роисшествии.
   Ковалевский думал, что Щукин промолчит, но полковник ответил:
   - Предполагаю, что на них наткнулся вражеский кавалерийский разъезд и
они либо погибли, либо захвачены в плен красными. - В глубине души Кова-
левский и сам так думал, но верить этому не хотелось. А Щукин, словно бы
догадываясь, о чем думает командующий, добавил: - Я поднял на ноги всех,
кого только можно было поднять. Поиски продолжаются, Владимир Зенонович.
   Николай Григорьевич Щукин возглавлял в  штабе  Добровольческой  армии
разведку и контрразведку. До этого он служил в  петербургской  контрраз-
ведке, с начала мировой войны занимался расследованием ряда дел по выяв-
лению германской агентуры.
   Летом 1916 года, перед Брусиловским прорывом, Щукин был  откомандиро-
ван со специальным заданием на Юго-Западный фронт, где и познакомился  с
генералом Ковалевским...
   Осенью восемнадцатого Ковалевский формировал штаб Добровольческой ар-
мии и вспомнил о деловых качествах полковника Щукина.
   Щукин не обманул надежд командующего: человек трезвых взглядов,  уме-
лый, энергичный, он повел порученный ему отдел уверенно и  четко.  Более
того, в короткий срок он стал правой рукой Ковалевского, который совето-
вался с ним по всем важным для армии вопросам.
   За окнами салон-вагона грянула солдатская  песня.  Тщательно  отбивая
шаг, мимо вагона промаршировала полурота, донеслись слова старой  поход-
ной песни: "Соловей, соловей, пташечка! Канареечка жалобно поет..."
   - Да-с... - протянул Ковалевский. - Вот именно, жалобно! - Он посмот-
рел на Щукина: - Вы что-то хотели сказать, Николай Григорьевич?
   - Я получил чрезвычайно любопытную информацию, Владимир Зенопович.  -
Щукин со значением добавил: - Из Киева, от Николая Николаевича.
   Ковалевский оживился. Откинувшись на спинку  кресла,  с  любопытством
смотрел, как Щукин достает из папки листы папиросной бумаги.
   - Это - копии мобилизационных планов Киевского военного округа... са-
мые последние данные о численности восьмой и тринадцатой армий красных и
технической оснащенности... а  это  сведения  о  возможных  направлениях
контрударов этих армий в полосе наступления наших войск, - начал  докла-
дывать Щукин.
   И Ковалевский сразу же понял, какие соблазнительные возможности  отк-
рывают эти донесения перед его армией. Упредительные удары по противнику
там, где он их не ждет, если... Если только сведения правдоподобны!
   - За достоверность информации я ручаюсь, - понял  мысли  командующего
Щукин. - Николая Николаевича я знаю лично. И давно.  Человек  сильный  и
неподкупный. И работает он на нас по велению сердца.
   - Он что же, входит в состав Киевского центра?
   - Ни в коем случае, Владимир Зенонович! Ему  категорически  запрещено
устанавливать связь с Киевским центром, чтобы не подвергать себя  излиш-
нему риску. Да и пост у красных он занимает такой, что все время на  ви-
ду. Ну а в прошлом... - Щукин остро посмотрел на командующего. -  Служил
в лейб-гвардии его императорского величества. Кавалер орденов Александра
Невского и Георгия 3-й и 4-й степеней...
   - Не скрою, что даже такая короткая аттестация внушает уважение, -  с
удовлетворением произнес Ковалевский.
   В салон вошел Микки.
   - Ваше превосходительство, извините? Вас к прямому проводу... Генерал
Белобородов сдал Луганск!..
   - Что-о?
   Ковалевский резко поднялся из-за стола.
 
 
   ГЛАВА ПЯТАЯ
 
   Штаб батьки Ангела располагался верстах в тридцати от железной  доро-
ги, в небольшом степном хуторке с ветряной мельницей на окраине. В  этот
хуторок и пригнали пленных - Кольцова, ротмистра Волина, поручика Дудиц-
кого и двух командиров Красной Армии. Возле кирпичного амбара их остано-
вили. Мирон, не слезая с тяжело нагруженного узлами и  чемоданами  коня,
ногой постучал в массивную, обитую кованым железом дверь.
   Прогремели засовы, и в проеме встал сонный, с соломинами  в  волосах,
верзила с обрезом в руке.
   - Что, Семен, тех, что под Зареченскими хуторами взяли, еще не  поре-
шили? - спросил Мирон.
   - Жужжат пчелки! - ухмыльнулся Семен.
   - Жратву только на них переводим. - Мирон обернулся,  указал  глазами
на пленных: - Давай и этих до гурту. Батько велел.
