е. Сердце выскакивало  из  груди,  разум  кричал  криком:
остановись, что ты делаешь, не ходи туда, дура, кретинка, идиотка, но  Триша
не остановилась, не повернула назад.
   У подножия березы лежали окровавленные внутренности, такие свежие, что на
них слетелись лишь несколько мух. Вчера от одного только вида  внутренностей
к горлу тут же подкатила бы тошнота, ей пришлось бы изо всех сил бороться  с
позывами на рвоту, но сегодня многое изменилось, и она сама, и ее  жизнь,  и
окружающий  мир.  Никакой  тошноты,  никаких   позывов,   никакого   желания
отвернуться или по меньшей мере отвести  взгляд.  Вместо  этого  внутри  все
онемело. И Триша не могла сказать, лучше это или хуже.
   На кусте, растущем рядом с березой, завис клок коричневого меха с  белыми
пятнышками. Триша поняла, что и внутренности, и клок принадлежали  олененку,
одному из двух, которых она видела в буковой рощице. А чуть дальше, там, где
полумрак  еще  более  сгущался,  переходя  в  ночь,  она  увидела  ольху   с
прочерченными на коре глубокими полосами от когтей.  Полосы  эти  находились
высоко над землей, дотянуться до них мог только очень  высокий  человек.  Но
Триша не верила, что оставил их человек.
   Он следил за тобой. Да, следил раньше  и  следит  сейчас,  в  этот  самый
момент. Триша чувствовала, как чей-то взгляд ползает по ней, словно какие-то
маленькие  насекомые.  Три   священника   ей,   возможно,   приснились   или
привиделись, но вот внутренности олененка или царапины на ольхе - никакая не
галлюцинация, она видела их наяву. И чей-то взгляд, который она  чувствовала
на себе, - тоже не галлюцинация.
   Тяжело дыша, оглядываясь по сторонам, Триша попятилась к  ручью,  ожидая,
что из чащи вот-вот появится Бог Заблудившихся. Выбравшись  из  кустов,  она
продолжала пятиться, пока не добралась до берега. Только там развернулась  и
запрыгала по камням, перебираясь на противоположный берег.
   Ее  по-прежнему  терзал  страх:  а  вдруг  он  выскочит  следом  за  ней,
ощетинившийся клыками, когтями, жалами. На втором камне поскользнулась, едва
не свалилась в воду, но в  последний  момент  удержала  равновесие  и  через
несколько мгновений уже  выбралась  на  берег.  Повернулась,  посмотрела  на
полянку. Никого. Улетело и  большинство  бабочек.  Одна  или  две  остались,
провожая день.
   Пожалуй, и ей следовало провести здесь ночь, рядом с кустами  митчеллы  и
полянкой с буковыми орешками, но она боялась, что священники появятся вновь.
Возможно, они ей только приснились, но один, в черной сутане, напугал ее  до
полусмерти. Опять же, не следовало забывать про  задранного  олененка.  Мухи
уже налетели, она слышали их жужжание.
   Триша открыла рюкзак, набрала горсть ягод, посмотрела на них,  лежащих  в
сложенной лодочкой ладони.
   - Спасибо вам. Знайте, что ничего лучше вас есть мне не доводилось.
   И пошла вдоль ручья, щелкая и жуя орешки. Какое-то  время  спустя  начала
петь, сначала тихонько, потом во весь голос:
   - Крепче обними меня.., чтоб я почувствовал тебя...
   Вот так.
   А день все угасал, плавно перетекая в ночь.

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА СЕДЬМОГО ИННИНГА

   Сумерки сгущались. Триша вышла на открытый скалистый обрыв, нависший  над
небольшой, уже погрузившейся во тьму долиной. Триша оглядела ее,  в  надежде
увидеть огни. Тщетно. Где-то закричала гагара. В ответ  каркнула  ворона.  И
все.
