ись подальше, - отчеканила Триша. -
Держись подальше, а не то я позвоню 1-800 и вызову гиганта <Сочетание букв в
номере телефона, не раз упоминавшемся выше - GIANT, в переводе  -  гигант.>.
Ты меня понял?
   Необычный зверь ее услышал. Возможно, понял ее, возможно  -  нет.  Ответа
Триша не услышала, но она чувствовала, что зверь рядом. Он все еще давал  ей
дозреть? Вкушал ее страх, прежде чем подойти и съесть ее саму? Если так,  то
игра подошла к концу.
   Страха в ней почти не осталось. Она даже подумала о  том,  чтобы  позвать
зверя, сказать ему, чтобы он забыл про  ее  прежние  слова,  что  она  очень
устала и он может съесть ее, если ему того  хочется.  Но  не  раскрыла  рот.
Испугалась, что он может поймать ее на слове.
   Триша выпила воды,  оглядела  небо.  Подумала  о  Борке-Киборке,  который
сказал, что Богу Тома Гордона не до нее. Потому что он занят совсем  другими
делами. Триша сомневалась, так ли это.., но здесь Его точно не было, это она
знала наверняка. Наверное, дело не в том, что он не мог ей помочь, скорее  -
не  хотел.  Борк-Киборк  также  сказал:  "Должен  признать,  он   спортивный
болельщик. Хотя и не всегда болеет за "Бостон Ред сокс".
   Триша сняла фирменную бейсболку "Ред  сокс",  потрепанную,  пропитавшуюся
потом, вымазанную грязью  и  травой,  провела  пальцем  по  козырьку.  Самая
дорогая для нее вещь. Отец попросил Тома Гордона расписаться на ней, отослал
в Фенуэй-парк вместе с письмом, в  котором  указал,  Том  любимый  игрок  ее
дочери, и Том (или его официальный представитель) отправил бейсболку Трише в
фирменном конверте, с росписью на козырьке. Она полагала, что и теперь у нее
нет ничего лучше бейсболки. Впрочем, все ее  сокровища  состояли  из  мутной
воды, пригоршни усохших, безвкусных ягод да грязной одежды. А теперь роспись
исчезла,  дождь  и  ее  потные  руки  позаботились  о  том,  чтобы   роспись
расползлась по козырьку, растворилась в слое грязи. Но она была на козырьке,
пусть и стала невидимой, не исчезла бесследно, как и Триша не исчезла с лица
земли, по крайней мере пока.
   - Господи, если Ты не можешь быть болельщиком "Ред сокс", поболей за Тома
Гордона. Это Ты сделать можешь? Хотя бы это?
   Всю ночь она впадала в забытье и приходила в себя,  дрожала  всем  телом,
засыпала и просыпалась, как от толчка, в полной уверенности, что  Зверь  уже
здесь, что он вышел из лесу, чтобы съесть ее.  Том  Гордон  говорил  с  ней;
однажды с ней говорил и  ее  отец.  Он  появился  позади  Триши  и  спросил,
нравятся ли ей макароны. Триша  обернулась,  но  никого  не  увидела.  Вновь
метеоры бороздили небо, но Триша не могла с  уверенностью  сказать,  то  она
действительно их видела, то ли они ей  приснились.  В  какой-то  момент  она
достала  плейер,  в  надежде,  что  батарейки  поднакопили  энергию,   такое
случалось, если дать им немного отдохнуть, но уронила его  в  траву,  прежде
чем успела проверить, зажглась красная лампочка или  нет,  а  потом  уже  не
могла найти, как ни старалась. В конце концов ее руки вернулись к рюкзаку  и
нащупали пряжки. Защелкнуты. Триша решила, что она и  не  доставала  плейер,
потому что не помнила, как в темноте защелкивала пряжки. С  дюжину  раз  она
заходилась кашлем, и боль  при  каждом  приступе  уходила  глубоко  вниз,  в
грудную клетку. В какой-то момент она приподнялась, чтобы пописать, и из нее
хлынула такая горячая струя, что Трише  пришлось  закусить  губу,  чтобы  не
закричать.