   - Ага. - Верзила полез в карман за ключами. Чуть не зацепившись  пле-
чом за косяк, вошел в амбар, оттуда позвал Мирона: - Иди, подмогнешь ля-
ду поднять!
   Мирон нехотя слез с коня. Они вдвоем подняли тяжелую сырую ляду и ве-
лели пленным по одному спускаться в подвал.
   - Фонарь бы хоть зажгли, - пробормотал  поручик  Дудицкий,  нащупывая
ногами ступени. - Не видно ничего.
   - Поговори, поговори, - лениво отозвался Мирон. - Я тебе в глаз  зас-
вечу - враз все увидишь.
   - Мерзавцы! Хамы! - громко возмутился спускавшийся еле дом за  Дудиц-
ким Кольцов.
   Еще когда их вели сюда, на хутор, он все примечал,  схватывал  цепко,
упорно, вынашивая мысль о побеге. В пути такого шанса не  представилось.
А сейчас? Что, если сбросить этих двоих бандитов в подвал? А дальше что?
Вокруг полно ангеловцев!.. Нет, это почти невозможно!..
   Все эти мысли мелькнули мгновенно, и в подвал Кольцов стал спускаться
без малейшей задержки.
   - Хамы, говоришь? - обжег его злобным взглядом Мирон. -  Я  тебе  это
запомню. Когда вас решать поведут, я тебя самолично расстреливать  буду.
Помучаешься напоследок. Ох и помучаешься!..
   В подвале было темно и сыро, под ногами мягко  и  противно  пружинила
перепревшая солома. Пахло кислой капустой и цвелью.
   Кто-то кашлянул, давая понять, что в подвале уже есть жильцы.
   - О, да этот ковчег уже заселен, - невесело пошутил Кольцов и,  когда
вверху глухо громыхнула ляда, извлек из кармана коробок,  зажег  спичку.
При неясном и зыбком свете он увидел: в углу, привалившись к старым боч-
кам, сидели трое офицеров, старший по званию был полковник.
   - Берегите спички, - сказал он, поднимаясь.
   - Разрешите представиться, господин полковник! Капитан Кольцов!  -  И
обернулся к своим попутчикам: - Господа!
   Погасла спичка.
   - Ротмистр Волин, - прозвучал в темноте уверенный голос.
   - Поручик Дудицкий.
   Наступила пауза, в которой слышался только шелест соломы и чьи-то по-
хожие на стон вздохи.
   - Вас, кажется, пятеро? - спросил полковник.
   - Мы из другой компании, полковник, - сказал командир с калмыцким ли-
цом. - Командир Красной Армии Сиротин, если уж вас  так  интересуют  ос-
тальные.
   - Командир Красной Армии Емельянов.
   - Бред какой-то, - буркнул полковник и, судя по жалобному скрипу рас-
сохшейся бочки, снова сел на прежнее место. - Красные и  белые  в  одной
темнице!
   - А вы распорядитесь, чтоб нас выгнали! Мы - не против! -  насмешливо
отозвался Емельянов.
   Полковник промолчал, не принимая шутки.  Затем  сказал,  обращаясь  к
троим своим:
   - Устраивайтесь, господа! Я - полковник Львов! Здесь со мной еще  ка-
питан Ростовцев и подпоручик Карпуха!
   Кольцов опустился на солому, ощутил рядом с собой чьи-то босые ноги.
   - Извините! - Он поспешил отодвинуться.
   - Ничего-ничего... Здесь, конечно, тесновато, но... Это я -  подпору-
чик Карпуха... - доброжелательно представился сосед.
   - А вот я здесь, справа, - отозвался из своего угла  капитан  Ростов-
цев.
   Наконец все, как могли, устроились  на  соломе,  после  чего  Кольцов
спросил:
   - Вас давно пленили, господа?
   - Дня четыре назад... может быть, пять, - отозвался полковник. - Вре-
мя мы отсчитываем приблизительно. По баланде, которую сюда спускают  раз
в сутки.
   - Мне кажется, что мы здесь по крайней мере месяц, - буркнул  капитан
Ростовцев.
   - Расскажите, что там, на воле? - пододвинулся к Кольцову полковник.
   Кольцов немного помедлил: мысленно согласовал ответ со  своей  леген-
дой.
   - Газеты красных не очень балуют новостями, - сокрушенно сказал он. -
"Выпрямили линию фронта", "отошли на заранее подготовленные  позиции"  и
так далее. По слухам же, наши успешно наступают и даже,  кажется,  взяли
Луганск.
