о или поздно тебе придется иметь  с
ним дело.
   - Дневную норму несчастий мы уже выбрали, - процитировала  Триша  бабушку
Макфарленд. Она не очень-то понимала, что это должно  означать,  но  думала,
что теперь понимает ее слова лучше, чем раньше, и  они  имели  самое  прямое
отношение к ее нынешнему положению.
   Триша села на ворох ветвей, съела  три  горсти  ягод  с  орешками.  Ягоды
показались ей не такими вкусными, как днем раньше, - они заметно подсохли, и
Триша догадалась, что к ленчу, вкус их наверняка не  улучшится.  Однако  она
заставила себя съесть все три горсти, а потом  направилась  к  ручью,  чтобы
попить воды. Увидела еще одну маленькую форель, размером не  больше  корюшки
или сардинки, и внезапно у нее появилось желание поймать  ее.  Руки  и  ноги
слушались ее уже куда лучше, чем ранним утром, и, по мере того,  как  солнце
прогревало воздух,  настроение  у  Триши  начало  улучшаться.  В  ней  вновь
затеплилась надежда. Она даже подумала о том, что удаче пора  повернуться  к
ней лицом. Да и кашель вроде бы прошел.
   Триша вернулась к "кровати", вытащила из-под веток пончо, расстелила  его
на одном из каменных выступов. Поискала камень с  заостренным  краем,  нашла
его неподалеку от того места, где ручей перекатывался через обрыв и сбегал в
долину. Сам склон был таким же крутым, как и тот, на котором свалилась Триша
в первый день своего блуждания по лесам, но она решила,  что  спускаться  по
нему будет легче: много деревьев, о которые можно опереться.
   С камнем в руке Триша подошла к пончо (оно накрывало каменный выступ, как
скатерть), отрезала капюшон. Девочка сомневалась,  что  ей  удастся  поймать
форель капюшоном, но попытка - не пытка, а спускаться вниз по склону пока не
хотелось. Отрезая капюшон,  она  напевала  песенку  "То  Да  Бойз",  которая
постоянно вертелась в голове, потом переключилась на песню "М-М-М-м"  группы
"Хэнсон", потом на "Пригласи меня, на игру". При этом, даже между куплетами,
она то и дело повторяла: "Куда вы позвоните, если у вас  разобьется  лобовое
стекло?"
   Холодный ночной ветер разогнал мошкару, но воздух  прогрелся,  и  обычная
туча кровососов зависла вокруг  головы  Триши.  Она  их  не  замечала,  лишь
изредка отмахивалась, когда наиболее нахальные лезли в глаза.
   Отрезав капюшон, Триша покрутила его в  руках,  оценивающе  осмотрела  со
всех  сторон.  Любопытно.  Безусловно,  не  самое  лучшее  орудие  лова,  но
любопытно. Хочется узнать, что из всего этого выйдет.
   - Так  куда  ты  позвонишь,  крошка,  куда  ты  позвонишь,  если  у  тебя
разобьется это чертово лобовое стекло, - промурлыкала Триша и направилась  к
ручью. Выбрала два камня, рядком торчащие из воды, встала на них. Уставилась
в поток, бегущий у нее под ногами. Дно выстилала галька, поэтому  вода  была
чистая, незамутненная илом. Рыбок Триша не увидела, но ее  это  не  смутило.
Она знала главную заповедь рыбака: наберись терпения. "Крепче обними меня..,
чтоб я почувствовал тебя", - пропела Триша, рассмеялась. Ну и  дурацкое  она
нашла себе занятие! Крепко держа капюшон за обрезанный край, она наклонилась
и опустила самодельный невод в ручей.
   Поток потащил капюшон за собой, но не  сложил  его,  то  есть  Триша  все
рассчитала правильно. Беда пришла с другой стороны: очень уж в неудобной она
стояла позе: спина согнута, попка задрана к небу, голова  на  уровне  талии.
Долго в такой позе она простоять не могла, а если бы  попыталась  опуститься
на корточки, ослабевшие, дрожащие ноги подвели бы ее  и  она  плюхнулась  бы
задницей в ручей. Купание в ледяной воде не пошло бы ей на  пользу:  она  бы
еще сильнее раскашлялась.