   Ночь прошла, как  проходят  ночи  для  тяжело  больных  людей:  время  то
ускоряло, то замедляло свой бег. И  когда  зачирикали  птички,  а  небо  над
деревьями посветлело, Триша поначалу отказывалась в это верить. Она  подняла
руки, посмотрела на  грязные  пальцы.  Она  уже  смирилась  с  тем,  что  не
переживет эту ночь, но, судя по всему, ей это удалось.
   Девочка полежала,  пока  рассвет  не  набрал  ход.  А  когда  уже  смогла
различить висевшую над ней тучу мошкары, медленно поднялась. Постояла, чтобы
понять, удержат ли ее ноги и откажутся ей служить.
   Если откажутся, я поползу, подумала Триша, но ползти ей не пришлось, пока
не пришлось: ноги держали. Она вновь наклонилась, чтобы подхватить рюкзак. А
когда разогнулась, закружилась голова, перед  глазами  появилась  эскадрилья
больших черных мух. Наконец они разлетелись, и Триша смогла закинуть  рюкзак
за спину.
   Тут возникла новая проблема: в какую сторону ей идти? Уверенности  у  нее
не было: дорога одинаковая, что в одном направлении,  что  в  другом.  Триша
встала лицом к одной колее,  спиной  к  другой.  Посмотрела  направо,  потом
налево. Ее нога что-то задела. Триша опустила глаза. Ее "Уокмен", мокрый  от
росы. Проводки намотаны на корпус, наушники в углублениях. Значит, ночью она
все-таки  достала  его  из  рюкзака.  Триша  наклонилась,  подняла   плейер,
уставилась на него. Снова надо снимать рюкзак, открывать его, класть в  него
"Уокмен"? Слишком тяжелая работа, все равно  что  сдвигать  гору.  С  другой
стороны, и выбрасывать плейер  -  не  дело,  все  равно  что  признать  свое
поражение.
   Триша стояла минуты три, а то и больше, глядя  на  маленький  плейер.  От
высокой температуры ярко блестели глаза.  Выбросить  или  оставить?  Что  ты
решила. Патриция? Ты  согласна  на  набор  кухонной  посуды  или  продолжишь
борьбу, попытаешься выиграть автомобиль, норковую шубу, поездку  в  Рио?  Ей
пришла в голову мысль, что будь она компьютером Пита,  то  выбросила  бы  на
экран надпись:  "Программа  допустила  непоправимую  ошибку  и  должна  быть
закрыта", окружив ее иконками-бомбочками. От этой мысли Тришу разобрал смех.
   Но смех этот практически сразу  перешел  в  кашель.  Такой  сильный,  что
согнул Тришу пополам. И вскоре она лаяла, как собака, уперевшись ладонями  в
колени, а волосы висели перед глазами грязным  занавесом.  Девочка,  однако,
устояла на ногах, отказываясь сдаться и сесть или  лечь  на  землю.  Наконец
кашель стих, и тут  Триша  поняла,  что  может  зацепить  "Уокмен"  за  пояс
джинсов. На заднем торце маленького плейера имелась  скоба,  предназначенная
аккурат для этого случая, не так ли? Конечно, имелась. Как она могла об этом
забыть? Видать, у нее совсем плохо с головой.
   Триша уже открыла рот, чтобы сказать: "Элементарно, мой дорогой  Ватсон",
- она и  Пепси  иногда  говорили  так  друг  другу,  но  тут  что-то  теплое
выплеснулось на ее нижнюю губу. Триша вытерла ладонью кровь, опустила  руку,
посмотрела на ладонь, глаза у нее широко раскрылись.
