примем, то и закон,
но ведь нужно депутатам и честь, и совесть иметь!"
     Да нельзя  полагаться на вашу,  депутатов,  честь и совесть!  Не  может
строиться  конституция в  расчете  на  то, что  представители органов власти
будут  честными и совестливыми. Закон  должен вынуждать их  быть  честными и
совестливыми. Закон  должен ставить барьеры  бессовестности  и бесчестности.
Закон должен ограждать общество, в том числе, и от бесчестных и бессовестных
парламентариев. А он нас не ограждает. Вот проблема. А  то, что я предлагаю,
тот принцип,  который  я предлагаю  положить  в основу Новой Конституции, он
оградит.
     Если даже конституционный суд вдруг падет и окажется сам бессовестным и
бесчестным, то  гражданин  России  сможет  сам  определить, нарушает или нет
принятый парламентом новый закон то неприкосновенное ядро, которое  и служит
определителем законности самих вновь принятых законов, то  есть: нарушает ли
этот  новый  закон  его  неотъемлемые  права  и   свободы:  свободу   слова,
передвижения, частной собственности на все и остальные фундаментальные права
и свободы.

        ПЛЮСЫ-МИНУСЫ ЕЛЬЦИНА
     Первый  из  минусов  --  в  осевшей  у  него  в  костях  большевистской
философии,  в религии большинства.  Он никогда не шел  один  против всех. Он
всегда боялся  противостояния  большинства. Он  всегда сдавался большинству.
Нет  идеального, на чем  он  мог бы  устаивать  против  большинства.  Он  не
понимает, что  человек,  имеющий идеалы, независим от мнений большинства, он
может  проиграть  в одном-единственном случае --  если предаст  свои идеалы,
если   поступит  не  в  соответствии  с  ними.  Тот,  кто  боится  проиграть
большинству, -- обречен.
     В  политической  карьере  Ельцина было  немало  моментов растерянности,
слабости,  уступок  силе.  Это  и  невнятные  объяснения  на  пленуме  ЦК  и
партконференции (88-й  год), и выдача оппозиции Бурбулиса, Яковлева, Гайдара
в 92-м. Но сильнее всего внутреннее неблагополучие Ельцина выявил выбор им в
вице-президенты Руцкого.
     Я  был так  возмущен этим решением, что во время разговора на площади в
мае 91-го сказал Э.Уразаеву,  что всерьез думаю не  вычеркнуть ли и Ельцина.
Да, это было страшным падением -- на 6-ом съезде не предложить (и  тем самым
не  назначить) Гайдара премьером.  Судьба тогда дала  Ельцину возможность не
изменить ни своему слову, ни  самому себе: в числе 3-х кандидатур, набравших
на съезде  наибольшее число  голосов,  был и  Гайдар. Но  Ельцин сдал назад,
уступил большинству. Он был не готов устаивать против большинства. Сказалась
идеальная  коммунистическая  установка  не  на  истину, а  на большинство. И
все-таки   самой   тяжелой,   непростительной  ошибкой   был  выбор  себе  в
вице-президенты  Руцкого. Так эти люди понимают  политику:  ради  расширения
своего  электората  они  идут  на   авантюру  --  берут  в  связку  человека
политически --  чуждого, по человеческим  качествам -- неизвестного. Лишь бы
набрать голоса...
     За  моральную неразборчивость и  политическую  беспринципность  Ельцина
платить приходится сегодня не Ельцину --  народу. А  что же Ельцину  в плюс?