   Когда в висках начала стучать кровь,  Триша  пошла  на  компромисс:  чуть
согнула ноги в коленях и приподняла голову. Тем самым  взгляд  ее  сместился
вверх по течению, и она увидела три серебристые полоски (рыбки, кто  же  еще
это мог быть), быстро приближающиеся к ней. Если бы  у  нее  было  время  на
раздумье, Триша почти наверняка поддернула бы капюшон и  не  поймала  бы  ни
одной. Но так уж получилось, что лишь одна мысль успела  промелькнуть  в  ее
голове  (прямо-таки  подводные  падающие  звезды),  прежде  чем  серебристые
полоски уже оказались между камнями, на которых  она  стояла.  Одна  из  них
обогнула капюшон, две просто вплыли в него.
   - Ур-р-ра! - завопила Триша. Трепеща от радости, наклонилась  ниже,  чуть
не свалившись в  ручей,  потащила  вверх  наполненный  водой  капюшон.  Вода
полилась через края,  Триша  шагнула  на  берег,  из  капюшона  выплеснулась
очередная порция воды, вымочив левую штанину. Вместе с ней выскочила и  одна
рыбка, перевернулась в воздухе, блеснув чешуей, ударилась об воду и уплыла.
   - ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! - выкрикнула Триша,  рассмеялась.  Отошла  подальше  от
ручья, неся капюшон на вытянутых руках. Смех перешел в кашель, но  Триша  не
остановилась, пока не добралась до ровного места.
   Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит  в  нем  ничего,
кроме воды: она упустила  и  вторую  рыбку,  по-другому  и  быть  не  может,
девочкам не под силу поймать форель, даже молодую  и  глупую,  тем  более  в
капюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но  форель
плавала в капюшоне, словно моллиенезия в аквариуме.
   - Господи, так что же мне  теперь  делать?  -  спросила  Триша.  Спросила
совершенно искренне, потому что действительно не знала.
   Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множество  мультфильмов,  в
которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую  Кукушку  <Калифорнийская  земляная
(бегающая) кукушка - довольно крупная птица (длина тела до 60 см) с большими
сильными ногами, длинным хвостом и короткими слабыми  крыльями.  Обитает  на
открытых равнинах в юго-западных районах США и в Мексике. Птица-символ штата
Нью-Мексико.  Персонаж  популярной  серии  мультфильмов   компании   "Уорнер
бразерс". Название связано с тем,  что  ее  можно  видеть  бегущей  рядом  с
автомобилем вдоль дороги.>, и у него на глазах она становится главным блюдом
праздничного обеда на День благодарения. Она всегда смеялась,  Пит  смеялся,
даже мамик смеялась, если в этот момент подходила  к  телевизору.  А  теперь
Триша не смеялась. Ягоды и  орешки  размером  с  семечки  подсолнуха  -  это
хорошо, но недостаточно. Они не насыщали, даже если есть их вместе.  Поэтому
на форель, плавающую в синем пластиковом капюшоне, тело Триши  отреагировало
совсем не так, как на орешки и ягоды. Что послужило  толчком,  откуда  пошла
реакция, Триша сказать не могла, но внезапно все ее тело зашлось  беззвучным
криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик  этот  не  имел  никакого  отношения  к  ее
разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькая форель,  но,  что  бы  ни
видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящий обед.
   И когда Триша опускала капюшон на остатки пончо, все еще расстеленные  на
каменном выступе, в голове вертелась только одна мысль:  я  это  сделаю,  но
никогда Никому об этом не расскажу. Если меня найдут, если  меня  спасут,  я
расскажу им все, кроме того, как села в собственное дерьмо.., и об этом.
   О том, что делать дальше, думать ей не пришлось. Тело отстранило  мозг  и
взяло бразды правления в свои руки.
   Триша  выплеснула  содержимое  капюшона  на  засыпанную  иголками  землю,
подождала, пока маленькая рыбка перестанет биться и затихнет. Потом  подняла
ее с земли, положила на пончо, острой гранью  камня,  того  самого,  которым
отрезала капюшон, вскрыла форели живот. Из него вылился  наперсток  склизкой
жидкости, не похожей на кровь. Внутри Триша  увидела  красные  внутренности.
Соскребла их ногтем. Добралась до кости. Половину удалось вытащить. Все  это
время разум пытался занять положенное ему место. Ты не можешь  есть  голову,
убеждал он Тришу, и ровный, спокойный тон не мог замаскировать скрывшихся за
ним ужаса и отвращения. Я про.., глаза, Триша.  Глаза!  Тут  тело  отпихнуло
разум, уже куда грубее. Когда мне понадобится твое мнение, я стукну железкой
по прутьям твоей клетки, как-то сказала Пепси Робишо.