   Должно быть, я что-то прикусила во рту, когда кашляла, подумала  девочка,
но сразу поняла, что не стоит себя обманывать. Эта кровь поднялась откуда-то
изнутри. Мысль эта напугала ее, а от страха она стала куда лучше соображать.
К ней вновь вернулась способность логического мышления. Она прочистила горло
(очень осторожно, чтобы не вызывать очередного  приступа  кашля),  сплюнула.
Слюна стала ярко-алой. Господи! Поделать с этим она ничего  не  могла,  зато
отпали последние сомнения в том, куда ей идти. Прошлым вечером  солнце  село
по ее правую руку.  Триша  поворачивалась  вокруг  оси,  пока  поднимающееся
солнце не оказалось слева от нее. Вот оно, нужное направление. Теперь  Триша
не могла взять в толк, с чего у нее возникали какие-то вопросы.
   Медленно, осторожно, словно по только что вымытому полу, Триша  двинулась
дальше. Скоро все и решится, думала она. Этот день  -  мой  последний  шанс,
может, даже это утро - мой последний шанс. Сил  у  меня  так  мало,  что  я,
наверное, не смогу идти во второй половине дня. А если мне удастся подняться
после следующей ночи, это будет чудо из чудес.
   Чудо из чудес. Кто так любил говорить, мать или отец?
   - А какая разница? - прохрипела Триша. - Если я выберусь отсюда,  у  меня
появятся собственные присказки.
   В пятидесяти или шестидесяти футах севернее того места, где Триша провела
ночь, девочка заметила, что все  еще  несет  "Уокмен"  в  правой  руке.  Она
остановилась, чтобы зацепить скобу за пояс джинсов. Джинсы  теперь  свободно
болтались на ней. Если я похудею еще на несколько фунтов, то меня возьмут  в
манекенщицы и я буду показывать последние французские модели, подумала  она.
Триша как раз размышляла над тем, что ей делать с проводками  и  наушниками,
когда утреннюю  тишину  разорвала  череда  далеких  взрывов:  кто-то  словно
высасывал лужицу газировки через гигантскую соломинку.
   Триша вскрикнула от неожиданности. Шум перепугал не только ее.  Закаркали
вороны, из кустов вылетел возмущенный фазан.
   Триша стояла, широко раскрыв глаза, забытые наушники болтались  на  конце
проводков у ее поцарапанной, грязной лодыжки. Она узнала этот  звук  -  звук
выхлопа в глушителе. Значит, грузовик. А может,  мотоцикл.  Впереди  дорога.
Настоящая дорога.
   Ее так и подмывало сорваться с места и бежать,  бежать,  бежать,  но  она
понимала, что нельзя. Если  бы  она  побежала,  то  разом  израсходовала  бы
последние остатки энергии. Это было бы ужасно. Лишиться чувств или умереть в
пределах слышимости рева глушителя - все равно что не удержать победный счет
на последнем подаче. Такие кошмары в бейсболе случались, но  она  дала  себе
слово, что с ней такому не бывать.
   Поэтому Триша зашагала не спеша, осторожно, экономя силы, прислушиваясь к
треску выхлопов, шуму двигателей, автомобильным гудкам. Ничего, ничегошеньки
она  не  услышала  и,  отшагав  с  час,  начала  думать,  что  ей  все   это
прислышалось. Но, с другой стороны, треск был такой отчетливый...
   Триша поднялась на холм, посмотрела вниз. Вновь закашлялась,  губы  опять
окрасились кровью, но она этого не заметила.., даже не подняла  руку,  чтобы
стереть кровь. Потому что внизу заброшенный проселок, по  которому  она  так
долго брела, упирался в дорогу.
   Триша  медленно  спустилась  с  холма,  ступила  на  дорогу.   Отпечатков
протектора  не  увидела,  это  был   хардпэн   <Сцементированное   почвенное
образование.>, но по колеям ездили постоянно, и между ними не  росла  трава.