Самое главное -- я вижу у него признаки новой, некоммунистической, идеальной
установки: он уступил Гайдара, но он  не уступил  идеи перехода к  свободной
жизни,   к  частному   предпринимательству,  к   частной   собственности,  к
политическим  свободам,  к  обеспечению  прав человека. Он учится  устаивать
против напора низкого большинства. Наконец, он  добрый человек. Он просто не
умеет  еще  сопрягать доброту с  неуступчивостью. Думаю, что эти  слабости и
недостатки немало способствовали  избранию  Ельцина президентом: он недалеко
ушел от  среднего  советского, он  близок  сегодняшнему,  вчера  еще жившему
ложными коммунистическими ценностями, советскому. Своими слабостями -- этими
родимыми пятнами  коммунизма -- он близок сегодняшнему среднестатистическому
избирателю, который видит: "Ельцин не инопланетянин. Он такой  же, как  я, с
теми же советскими недостатками,  но, вот, избавляется же  президент от них,
идет к новым берегам, значит и  я  смогу". Поэтому, критикуя  Ельцина,  надо
понимать, что многие  из присущих гражданам его страны предрассудков обязаны
быть  у   него  по  должности.  Что  ложью  является  вбивавшееся  советским
убеждение, что начальником должен быть (а  следовательно, и является ) самый
умный, самый знающий. Вовсе нет. Руководитель обязан обладать иным качеством
-- уметь выслушать, понять  и  принять  точку зрения людей, которые  глубже,
умнее, более  знающи, чем он сам. Ельцин  оказался на высоте, заявив, что  в
его  команде  все  умнее  и  компетентнее  его.  Демократическая  власть  не
претендует на обладание  высшим  знанием и  высшим умением, претензия власти
быть самой умной -- верный путь к автократии, к тоталитаризму. Эта претензия
есть у Хасбулатова,  и в этой претензии власти быть  умнее всех (и потому не
нуждаться  в   иных   умных  головах)   признак  и   зародыш  принципиальной
недемократичности,    устремленности   к    автократии    и    тоталитаризму
хасбулатовской  головки  съезда  и верхсовета.  Съездовское  большинство уже
приняло  самодержавную,  патерналистскую  норму  жизни: учитель,  наставник,
лектор,  папа Хасбулатов и послушное ему большинство.  Съезд уже  скатился в
автократию:  "Руслан  Имранович, я  прошу  вас поддержать  мое  предложение,
потому что,  как вы скажете, так съезд  и  проголосует". (Вечер 7-го декабря
92-го года,  один  из  депутатов  от микрофона).  Этому  большинству  низших
достаточно псевдо-аргументов Хасбулатова, как раньше большинству низших было
достаточно псевдо-аргументов Ленина-Сталина.

        ХАСБУЛАТОВ АРГУМЕНТИРУЕТ
     С пафосом убежденного  в своей правоте  человека он заявляет с  трибуны
съезда: "Необходимо соблюдать нынешнюю конституцию. И как  этого не понимают
люди,  называющие себя демократами? Ведь  демократия начинается с уважения к
конституции и закону!"  Весь съезд,  в том числе демократическое меньшинство
его, молча проглатывает этот аргумент. Мне не впервой учить коммунистических
профессоров, поучу  и этого. Господин профессор, а ведь вы неправду сказали:
демократия  начинается  не  с  уважения   к  конституции,  а  с  уважения  к
демократической  конституции. Уважать конституцию, уважать внутренние законы
страны --  еще не значит уважать законность и  право.  -- Как  это? -- А так
это, что законы государства могут узаконивать беззаконие -- так было в  этой
стране 75 лет и в Германии 12 лет. Закон может узаконивать беззаконие, закон
может говорить: править страной может только компартия или только фашистская
партия. Что ж,  демократия начинается  с соблюдения  и "этих, пусть  плохих,
пусть  несовершенных  законов"  (как  выражается  еще  один коммунистический
профессор  -- Зорькин)? Да  нет, господа профессоры, демократия с соблюдения
таких законов кончается.

        ДЕМОКРАТИЯ КОНчАЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЯ 104-Й СТАТЬИ НЫНЕШНЕЙ КОНСТИТУЦИИ
     Демократия и законность начинаются с отвержения нынешней конституции, с
отвержения узаконенного ею правового произвола съезда народных депутатов.


        ПРЕЗИДЕНТ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОДОБЕН ДЯТЛУ
     В  84-ом году Рейган  вторично  победил  на  выборах.  В  19-ой  камере
Чистопольской  тюрьмы нас в те  дни  было трое: я,  Интс  Цалитис и  Евгений
Анцупов. Я  хотел победы Рейгана и  потому не скрывал удовлетворения исходом
выборов в Америке. Анцупов: Ну вот, делают из Рейгана панацею от всех бед...