   Триша огляделась,  увидела  несколько  низких  каменных  выступов,  между
которыми ветром намело кучки сосновых иголок. Отнесла  рюкзак  к  одному  из
них,  прогулялась  к  ближайшим  молодым  сосенкам,  наломала  веток,  чтобы
соорудить из них матрац. Она понимала, что кровать будет не  из  лучших,  но
где взять другую? Ночь принесла с собой уже знакомые чувства  одиночества  и
тоски по дому. Зато ужаса она не испытывала. Ощущение, что за ней наблюдают,
исчезло. Если какой-то зверь и следил за ней из лесу, то теперь он  ушел  по
своим делам, оставив ее в покое.
   Триша подошла к ручью, опустилась на колени попила.  Живот  схватывало  у
нее весь день, но спазмы были несильными и быстро проходили. Судя по  всему,
организм привыкал к лесной воде.
   - Не возникло проблем и с ягодами, и с орешками, - вслух добавила Триша и
улыбнулась. - Если не считать плохих снов.
   Девочка  вернулась  к  рюкзаку  и  постели  из  сосновых  веток,  достала
"Уокмен",  вставила  наушники  в   уши.   Подул   прохладный   ветерок.   По
разгоряченной коже Триши побежали мурашки. Триша выудила из  рюкзака  пончо,
вернее, его лохмотья,  прикрылась  грязным  синим  пластиком,  как  одеялом.
Грело, конечно, не пончо, а мысль о том, что она лежит под одеялом.
   Триша включила "Уокмен". Плейер остался настроенным на ту же волну, что и
предыдущим вечером, но услышала девочка лишь треск  статических  помех.  Она
вышла за радиус устойчивого приема радиостанции WCAS.
   Триша  прочесала  FM-диапазон.  Около  отметки  95  мегагерц  попала   на
классическую музыку. На 99 мегагерцах какой-то проповедник вещал о спасении.
Тришу очень интересовало спасение, но совсем  не  то,  о  котором  вел  речь
проповедник. В тот момент Бог мог помочь ей только одним:  послать  вертолет
поисковой  командой.  Поэтому  проповедь  она  слушать  не  стала.  На   104
мегагерцах громко пела Селин Дион <Современная, очень  популярная  канадская
певица, лауреат престижной премии "Грэмми". Песни  Селин  Дион  неоднократно
возглавляли хит-парады в Соединенных  Штатах  и  Англии.>.  После  короткого
колебания Триша повернула колесико настройки. Ей хотелось услышать, как  Джо
Кастильоне и Джерри Трупано комментируют игру "Бостон Ред сокс", а не  песню
Селин Дион о страдающем сердце.
   Но в этот вечер репортажу с бейсбольного матча места на диапазоне  FM  не
нашлось. Триша  переключилась  на  AM  и  сразу  настроилась  на  волну  850
килогерц, на которой работала бостонская  радиостанция  WEEI,  транслирующая
все матчи "Ред сокс". На многое  она  не  рассчитывала,  но  надеялась  хоть
что-то услышать: ночью качество  приема  диапазона  AM  улучшалось,  a  WEEA
располагала мощным передатчиком.
   На прием Триша пожаловаться не  могла,  она  все  прекрасно  слышала,  да
только ни Джо, ни Джерри в эфир не вышли. Их место занял один из  тех,  кого
ее отец называл  "говорливыми  идиотами",  -  ведущий  спортивного  ток-шоу.
Неужели в Бостоне идет дождь, подумала Триша. Игру отменили,  стадион  пуст,
поле накрыто брезентом? Триша с сомнением посмотрела на небо. Первые  звезды
уже высыпали на темно-синем бархате. Скоро счет пойдет на  миллиарды.  И  ни
одного облачка. Конечно, до Бостона сто пятьдесят  миль,  может,  и  больше,
но...
