а.
Потом внизу мелькнула серая поверхность Бостонской бухты.., опять белизна..,
вновь кусочек воды или земли...
   Четыре дня, последовавшие за  ее  решением  повернуть  на  север,  чем-то
напоминали этот спуск: сплошной туман. И  редкие,  отрывочные  воспоминания,
которым она не очень-то доверяла. К вечеру вторника граница  между  былью  и
небылью только начала исчезать.  К  субботнему  утру,  после  целой  недели,
проведенной в лесу, исчезла полностью. К субботнему утру (Триша, конечно, не
знала, что это суббота, она давно потеряла счет дням)  Том  Гордон  стал  ее
постоянным попутчиком, не воображаемым, а реальным. Какое-то время  компанию
ей составляла Пепси Робишо. Они на пару распевали песни их любимых "Бойз"  и
"Спайс герлз", а потом Пепси  зашла  за  дерево  и  не  появилась  с  другой
стороны. Триша заглянула за дерево. Пепси там не нашла,  постояла  несколько
минут, глубоко задумавшись, и только тогда поняла, что подруги  и  не  было.
Девочка опустилась на землю и поплакала.
   Когда она пересекала широкую, заваленную валунами поляну, большой  черный
вертолет (на таких вертолетах летали в "Секретных материалах"  мрачные  типы
из  секретных  государственных  агентств)   пролетел   над   ней.   Пролетел
практически бесшумно, она едва  различила  стрекот  лопастей.  Триша  махала
руками, кричала, и хотя люди, сидевшие в кабине, наверняка видели ее, черный
вертолет улетел и больше не вернулся. Она набрела на целый лес очень  старых
сосен. Кроны сливались в вышине. И солнечный свет просачивался сквозь  иглы,
словно сквозь пыльные окна кафедрального собора. Случилось это, должно быть,
в четверг. С ветвей этих сосен свешивались изуродованные туши тысячи  лосей,
вокруг каждой туши кружили мириады мух, по тушам  ползали  полчища  личинок.
Триша закрыла глаза, а открыв их вновь, уже  не  увидела  гниющих  туш.  Она
нашла ручей и какое-то время шагала вдоль него. Потом  он  пропал,  или  она
ушла от него. Но прежде, чем это произошло,  девочка  заглянула  в  ручей  и
увидела на дне огромное лицо, утонувшее, но еще живое. Лицо это смотрело  на
нее из воды и что-то беззвучно говорило. Она прошла мимо огромного дерева, и
из дупла послышался мертвый голос, произнесший  ее  имя.  Как-то  ночью  она
проснулась, потому что что-то давило ей на грудь. Подумала, что лесной зверь
наконец-то добрался до нее, но провела рукой по груди  и  ничего  не  нашла.
Несколько раз она слышала, как люди звали ее. Кричала в ответ.., но ее крики
глохли в лесной чаще.
   Среди этого океана фантазий все-таки мелькали редкие островки реальности,
точно так же, как в том полете земля  иной  раз  проглядывала  сквозь  толщу
облаков. Она помнила,  как  наткнулась  на  огромную  "плантацию"  митчеллы,
занимающую чуть ли не весь склон холма. Наполняя ягодами рюкзак, она раз  за
разом повторяла: "Куда вы позвоните, если у вас разбилось  лобовое  стекло?"
Она помнила, как наполняла из родника бутылку из-под воды и  бутылку  из-под
"Сэдж". Она помнила, как зацепилась ногой за корень  и  упала  в  неглубокую
ложбинку, к которой росли цветы. Прекраснее их Трише видеть  не  доводилось:
нежно-белые, пахучие, грациозные, как колокольчики. Она помнила, как набрела
на обезглавленную лису. В отличие от туш  лосей,  свисающих  с  веток,  лиса
никуда не делась и после того,  как  Триша  закрыла  глаза  и  досчитала  до
двадцати. Она практически не сомневалась в том, что видела ворону,  висевшую
вниз головой,  зацепившись  лапами  за  сук,  и  каркающую  на  нее.  Насчет
реальности черного вертолета (и многого другого) сомнения у нее были. А  вот
ворону она вроде бы видела точно. Она помнила, как капюшоном ловила  рыбу  в
ручье, на дне которого потом увидела ужасное затонувшее лицо. С  форелью  ей
не повезло, зато она  поймала  несколько  головастиков.  Она  проглотила  их
целиком, после того, как  убедилась,  что  головастики  сдохли:  Глотать  их
живыми Триша побоялась: вдруг они приживутся в желудке и превратятся  там  в
лягушек.