   Триша подняла рыбешку за хвост, отнесла ее к ручью, промыла  в  проточной
воде, чтобы счистить с нее иголки и  грязь.  Потом  закинула  голову  назад,
открыла рот и откусила верхнюю половину форели. Маленькие косточки затрещали
на зубах. Разум попытался показать Трише, как глаза форели вылезают из орбит
и вываливаются на язык капельками темного желе. Она увидела что-то  смутное,
но тело тут же разобралось  с  разумом,  отвесив  ему  здоровенную  оплеуху:
нечего показывать девочке всякие  гадости.  Вернешься,  мол,  когда  в  этом
возникнет необходимость. Вместе с воображением, которое  сейчас  тоже  ни  к
чему. Сейчас парадом командует тело, а раз  тело  сказало  -  обед,  значит,
будет обед. Ничего, что еще утро, обедать можно и утром, а на  обед  сегодня
подана свежая рыба!
   Верхняя половина форели  одним  глотком  миновала  горло  и  по  пищеводу
спустилась в желудок. Вкус был отвратительный  и  одновременно  потрясающий.
Вкус жизни. Триша поболтала второй  половиной  форели  над  вскинутым  вверх
лицом, вытащила еще кусочек кости  и  вместе  с  хвостом  отправила  в  рот,
предварительно прошептав: "Позвоните по телефону 1-800-54-FRESH-FISH <Свежая
рыба (англ.).>".
   Когда и вторая половина форели последовала за  первой  в  желудок,  Триша
посмотрела на ручей, вытерла рукой рот и задалась вопросом, вырвет ее сейчас
или нет. Она съела сырую рыбу, во рту еще стоял ее вкус, но Трише с трудом в
это верилось. Желудок забурчал, и Триша подумала: "Вот и все". Но  нет,  она
рыгнула, и желудок сразу успокоился. Триша отняла руку ото рта,  увидела  на
ладони несколько сверкающих чешуек. Скорчив гримаску, вытерла их об  джинсы,
затем вернулась к рюкзаку.  Положила  остатки  пончо  и  отрезанный  капюшон
(который показал себя отличным неводом, во всяком случае, сгодился для того,
чтобы  поймать  молодую  и  глупую  форель)  поверх   продуктового   запаса,
защелкнула пряжки, закинула рюкзак за  плечи.  Она  испытывала  прилив  сил,
стыда, гордости за себя. Возможно, она немного температурила и была чуть  не
в себе.
   Я не буду рассказывать об этом, вот и все. Я не обязана  рассказывать  об
этом и не расскажу. Даже если выберусь отсюда.
   - И я заслуживаю того, чтобы выбраться, - добавила Триша  вслух.  -  Тот,
кто может съесть сырую рыбу, заслуживает того, чтобы выбраться.
   Японцы постоянно едят сырую рыбу,  напомнила  ей  наглая  паршивка,  едва
только Триша зашагала вдоль ручья.
   - Вот им я все и расскажу, - отрезала девочка. - Если когда-нибудь  поеду
туда, обязательно расскажу.
   Пожалуй, впервые  наглая  паршивка  не  нашлась  с  ответом.  Чем  немало
порадовала Тришу.
   Она осторожно спустилась по склону в долину, где ручей петлял в смешанном
лесу. Хвойные и лиственные деревья росли очень плотно, зато  почти  не  было
подлеска и колючих зарослей. Так  что  Трише  удалось  преодолеть  приличное
расстояние. Ощущение, что за ней наблюдают, не возвращалось, съеденная рыбка
прибавила ей сил. Она представляла себе, что рядом с ней шагает Том Гордон и
они очень увлечены  разговором.  Речь  преимущественно  шла  о  Трише.  Том,
похоже, хотел знать о ней все: какие у нее любимые предметы в школе; считает
ли она мистера Холла злым только потому, что он задает домашнее  задание  на
пятницу; чем раздражает ее Дебра Джилхоли; о том, как она и Пепси хотели  на
прошлый  Хэллоуин  <31  октября,  канун  Дня  всех  святых,  один  из  самых
популярных детских  праздников.  Первоначально  -  праздник  душ  умерших  у
кельтов, приходившийся на  последний  день  года  по  кельтскому  календарю,
когда, как считалось, на землю выходила всякая нечисть. В этот день  дети  в
маскарадных костюмах  и  страшных  масках  ходят  по  домам  и  со  словами:
"Откупись, а то заколдую", - просят сладости  или  другие  подарки.  Символы
праздника - ведьма на метле и выдолбленная тыква с  прорезанными  глазами  и
ртом, внутри которой устанавливается горящая свечка. В этот день непременное
блюдо на столе - тыквенный пирог.> вырядиться, как "Спайс герлз",  но  мамик
сказала  мамику  Пепси,  что  та  может  наряжаться,  как  угодно,   но   ее
девятилетняя девочка не  будет  ходить  по  чужим  домам  в  короткой  юбке,
крошечном топике и на  высоких  каблуках.  Том  Гордон  сочувственно  кивал,
разделяя негодование Триши.