Я: Никто его не  считает  панацеей. Я  за него, потому что он делает то, что
должен  делать  президент.  Президент должен быть  подобен  дятлу. Он должен
понять главную  политическую  истину  своего времени и  главное  направление
своей политики и своих действий. Не его  дело  считать метры и миллиметры --
он должен  уметь  правильно  подсчитывать километры.  Он должен с  упорством
дятла вдалбливать в сознание обывателя истину, еще не понимаемую обывателем,
но уже понятую президентом. Рейган наконец-то понял, что СССР -- это империя
зла. Прекрасно,  что  он  ее  вдалбливает  Америке и  всему  миру.  Мое дело
открывать и доказывать и объяснять эту истину -- в том числе и рейганам. Его
дело  -- человека, близкого к среднему человеку общества  -- с  несокрушимым
упорством долбить, пока не вдолбит, истину  в мозги своих соотечественников.
Долбить  на  тысячу  ладов  --  пословицей,  притчей,  рассказом,  примером,
рассуждением, фактом -- но всегда  в  одну  и ту  же  точку, одну  и  ту  же
истину...

        ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО ДАГЕСТАНСКОМУ ТЕЛЕВИДЕНИЮ 5-ГО АПРЕЛЯ 1993г.
     САЛАМ ХАВЧАЕВ: Добрый вечер. В пятницу в передаче "Позиция и оппозиция"
мы  пятьдесят  минут посвятили самой злободневной  теме сегодняшнего  дня --
прошедшему съезду  и предстоящему референдуму, и  вот сегодня, без раскачки,
мы  хотим продолжить разговор на эту тему с другим собеседником -- известным
правозащитником Вазифом  Мейлановым.  Вазиф, Вы приходите  на  телевидение в
решающие  моменты жизни нашего общества,  России,  республики... Может быть,
лучше посвятить несколько минут  общим  вопросам,  а потом отдельные вопросы
конкретизировать?
     ВАЗИФ МЕЙЛАНОВ:  Я,  собственно, как раз так и хотел.  Я уже говорил  о
положении дел с  сегодняшней  конституцией. Но после того, как я посмотрел и
восьмой,  и девятый съезды, я продолжил  свою логику и дошел до интересного,
на мой взгляд, вывода. Я пришел к выводу, который пока не сделан никем, -- и
в этом  я вижу ошибку и съезда,  и сторонников президента: в закрывании глаз
на ситуацию с правом и конституцией.
     Я  считаю,  что  у  нас конституции нет.  Нет конституции  -- потому  и
соблюдать нечего,  и нет того, за соблюдение чего следует бороться. То есть,
теряет смысл конституционный суд.
     Я уже говорил о 104-й статье, но сейчас скажу об этом иначе. Я поставлю
такой  вопрос:  что  постоянно  в  нашей  конституции,  что  константа,  что
неизменно в нашей конституции? А в конституции что-то должно быть неизменно,
ибо неизменная  часть  конституции и  придает стабильность  государству. Так
вот: в нашей конституции записано:  "постоянным во  мне  является только моя
изменчивость". Только ее изменчивость! В  104-й статье  записано, что  съезд
правомочен  принять к  рассмотрению  и  решению любой вопрос  относящийся  к
ведению Российской Федерации. Что  из этого следует? На мой взгляд, следует,
логически,  что не действуют  все остальные статьи конституции: с  принятием
этой статьи все остальные статьи теряют силу.
     Почему?  А  вот  смотрите:   в  121-й  статье  написано,  что  министра
Российской Федерации  назначает  и освобождает президент -- по представлению
председателя совета министров. В то же время Хасбулатов  на последнем съезде
"грозно" (в  кавычках) заявляет: "Чтоб через  час  министр безопасности  был
здесь, а то прям на съезде его и сымем". Как сымем? Ведь министров снимает и
назначает  президент  по  представлению...  и  т.д.?  А  с  другой  стороны:
назначение министров  Российской Федерации относится  к  ведению  Российской
Федерации? -- Да. -- Значит, тем самым, по 104-й статье, и к ведению съезда!
Или вот  --  выборы  президента: по  конституции это  всенародные  выборы  с
прямым, равным и тайным голосованием. Но  никто не задается  вопросом: а что
--  выборы  президента Российской Федерации относятся  к ведению  Российской
Федерации? Да? Но тем самым, по 104-й статье, -- и к ведению съезда. Значит,
по  той  же  конституции,  съезд  может  избрать  и   президента  Российской
Федерации.