   Она заболела, двух мнений тут быть не могло, но ее тело яростно  боролось
с инфекцией, поселившейся в ее горле, легких, носовых  пазухах.  Часами  она
горела огнем, плохо соображая,  что  делает  и  где  находится.  Свет,  даже
приглушенный густой листвой, резал глаза, и говорила она без умолку, главным
образом  что-то  рассказывала  Тому  Гордону,  но  иногда   ее   слушателями
становились мать, брат, отец, Пепси, школьные  учителя,  начиная  с  первого
класса, и  даже  миссис  Гармонд,  воспитательница  из  детского  сада.  Она
просыпалась ночью, лежа на боку,  свернувшись  калачиком,  прижав  колени  к
подбородку, в жару, кашляя с таким надрывом,  что  боялась,  как  бы  у  нее
внутри что-нибудь не оборвалось. Но вместо того, чтобы развиваться,  болезнь
пошла на убыль. Пропали и головные  боли,  должно  быть,  вызванные  высокой
температурой, которые совсем уже замучили ее. И после одной ночи  (со  среды
на четверг, хотя Триша этого  и  не  знала),  за  которую  она  ни  разу  не
просыпалась, Триша поднялась бодрая и полная сил. Может, она кашляла и в  ту
ночь, но не очень сильно, во  сне.  Один  раз  Триша  обожгла  левый  локоть
сумахом, но вовремя это заметила и намазала воспалившееся место илом.
   Но самые ясные воспоминания остались от  репортажей  с  игр  "Бостон  Ред
сокс". Она лежала на ветках, укрывшись ветками, смотрела на  усыпавшие  небо
холодные звезды и слушала. В Окленде "Сокс" выиграли две игры из трех, и оба
раза Том Гордон удержал победный счет. Мо Вогн сделал две круговые пробежки,
Том О'Лири (по разумению Триши, такой  красавчик).  -  одну.  Репортажи  она
слушала на волне WEEI. Сигнал слабел с каждой ночью, но  батарейки,  похоже,
не садились. Она еще подумала о  том,  что  надо  написать  благодарственное
письмо Кролику Энерджайзеру <Батарейки "Энерджайзер"  выпускаются  компанией
"Эвэрэди  бэттери".  Рекламной  лозунг:  "Нет  ничего  долговечнее  батареек
"Энерджайзер". Они работают, и работают, и работают..." Кролик - непременный
персонаж рекламных роликов компании.>, если, конечно, она выберется из  этой
передряги. Она, правда, тоже вносила  свою  лепту,  выключая  плейер,  когда
чувствовала, что вот-вот заснет. Ни единого раза, даже в ночь с  пятницы  на
субботу, когда у нее опять расстроился  желудок,  она  не  заснула,  оставив
плейер включенным. Радио связывало ее с остальным миром,  игры  "Бостон  Ред
сокс" поддерживали в ней жизнь. Если  бы  не  ее  желание  услышать  вечером
очередной репортаж, она, пожалуй, прекратила бы борьбу.
   Девочка, которая вошла в лес (почти  десяти  лет  от  роду,  высокая  для
своего возраста), весила девяносто семь  фунтов.  Девочка,  которая  неделей
позже брела по поросшему редкими соснами холму,  не  тянула  больше  чем  на
семьдесят восемь фунтов <Соответственно, 44 и 35,4 кг.>. Лицо ее распухло от
комариных укусов, над левым уголком рта расцвела здоровенная лихорадка. Руки
стали что спички. Не замечая этого, она постоянно подтягивала  сваливающиеся
с нее джинсы. Частенько она бубнила себе под нос  любимую  песенку:  "Крепче
обними меня.., чтоб я почувствовал тебя..." И выглядела  как  самая  юная  в
мире герой - новая наркоманка. Она находила съедобные растения, ей повезло с
погодой  (тепло,  ни  единого  дождя  с  того  дня,  как  она  заблудилась),
неожиданно  для  себя  она  узнала,  какими  мощными  внутренними  ресурсами
располагает человеческий организм.  Но  теперь  ресурсы  эти  истощились  до
предела, и Триша прекрасно  это  понимала.  Девочка,  медленно  пересекающая
поляну на вершине холма, знала, что скоро ее странствия закончатся.
   В  мире,  который  она  покинула,  поиски  еще  продолжались,   но   даже
большинство тех, кто искал Тришу, полагали, что она уже умерла. Ее  родители
начали обсуждать,  пусть  робко,  все  еще  отказываясь  верить,  что  такое
возможно, заказывать ли им отпевание или  все-таки  подождать,  пока  найдут
тело.