   А  говорливый  идиот  общался  с  каким-то  Уолтом  из  Фремингхэма.  Тот
разговаривал с мобильного телефона. Когда говорливый идиот спросил, где  тот
находится, Уолт из Фремингхэма ответил:
   "Где-то  в  Дэнверсе,  Майк",  -  название  города  он  произнес,  как  и
большинство уроженцев Массачусетса, - Дэнвизз, отчего прозвучало  оно  почти
как название лекарства,  которое  принимают  при  расстройстве  желудка.  Вы
заблудились в лесу? Попили воды из ручья и в результате вас пронесло?  Ложка
"Дэнвизза" - и вам сразу полегчает.
   Уолт из Фремингхэма хотел знать, почему Том Гордон всегда тычет пальцем в
небо, доводя игру до победного конца ("Вы знаете, Майк, этот его характерный
жест - пальцем в небо", - так сказал Уолт), и Майк, этот  говорливый  идиот,
ведущий спортивного ток-шоу, объяснил, что таким образом номер 36 благодарил
Бога за дарованную его команде победу.
   - Тогда ему следовало тыкать пальцем в Джо Керригэна, -  указал  Уолт  из
Фремингхэма. - Именно Керригэн предложил использовать его на месте финишера.
Вы же знаете, на первого и даже на второго питчера он тянет.
   - Может, Господь Бог подсказал Джо Керригэну эту  идею,  вы  об  этом  не
подумали, Уолт? - спросил говорливый идиот. - Для тех, кто, возможно,  этого
не знает, скажу, что Джо Керригэн - тренер питчеров "Бостон Ред сокс".
   - Я-то знаю, болван, - нетерпеливо прошептала Триша.
   - Сегодня  мы  в  основном  говорим  о  "Ред  сокс",  потому  что  "Сокс"
наслаждаются  столь  редким,  свободным  от  игр  днем,  -  продолжал  Майк,
говорливый идиот. - Завтра они начинают трехматчевую серию с Оклендом.., да,
все мы отправимся на Западное побережье, и на  волне  WEEA  вы  узнаете  все
подробности этих напряженных матчей. А сегодня у нас свободный от игр день.
   Свободный  от  игр  день!  Тогда  все  понятно.  Безмерное  разочарование
охватило Тришу, слезы хлынули из глаз. Теперь она плакала по любому  поводу,
из-за любого пустяка. Но ей так хотелось послушать репортаж с очередной игры
"Бостон Ред сокс". Она и не подозревала, что ей очень не хватает голосов Джо
Кастильоне и Джерри Трупано. А вот теперь, узнав, что не услышит их, поняла,
что просто жить без них не может.
   - Некоторые телефонные линии еще открыты, - трещал  говорливый  идиот.  -
Давайте-ка их займем. Может, кто-нибудь думает, что Мо Вогну пора  перестать
валять дурака и расписаться на пустой строчке? Сколько  денег  нужно  такому
парню, как Мо? Хороший вопрос, не так ли?
   - Это глупый вопрос, кретин, - в сердцах бросила Триша. - Если бы ты умел
бить по мячу так же, как Мо, небось тоже просил бы кучу денег.
   - Хотите поговорить о  Педро  Мар-тинесе  Великолепном?  Даррене  Льюисе?
Знаменитом  кэтчере  "Ред  сокс"?  Если  есть  такое  желание,  звоните.  Не
стесняйтесь, высказывайтесь. Ваше мнение наверняка интересно не только  вам.
Встретимся после рекламной паузы.
   Вибрирующий от счастья голос заверещал: "Куда вы позвоните,  если  у  вас
разобьется лобовое стекло?"
   -  По  телефону  1-800-54-GIANT,  ответила  Триша  и  вертанула  колесико
настройки, уходя с волны WEEI. Может, она найдет  репортаж  с  другой  игры.
Пусть даже ненавистных "Янкиз". Но, прежде чем она наткнулась на бейсбольный
репортаж, Триша услышала свое имя.