     В  104-й статье записано:  "К исключительному ведению  съезда относится
принятие конституции и внесение в нее изменений и дополнений". Это означает,
что страна вынуждена жить  "от съезда  к съезду",  гадая,  что на  очередном
съезде ее ждет, какие еще поправки внесет съезд в конституцию,  ведь  съезд,
по 104-й статье, может  вносить  ЛЮБЫЕ изменения в конституцию. Съезд  может
двумя  третями проголосовать и отменить сам пост  президента, т.е. перевести
страну в новый строй жизни: из президентской республики (с уравновешенностью
президентской власти парламентскою) -- одним воздыманием дланей -- перевести
страну в "парламентскую " (в кавычках) республику.
     С.Х.:  Может  быть  хватит  об  этом,  мы  уже шесть  минут  говорим  о
конституции.
     В.М.: Не хватит,  это важно.  Меня удивляет (хотя я знаю причину такого
поведения) что  ни президентская, ни съездовская  стороны не  признают того,
что  конституции нет.  Каждая  из сторон клянется  в верности  конституции и
обязуется ее соблюдать. А ее нет, конституции! Сто четвертая статья обнулила
все статьи  конституции.  Привести  104-ю статью в соответствие с  принципом
разделения властей,  как это было предложено на последнем съезде  ("поручить
верховному совету"), невозможно: нужно переработать всю конституцию, строить
ее на ином принципе.
     Еще  одно следствие из 104-й  статьи: не работает  конституционный суд.
Зорькин  на  одном  из  съездов  говорит: "Ваше  постановление  противоречит
конституции, вы  тогда уже или это  постановление отменяйте, или конституцию
меняйте". То есть Зорькин и конституционный суд теоретически, в принципе, не
могут намертво зачеркнуть, отменить ни одно из постановлений съезда.
     Ибо съезд  может в обоснование своего  неправового,  неконституционного
решения изменить саму конституцию!
     По  нынешней конституции он правомочен  это  сделать. Поэтому Зорькин и
конституционный суд обречены всегда быть на стороне съезда.
     Что я предлагаю сделать? На каком ином принципе стоящая, какая, на этот
переходный период, по конструкции нужна нам конституция? Не на том принципе,
на  котором  построены  конституции стран  развитой демократии -- сдержек  и
противовесов. Предлагаемая мной конституция имеет более жесткую конструкцию:
в ней  должно быть две части: первая часть -- мета-ядро, мета-конституция, в
нее должны входить статьи, которые не  подлежат  изменению  ни парламентом и
никем.  На   какое-то,   пока   неопределенное   время,   не   подлежат.   В
метаконституцию включить: гарантии прав и свобод, в том числе свобод слова и
печати,  исчерпывающим  списком в нее  же  включить полномочия  президента и
парламента (съезда не будет). Туда же включить регламент парламента. Туда же
включить закон о выборах. Это будет неприкосновенное ядро. Остальные  статьи
конституции  обязаны   не   противоречить   статьям  этого  ядра,   проверка
конституционности решений  парламента будет  производиться по  сверке их  со
статьями метаконституции.  Не противоречат этому  неприкосновенному  ядру --
значит принятые парламентом  дополнения  к  конституции конституционны.  Мой
план  даст  незыблемую  основу  деятельности конституционного  суда  и лишит
законодателей права на произвол.
     Думаю,  мы   неслучайно  упали  из  автократии  генеральных  секретарей
(автократия, в переводе с  древнегреческого,  -- самовластье, самодержавие),
не  в  демократию,  а  в  охлократию   (толпократию):  у  нас   коллективным
самодержцем  стал съезд.  Этот коллективный самодержец  для  страны  намного
опаснее единого  самодержца, ибо единость  самодержца предполагает  единство
воли скрепляющей государство, а коллективный самодержец лишен единства воли,
а тем самым и просто воли, и  тем самым он планирует и подготавливает распад
государства  на фрагменты, каждый  из которых уже  будет  обладать единством
воли.
     С.Х.: Ну, может быть, мы начнем с анализа вопросов референдума? На один
из  них  Вы  недвусмысленно  ответили --  Вы  против охлократии,  главенства
верховного совета и съезда, -- тут трудно с Вами не согласиться. Означает ли
это, что Вы за президентскую власть? А как быть с  вопросом об экономической
политике?  В  какой  мере он  правомерен?  Можно быть за  президента, но  не
соглашаться с его экономической программой... тут много нюансов.
