом  от
такого неуважения к бюрократии, по его мнению, совершенно не-
обходимой.
     Никто иной, как Ламмерс начал председательствовать вмес-
то Гитлера на возобновившихся с января 1943 г. заседаниях ка-
бинета министров.  На  заседания  приглашались  не  все члены
кабинета, а только те, чьи вопросы стояли в повестке дня. То,
что заседания проводились в зале Имперского кабинета,  свиде-
тельствовало о том, какую власть уже сосредоточила "тройка" в
своих руках и на какую замахивается.
     Заседания эти проходили довольно остро:  Геббельс и Функ
придерживались моих радикальных взглядов,  министр внутренних
дел Фрик,  как и Ламмерс, выражали, чего и следовало ожидать,
озабоченность; Заукель  с ходу заявил,  что он поставит любое
потребное количество рабочих рук,  включая и специалистов, из
оккупированной заграницы  (3).  Даже когда Геббельс требовал,
чтобы руководящие кадры партии умерили  свой  практически  не
знавший ограничений  уровень  жизни,  ему ничего не удавалось
добиться. Обычно державшаяся в тени Ева Браун подключила Гит-
лера, когда прослышала о возможном запрете перманента и прек-
ращении выпуска косметической продукции.  Гитлер сразу же за-
колебался, он порекомендовал  мне вместо  запрета  незаметное
"вымывание из ассортимента краски для волос и других космети-
ческих товаров", а также - "прекращение принятия в ремонт ап-
паратов для перманента" (4).
     Несколько заседаний  в Рейхсканцелярии убедили Геббельса
и меня,  что от Бормана,  Ламмерса и Кейтеля  нечего  ожидать
оживления производства вооружений.  Наши усилия прочно увязли
в бессмысленных мелочах.
     18 февраля  1943  г.  Геббельс произнес свою речь о "то-
тальной войне".  Она была адресована не только населению,  но
косвенно -  и  руководящим кругам,  которые не хотели принять
наши радикальные меры по мобилизации всех резервов страны. По
существу, это  была попытка поставить под давление улицы Лам-
мерса и прочих героев медлительности и нерешительности.
     Только на самых успешных мероприятиях с участием Гитлера
видел я публику, получившую настолько действенный заряд фана-
тизма. После выступления у себя дома Геббельс к моему изумле-
нию буквально отпрепарировал свои казавшиеся столь импровиза-
ционно-эмоциональными взрывы, вскрыл их точную рассчитанность
на психологический эффект - как, вероятно, это сделал бы пог-
рязший в  штампах актер.  Аудиторией в тот вечер он был дово-
лен. "Вы заметили?  Они реагировали на малейший нюанс и апло-
дировали точно  в  нужных местах.  Это была политически самая
вышколенная публика,  которую только можно найти в Германии".
В зале были партайгеноссе, делегированные своими организация-
ми, среди них любимые народом представители  интеллигенции  и
актеры, такие как Генрих Жорж,  чьи горячие аплодисменты, за-
печатленные кинохроникой,  должны были воодушевлять народ. Но
был у речи и внешнеполитический адрес: это была одна из попы-
ток дополнить милитаристски-ориентированное  мышление Гитлера
политикой. Как полагал,  по меньшей мере,  сам Геббельс, он в
этой речи направил  впечатляющий  призыв  к  Западу  осознать
опасность, которая  угрожает  с  востока всей Европе.  Он был
очень удовлетворен,  когда через несколько дней стало извест-
но, что западная пресса сочувственно прокомментировала именно
этот пассаж.
     Действительно, в  то время Геббельс заявил притязания на
пост министра иностранных дел. Со всем присущим ему красноре-
чием он  пытался натравить Гитлера на Риббентропа и, кажется,
поначалу небезуспешно.  Во всяком случае,  Гитлер внимал  его
рассуждениям молча,  не пытаясь, как обычно, переключить раз-
говор на более приятную тему.  Геббельс уже полагал, что бли-
зок к успеху,  как вдруг, без всяких видимых на то оснований,
Гитлер принялся расхваливать отличную работу Риббентропа, его
умение вести переговоры с "союзниками", его вывод был лапида-
рен: "Вы неправильно оцениваете Риббентропа. Он у нас один из
самых великих,  и история поставит его когда-нибудь выше Бис-
марка". На том же дыхании он запретил Геббельсу впредь прощу-
пывать, как это он сделал в своей речи во Дворце спорта,  За-
пад.
     Впрочем, за речью Геббельса о тотальной войне последовал
жест, восторженно воспринятый общественностью:  Гитлер прика-
зал закрыть берлинские фешенебельные рестораны и дорогие уве-
селительные заведения.  Геринг попробовал  взять  под  защиту
свой особенно  любимый ресторан Хорхера.  Однако,  он сдался,
когда группа организованных Геббельсом демонстрантов перебила
камнями окна ресторана. Результатом было серьезное осложнение
во взаимоотношениях между ними.
     Вечером того дня, когда Геббельс произнес уже упомянутую
рчеь, у него дома, в незадолго до начала войны отстроенном по
его приказу  дворце  вблизи Бранденбургских ворот,  собрались
высокопоставленные гости,  в том числе фельдмаршал Мильх, ми-
нистр юстиции Тирак,  статс-секретарь министерства внутренних
дел Штукарт,  статс-секретарь Кернер, а также Функ и Лей. При
этом мы  с  Мильхом впервые предложили обменяться мнениями по
нашей идее - использовать полномочия Геринга в качестве пред-
седателя Совета министров по вопросам обороны Рейха для ужес-
точения внутриполитической дисциплины.
     Через девять  дней  Геббельс снова пригласил к себе меня
вместе с Функом и Леем.  Превосходящее по своим масштабам все
разумные пределы  здание производило мрачноватое впечатление.
Подавая пример в кампании "тотальной войны",  Геббельс распо-
рядился закрыть все парадные помещения, а в используемых хол-
лах и комнатах вывинтить большинство лампочек.  Нас провели в
один из  малых  кабинетов площадью в 40-50 квадратных метров.
Слуги в ливреях сервировали французский коньяк  и  чай.  Геб-
бельс приказал им нас