   - ..тает надежда найти девятилетнюю Патрицию Макфарленд, которая числится
пропавшей с субботнего утра.
   Голос диктора информационного  выпуска  едва  прорывался  сквозь  помехи.
Триша наклонилась вперед, пальчиками вдавила в уши маленькие  черные  кружки
наушников.
   -  Правоохранительные  органы  штата  Коннектикут,  действуя  на   основе
информации, полученной от полиции штата  Мэн,  сегодня  арестовали  Френсиса
Раймонда Маззероле, уроженца города Уэймаут, штат Массачусетс, и допрашивали
его шесть часов, чтобы выяснить его причастность к исчезновению девятилетней
Патриции  Макфарленд.  Маззероле,  строитель-монтажник,  в   данный   момент
работающий на сооружении Хартфордского моста, дважды признавался виновным  в
развратных действиях с  несовершеннолетними.  Задержали  его  с  тем,  чтобы
выдать полиции штата Мэн, обвинившей его  в  сексуальных  домогательствах  к
пропавшей девочке. Однако в ходе  допроса  выяснилось,  что  ему  ничего  не
известно о  местонахождении  Патриции  Макфарленд.  Осведомленный  источник,
близкий к полиции, говорит, что весь  прошлый  уик-энд  Маззероле  провел  в
Хартфорде. Это подтверждается показаниями многочисленных свидетелей...
   Звук пропал. Триша выключила  плейер,  вытащила  наушники  из  ушей.  Они
по-прежнему ищут ее? Скорее всего. Да,  у  нее  сложилось  впечатление,  что
прошедший день, вместо того чтобы  прочесывать  лес,  они  толпились  вокруг
этого Маззероле.
   - Что за кретины. - Триша печально покачала головой и убрала  "Уокмен"  в
рюкзак. Легла на сосновые ветки,  расправила  пончо,  поерзала,  устраиваясь
поудобнее. Ветер все  дул,  и  Триша  порадовалась  тому,  что  лежит  между
каменными выступами. Вечер выдался холодным,  а  к  утру  она  могла  просто
закоченеть.
   Над головой, на черном небе сверкали мириады звезд, как  она  и  ожидала.
Столько она еще ни разу не видела. Триша  знала,  что  они  чуть  померкнут,
когда взойдет луна, но пока сияли так ярко, что слепили глаза.  Как  обычно,
Триша задумалась о том, а есть ли  среди  них  такие,  что  согревают  своим
теплом живых существ? Вращаются ли вокруг них планеты, поросшие джунглями, в
которых водятся неведомые животные? Построены ли на этих планетах  пирамиды?
Правят ли ими короли? Живут ли на них гиганты? Играют ли там в некое подобие
бейсбола?
   - Куда вы позвоните, если у вас разобьется лобовое стекло? -  просюсюкала
Триша. - По телефону 1-800-54...
   Она замолчала, шумно втянула воздух. Белая полоса прочертила небо:  упала
звезда. Полоса тянулась и  тянулась,  а  потом  разом  исчезла.  Не  звезда,
конечно, не настоящая звезда - метеорит.
   За первым метеоритом небо прочертил второй, третий. Триша села,  лохмотья
пончо, которыми она прикрывалась, упали на колени, глаза широко  раскрылись.
Четвертый метеорит, пятый, эти полетели  в  другом  направлении.  Перед  ней
разворачивалось захватывающее зрелище: метеоритный дождь.
   Должно быть, небо только и ждало,  чтобы  она  это  поняла,  в  следующее
мгновение его избороздили ослепительно белые полосы. Триша смотрела  во  все
глаза, крест накрест сложив  руки  на  груди,  обхватив  плечи  нервными,  с
обкусанными ногтями пальцами. Она не видела ничего подобного, не могла  даже
представить себе, что такое вообще возможно.
   - О, Том, - прошептала она дрожащим от волнения голосом.  -  О,  Том,  ты
только посмотри. Ты видишь?