   - Устаревшие сведения, капитан! - оживился полковник Львов. - Луганск
мы взяли недели полторы назад, мой полк вошел в него первым. Надеюсь,  к
сегодняшнему дню в наших руках уже и Бахмут, и Славянок.
   - Благодарим вас за такие отличные новости, господа!  -  с  умилением
произнес поручик Дудицкий.
   - Нам с вами что толку сейчас от таких новостей? -  прозвучал  чей-то
угрюмый голос.
   - Ну как же! Со дня на день фронт продвинется сюда, и нас  освободят!
- ринулся в спор Дудицкий.
   - Смешно! - все так же мрачно отозвались из темноты. - Когда наши бу-
дут подходить к этой богом проклятой столице  новоявленного  Боунапарте,
нас попросту постреляют. Как кутят.
   - Кто это сказал? - спросил полковник.
   - Я. Ротмистр Волин.
   - Стыдитесь! Вы же офицер!.. - Полковник прошелестел соломой. -  Ска-
жите, господа, ни у кого не найдется покурить?
   Довольно долго никто не отзывался, затем послышался  неуверенный  го-
лос:
   - У меня есть... Это Сиротин говорит!
   - Махорка? - скептически спросил полковник.
   - Она самая! - насмешливо ответил Сиротин.
   - Ну что ж... Давайте закурим махорки, - согласился полковник  и  пе-
редвинулся к Сиротину.
   Протрещала рвущаяся бумага, потом полковник попросил у Кольцова спич-
ки, прикурил и, придерживая горящую спичку на уровне своей головы, спро-
сил у Сиротина:
   - Интересно, а как сложившуюся на фронте  ситуацию  оценивают  там  у
вас, в Красной Армии?
   - Хреновая ситуация, чего там! - категорично заявил  Сиротин.  -  Но,
как говорится, цыплят по осени считают... Еще повоюем!
   - Мы-то, кажется, уже отвоевались.
   - Это вы сказали, ротмистр? - обернулся на голос полковник.
   - Нет, это я - подпоручик Карпуха. Мне тоже, как и ротмистру, не  хо-
чется себя тешить иллюзиями, господа. Мы уже в могиле. Братская  могила,
как пишут в газетах. Все!
   Кольцов, с усмешкой слушавший этот разговор, прошептал:
   - Повремените с истерикой, подпоручик... Надо думать! Быть может, нам
еще что-то и удастся!
   - Но что?.. Я готов зубами грызть эти проклятые камни!
   - Подумаем. Время у нас еще есть, - невозмутимо ответил Кольцов.
   - Правильно, капитан. Вижу в вас настоящего офицера,  -  одобрительно
отозвался полковник. - На каком фронте воевали?
   - На Западном, господин полковник, в пластунской бригаде генерала Ка-
занцева.
   - Василия Мефодиевича?! По-моему, он сейчас в Ростове. Кстати,  фами-
лия ваша мне откуда-то знакома. Вы родом из каких мест? Кто ваши родите-
ли?
   - Мой отец - начальник  Сызрань-Рязанской  железной  дороги.  Уездный
предводитель дворянства, - спокойно, не скрывая потомственной  гордости,
отозвался Кольцов.
   - Господи! Как тесен мир!.. - изумился полковник Львов. - Мы с  вашим
отцом, голубчик, встречались в бытность мою в Сызрани. У вас  ведь  там,
кажется, имение?
   - Было, господин полковник, имение... Было... - интонацией  подчерки-
вая сожаление, ответил Кольцов. И подумал, как все же удачно,  что  пол-
ковник имел возможность быть знакомым только с отцом.  Будь  иначе,  эта
встреча в подвале обернулась бы катастрофой. А сейчас может даже принес-
ти пользу, если они, конечно, вырвутся отсюда. А  в  то,  что  вырваться
удастся, он продолжал твердо верить, сознательно разжигал в себе эту ве-
ру, ибо она подстегивала волю, обостряла, делала изощренней мысль, что в
создавшейся ситуации было необходимо. Человек действия. Кольцов не верил
в абсолютно безвыходные ситуации. Всегда найдется выход, надо только на-
щупать, найти его, действовать стремительно и точно. И сейчас он  прика-
зывал себе не отвлекаться, а думать, думать...
   - Нет, надо же, какая встреча! - продолжал изумляться Львов. Он хотел
еще что-то сказать, но послышался короткий стон, и полковник умолк.
   - Кто стонет? - спросил Дудицкий.
   - Это я, подпоручик Карпуха!
   - Он ранен, - пояснил капитан Ростовцев. - Четвертый  день  просим  у
этих бандитов кусок бинта или хотя бы чистую тряпку.