Новая дорога пересекалась с ее проселком под прямым углом, уходя на запад  и
на восток. И вот тут Триша приняла  правильное  решение.  Она  повернула  на
запад лишь потому, что у нее опять разболелась голова и она не  хотела  идти
лицом к солнцу.., но она повернула на запад. В четырех милях от того  места,
где она вышла на хардпэн,  леса  разрезало  шоссе  96,  по  которому  иногда
проезжали легковые автомобили и  очень  часто  лесовозы.  И  услышала  Триша
обратную вспышку в  глушителе  одного  такого  монстра,  держащего  курс  на
Кемонгус-Хилл. В утренней тишине треск этот  пролетел  добрых  девять  миль,
прежде чем достиг ушей Триши.
   Осознание того, что спасение близко, прибавили Трише сил.  Теперь  она  и
шла чуть быстрее. А сорок пять минут спустя опять что-то услышала,  далекое,
но не оставляющее сомнения в том, что это...
   Не тешь себя надеждами, ты в таких местах, где  может  прислышаться  все,
что угодно.
   Возможно, все так, но...
   Она склонила голову  набок,  как  собака  <Речь  идет  о  товарном  знаке
звукозаписывающей  компании  Ар-си-эй  Виктор.   Первоначально   -   рисунок
художника Ф. Барро, на котором он в 1894 г, изобразил  своего  пса  Ниппера,
заглядывающего  в  трубу  граммофона.  Рисунок  в  1901  г,  был  приобретен
компанией "Виктор токинг машин". Когда в 1929  г.  "Ар-си-эй"  купила  фирму
"Виктор",  по  контракту  к  ней  перешли  и  права  на  торговую  марку   с
изображением собаки.> на старых пластинках бабушки  Макфарленд,  тех  самых,
которые она держала на чердаке. Триша затаила  дыхание.  Почувствовала,  как
кровь стучит в висках. Она слышала писк комаров у уха.., но не только  писк.
Она слышала шуршание. Шуршание шин об асфальт. Очень далекое, но шуршание.
   Триша заплакала.
   - Господи, пожалуйста, сделай так,  чтобы  мне  это  не  прислышалось,  -
прошептала она. - Господи, пожалуйста, сделай...
   И тут за ее спиной что-то затрещало. Нет, это не ветер. Кто-то продирался
, сквозь лес, ломая ветки. Что-то упало,  наверное,  вывороченное  с  корнем
маленькое деревце. Так мог вести себя  только  зверь,  тот  самый  необычный
зверь. Он многое ей позволил, не трогал ее, пока до спасения не остался лишь
один шаг, он даже дал ей возможность услышать шум  тропы,  которую  она  так
легкомысленно покинула. Он наблюдал, с каким трудом  дался  ей  этот  долгий
путь через леса. Может, с удивлением, а где-то и с сочувствием, если  только
он знал, что такое  сочувствие.  А  теперь  решил  поставить  точку.  Хватит
смотреть, хватить ждать.
   Медленно, с ужасом, но без страха, с чувством  собственного  достоинства,
Триша повернулась, чтобы лицом к лицу встретить Бога Заблудившихся.

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДЕВЯТОГО ИННИНГА
УДЕРЖАНИЕ ПОБЕДНОГО СЧЕТА

   Он появился с левой стороны дороги, и Триша подумала: "И  всего-то?  Вот,
значит, кто следил за мной". Взрослые мужчины в панике бросились бы  бежать,
увидев Ursus Americanus, здоровенного  черного  североамериканского  медведя
весом никак не меньше четырехсот фунтов,  подминающего  под  себя  последние
кусты, которые отделяли его от хардпэна,  но  Триша-то  ожидала  увидеть  не
медведя, а ночное чудище.