   Она рассказывала Тому, что они с Питом собирались подарить отцу  на  день
рождения  картинку-головоломку,  одну  из   тех,   что   выпускались   одной
вермонтской  компанией  (а  если  головоломка  окажется   слишком   дорогой,
ограничиться чем-нибудь попроще), когда резко остановилась.  Остановилась  и
замолчала на полуслове.
   С минуту смотрела на  ручей,  уголки  рта  опустились,  одной  рукой  она
автоматически разгоняла мошкару. Между деревьями  прибавилось  кустов,  сами
деревья стояли уже не так близко друг к другу, стало  больше  света.  Вокруг
стрекотали цикады.
   - Нет, - вырвалось у Триши. - Н-нет. Только не это. Неужели опять?
   Ручей  более  не  шумел,  как  прежде,  именно  это  и  отвлекло  ее   от
увлекательного разговора с Томом Гордоном (воображаемые люди  такие  хорошие
слушатели). Не журчал, перекатываясь через камни. И все потому, что скорость
течения заметно упала.
   Русло стало гораздо шире. Ручей разливался, превращаясь...
   - Если он закончится еще одним болотом, я покончу с собой. Том.
   Часом позже Триша с трудом пробиралась между тополями и березами. Подняла
руку ко лбу, чтобы раздавить особенно навязчивого комара, раздавила, а потом
рука ее бессильно упала. Триша теряла надежду, не знала, что ей делать, куда
повернуть.
   И вскоре ручей выплеснулся из низких берегов,  превратившись  в  обширное
болото, поросшее камышом и рогозом. Между островками  растительности  солнце
отражалось от стоячей воды. Цикады все стрекотали, квакали лягушки, в вышине
кружили два  ястреба.  Где-то  насмешливо  раскаркалась  ворона.  Болото  не
вызывало у Триши особого страха, оно не шло  ни  в  какое  сравнение  с  той
трясиной, которую она сумела преодолеть, но тянулось на  милю  (а  то  и  на
две), пока не упиралось в низкий, поросший соснами кряж.
   Триша села на землю, начала уже что-то говорить Тому Гордону, поняла, что
это глупо, продолжать притворяться, будто он идет  с  ней,  если  совершенно
ясно и становится яснее с каждым часом, что ей суждено  умереть.  Независимо
от того, столь долго она будет идти и сколь много поймает и  съест  рыбешек.
По щекам Триши покатились слезы. Она закрыла лицо руками, зарыдала.
   - Я хочу к маме! - прокричала она бесстрастному болоту. Ястребы  улетели,
только где-то на кряже продолжала каркать ворона. - Я хочу к маме! Я хочу  к
брату! Я хочу к моей кукле! Я хочу домой! -  Ей  ответило  дружное  квакание
лягушек. Триша вспомнила какую-то сказку, которую читал ей отец:  автомобиль
завяз в грязи, а лягушки квакали: "Очень глубоко, очень глубоко". Тогда  она
ужасно перепугалась.
   Триша продолжала плакать, но в какой-то момент слезы (все эти слезы,  эти
чертовы слезы) рассердили ее. Она подняла голову, огляделась. Вокруг  вилась
мошкара, ненавистные слезы продолжали течь по щекам.
   - Я хочу к МАМЕ! Я хочу к БРАТУ! Слышите меня? - Она замолотила ногами по
воздуху.  Одна  кроссовка  слетела  с  ноги.  Триша  знала,  что  устраивает
истерику, впервые за три или  четыре  года,  но  ничего  не  могла  с  собой
поделать. Повалилась на спину, забарабанила кулаками по земле, потом  начала
рвать траву. - Я ХОЧУ ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ! Почему вы  до  сих
пор не можете меня найти, глупые, безмозглые говнюки?  Почему  вы  никак  не
найдете меня? Я... ХОЧУ... ДОМОЙ!
   Триша лежала уставившись в небо, тяжело дыша. Болел живот, горло  саднило
от криков, но на душе у нее стало полегче, словно ей удалось  скинуть  очень
тяжелую ношу. Прикрыв лицо рукой, Триша задремала, все еще всхлипывая.
   Когда она проснулась, солнце висело над кряжем на дальней стороне болота.