   А если ждать, то как долго? Иногда тела заблудившихся в лесу не  находили
вовсе. Пит практически ничего не говорил, а глаза у  него  заваливались  все
глубже. Он взял Монью-Болонью в свою комнату и усадил в углу, откуда она все
время смотрела на его кровать. А когда увидел, что мать  смотрит  на  куклу,
прошипел: "Не трогай ее. Не смей ее трогать".
   Для мира уличных фонарей, автомобилей, асфальтированных дорог  Триша  уже
умерла. В мире, что лежал  вне  тропы,  в  котором  вороны  иногда  каркали,
повиснув вниз головой, она  вплотную  приблизилась  к  границе,  разделяющей
жизнь и  смерть.  Но  продолжала  идти.  Иногда  отклонялась  от  выбранного
направления на восток или запад, но не сильно. Точно так  же,  как  ее  тело
научилось бороться с инфекцией, поселившейся в горле и груди, так же и Триша
научилась держаться выбранного наперед направления. Впрочем, проку от  этого
не было никакого. Она все дальше и дальше уходила от населенных пунктов, все
больше и больше углублялась ту  часть  штата  Нью-Хэмпшир,  которую  назвали
Трубой. Люди там не жили.
   Зверь, кем бы он ни был, по-прежнему не терял Тришу из  виду.  Многое  из
того, что она видела и  чувствовала,  Триша  воспринимала  как  плод  своего
воображения, но только не слова осоголового священника о Боге Заблудившихся,
только не глубокие царапины  на  коре  деревьев,  только  не  обезглавленную
лисицу. Все это она не  могла  отнести  в  разряд  галлюцинаций.  Когда  она
чувствовала зверя (или слышала - несколько раз трещали  ветки,  когда  зверь
шел следом за ней, дважды до нее доносилось низкие, нечеловеческое урчание),
то не ставила под сомнение его существование. А когда ощущение, что  за  ней
наблюдают,  уходило,  она  точно  знала,  что  ушел  и  зверь.  Их   связала
неразрывная нить; им суждено быть вместе до самой ее смерти. Такие мысли раз
за разом посещали Тришу. Впрочем, она понимала, что встречи со смертью ждать
ей осталось недолго. "Сразу за углом", -  как-то  ответила  мать,  когда  на
улице ее спросили, где тут ближайшая аптека. Правда, углов в лесу  не  было.
Болота,  трясины,  обрывы  встречались,  а  вот  углы  -  нет.  Как  же  это
несправедливо,  думала  Триша,  умереть,  после  стольких  дней  борьбы   за
выживание, но теперь подобная несправедливость  не  вызывала  у  нее  злобы.
Злоба требовала расхода энергии. Злоба отнимала жизненные силы. И первого, и
второго у Триши осталось совсем ничего.
   На полпути через поляну, которая ничем не отличалась  от  дюжины  других,
которые она миновала раньше, Триша закашлялась. Кашель  вызвал  резкую  боль
глубоко в груди, словно там за что-то зацепили крюком и потащили его наверх.
Триша согнулась пополам, оперлась рукой о подвернувшийся  пенек  и  кашляла,
пока на глазах не выступили слезы. Когда приступ кашля прошел, она не  стала
разгибаться, дожидаясь, пока сердце замедлит свой безумный  бег,  и  большие
черные мухи, что мельтешили перед глазами, улетят восвояси. Хорошо  хоть  ей
удалось опереться о пенек. Иначе она точно свалилась бы на землю.
   Взгляд Триши упал на пенек, и все мысли, которые теснились в голове,  как
ветром сдуло. А первой вернулась вот такая: я вижу не то, что на самом  деле
у меня перед глазами. Это опять фантазия, еще одна галлюцинация. Она закрыла
глаза, сосчитала до двадцати. А когда открыла их,  черные  мухи  исчезли.  И
пенек оказался не пеньком, а столбиком. Из которого торчал ржавый рым-болт.
   Триша обхватила его пальцами, покачала.  Разжала  пальцы,  посмотрела  на
крупицы ржавчины, оставшиеся на коже. Вновь схватила  и  покачала.  Ощущение
deja vu охватило ее. Вроде бы она уже стояла на этой поляне, но не одна, а с
Томом Гордоном. И он...
   - Тебе это приснилось, - сказал Том. Он стоял в пятидесяти футах от  нее,
сложив руки  на  груди,  привалившись  спиной  к  клену,  в  серой  выездной
униформе. - Тебе приснилось, что мы пришли в это место.
   - Приснилось?
   - Конечно, разве ты не помнишь? В день, свободный от игр.  Ты  тогда  еще
слушала Уолта.