   К блестящему меху прилипли листья и репейники, он держал в руке (да,  это
была рука, во всяком случае, ее когтистый рудимент) обломок толстой ветви  с
ободранной корой. Этакий  лесной  скипетр.  Он  вышел  на  середину  дороги,
качаясь из стороны в  сторону.  Какие-то  мгновения  постоял,  должно  быть,
привыкая к хардпэну, потом поднялся на задние лапы. Тут  Триша  поняла,  что
перед ней не медведь. Поняла, что верной была ее первая догадка. Она  видела
перед собой Бога Заблудившихся, пусть внешне он чем-то и напоминал  медведя,
и пришел он по ее душу.
   Зверь буравил ее черными глазками, только это были не глаза, а  глазницы.
Он понюхал воздух, потом поднес сломанную ветку к пасти.  Пасть  раскрылась,
обнажив два ряда огромных, запятнанных  зеленью  зубов.  Он  сунул  в  пасть
свободный конец ветви. Совсем  как  ребенок,  сосущий  леденец  на  палочке,
подумала Триша. Потом, намеренно, дабы показать Трише, с кем она имеет дело,
он двинул челюстями, разгрызая ветвь надвое. Леса замерли в тишине, и  ветвь
хрустнула, словно кость. Такой же хруст разнесется по лесу,  когда  в  пасти
окажется не палка, а ее рука, поняла Триша. Когда  Зверь  откусит  часть  ее
руки.
   Он вытянул шею, его глазки блеснули, и Триша увидела,  что  туча  мошкары
вьется вокруг него точно так же,  как  она  вилась  вокруг  нее.  Его  тень,
длинная-предлинная в лучах утреннего солнца, едва  не  достигала  ободранных
кроссовок Триши. Разделяло их не больше шестидесяти футов.
   Он пришел по ее душу.
   Беги, воззвал Бог Заблудившихся. Беги от меня, беги к шоссе. Тело медведя
медлительное, оно еще не пополнило  запасов,  затраченных  во  время  долгой
зимы, есть-то еще особо нечего. Беги. Может, я дарую тебе жизнь.
   Да, бегу,  подумала  Триша,  и  тут  же  раздался  ледяной  голос  наглой
паршивки: "Ты не можешь бежать, сладенькая. Ты едва держишься на ногах".
   Существо, похожее на медведя, стояло, не сводя с  нее  глаз,  подрагивали
уши, отгоняя кровососов, висевших над головой, поблескивала густая шерсть на
боках. Укоротившийся обломок ветви он все держал в костистой  руке.  Челюсти
медленно  двигались,  из  пасти  вываливались  щепки.  Некоторые  падали  на
хардпэн, другие прилипали к морде. Из глаз что-то текло. В лужицах под  ними
шла своя жизнь:  мокрецы,  личинки  мух  и  комаров  и  еще  бог  знает  кто
ворочались в этом живом супе, напомнив Трише о болоте,  которое  ей  удалось
пересечь.
   Я убил лосенка. Я следил за тобой. Я очертил вокруг тебя  круг.  Беги  от
меня. Помолись своими ногами и, возможно, я дарую тебе жизнь.
   Леса молчали, окутывая их запахом сочной зелени. Воздух, проходя в легкие
Триши и обратно, скреб по воспаленному горлу. Существо, похожее на  медведя,
пренебрежительно взирало на нее с высоты семи футов. Его голова упиралась  в
небо, а когти держали землю. Триша пристально посмотрела на существо,  снизу
вверх, и поняла, что она должна сделать.
   Довести игру до победного конца.
   Том сказал ей, что у Бога вошло в привычку появляться на поле  во  второй
половине девятого иннинга. В чем секрет удержания победного счета? Доказать,
кто на поле лучший. Возможно, тебя и одолеют.., но ты должен  выложиться  до
предела.
   Прежде всего, нужно замереть. Внешне превратиться в статую,  а  внутренне
собрать все силы в единый кулак. Внушить себе, что тебя могут одолеть, но ты
должен выложиться до предела. Чтобы потом с чистой совестью сказать себе: "Я
сделал все, что мог".