День покатился к вечеру. Скажи  мне,  Джонни,  что  мы  припасли  для  наших
конкурсантов? Пожалуйста, Боб, мы припасли для них вторую половину дня.  Это
не очень хороший приз, но это все, что они могут ждать  от  таких  говнюков,
как мы.
   Когда Триша села, у нее закружилась голова.  Перед  глазами  замельтешили
огромные черные мухи. Неспешно парили в воздухе, помахивая крылышками. Триша
уже решила, что сейчас лишится чувств. Но нет, голова  перестала  кружиться,
мухи исчезли, но горло саднило, стоило ей проглотить  слюну,  а  лоб  пылал,
словно разогретая конфорка электроплиты. Напрасно я спала на солнце, сказала
себе Триша, да только самочувствие ее ухудшилось не  из-за  солнца:  девочка
заболевала.
   Она надела кроссовку, которую скинула, устроив эту глупую истерику, поела
ягод, попила воды из бутылки. Высмотрела маленький пятачок  орляка  у  самой
кромки   болота,   поела   стрелок-переростков.   "Завитки"    уже    начали
раскручиваться и стали не такими вкусными, но  Триша  все  равно  их  съела.
Покончив с трапезой, она поднялась,  посмотрела  на  болото,  прикрыв  глаза
ладонью от слепящего солнца. Потом медленно и устало покачала головой.
   Так могла качать головой женщина, не просто женщина - старуха,  но  никак
не ребенок.  Она  ясно  видела  кряж,  не  сомневалась  в  том,  что  болото
заканчивается у его подножия,  а  дальше  идет  сухая  земля,  но  не  могла
заставить себя вновь брести по воде, повесив кроссовки на  шею.  Пусть  даже
это болото было куда как мельче и под водой ее не ждало переплетение  корней
и утонувших сучьев. Да и зачем ей пересекать болото, если  за  ним  не  было
никакого ручья. Следовательно, чтобы выйти к людям, надо искать новый ручей,
текущий в другом направлении.
   С такими мыслями Триша повернула  на  север,  зашагала  вдоль  восточного
берега болота, разлившегося по долине. С тех пор как  Триша  потерялась,  во
многих ситуациях она вела себя абсолютно правильно, иногда интуитивно,  даже
не догадываясь об этом, но на этот раз решение она приняла плохое,  пожалуй,
самое худшее, если не считать самого первого, с которого и начались  все  ее
злоключения: срезать угол и выйти на  главную  тропу  через  лес.  Если  она
пересекла болото и поднялась на  кряж,  то  увидела  бы  перед  собой  озеро
Девлин-Понд, расположенное неподалеку от Грин-Маунт, штат Нью-Хэмпшир. Озеро
это небольшое, но на южном его берегу стоят  летние  домики,  а  проселочная
дорога ведет от них к шоссе 52.
   Будь это  суббота  или  воскресенье,  Триша  наверняка  бы  услышала  рев
лодочных моторов: по выходным хозяева коттеджей и их гости любили покататься
на водных лыжах. После Четвертого июля моторы ревели бы на озере  ежедневно:
сезон отпусков. Но в начале  июня  в  будни  на  Делвин-Понд  рыбачили  лишь
два-три старичка,  поэтому  Триша  слышала  лишь  чириканье  птиц,  кваканье
лягушек да стрекот цикад. И вместо того, чтобы выйти к озеру, она  повернула
к канадской границе, уходя все дальше и дальше в лес. В четырех сотнях  миль
от нее лежал Монреаль.
   На людей в этих  местах  Триша  наткнуться  могла,  но  лишь  при  особом
везении.

ЗАВЕРШЕНИЕ СЕДЬМОГО ИННИНГА

   За год до развода Макфарленды на  неделю  ездили  во  Флориду,  по  время
февральских каникул Пита и Триши. Отдых не  удался.  Дети  часто  сидели  на
берегу  одни,  тогда  как  родители  в  это  время  собачились  в  маленьком
арендованном домике (ты слишком много пьешь, ты слишком  много  тратишь,  ты
обещал то,  ты  обещала  это,  почему  ты  так  ведешь  себя,  что  ты  себе
позволяешь, та-та-та-та, и так до бесконечности). Когда они летели домой,  у
иллюминатора каким-то чудом посадили Тришу, а не Пита. Самолет  спускался  к
аэропорту Логана сквозь толстый слой облаков,  осторожно  нащупывая  дорогу,
словно  толстая  старушка,  идущая  по  скользкому   тротуару.   Триша   как
зачарованная не отрывалась от  иллюминатора.  Их  окружала  ватная  белизн