     В.М.:  Ну, безусловно, я за  президентскую  республику, только тут надо
объяснить.   Ведь   президентская   республика   не   означает   автократии.
Президентская  республика --  это  та форма  демократии, которая сегодня нам
нужна. Ведь президент не самодержец. Он не самодержец! Почему? ЗАКОНОВ ОН НЕ
ИЗДАЕТ.
     Если Россия примет конституцию, о которой  я говорю, то  его полномочия
будут даны в ней исчерпывающим списком. Он вышел за пределы своих полномочий
-- его действия могут быть опротестованы конституционным судом.
     Сейчас  же,  на  мой  взгляд,  все  эти разговоры об импичменте  просто
преступны, и преступен конституционный  суд: потому что такую конституцию не
соблюдать нужно, а с ней бороться и  немедленно  принимать новую. Узаконивая
действующую конституцию, мы узакониваем произвол тысячи человек. Мы ввергаем
всю  страну  в хаос, потому что  страна живет в таком режиме, что не знает в
каком  строе  она   завтра  проснется.  --   Да  нельзя  так   жить!  Статьи
метаконституции   должны   быть   приняты    либо   волеизъявлением   народа
(референдумом),  либо  специально  созванной  ассамблеей,  --   чтобы   дать
конституции большую легитимность и большую защиту: чтобы верхсовет не мог ее
(метаконституцию) отменить.
     С.Х.: Ассамблея, которая примет конституцию и разойдется?
     В.М.: Теперь по вопросу референдума о доверии президенту.  Нужно понять
такую  вещь:  политика вещь далеко не  прямая: политика -- это  столкновение
воль, и воли  эти выражаются не явно,  не открыто, не прямо. В политике так:
задают один вопрос,  а  подразумевают другой. Ты даешь  ответ,  подразумевая
одно, а выводится из твоего ответа другое. Поясню  сказанное. В своей газете
я год назад сказал о существенных коррективах, которые должны быть внесены в
реформу. Я  сказал об этом 17  января, через две  недели после либерализации
цен. Я сказал, что либерализация цен,  в условиях монополизма  на все и вся,
приведет  не  к росту  производства, а к  сокращению производства  товаров и
росту цен на них. Это я сказал год и четыре месяца тому назад, когда реформа
только-только началась. И отнес  эту статью в "Дагестанскую правду". Но наша
красная "Дагестанская правда" статью отвергла, испугалась.
     Но в этой же статье я выступил ЗА основное направление реформ. При всех
необходимых,  на  мой  взгляд,  кардинальных коррекциях  к ней. Потому что я
считал и считаю, что нынешнее направление  реформ единственно возможное:  то
есть переход к  рынку и частной  собственности. Выход только в этом. Для нас
это новость, а для всего остального мира (Алжира, Египта, Саудовской Аравии)
это уже старое, они только в этом и жили.
     Так вот, выход только в  этом, а вопрос поставлен  не такой  --  "Вы за
рынок и за  частную  собственность?". Вопрос ставится так: "Вы за президента
или нет?"  и "Вы одобряете его реформы или нет?". И если  я отвечу  "нет" на
1-й и 2-й вопросы, то Исаков, который  в телеинтервью  говорил, что  реформы
президента  зашли в  тупик, скажет: "Ну вот  и  все! Крест". А я  креста  на
переход к рынку и частной собственности не хочу.
     - Что же вы предлагаете? -- спросил его в том интервью журналист.
     - Карточки.
     Но вот журналист  его не спросил, а я спрошу: а у вас хватит товаров на
карточки? Если вы переведете людей на карточки, они станут работать так, что
будет хватать на карточки? Уже не станут.
     С.Х.: Уже да.
     В.М.: Уже не станут они работать как раньше. Раньше-то еле-еле хватало,
а  сейчас работать как  в 78-м году не будут. Это нужно понять прежде всего.
Мы  в 78-й год уже не вернемся,  даже если  назначим генеральным  секретарем
Зюганова,  если  сейчас все предприятия сделаем государственными, начнем все
сдавать в  закрома родины. Мы не вернемся в то время,  уже не  будут люди за
120   рублей  работать,  они   начнут   растаскивать   эти   государственные
предприятия.
     С.Х.:  Никто  не  предлагает  возвращаться  обратно,  предлагают только
сменить темп реформ.
     В.М.: Я