   В большинстве своем полоски напоминали белые вспышки, которые появлялись.
Чтобы тут  же  исчезнуть.  Но  некоторые,  может,  пять,  а  может,  восемь,
прочерчивали полнебосвода. Триша млела от восторга.
   Но вот звездопад начал сходить на нет. Триша легла, вновь укрылась пончо,
вновь устроилась поудобнее, насколько может быть удобно искусанному телу  на
матраце из сосновых веток. При этом она продолжала ловить взглядом отдельные
вспышки.  Маленькие  камушки,  притянутые  земной  гравитацией,  попадали  в
атмосферу,  сначала  раскалялись  докрасна,  а  потом,  по  мере  того,  как
атмосфера становилась все  плотнее,  сгорали  дотла  белым  огнем.  Триша  и
заснула, наблюдая за метеоритами.
   И сны в ту ночь ей снились  яркие,  но  отрывочные:  тот  же  метеоритный
дождь, только в голове. Запомнила она, однако, только один, тот  самый,  что
приснился  ей  аккурат  перед  тем,  как  она  проснулась  глубокой   ночью,
замерзшая, кашляя, свернувшись в клубок, колени аж прижались к подбородку, и
дрожа всем телом.
   В этом сне она и Том Гордон оказались на  заброшенном  пастбище,  которое
уже начало зарастать кустами и деревьями. Том стоял около столбика,  высотой
немного выше колена.  Из  верхнего  торца  столбика  торчал  старый,  ржавый
рым-болт. Том раскачивал его пальцами.  Он  был  в  теплой  куртке,  надетой
поверх серой униформы для выездных матчей. Естественно,  на  следующий  день
ему предстояло играть в Окленде. Она спросила Тома, чего он вскидывает  руку
к небу. Она, конечно, знала, но все равно спросила.  Возможно,  потому,  что
это хотел знать Уолт из Фремингхэма, а такие кретины, как Уолт,  никогда  не
поверили бы маленькой девочке, заблудившейся в  лесу;  Уолт  хотел  услышать
ответ из уст самого финишера.
   - Я вскидываю руку к небу, потому что Бог  привык  выходить  на  поле  во
второй половине девятого  иннинга,  -  ответил  Том,  продолжая  раскачивать
рым-болт.  Куда  вы  позвоните,  если  у  вас  не  вытаскивается   рым-болт?
Разумеется, по телефону 1-800-54-RINGBOLT <рым-болт  (англ.).>.  -  Особенно
если все базы заняты игроками соперника и на твоем счету только один аут.  -
При этих словах в лесу что-то застучало. Стук этот становился все  громче  и
громче, и Триша открыла глаза. Поняла, что стучат ее зубы.
   Девочка медленно поднялась, морщась от боли: тело не  желало  шевелиться.
Особенно возмущались ноги и  поясница.  Внезапный  порыв  ветра,  не  легкое
дуновение, именно порыв, едва не сшиб ее с ног. Триша задумалась, а  сколько
килограмм она потеряла. Еще одна такая неделя, -  подумала  она,  -  и  меня
можно будет запускать вместо воздушного змея. Зацепив ниткой за джинсы.  Она
уже начала смеяться, но смех тут же перешел в приступ кашля.  Триша  стояла,
чуть наклонившись вперед, наклонив голову, уперевшись  руками  в  колени,  и
кашляла. Кашель начинался где-то глубоко  и  вылетал  изо  рта  отрывочными,
лающими звуками.
   Отлично.  Великолепно.  Она  приложила  ладонь  ко  лбу,  но  не   смогла
определить, есть у нее температура или нет.
   С  трудом  переставляя  широко  расставленные  ноги  (так  меньше  болели
ягодицы), Триша подошла к сосенкам, наломала новые  ветки,  которыми  решила
накрыться, как одеялом. Отнесла одну охапку. Взяла вторую,  остановилась  на
полпути между сосенками и  своей  "кроватью".  Повернулась  вокруг  оси  под
сверкающими ночными звездами.