   - Уолта?.. - Вроде бы имя знакомое, только Триша не могла взять  в  толк,
где она могла его слышать.
   - Уолта из Фремингхэма. Того болвана с мобильным телефоном. Триша  начала
вспоминать:
   - В ту ночь еще падали звезды.
   Том кивнул.
   Триша медленно обошла  вокруг  столба,  не  отрывая  руки  от  рым-болта.
Внимательно пригляделась к поляне и поняла, что это совсем и не поляна.
   Слишком много травы - высокой, зеленой травы, какая  растет  на  полях  и
пастбищах. Это же пастбище, вернее, когда-то давно тут было  пастбище.  Если
убрать выросшие здесь березы и кусты,  станет  ясно,  что  это  пастбище.  А
пастбища - плод человеческих трудов. И только люди  могут  врывать  в  землю
столбы с ввернутыми в них рым-болтами.
   Триша опустилась на одно  колено,  осторожно,  чтобы  не  занозить  руки,
провела ладонями по столбу. Нащупала две дыры. Порылась в земле у  основания
столба, нашла что-то твердое. Вытащила: старая ржавая петля. Подняла повыше,
в солнцу. Тоненький лучик проник в отверстие под шуруп и крошечным  зайчиком
запрыгал по щеке девочки.
   - Том, - выдохнула Триша. Повернулась к клену, привалившись к которому он
стоял, сложив руки на груди, полагая, что  он  давно  ушел.  Нет,  стоял  на
прежнем месте, только уже не улыбался, хотя Трише показалось, что глаза  его
смотрели с хитринкой. - Том, посмотри! - И она протянула к нему петлю.
   - Тут были ворота, - ответил Том.
   - Ворота! - радостно повторила Триша. - Ворота! - Другими словами, что-то
сделанное людьми. Людьми из чудесного мира  уличных  фонарей,  электрических
бытовых приборов и средств для уничтожения насекомых.
   - Ты понимаешь, это твой последний шанс.
   - Что? - Ей стало не по себе.
   - Заключительные иннинги, Триша. Когда нет права на ошибку.
   - Том...
   Около клена никого. Том ушел. Впрочем, она и не видела,  как  он  уходил,
потому что Тома здесь и не было. Он существовал только в ее воображении.
   В чем секрет удержания победного счета? Она задавала  ему  такой  вопрос,
только не помнила, когда именно.
   Главное - показать сопернику, что лучший на  поле  -  ты.  Вроде  бы  так
ответил ей Том Гордон, а может, она прочитала эту фразу  в  газетной  статье
или услышала на послематчевом интервью, которое смотрела вместе с отцом.  Он
обнимал ее за плечи, она сидела привалившись к нему. И лучше всего -  первым
же броском.
   Твой последний шанс. Заключительные иннинги. Когда нет права на ошибку.
   Как я могу знать, что не допускаю ошибки, если я понятия не имею, что мне
делать?
   Ответа на свой вопрос Триша не  получила,  поэтому  вновь  обошла  вокруг
столба, держась рукой за  рым-болт,  медленно,  грациозно,  словно  исполняя
какой-то древний ритуал. Деревья, окружающие пастбище,  закружились,  словно
она мчалась на карусели в Ре-вер-Бич или Олд-Очард. Они ничем не  отличались
от других деревьев, мимо и под которыми она шла уже много дней. Так куда  же
ей теперь идти? Где оно, правильное направление? Это столб от  ворот,  а  не
указательный столб.
   - Столб от ворот, не указательный столб, - прошептала Триша. - Откуда мне
знать, куда надо идти, если это столб от ворот,  а  не  указательный  столб?
Каким образом городская девочка...
   Тут ее осенило, и она опять упала на колени. Ударилась голенью об камень,
поцарапала  до  крови,  но  даже  не  поморщилась.   Может,   это   все-таки
указательный столб. Может, все-таки указательный.
   Потому что это столб от ворот.
   Триша вновь нашла дырки, те самые, из которых  вывалились  винты.  Винты,
которыми крепилась к столбу петля. Переместилась вокруг  столба  так,  чтобы
оказаться спиной к дыркам, и на коленях, очень медленно,  двинулась  вперед,
по прямой линии. Выставляла сначала одно  колено..,  потом  второе..,  потом
снова первое...
   - Ой! - вскрикнула Триша и вскинула руку вверх. На этот раз  травма  была
серьезнее, чем ушибленная голень. Девочка посмотрела  на  ладонь  и  увидела
капельки крови, проступающие сквозь корку грязи. Триша  наклонилась  вперед,
начала выдирать траву. Она знала, обо что поранила руку, но  хотела  в  этом
убедиться.