   - У меня есть бинт. Это я, Емельянов, говорю.  Зажгите  спичку.  -  И
когда тусклый свет зажженной спички осветил подвал, подошел к  раненому:
- Покажите, что у вас?
   Морщась  от  боли,  подпоручик  Карпуха  неприязненно  посмотрел   на
Емельянова.
   - Любопытствуете?
   - Покажите рану! - повторил Емельянов строже. - Я бывший  фельдшер...
правда, ветеринарный. - И присел около раненого.
   Зажглась еще одна спичка. Емельянов склонился к подпоручику, стал ос-
матривать рану. Потом зажгли пучок соломы, всем хотелось помочь Карпухе.
   - Ничего серьезного... Кость не затронута... однако крови много поте-
ряли... и нагноение. - Емельянов разорвал обертку индивидуального пакета
и умело забинтовал плечо Карпухи.
   Волин поднял обертку индивидуального пакета.
   - Английский, - удивился он. - А говорят, у красных медикаментов нет!
   - Трофейный, - пояснил Емельянов.
   - Убили кого-нибудь?
   - Возможно, - спокойно подтвердил Емельянов. -  Стреляю  я  вообще-то
неплохо! - И спросил у подпоручика: - Ну как чувствуете?
   - Как будто легче, - вздохнул Карпуха, и в голосе его зазвучали  теп-
лые нотки. - Я ведь с четырнадцатого на войне, и все пули мимо меня про-
летали. Как заговоренный был - и на тебе! Не повезло!
   - Почему же не повезло? Пятый день, а гангрены нет, лишь легкое  наг-
ноение. Повезло! - буркнул Емельянов.
   - Вообще-то, господа, я всегда везучий был, - снова заговорил  Карпу-
ха. - С детства еще. Совсем мальчишками были, играли в старом сарае, вот
как в этом, что над нами. И кто-то полез на крышу, а она обвалилась. Так
поверите, всех перекалечило, и даже того, что на крыше был, - а у меня -
ни одной царапины.
   - А я так сроду невезучий, - усмешливо отозвался  Емельянов,  -  пять
ранений, одна контузия. И сейчас вот опять не повезло.
   ...Время здесь, в подвале, тянулось уныло и медленно. Часов ни у кого
не было, и день или ночь - узники определяли только  по  глухому  топоту
охранников над их головами. Ночью часовые спали.  Зато  ночью  не  спали
крысы - это было их время. С истошным писком они носились по соломе,  по
ногам людей. Когда крысы совсем наглели, Кольцов зажигал спичку,  и  они
торопливо, отталкивая друг друга - совсем как свиньи у кормушки, - исче-
зали в узких расщелинах между камнями.
   Первое время узники много переговаривались друг с другом. Потом паузы
длились все дольше и дольше. Человеку перед смертью, может  быть,  нужно
одиночество. Люди то ли спали, то ли, лежа с открытыми  глазами,  думали
каждый о своем, одинаково безрадостном и тревожном.
   Кольцов, ворочаясь на соломе, проклинал обстоятельства, сунувшие  его
в этот погреб. Проклинал именно обстоятельства, потому что  его  вины  в
происшедшем не было. Все шло так, как было задумано  Фроловым,  и  ни  в
чем, ни в одной мелочи, не отступил он от своей легенды,  от  той  роли,
которую предстояло ему сыграть. Все началось удачно: он вышел на  людей,
которые взялись переправить его к белым, и этот новый Кольцов, в  образе
которого он стал жить, не вызвал подозрений, он, во всяком случае, ника-
ких специальных проверок не заметил. И Волин и Дудицкий, вместе с  кото-
рыми он должен был переправиться через линию фронта,  тоже  отнеслись  к
нему, как к своему, таким образом, первая  часть  их  с  Фроловым  плана
удачно осуществилась, и, если бы не налет  банды,  Кольцов  уже,  должно
быть, приступил бы к выполнению своего задания.
   О возможной близости смерти Кольцов не думал - очень долго  она  была
рядом, и сама возможность гибели стала привычной, обыденной  частью  его
солдатской судьбы. Нет, не о смерти он думал сейчас, а только о том, как
вырваться отсюда. И все время остро жалила досада, что неудача  настигла
его именно сейчас, когда он наконец дождался своего дела.  Все  годы  на
чужбине он был только офицером Кольцовым, который добросовестно и  умело
делал то, что положено офицеру. Но ведь была у него и другая жизнь, дру-
гое, главное предназначение, и не по своей воле большевик Кольцов в этом
главном осторожничал и таился гораздо больше, чем товарищи его  по  пар-
тии. Он должен был оставаться своим среди волиных и дудицких, и все, что
могло бросить тень, заронить сомнение, безжалостно подавлялось. Это было
нелегко, особенно после февраля, когда маршевые роты стали приносить од-
ну за другой вести о революций. Но даже в это трудное  время  он  должен
был сохранять свою репутацию "отчаянно храброго, исполнительного, чуждо-
го политическим страстям офицера", как было записано в его послужной ха-
рактеристике.