   - Ледяная вода, - вырвалось у Триши, и существо, которое  стояло  посреди
дороги, склонило голову, напоминая огромную прислушивающуюся  собаку.  Триша
подняла руку, повернула бейсболку козырьком вперед, надвинула  на  лоб.  Так
носил бейсболку  Том  Гордон.  Затем  развернула  корпус  так,  чтобы  грудь
смотрела на правую обочину, и выдвинула вперед, левую ногу. При этом она  не
сводила взгляда с медвежьей морды, глаза ее не отрывались от глазниц  Зверя,
вокруг которых кружила мошкара.
   "Развязка близка, - говорил в таких случаях  Джо  Кастильоне.  -  Советую
всем застегнуть ремни безопасности".
   - Иди, если уж пришел, - крикнула Триша медведю. Она сдернула "Уокмен"  с
пояса джинсов, оборвала провода. Вместе с наушниками они упали ей под  ноги.
Рука с "Уокменом" ушла за спину, и Триша  начала  вращать  плейер  пальцами,
чтобы взяться поудобнее. - У меня в жилах ледяная вода, и я надеюсь, что  ты
замерзнешь от первого же куска. Иди, козел! Гребаный козел!
   Существо-медведь отбросило палку, опустилось на все четыре лапы. Передней
лапой заскребло по хардпэну, так разъяренный  бык  взрывает  копытом  землю,
прежде чем броситься вперед,  потом  вразвалочку,  но  на  удивление  быстро
двинулось к Трите. При первом же  шаге  уши  прижались  к  черепу,  а  пасть
приоткрылась. До Триши донеслось  знакомое  ей  жужжание,  не  пчел,  а  ос.
Существо приняло облик медведя, но истинной  его  сущностью  было  нутро.  А
внутри жужжали осы. Иначе и  быть  не  могло.  Она  уже  встречалась  с  Его
представителем - осоголовым священником в черной сутане.
   Беги,  посоветовало  ей  существо,  расстояние  между  ними  стремительно
сокращалось. Под шерстью ходили могучие мышцы. Когти оставляли  на  хардпэне
глубокие царапины. Беги, это твой последний шанс.
   Да только ее последним шансом было умение замереть, отключиться от  всего
постороннего.
   Умение замереть и, возможно, хороший крученый бросок.
   Триша сложила  руки,  подходя  к  границе  круга.  Плейер  перестал  быть
плейером, он превратился в бейсбольный мяч. Здесь не было  верующих  Фенуэя,
поднимающихся в едином порыве в Бостонской церкви бейсбола.  Но  она  сумела
замереть и сосредоточиться и теперь понимала, что чувствует Том Гордон  стоя
у границы круга в тишине ока тайфуна, где давление  стремится  к  нулю,  все
звуки стихают и всем, кто  находится  на  трибунах,  остается  только  одно:
пристегнуть ремни безопасности.
   Подготовка к броску закончилась, и Триша  почувствовала,  как  наливаются
силой плечи. Пусть он  ее  съест,  пусть  одолеет.  Но  добровольно  она  не
сдастся. Сделает все, чтобы довести игру до победы.
   И уж конечно не побежит. Существо остановилось перед ней.  Вытянуло  шею,
потянувшись мордой к ее лицу, словно  хотело  поцеловать  девочку.  Глаз  не
было, только два  круга,  заполненные  копошащимися  насекомыми,  личинками,
червями. Они гудели, извивались, толкались, чтобы попасть в каналы, уходящие
в мозг. Открылась пасть, и Триша  увидела,  что  в  горле  полным-полно  ос,
налитых ядом, которые ползали  по  пережеванным  щепкам  и  кишке  олененка,
которая служила существу языком. Дыхание его  -  зловоние  болота.  Она  это
увидела, память  все  зафиксировала,  а  потом  Триша  посмотрела  на  плечо
медведя. Веритек подал сигнал. Скор