   - Оставь меня, а? - крикнула она и вновь  закашлялась.  А  когда  приступ
прошел, добавила, уже тихим голосом:
   - Чего бы тебе не угомониться? Дай мне хоть минуту покоя, пожалуйста!
   Никакого ответа. Полная тишина, если не  считать  пения  ветра  в  кронах
сосен.., а потом ворчание. Едва слышное, без слов. Человек  так  ворчать  не
мог. Триша застыла, обхватив пахнущие смолой  ветки.  По  ее  телу  побежали
мурашки.  Откуда  донеслось  это  ворчание?  С   этого   берега   ручья?   С
противоположного? Из-за сосен? Ужасная мысль пришла  в  голову:  конечно  же
из-за сосен. Зверь наблюдал за ней, затаившись в сосняке. И когда она ломала
ветки, он находился совсем рядом, может, на расстоянии вытянутой руки.
   Триша опять закашлялась, зашагала к "кровати".  Залезла  под  принесенные
ветки, постаралась равномерно разложить их на себе. Застонала от боли, когда
одна ткнулась в бедро, в то самое место, куда Тришу укусили две или три осы,
потом замерла. Она чувствовала, что он приближается, выскользнул из сосняка,
направляется к ней. Необычный зверь, как назвала его  наглая  паршивка,  Бог
Заблудившихся, по определению осоголового священника. Как  его  ни  называй,
владыка теней, император подвалов, кошмарное  существо,  которое  у  каждого
ребенка свое, которого он боится больше всего на свете. Кто бы  он  ни  был,
ему надоело ходить вокруг да около, игры для него  закончились.  Он  пришел,
чтобы скинуть ветки, которыми она укрылась, и сожрать ее заживо.
   Кашляя и дрожа, оборвав все связи с реальным миром,  утратив  способность
мыслить логически (временно обезумев, иначе и не  скажешь),  Триша  заложила
руки за голову и ждала того момента, когда когти зверя раздерут ее на  куски
и отправят в зубастую пасть. Так она и уснула,  а  когда  проснулась  ранним
утром, во вторник, руки ее совершенно  затекли,  и  поначалу  она  не  могла
повернуть  шею:  если  Триша  хотела  посмотреть  направо  или  налево,   то
поворачивалась всем телом.
   Наверное, теперь мне не надо  спрашивать  бабушку,  что  такое  старость,
подумала Триша, присев, чтобы пописать. Наверное, теперь я сама все знаю.
   Возвращаясь к вороху веток, под которыми она спала (как бурундук в норке,
с усмешкой подумала она), Триша  заметила,  что  одна  из  горок  нанесенных
ветром сосновых иголок разворошена. Иголки валялись вокруг, а в одном  месте
горку сровняли до самой земли. Так может, глубокой ночью она и не обезумела?
Или обезумела не до конца? Потому что уже после того, как она вновь заснула,
кто-то к ней подходил. Постоял рядом, а может, и посидел, наблюдая, как  она
спит, гадая, съесть ли ее прямо  сейчас  или  нет.  И  решил  подождать  еще
день-другой, чтобы  она  окончательно  дозрела,  стала  сладкой,  как  ягоды
митчеллы.
   Триша повернулась на триста шестьдесят градусов, на том самом месте,  где
точно так же поворачивалась несколько часов назад. Замерла, нервно кашлянула
в кулак. Кашель отозвался болью в груди. Боль эта Тришу не испугала,  скорее
порадовала. Она была теплой, эта боль, тогда как все ее тело закоченело.
   - Его нет, Том, - сказала она. - Кто бы он ни  был,  он  опять  ушел.  Во
всяком случае, на какое-то время.
   Да, ответил Том, но он вернется. И рач