   И вот наступило наконец его время, и как же неудачно оно началось!
   Прошло двое суток, а быть может, и больше. Об  узниках  словно  забы-
ли...
   Ротмистр Волин лежал рядом с Кольцовым. Тревожно ворочался на соломе,
иногда что-то бессвязное бормотал во сне. Както под утро он  приподнялся
на локте, потрогал Кольцова, заговорщически зашептал:
   - Капитан!.. Капитан Кольцов! Вы спите?
   - Нет, - помедлив, отозвался Кольцов.
   - Я все это время разрабатываю в голове разные планы побега.
   - Придумали что-нибудь?
   И взволнованно, словно обличая кого-то, Волин начал говорить  сначала
тихо, а потом, распаляясь, все громче:
   - Дребедень какая-то. В духе "Графа Монте-Кристо" или еще чего-то.  И
я подумал вдруг: а может, в этой самой революции и во всем этом есть ка-
кой-то биологический смысл? Как в браке дворянина с  крестьянкой,  чтобы
внести свежую струю крови!.. Мы ведь вырождаемся... Я бы даже  сказал  -
выродились. Инстинкт самосохранения и тот отсутствует. Спокойненько  так
ждем смерти. Как скот на бойне... Что вы?
   - Я слушаю, - безразличным тоном сказал Кольцов.
   - В какой-нибудь азиатской стране всю эту вакханалию  прихлопнули  бы
за неделю. Ходили бы по горло в крови, но прихлопнули бы. А мы...  -  Ив
голосе Волина зазвучала неподдельная, уничижительная горечь.
   - Я не знаю, что можно придумать в нашей ситуации, - приподнявшись на
локте, тихо сказал Кольцов. - Однако, ротмистр, я думаю, что  законность
в России скоро восстановится. И я вам  советую,  вернувшись  домой,  же-
ниться на крестьянке. Во имя вашего потомства...
   Оказалось, что их разговор слышали все. Кто-то не выдержал,  засмеял-
ся. Засмеялись и остальные.
   - Браво, капитан! - поддержал полковник Львов.
   - Недобрая шутка, капитан, - сухо сказал Волин и с вызовом добавил: -
Но ей-богу, если бы случилось чудо, нет, если бы это помогло чуду и  нам
бы удалось спастись, ну что ж, я согласен жениться на крестьянке.
   Проскрипела над их головами ляда, и в светлом квадрате появилось зас-
панное лицо охранника.
   - Эй вы, там! Держите?.. - с равнодушной ленцой предупредил он.
   И сверху вниз поплыло ведро с болтушкой. Капитан Ростовцев  подхватил
его, поставил посреди темницы.
   - Прошу к столу, господа!
   "Господа" не заставили себя упрашивать. Уселись мигом  вокруг  ведра.
На ощупь опускали в ведро ложки, ели.
   - Кухня шеф-повара "Континенталя" дяди Вани, - кисло пробормотал  по-
ручик Дудицкий, брезгливо помешивая ложкой в ведре.
   - Я в Киеве предпочитал обедать в "Апполо", - подал реплику Волин.  -
Там в свое время были знаменитые расстеган.
   - Что-то сейчас там, в нашем Киеве, -  задумчиво  произнес  полковник
Львов.
   - "Товарищи" гуляют по Крещатику, -  сказал  капитан  Ростовцев  так,
чтобы слышали красные командиры. - Красные  командиры  едят  в  "Апполо"
кондер с лошадиными потрохами...
   - Я не о том. У меня в Киеве сестра. К ней должны были  приехать  моя
жена с сыном, да вот не знаю, добрались ли... -  Полковник  не  закончил
фразу: снова заскрипела ляда и в проеме появилось несколько  раскраснев-
шихся от выпивки лиц.
   - Пожрали?.. Все! Вылазь! Вышло ваше время!..
   Они по одному вылезли из подвала и, ослепленные после темноты,  оста-
новились у широко открытой двери амбара, не решаясь выйти на улицу,  за-
литую ярким солнечным светом. Все они были босые, без ремней, в выпущен-
ных наружу рубахах и гимнастерках.
   Мирон пошел вперед, за ним двинулись пленн