   Это был зазубренный огрызок второго столба, который переломился в футе от
земли. Ей еще повезло, что она лишь наколола руку. Из  столба  торчала  пара
острых, как игла, щепок длиной в  дюйм-полтора.  Тут  же,  в  траве,  лежала
верхняя половина столба.
   Последний шанс. Заключительные иннинги.
   - Да, и, похоже, кто-то ждет очень многого от ребенка. -  Триша  покачала
головой. Сняла с плеч  рюкзак,  открыла,  достала  остатки  пончо,  оторвала
полоску  синего  пластика.  Завязала  вокруг  обломившегося  столба,  нервно
закашлялась. Пот катился по лицу. Мокрецы жадно пили его, некоторые утонули.
Девочка не обращала на них ни малейшего внимания.
   Она поднялась, забросила рюкзак за плечи, встала между оставшимся столбом
и синей меткой на столбе сломанном.
   - Здесь висели ворота. Именно здесь. - Она смотрела прямо перед собой, на
северо-запад. Потом развернулась, встала лицом к юго-востоку. - Я ничего  не
знаю о том, кто повесил здесь ворота, но я  знаю,  что  он  не  стал  бы  их
врывать, если б к ним не вела  дорога  или  тропа.  Я  хочу...  -  Голос  ее
задрожал, на глаза навернулись слезы. Триша замолчала, напомнила  себе,  что
сейчас не до слез, продолжила уже без дрожи в голосе:
   - Я хочу найти тропу. Любую тропу. Где же она проходит? Помоги мне. Том.
   Номер 36 не ответил. Сойка отчитала Тришу, что-то шевельнулось в лесу (не
зверь, какое-то животное, может, олень - за последние три или четыре дня она
часто встречала оленей), но ответа она не получила. Перед  ней,  вокруг  нее
расстилалось пастбище, такое старое, что могло бы сойти  за  лесную  поляну,
если не приглядываться к нему повнимательнее. За пастбищем  вновь  начинался
лес. И никакой тропы.
   Это твой последний шанс, ты знаешь.
   Триша повернулась, зашагала на северо-запад, через пастбище к лесу. Потом
оглянулась,  чтобы  убедиться,  что  идет  по  прямой.   Убедившись,   вновь
посмотрела вперед. Увидела лежащий  на  земле  ствол,  направилась  к  нему,
протискиваясь между стоящими чуть ли не вплотную деревьями,  подныривая  под
низкие ветви, в надежде.., но это был именно  ствол.  Ствол,  а  не  упавший
столб. Она огляделась и ничего не увидела. С гулко бьющимся сердцем,  хватая
ртом воздух, Триша вернулась на пастбище, к тому месту, где когда-то  стояли
ворота. Встала лицом на юго-восток и двинулась к лесу.
   "Игра продолжается, - вспомнились ей слова Джерри Трупано. -  Дело  дошло
до заключительных иннингов, и "Ред сокс" нужны раннеры на базах".
   Лес. Ничего, кроме леса. Нет даже тропинки, по крайней мере Триша  ее  не
видела, не говоря уже о проселочной дороге. Она прошла еще несколько  шагов,
сдерживая слезы, понимая, что скоро они польются, несмотря на все ее усилия.
Ну почему дует  ветер?  Что  она  может  увидеть,  если  перед  глазами  все
мельтешит. И листья, и солнечные блики.
   - А это что такое? - спросил Том у нее за спиной.
   - Где? - переспросила Триша, даже не обернувшись. Внезапные  появления  и
исчезновения Тома Гордона давно уже ее не удивляли. - Я ничего не вижу.
   - Слева от тебя. За кустами. - Он указал пальцем.
   - Какой-то старый пень, - ответила она. Но пень ли? Или... Триша  боялась
поверить, что это...
   - Ты не права, - возразил Номер 36, а уж у бейсболиста очень зоркий глаз.
- Я думаю, это еще один столб, девочка.
   Триша с трудом продралась к  "пню",  именно  продралась  сквозь  кусты  и
деревья, и - о чудо - это был еще один столб. Даже с куском  ржавой  колючей
проволоки.
   Триша положила руку  на  его  почерневший  верхний  торец,  вгляделась  в
залитый солнцем лес. Ей вспомнилось, как в дождливый день она сидела в своей
комнате над развивающей  книжкой,  которую  дала  ей  мамик.  В  книге  была
картинка,  на  которой  следовало   найти   десять   спрятанных   предметов:
курительную трубку, клоуна, кольцо с бриллиантом и так